Кубанский талон

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Кубанский талон — суррогатное платежное средство (эрзац-деньги) на приобретение дефицитных товаров, отпускавшихся только жителям Краснодарского края. Введены в 1990 году властями Кубани из-за опасений массового вывоза товаров первой необходимости за пределы региона.

Так называемые карточки потребителей, или купонные листы выпускались в России правительствами республик, автономий или региональными (областными) властями для защиты своего потребительского рынка в 19901993 годах. Купонные листы были призваны сыграть роль мощного тормоза в денежном обороте, когда денежная масса во много раз превосходила совокупную цену товара, находящегося в продаже.





История

В России, помимо Кубани, купонные листы выходили ещё лишь в Татарстане, а из стран СНГ — на Украине, в Беларуси и Узбекистане. В отдельных российских регионах и мятежных территориях стран бывшего СССР (например, в Приднестровье) пробовали сразу ввести свои деньги. Попытки ввода местных денег в Нижнем Новгороде (потребительский казначейский билет администрации Нижегородской области номиналами 50,100,500,1000,5000 и 10 000 рублей) и на Урале (20 уральских франков и, возможно, другие номиналы) успеха не имели. Платёжное средство Совета Министров Республики Хакасия (суррогатные деньги номиналом 5000 российских рублей) были выпущены в обращение на территории Хакасии Совмином республики в 1996 году.

Описание

Талоны (карточки потребителей) Кубани расположены на двух листах. Сумма листа не написана, но, сосчитав, можно было определить, что общая сумма каждого купонного листа, выпущенного в феврале, марте или апреле составляла по 50 рублей (45 рублей купоны номиналами 1, 3 и 5 рублей и 5 рублей в сумме купоны номиналами 10,20 и 50 копеек), а в мае, июне, июле, августе и сентябре 1991 г. она составляла суммы по 80 рублей, из которых сумму в 5 рублей составляли копейки — 10, 20 и 50.

«В 1990 г. СССР по среднедушевому объёму потребления занимал 77 место в мире. Чтобы купить молоко или яйца, приходилось часами стоять в очередях. В большинстве городов мясо поступало в продажу лишь дважды в год, накануне главных советских праздников — 7 ноября и 1 мая. Во многих крупных городах, например в Кирове на северо-западе России, людям выдавали талоны на покупку 900 граммов (менее двух фунтов) почти несъедобной колбасы в месяц. Месячная норма на масло составляла 400 грамм. За пределами Москвы и Ленинграда дети вырастали, ни разу не попробовав бифштекса, обычного сыра (в продаже был только плавленый), апельсинов или бананов. К лету 1989 г. из 211 'основных продуктов питания' в продажу регулярно поступали лишь 23».[1]

См.: Билет МММ, Уральский франк, Категория:Изображения:Денежные суррогаты

Напишите отзыв о статье "Кубанский талон"

Ссылки

  • Рябченко П. Ф., Купонные листы, Бонистика, [www.bonistikaweb.ru/miniatur/2000-bon7.htm#kupon 2000, № 7]

Источники

  1. [web.archive.org/web/20070625075356/www.inosmi.ru/stories/01/05/29/2996/236308.html Leon Aron, Правда ли, что свобода принесла России лишь беды?, 29 августа 2007, «American Enterprise Institute», США]


Отрывок, характеризующий Кубанский талон

«Так вот что такое государь! – думал Петя. – Нет, нельзя мне самому подать ему прошение, это слишком смело!Несмотря на то, он все так же отчаянно пробивался вперед, и из за спин передних ему мелькнуло пустое пространство с устланным красным сукном ходом; но в это время толпа заколебалась назад (спереди полицейские отталкивали надвинувшихся слишком близко к шествию; государь проходил из дворца в Успенский собор), и Петя неожиданно получил в бок такой удар по ребрам и так был придавлен, что вдруг в глазах его все помутилось и он потерял сознание. Когда он пришел в себя, какое то духовное лицо, с пучком седевших волос назади, в потертой синей рясе, вероятно, дьячок, одной рукой держал его под мышку, другой охранял от напиравшей толпы.
– Барчонка задавили! – говорил дьячок. – Что ж так!.. легче… задавили, задавили!
Государь прошел в Успенский собор. Толпа опять разровнялась, и дьячок вывел Петю, бледного и не дышащего, к царь пушке. Несколько лиц пожалели Петю, и вдруг вся толпа обратилась к нему, и уже вокруг него произошла давка. Те, которые стояли ближе, услуживали ему, расстегивали его сюртучок, усаживали на возвышение пушки и укоряли кого то, – тех, кто раздавил его.
– Этак до смерти раздавить можно. Что же это! Душегубство делать! Вишь, сердечный, как скатерть белый стал, – говорили голоса.
Петя скоро опомнился, краска вернулась ему в лицо, боль прошла, и за эту временную неприятность он получил место на пушке, с которой он надеялся увидать долженствующего пройти назад государя. Петя уже не думал теперь о подаче прошения. Уже только ему бы увидать его – и то он бы считал себя счастливым!
Во время службы в Успенском соборе – соединенного молебствия по случаю приезда государя и благодарственной молитвы за заключение мира с турками – толпа пораспространилась; появились покрикивающие продавцы квасу, пряников, мака, до которого был особенно охотник Петя, и послышались обыкновенные разговоры. Одна купчиха показывала свою разорванную шаль и сообщала, как дорого она была куплена; другая говорила, что нынче все шелковые материи дороги стали. Дьячок, спаситель Пети, разговаривал с чиновником о том, кто и кто служит нынче с преосвященным. Дьячок несколько раз повторял слово соборне, которого не понимал Петя. Два молодые мещанина шутили с дворовыми девушками, грызущими орехи. Все эти разговоры, в особенности шуточки с девушками, для Пети в его возрасте имевшие особенную привлекательность, все эти разговоры теперь не занимали Петю; ou сидел на своем возвышении пушки, все так же волнуясь при мысли о государе и о своей любви к нему. Совпадение чувства боли и страха, когда его сдавили, с чувством восторга еще более усилило в нем сознание важности этой минуты.
Вдруг с набережной послышались пушечные выстрелы (это стреляли в ознаменование мира с турками), и толпа стремительно бросилась к набережной – смотреть, как стреляют. Петя тоже хотел бежать туда, но дьячок, взявший под свое покровительство барчонка, не пустил его. Еще продолжались выстрелы, когда из Успенского собора выбежали офицеры, генералы, камергеры, потом уже не так поспешно вышли еще другие, опять снялись шапки с голов, и те, которые убежали смотреть пушки, бежали назад. Наконец вышли еще четверо мужчин в мундирах и лентах из дверей собора. «Ура! Ура! – опять закричала толпа.