Куапель, Антуан

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Куапель Антуан

Антуан Куапель
Дата рождения:

11 апреля 1661(1661-04-11)

Дата смерти:

17 января 1722(1722-01-17) (60 лет)

Гражданство:

Франция Франция

Антуан Куапель (фр. Antoine Coypel; 1661, Париж — 1722) — живописец, старший сын Ноэля Куапель, единокровный брат Ноэля Никола Куапеля и отец Шарля Антуана Куапеля.





Биография и творчество

Учился у своего отца и одиннадцатилетним мальчиком отправился с ним в Рим. Остроумный, с тонким чувством прекрасного, он стремился учиться на шедеврах великих итальянских художников и подражать им, но в связи со скорым возвращением на родину эти благородные порывы были остановлены.

В памяти четырнадцатилетнего юноши оставались лишь воспоминания от увиденных им в Италии творений великих мастеров, что оказало большое влияние на его картины, в которых уже тогда угадывался почерк гения. Всеобщее восхищение, которое получила во Франции его живопись, свидетельствует о высоком художественном вкусе того времени.

Перегруженный бесчисленными заказами, он пренебрегал основными правилами и следовал индивидуальной манере живописи. Неиссякаемая фантазия и прелестный колорит, которому все-таки не хватало гармонии, являлись волшебным средством, вызывавшим восторг публики. Это был художник, заложивший основы французской школы живописи, которая с начала правления Людовика XIV отдалилась от итальянского стиля, преследуемого в течение многих лет.

В девятнадцать лет он написал для Собора Парижской Богоматери большую картину на историческую тему, «Успение Богородицы» и многие другие картины для картезианцев из Чойзи. Ему удалось их завершить благодаря тому, что брат короля назначил его своим первым художником и членом Академии, несмотря на то, что ему было всего двадцать лет.

Его экзаменационная картина изображает мирно отдыхающего Людовика XIV. С этого момента Антуан начинает работу над капеллой Версаля и делает множество набросков настенной живописи.

Отрицательное влияние на Антуана Куапеля имела драматургия, об этом свидетельствуют излишне наигранные позы изображенных на его картинах. Особенно часто в роли модели выступал актер Бакон, способный передать любой характер или ситуацию. Его друзьями были также Расин, Депрео и Лафонтен.

Волшебство красок с его полотен вновь и вновь поражало воображение публики, которая пыталась сделать всё возможное, чтобы не отпустить художника в Англию, куда он был приглашен. Многие уважаемые личности, одним из которых был герцог Шартский, уговаривали его остаться во Франции, где всё больше гремела его слава и где ему в конце концов было пожаловано не только дворянство, но и звание главы Академии художеств, а позже и звание первого художника французского короля.

Антуан написал для галереи королевского дворца четырнадцать картин маслом, изображавших приключения Энея (по словам Ватле, это было едва ли не травести), также он нарисовал на потолке дворца герцога Орлеанского целое собрание богинь, лицам которых придал черты французских красавиц, таким образом появилось собрание не греческих богинь, а французских дам.

Антуан Куапель оставил поэтическое послание своему сыну Шарлю, который подробно описал в 1745 году жизнь своего отца.

Многие работы А. Куапеля были награвированы лучшими граверами того времени: Дюшанжем, Эделинком, Древе, Одраном, Дюфло, Пуйи, Симоно, Шато, Трувайном и др.

Антуан гравировал и сам, некоторое количество гравюр хранится в музеях:

  • «Портрет отравительницы ля Вуазен» — очень редкая и дорогая гравюра. Существует уменьшенная копия этого изображения с некими изменениями.
  • «Бюст Демокрита» 1692 — сохранились оттиски до подписи с некоторыми изменениями.
  • «Крещение Иесуса» — очень красивое изображение, есть оттиски с гербом и посвящением и без них.
  • «Аполлон и нимфа» — без указания имени резчика.
  • «Музы» — семь маленьких овальных изображений.

Галерея

Напишите отзыв о статье "Куапель, Антуан"

Примечания

Ссылки

Отрывок, характеризующий Куапель, Антуан

– Так я буду надеяться, ваше сиятельство.
– Я прикажу.
«Завтра, очень может быть, пошлют с каким нибудь приказанием к государю, – подумал он. – Слава Богу».

Крики и огни в неприятельской армии происходили оттого, что в то время, как по войскам читали приказ Наполеона, сам император верхом объезжал свои бивуаки. Солдаты, увидав императора, зажигали пуки соломы и с криками: vive l'empereur! бежали за ним. Приказ Наполеона был следующий:
«Солдаты! Русская армия выходит против вас, чтобы отмстить за австрийскую, ульмскую армию. Это те же баталионы, которые вы разбили при Голлабрунне и которые вы с тех пор преследовали постоянно до этого места. Позиции, которые мы занимаем, – могущественны, и пока они будут итти, чтоб обойти меня справа, они выставят мне фланг! Солдаты! Я сам буду руководить вашими баталионами. Я буду держаться далеко от огня, если вы, с вашей обычной храбростью, внесете в ряды неприятельские беспорядок и смятение; но если победа будет хоть одну минуту сомнительна, вы увидите вашего императора, подвергающегося первым ударам неприятеля, потому что не может быть колебания в победе, особенно в тот день, в который идет речь о чести французской пехоты, которая так необходима для чести своей нации.
Под предлогом увода раненых не расстроивать ряда! Каждый да будет вполне проникнут мыслию, что надо победить этих наемников Англии, воодушевленных такою ненавистью против нашей нации. Эта победа окончит наш поход, и мы можем возвратиться на зимние квартиры, где застанут нас новые французские войска, которые формируются во Франции; и тогда мир, который я заключу, будет достоин моего народа, вас и меня.
Наполеон».


В 5 часов утра еще было совсем темно. Войска центра, резервов и правый фланг Багратиона стояли еще неподвижно; но на левом фланге колонны пехоты, кавалерии и артиллерии, долженствовавшие первые спуститься с высот, для того чтобы атаковать французский правый фланг и отбросить его, по диспозиции, в Богемские горы, уже зашевелились и начали подниматься с своих ночлегов. Дым от костров, в которые бросали всё лишнее, ел глаза. Было холодно и темно. Офицеры торопливо пили чай и завтракали, солдаты пережевывали сухари, отбивали ногами дробь, согреваясь, и стекались против огней, бросая в дрова остатки балаганов, стулья, столы, колеса, кадушки, всё лишнее, что нельзя было увезти с собою. Австрийские колонновожатые сновали между русскими войсками и служили предвестниками выступления. Как только показывался австрийский офицер около стоянки полкового командира, полк начинал шевелиться: солдаты сбегались от костров, прятали в голенища трубочки, мешочки в повозки, разбирали ружья и строились. Офицеры застегивались, надевали шпаги и ранцы и, покрикивая, обходили ряды; обозные и денщики запрягали, укладывали и увязывали повозки. Адъютанты, батальонные и полковые командиры садились верхами, крестились, отдавали последние приказания, наставления и поручения остающимся обозным, и звучал однообразный топот тысячей ног. Колонны двигались, не зная куда и не видя от окружавших людей, от дыма и от усиливающегося тумана ни той местности, из которой они выходили, ни той, в которую они вступали.
Солдат в движении так же окружен, ограничен и влеком своим полком, как моряк кораблем, на котором он находится. Как бы далеко он ни прошел, в какие бы странные, неведомые и опасные широты ни вступил он, вокруг него – как для моряка всегда и везде те же палубы, мачты, канаты своего корабля – всегда и везде те же товарищи, те же ряды, тот же фельдфебель Иван Митрич, та же ротная собака Жучка, то же начальство. Солдат редко желает знать те широты, в которых находится весь корабль его; но в день сражения, Бог знает как и откуда, в нравственном мире войска слышится одна для всех строгая нота, которая звучит приближением чего то решительного и торжественного и вызывает их на несвойственное им любопытство. Солдаты в дни сражений возбужденно стараются выйти из интересов своего полка, прислушиваются, приглядываются и жадно расспрашивают о том, что делается вокруг них.
Туман стал так силен, что, несмотря на то, что рассветало, не видно было в десяти шагах перед собою. Кусты казались громадными деревьями, ровные места – обрывами и скатами. Везде, со всех сторон, можно было столкнуться с невидимым в десяти шагах неприятелем. Но долго шли колонны всё в том же тумане, спускаясь и поднимаясь на горы, минуя сады и ограды, по новой, непонятной местности, нигде не сталкиваясь с неприятелем. Напротив того, то впереди, то сзади, со всех сторон, солдаты узнавали, что идут по тому же направлению наши русские колонны. Каждому солдату приятно становилось на душе оттого, что он знал, что туда же, куда он идет, то есть неизвестно куда, идет еще много, много наших.