Султанат Куайти

Султанат Куайти
السلطنة القعيطية‎ англ. Qu’aiti Sultanate
← 1866 — 1967 →
Флаг Куайтидского султаната
Куайти в составе Протектората Южной Аравии
Столица	Шихр, а затем Мукалла
Форма правления	Абсолютная монархия
Династия	куайтиды

К:Появились в 1866 годуК:Исчезли в 1967 году

Султанат Куайти (араб. السلطنة القعيطية‎; англ. Qu’aiti Sultanate) — султанат, существовавший на берегу Аденского залива (Йемен) со второй половины XIX века до 17 сентября 1967 года.

История

В начале XIX веке на территорию Хадрамаута вторглись ваххабиты. Хотя власть ваххабитов долго не продержалась, экономике Хадрамаута был нанесен существенный урон. Население покидало Хадрамаут в поисках лучшей жизни в других странах. Многие эмигрировали в Хайдарабад (Индия). Здесь была сформирована армия арабов для борьбы с ваххабитами. Здесь йеменский солдат по имени Умар Куайти (англ. Umar bin Awadh al Qu’aiti) сумел скопить благосостояние. Влияние Умара позволило ему в конце 19-ого столетия создать династию Куайти.

Образование Султаната Куайти

Султанат был основан сыновьями Умара аль-Куайти, младшего офицера в вооружённых силах низама Хайдерабада. Вначале они в 1858 году захватили у своих противников султанов династии Касири город Шибам. Позднее Куайти завоевали Эш-Шихр в 1866 году и Эль-Мукаллу в 1881 году, почти полностью отобрав у династии Касири контроль над большей частью побережья Хадрамаута в Аденском заливе. С ноября 1866 по май 1867 Эш-Шихр был оккупирован султанатом Катири (Al Kathir). В мае 1867 город Эш-Шихр был отвоёван у клана Катири и стал частью Султаната Куайти. Шихр стал столицей султаната. В последующие годы Авад I сумел значительно расширить свои владения и создал самое крупное государство в пределах Хадрамаута.

В 1881 году в состав султаната Куайти вошла Мукалла, впоследствии ставшая столицей султаната Куайти. 10 ноября 1881 года государства al-Shihr и al-Mukalla были объединены, и это государство стало называться Quaiti Sultanate of Shihr and Mukalla. Город Мукалла становится главным городом султаната вплоть до 1967 года. Таким образом династия аль-Куайти почти полностью вытеснила династию Касири с большей части побережья Хадрамаута у Аденского залива.

В 1888 году Авад I вынужден был признать британский Протекторат и лишился своей независимости.

Султанат Куайти под британским протекторатом

В 1888 году Великобритании удалось установить протекторат над Султанатом Куайти — крупнейшим на территории Хадрамаута.

В 1902 году Куайти становятся единым султанатом, который в 1902 году входит в британский Протекторат Адена и с 1902 года именуется Sultanate of al-Shihr and al-Mukalla (Saltanat al-Shihr wa al-Mukalla al-Qu`aytiyya).

В 1918 году Великобритания установила протекторат над Султанатом Касири.

В 1937 году, после разделения Аденского протектората, Шихр и Мукалла вошли в восточную его часть. В 1938 году внук Авадха I, султан Салих, согласился принять к себе английского советника-резидента, с которым должен был отныне советоваться по вопросам внутренней политики. Так в апреле 1938 года был подписан новый договор между Великобританией и Султаном аль-Куайти, согласно которому тот обязался принять английского советника-резидента. Это был первый из договоров, ставших системой, с помощью которой колонизаторы установили более жесткий контроль над государствами протектората. Договор также определял порядок наследования власти в султанской семье. Процесс дальнейшего закабаления государств протектората с помощью института советников был приостановлен второй мировой войной..

Под влиянием проводимой Гамалем Абдель Насером политики, направленной против британского колониального господства на Ближнем Востоке, в Адене начало зарождаться антибританское движение, пока ещё не проявляющее себя. Вслед за созданием Объединенной Арабской Республики в феврале 1958 года Насер предложил Йемену примкнуть к союзу арабских государств, что поставило под угрозу существование Протектората Аден. Из-за страха потерять колонию, Британскими властями было принято решение об объединении отдельных южнойеменских княжеств под английской короной. В феврале 1959 года была создана Федерация арабских эмиратов Юга, впоследствии переименованная в Федерацию Южной Аравии, в которую вошли 6 княжеств Западного аденского протектората.

Борьба за освобождение от Британского колониализма

После победы в 1962 году демократической революции в Северном Йемене, на юге страны также усилилась национально-освободительная борьба, во главе которой встал Народный фронт. На востоке султанаты Касири и Куайти отказались вступать в Федерацию, войдя 18 января 1963 года в Протекторат Южной Аравии, рассчитывая создать прочную экономическую базу, и затем заявить о своей независимости.

Летом 1967 года повстанцы перешли в наступление и установили свой контроль над всем Южным Йеменом. Султанат Куайти был захвачен благодаря тому, что на сторону патриотов перешел созданный и вооруженный англичанами Бедуинский легион. 16 сентября 1967 года внук Салиха Халиб II — последний султан из рода Куайти — отрёкся от престола. В ноябре 1967 года Мукалла и Шихр вошли в состав Народной Республики Южного Йемена.

Протекторат Южной Аравии стал Народной Демократической Республикой Йемен 30 ноября 1967 года.

Династия аль-Куайти

1. Умар бин Авад аль-Куайти — его сыновья начали завоевания для создания султаната Куайти.
2. Шейх, а затем султан клана Куайти Авад I ибн Умар аль-Куайти — годы правления 1902—1909. При нём образовался султанат.
3. Султан Галиб I ибн Авад аль-Куайти — годы правления 1909—1922.
4. Султан Умар ибн Авад аль-Куайти — годы правления 1922—1936.
5. Султан сэр Салех ибн Галиб аль-Куайти — годы правления 1936—1956
6. Султан Авад II ибн Салех аль-Куайти — годы правления 1956—1966.
7. Султан Галиб II ибн Авад аль-Куайти — годы правления 1966 — 17 сентября 1967.

Источники

• [alquaiti.com Сайт династии Аль-Куайти]

Отрывок, характеризующий Султанат Куайти

«Зачем принесли туда ребенка? подумал в первую секунду князь Андрей. Ребенок? Какой?… Зачем там ребенок? Или это родился ребенок?» Когда он вдруг понял всё радостное значение этого крика, слезы задушили его, и он, облокотившись обеими руками на подоконник, всхлипывая, заплакал, как плачут дети. Дверь отворилась. Доктор, с засученными рукавами рубашки, без сюртука, бледный и с трясущейся челюстью, вышел из комнаты. Князь Андрей обратился к нему, но доктор растерянно взглянул на него и, ни слова не сказав, прошел мимо. Женщина выбежала и, увидав князя Андрея, замялась на пороге. Он вошел в комнату жены. Она мертвая лежала в том же положении, в котором он видел ее пять минут тому назад, и то же выражение, несмотря на остановившиеся глаза и на бледность щек, было на этом прелестном, детском личике с губкой, покрытой черными волосиками.
«Я вас всех люблю и никому дурного не делала, и что вы со мной сделали?» говорило ее прелестное, жалкое, мертвое лицо. В углу комнаты хрюкнуло и пискнуло что то маленькое, красное в белых трясущихся руках Марьи Богдановны.

Через два часа после этого князь Андрей тихими шагами вошел в кабинет к отцу. Старик всё уже знал. Он стоял у самой двери, и, как только она отворилась, старик молча старческими, жесткими руками, как тисками, обхватил шею сына и зарыдал как ребенок.

Через три дня отпевали маленькую княгиню, и, прощаясь с нею, князь Андрей взошел на ступени гроба. И в гробу было то же лицо, хотя и с закрытыми глазами. «Ах, что вы со мной сделали?» всё говорило оно, и князь Андрей почувствовал, что в душе его оторвалось что то, что он виноват в вине, которую ему не поправить и не забыть. Он не мог плакать. Старик тоже вошел и поцеловал ее восковую ручку, спокойно и высоко лежащую на другой, и ему ее лицо сказало: «Ах, что и за что вы это со мной сделали?» И старик сердито отвернулся, увидав это лицо.

Еще через пять дней крестили молодого князя Николая Андреича. Мамушка подбородком придерживала пеленки, в то время, как гусиным перышком священник мазал сморщенные красные ладонки и ступеньки мальчика.
Крестный отец дед, боясь уронить, вздрагивая, носил младенца вокруг жестяной помятой купели и передавал его крестной матери, княжне Марье. Князь Андрей, замирая от страха, чтоб не утопили ребенка, сидел в другой комнате, ожидая окончания таинства. Он радостно взглянул на ребенка, когда ему вынесла его нянюшка, и одобрительно кивнул головой, когда нянюшка сообщила ему, что брошенный в купель вощечок с волосками не потонул, а поплыл по купели.


Участие Ростова в дуэли Долохова с Безуховым было замято стараниями старого графа, и Ростов вместо того, чтобы быть разжалованным, как он ожидал, был определен адъютантом к московскому генерал губернатору. Вследствие этого он не мог ехать в деревню со всем семейством, а оставался при своей новой должности всё лето в Москве. Долохов выздоровел, и Ростов особенно сдружился с ним в это время его выздоровления. Долохов больной лежал у матери, страстно и нежно любившей его. Старушка Марья Ивановна, полюбившая Ростова за его дружбу к Феде, часто говорила ему про своего сына.
– Да, граф, он слишком благороден и чист душою, – говаривала она, – для нашего нынешнего, развращенного света. Добродетели никто не любит, она всем глаза колет. Ну скажите, граф, справедливо это, честно это со стороны Безухова? А Федя по своему благородству любил его, и теперь никогда ничего дурного про него не говорит. В Петербурге эти шалости с квартальным там что то шутили, ведь они вместе делали? Что ж, Безухову ничего, а Федя все на своих плечах перенес! Ведь что он перенес! Положим, возвратили, да ведь как же и не возвратить? Я думаю таких, как он, храбрецов и сынов отечества не много там было. Что ж теперь – эта дуэль! Есть ли чувство, честь у этих людей! Зная, что он единственный сын, вызвать на дуэль и стрелять так прямо! Хорошо, что Бог помиловал нас. И за что же? Ну кто же в наше время не имеет интриги? Что ж, коли он так ревнив? Я понимаю, ведь он прежде мог дать почувствовать, а то год ведь продолжалось. И что же, вызвал на дуэль, полагая, что Федя не будет драться, потому что он ему должен. Какая низость! Какая гадость! Я знаю, вы Федю поняли, мой милый граф, оттого то я вас душой люблю, верьте мне. Его редкие понимают. Это такая высокая, небесная душа!
Сам Долохов часто во время своего выздоровления говорил Ростову такие слова, которых никак нельзя было ожидать от него. – Меня считают злым человеком, я знаю, – говаривал он, – и пускай. Я никого знать не хочу кроме тех, кого люблю; но кого я люблю, того люблю так, что жизнь отдам, а остальных передавлю всех, коли станут на дороге. У меня есть обожаемая, неоцененная мать, два три друга, ты в том числе, а на остальных я обращаю внимание только на столько, на сколько они полезны или вредны. И все почти вредны, в особенности женщины. Да, душа моя, – продолжал он, – мужчин я встречал любящих, благородных, возвышенных; но женщин, кроме продажных тварей – графинь или кухарок, всё равно – я не встречал еще. Я не встречал еще той небесной чистоты, преданности, которых я ищу в женщине. Ежели бы я нашел такую женщину, я бы жизнь отдал за нее. А эти!… – Он сделал презрительный жест. – И веришь ли мне, ежели я еще дорожу жизнью, то дорожу только потому, что надеюсь еще встретить такое небесное существо, которое бы возродило, очистило и возвысило меня. Но ты не понимаешь этого.
– Нет, я очень понимаю, – отвечал Ростов, находившийся под влиянием своего нового друга.

Осенью семейство Ростовых вернулось в Москву. В начале зимы вернулся и Денисов и остановился у Ростовых. Это первое время зимы 1806 года, проведенное Николаем Ростовым в Москве, было одно из самых счастливых и веселых для него и для всего его семейства. Николай привлек с собой в дом родителей много молодых людей. Вера была двадцати летняя, красивая девица; Соня шестнадцати летняя девушка во всей прелести только что распустившегося цветка; Наташа полу барышня, полу девочка, то детски смешная, то девически обворожительная.
В доме Ростовых завелась в это время какая то особенная атмосфера любовности, как это бывает в доме, где очень милые и очень молодые девушки. Всякий молодой человек, приезжавший в дом Ростовых, глядя на эти молодые, восприимчивые, чему то (вероятно своему счастию) улыбающиеся, девические лица, на эту оживленную беготню, слушая этот непоследовательный, но ласковый ко всем, на всё готовый, исполненный надежды лепет женской молодежи, слушая эти непоследовательные звуки, то пенья, то музыки, испытывал одно и то же чувство готовности к любви и ожидания счастья, которое испытывала и сама молодежь дома Ростовых.
В числе молодых людей, введенных Ростовым, был одним из первых – Долохов, который понравился всем в доме, исключая Наташи. За Долохова она чуть не поссорилась с братом. Она настаивала на том, что он злой человек, что в дуэли с Безуховым Пьер был прав, а Долохов виноват, что он неприятен и неестествен.
– Нечего мне понимать, – с упорным своевольством кричала Наташа, – он злой и без чувств. Вот ведь я же люблю твоего Денисова, он и кутила, и всё, а я всё таки его люблю, стало быть я понимаю. Не умею, как тебе сказать; у него всё назначено, а я этого не люблю. Денисова…
– Ну Денисов другое дело, – отвечал Николай, давая чувствовать, что в сравнении с Долоховым даже и Денисов был ничто, – надо понимать, какая душа у этого Долохова, надо видеть его с матерью, это такое сердце!
– Уж этого я не знаю, но с ним мне неловко. И ты знаешь ли, что он влюбился в Соню?
– Какие глупости…
– Я уверена, вот увидишь. – Предсказание Наташи сбывалось. Долохов, не любивший дамского общества, стал часто бывать в доме, и вопрос о том, для кого он ездит, скоро (хотя и никто не говорил про это) был решен так, что он ездит для Сони. И Соня, хотя никогда не посмела бы сказать этого, знала это и всякий раз, как кумач, краснела при появлении Долохова.