Кубок Америки по футболу 1983
Поделись знанием:
– Евангелие! У меня нет.
Доктор обещался достать и стал расспрашивать князя о том, что он чувствует. Князь Андрей неохотно, но разумно отвечал на все вопросы доктора и потом сказал, что ему надо бы подложить валик, а то неловко и очень больно. Доктор и камердинер подняли шинель, которою он был накрыт, и, морщась от тяжкого запаха гнилого мяса, распространявшегося от раны, стали рассматривать это страшное место. Доктор чем то очень остался недоволен, что то иначе переделал, перевернул раненого так, что тот опять застонал и от боли во время поворачивания опять потерял сознание и стал бредить. Он все говорил о том, чтобы ему достали поскорее эту книгу и подложили бы ее туда.
– И что это вам стоит! – говорил он. – У меня ее нет, – достаньте, пожалуйста, подложите на минуточку, – говорил он жалким голосом.
Доктор вышел в сени, чтобы умыть руки.
– Ах, бессовестные, право, – говорил доктор камердинеру, лившему ему воду на руки. – Только на минуту не досмотрел. Ведь вы его прямо на рану положили. Ведь это такая боль, что я удивляюсь, как он терпит.
– Мы, кажется, подложили, господи Иисусе Христе, – говорил камердинер.
В первый раз князь Андрей понял, где он был и что с ним было, и вспомнил то, что он был ранен и как в ту минуту, когда коляска остановилась в Мытищах, он попросился в избу. Спутавшись опять от боли, он опомнился другой раз в избе, когда пил чай, и тут опять, повторив в своем воспоминании все, что с ним было, он живее всего представил себе ту минуту на перевязочном пункте, когда, при виде страданий нелюбимого им человека, ему пришли эти новые, сулившие ему счастие мысли. И мысли эти, хотя и неясно и неопределенно, теперь опять овладели его душой. Он вспомнил, что у него было теперь новое счастье и что это счастье имело что то такое общее с Евангелием. Потому то он попросил Евангелие. Но дурное положение, которое дали его ране, новое переворачиванье опять смешали его мысли, и он в третий раз очнулся к жизни уже в совершенной тишине ночи. Все спали вокруг него. Сверчок кричал через сени, на улице кто то кричал и пел, тараканы шелестели по столу и образам, в осенняя толстая муха билась у него по изголовью и около сальной свечи, нагоревшей большим грибом и стоявшей подле него.
Душа его была не в нормальном состоянии. Здоровый человек обыкновенно мыслит, ощущает и вспоминает одновременно о бесчисленном количестве предметов, но имеет власть и силу, избрав один ряд мыслей или явлений, на этом ряде явлений остановить все свое внимание. Здоровый человек в минуту глубочайшего размышления отрывается, чтобы сказать учтивое слово вошедшему человеку, и опять возвращается к своим мыслям. Душа же князя Андрея была не в нормальном состоянии в этом отношении. Все силы его души были деятельнее, яснее, чем когда нибудь, но они действовали вне его воли. Самые разнообразные мысли и представления одновременно владели им. Иногда мысль его вдруг начинала работать, и с такой силой, ясностью и глубиною, с какою никогда она не была в силах действовать в здоровом состоянии; но вдруг, посредине своей работы, она обрывалась, заменялась каким нибудь неожиданным представлением, и не было сил возвратиться к ней.
«Да, мне открылась новое счастье, неотъемлемое от человека, – думал он, лежа в полутемной тихой избе и глядя вперед лихорадочно раскрытыми, остановившимися глазами. Счастье, находящееся вне материальных сил, вне материальных внешних влияний на человека, счастье одной души, счастье любви! Понять его может всякий человек, но сознать и предписать его мот только один бог. Но как же бог предписал этот закон? Почему сын?.. И вдруг ход мыслей этих оборвался, и князь Андрей услыхал (не зная, в бреду или в действительности он слышит это), услыхал какой то тихий, шепчущий голос, неумолкаемо в такт твердивший: „И пити пити питии“ потом „и ти тии“ опять „и пити пити питии“ опять „и ти ти“. Вместе с этим, под звук этой шепчущей музыки, князь Андрей чувствовал, что над лицом его, над самой серединой воздвигалось какое то странное воздушное здание из тонких иголок или лучинок. Он чувствовал (хотя это и тяжело ему было), что ему надо было старательна держать равновесие, для того чтобы воздвигавшееся здание это не завалилось; но оно все таки заваливалось и опять медленно воздвигалось при звуках равномерно шепчущей музыки. „Тянется! тянется! растягивается и все тянется“, – говорил себе князь Андрей. Вместе с прислушаньем к шепоту и с ощущением этого тянущегося и воздвигающегося здания из иголок князь Андрей видел урывками и красный, окруженный кругом свет свечки и слышал шуршанъе тараканов и шуршанье мухи, бившейся на подушку и на лицо его. И всякий раз, как муха прикасалась к егв лицу, она производила жгучее ощущение; но вместе с тем его удивляло то, что, ударяясь в самую область воздвигавшегося на лице его здания, муха не разрушала его. Но, кроме этого, было еще одно важное. Это было белое у двери, это была статуя сфинкса, которая тоже давила его.
«Но, может быть, это моя рубашка на столе, – думал князь Андрей, – а это мои ноги, а это дверь; но отчего же все тянется и выдвигается и пити пити пити и ти ти – и пити пити пити… – Довольно, перестань, пожалуйста, оставь, – тяжело просил кого то князь Андрей. И вдруг опять выплывала мысль и чувство с необыкновенной ясностью и силой.
«Да, любовь, – думал он опять с совершенной ясностью), но не та любовь, которая любит за что нибудь, для чего нибудь или почему нибудь, но та любовь, которую я испытал в первый раз, когда, умирая, я увидал своего врага и все таки полюбил его. Я испытал то чувство любви, которая есть самая сущность души и для которой не нужно предмета. Я и теперь испытываю это блаженное чувство. Любить ближних, любить врагов своих. Все любить – любить бога во всех проявлениях. Любить человека дорогого можно человеческой любовью; но только врага можно любить любовью божеской. И от этого то я испытал такую радость, когда я почувствовал, что люблю того человека. Что с ним? Жив ли он… Любя человеческой любовью, можно от любви перейти к ненависти; но божеская любовь не может измениться. Ничто, ни смерть, ничто не может разрушить ее. Она есть сущность души. А сколь многих людей я ненавидел в своей жизни. И из всех людей никого больше не любил я и не ненавидел, как ее». И он живо представил себе Наташу не так, как он представлял себе ее прежде, с одною ее прелестью, радостной для себя; но в первый раз представил себе ее душу. И он понял ее чувство, ее страданья, стыд, раскаянье. Он теперь в первый раз поняд всю жестокость своего отказа, видел жестокость своего разрыва с нею. «Ежели бы мне было возможно только еще один раз увидать ее. Один раз, глядя в эти глаза, сказать…»
И пити пити пити и ти ти, и пити пити – бум, ударилась муха… И внимание его вдруг перенеслось в другой мир действительности и бреда, в котором что то происходило особенное. Все так же в этом мире все воздвигалось, не разрушаясь, здание, все так же тянулось что то, так же с красным кругом горела свечка, та же рубашка сфинкс лежала у двери; но, кроме всего этого, что то скрипнуло, пахнуло свежим ветром, и новый белый сфинкс, стоячий, явился пред дверью. И в голове этого сфинкса было бледное лицо и блестящие глаза той самой Наташи, о которой он сейчас думал.
«О, как тяжел этот неперестающий бред!» – подумал князь Андрей, стараясь изгнать это лицо из своего воображения. Но лицо это стояло пред ним с силою действительности, и лицо это приближалось. Князь Андрей хотел вернуться к прежнему миру чистой мысли, но он не мог, и бред втягивал его в свою область. Тихий шепчущий голос продолжал свой мерный лепет, что то давило, тянулось, и странное лицо стояло перед ним. Князь Андрей собрал все свои силы, чтобы опомниться; он пошевелился, и вдруг в ушах его зазвенело, в глазах помутилось, и он, как человек, окунувшийся в воду, потерял сознание. Когда он очнулся, Наташа, та самая живая Наташа, которую изо всех людей в мире ему более всего хотелось любить той новой, чистой божеской любовью, которая была теперь открыта ему, стояла перед ним на коленях. Он понял, что это была живая, настоящая Наташа, и не удивился, но тихо обрадовался. Наташа, стоя на коленях, испуганно, но прикованно (она не могла двинуться) глядела на него, удерживая рыдания. Лицо ее было бледно и неподвижно. Только в нижней части его трепетало что то.
Князь Андрей облегчительно вздохнул, улыбнулся и протянул руку.
– Вы? – сказал он. – Как счастливо!
Наташа быстрым, но осторожным движением подвинулась к нему на коленях и, взяв осторожно его руку, нагнулась над ней лицом и стала целовать ее, чуть дотрогиваясь губами.
– Простите! – сказала она шепотом, подняв голову и взглядывая на него. – Простите меня!
– Я вас люблю, – сказал князь Андрей.
– Простите…
– Что простить? – спросил князь Андрей.
– Простите меня за то, что я сделала, – чуть слышным, прерывным шепотом проговорила Наташа и чаще стала, чуть дотрогиваясь губами, целовать руку.
– Я люблю тебя больше, лучше, чем прежде, – сказал князь Андрей, поднимая рукой ее лицо так, чтобы он мог глядеть в ее глаза.
Глаза эти, налитые счастливыми слезами, робко, сострадательно и радостно любовно смотрели на него. Худое и бледное лицо Наташи с распухшими губами было более чем некрасиво, оно было страшно. Но князь Андрей не видел этого лица, он видел сияющие глаза, которые были прекрасны. Сзади их послышался говор.
Петр камердинер, теперь совсем очнувшийся от сна, разбудил доктора. Тимохин, не спавший все время от боли в ноге, давно уже видел все, что делалось, и, старательно закрывая простыней свое неодетое тело, ежился на лавке.
– Это что такое? – сказал доктор, приподнявшись с своего ложа. – Извольте идти, сударыня.
В это же время в дверь стучалась девушка, посланная графиней, хватившейся дочери.
Как сомнамбулка, которую разбудили в середине ее сна, Наташа вышла из комнаты и, вернувшись в свою избу, рыдая упала на свою постель.
С этого дня, во время всего дальнейшего путешествия Ростовых, на всех отдыхах и ночлегах, Наташа не отходила от раненого Болконского, и доктор должен был признаться, что он не ожидал от девицы ни такой твердости, ни такого искусства ходить за раненым.
Как ни страшна казалась для графини мысль, что князь Андрей мог (весьма вероятно, по словам доктора) умереть во время дороги на руках ее дочери, она не могла противиться Наташе. Хотя вследствие теперь установившегося сближения между раненым князем Андреем и Наташей приходило в голову, что в случае выздоровления прежние отношения жениха и невесты будут возобновлены, никто, еще менее Наташа и князь Андрей, не говорил об этом: нерешенный, висящий вопрос жизни или смерти не только над Болконским, но над Россией заслонял все другие предположения.
Пьер проснулся 3 го сентября поздно. Голова его болела, платье, в котором он спал не раздеваясь, тяготило его тело, и на душе было смутное сознание чего то постыдного, совершенного накануне; это постыдное был вчерашний разговор с капитаном Рамбалем.
Часы показывали одиннадцать, но на дворе казалось особенно пасмурно. Пьер встал, протер глаза и, увидав пистолет с вырезным ложем, который Герасим положил опять на письменный стол, Пьер вспомнил то, где он находился и что ему предстояло именно в нынешний день.
«Уж не опоздал ли я? – подумал Пьер. – Нет, вероятно, он сделает свой въезд в Москву не ранее двенадцати». Пьер не позволял себе размышлять о том, что ему предстояло, но торопился поскорее действовать.
Оправив на себе платье, Пьер взял в руки пистолет и сбирался уже идти. Но тут ему в первый раз пришла мысль о том, каким образом, не в руке же, по улице нести ему это оружие. Даже и под широким кафтаном трудно было спрятать большой пистолет. Ни за поясом, ни под мышкой нельзя было поместить его незаметным. Кроме того, пистолет был разряжен, а Пьер не успел зарядить его. «Все равно, кинжал», – сказал себе Пьер, хотя он не раз, обсуживая исполнение своего намерения, решал сам с собою, что главная ошибка студента в 1809 году состояла в том, что он хотел убить Наполеона кинжалом. Но, как будто главная цель Пьера состояла не в том, чтобы исполнить задуманное дело, а в том, чтобы показать самому себе, что не отрекается от своего намерения и делает все для исполнения его, Пьер поспешно взял купленный им у Сухаревой башни вместе с пистолетом тупой зазубренный кинжал в зеленых ножнах и спрятал его под жилет.
Подпоясав кафтан и надвинув шапку, Пьер, стараясь не шуметь и не встретить капитана, прошел по коридору и вышел на улицу.
Тот пожар, на который так равнодушно смотрел он накануне вечером, за ночь значительно увеличился. Москва горела уже с разных сторон. Горели в одно и то же время Каретный ряд, Замоскворечье, Гостиный двор, Поварская, барки на Москве реке и дровяной рынок у Дорогомиловского моста.
Путь Пьера лежал через переулки на Поварскую и оттуда на Арбат, к Николе Явленному, у которого он в воображении своем давно определил место, на котором должно быть совершено его дело. У большей части домов были заперты ворота и ставни. Улицы и переулки были пустынны. В воздухе пахло гарью и дымом. Изредка встречались русские с беспокойно робкими лицами и французы с негородским, лагерным видом, шедшие по серединам улиц. И те и другие с удивлением смотрели на Пьера. Кроме большого роста и толщины, кроме странного мрачно сосредоточенного и страдальческого выражения лица и всей фигуры, русские присматривались к Пьеру, потому что не понимали, к какому сословию мог принадлежать этот человек. Французы же с удивлением провожали его глазами, в особенности потому, что Пьер, противно всем другим русским, испуганно или любопытна смотревшим на французов, не обращал на них никакого внимания. У ворот одного дома три француза, толковавшие что то не понимавшим их русским людям, остановили Пьера, спрашивая, не знает ли он по французски?
Пьер отрицательно покачал головой и пошел дальше. В другом переулке на него крикнул часовой, стоявший у зеленого ящика, и Пьер только на повторенный грозный крик и звук ружья, взятого часовым на руку, понял, что он должен был обойти другой стороной улицы. Он ничего не слышал и не видел вокруг себя. Он, как что то страшное и чуждое ему, с поспешностью и ужасом нес в себе свое намерение, боясь – наученный опытом прошлой ночи – как нибудь растерять его. Но Пьеру не суждено было донести в целости свое настроение до того места, куда он направлялся. Кроме того, ежели бы даже он и не был ничем задержан на пути, намерение его не могло быть исполнено уже потому, что Наполеон тому назад более четырех часов проехал из Дорогомиловского предместья через Арбат в Кремль и теперь в самом мрачном расположении духа сидел в царском кабинете кремлевского дворца и отдавал подробные, обстоятельные приказания о мерах, которые немедленно должны были бытт, приняты для тушения пожара, предупреждения мародерства и успокоения жителей. Но Пьер не знал этого; он, весь поглощенный предстоящим, мучился, как мучаются люди, упрямо предпринявшие дело невозможное – не по трудностям, но по несвойственности дела с своей природой; он мучился страхом того, что он ослабеет в решительную минуту и, вследствие того, потеряет уважение к себе.
Он хотя ничего не видел и не слышал вокруг себя, но инстинктом соображал дорогу и не ошибался переулками, выводившими его на Поварскую.
По мере того как Пьер приближался к Поварской, дым становился сильнее и сильнее, становилось даже тепло от огня пожара. Изредка взвивались огненные языка из за крыш домов. Больше народу встречалось на улицах, и народ этот был тревожнее. Но Пьер, хотя и чувствовал, что что то такое необыкновенное творилось вокруг него, не отдавал себе отчета о том, что он подходил к пожару. Проходя по тропинке, шедшей по большому незастроенному месту, примыкавшему одной стороной к Поварской, другой к садам дома князя Грузинского, Пьер вдруг услыхал подле самого себя отчаянный плач женщины. Он остановился, как бы пробудившись от сна, и поднял голову.
В стороне от тропинки, на засохшей пыльной траве, были свалены кучей домашние пожитки: перины, самовар, образа и сундуки. На земле подле сундуков сидела немолодая худая женщина, с длинными высунувшимися верхними зубами, одетая в черный салоп и чепчик. Женщина эта, качаясь и приговаривая что то, надрываясь плакала. Две девочки, от десяти до двенадцати лет, одетые в грязные коротенькие платьица и салопчики, с выражением недоумения на бледных, испуганных лицах, смотрели на мать. Меньшой мальчик, лет семи, в чуйке и в чужом огромном картузе, плакал на руках старухи няньки. Босоногая грязная девка сидела на сундуке и, распустив белесую косу, обдергивала опаленные волосы, принюхиваясь к ним. Муж, невысокий сутуловатый человек в вицмундире, с колесообразными бакенбардочками и гладкими височками, видневшимися из под прямо надетого картуза, с неподвижным лицом раздвигал сундуки, поставленные один на другом, и вытаскивал из под них какие то одеяния.
| Кубок Америки по футболу 1983 Чемпионат Южной Америки 1983 | |
|---|---|
| Подробности чемпионата | |
| Число участников | 10 |
| Призовые места | |
 Чемпион
|
 Уругвай
|
 Второе место
|
 Бразилия
|
 Третье место
|
 Парагвай Перу
|
| Статистика чемпионата | |
| Посещаемость | 1 127 000 (46 958 за игру) |
| Сыграно матчей | 24 |
| Забито голов | 55 (2,29 за игру) |
| Бомбардир(ы) |  Хорхе Бурручага Роберто Динамит Карлос Агилера
|
| Хронология | |
|
| |
32-й Кубок Америки продолжил формулу розыгрыша, принятую на предыдущих двух чемпионатах. 9 команд (все за исключением действующего чемпиона Южной Америки), разбитые на 3 группы по 3 команды, в двухкруговом (дома и в гостях) турнире определяли 3-х полуфиналистов (четвёртым полуфиналистом становился действующий чемпион Южной Америки). Полуфиналы и финал также состояли из двух матчей. Вновь у турнира не было страны-хозяйки.
Содержание
Групповой этап
Группа A
| Команда | О | И | В | Н | П | МЗ | МП |
|---|---|---|---|---|---|---|---|
| Уругвай
|
6 | 4 | 3 | 0 | 1 | 7 | 4 |
 Чили
|
5 | 4 | 2 | 1 | 1 | 8 | 2 |
 Венесуэла
|
1 | 4 | 0 | 1 | 3 | 1 | 10 |
| 1 сентября 1983 |
|
Сентенарио, Монтевидео Зрителей: 30 000 Судья: Арналдо Сезар Коэльо |
||||||
Уругвай: Родригес, Монтелонго, Гутьеррес  77, Асеведо, Агреста, Гонсалес, Барриос, Кабрера, Лусардо (76 Саралеги), Морена, Акоста (81 Агилера)Чили: Корнес — Валенсуэла, Л.Эррера (Хуан Карлос Орельяна), Рубен Эспиноса, Родольфо Дубо — Хисис, Пачеко, Л.Рохас — Хуан Карлос Летелье, Уртадо (Х.Рохас 77), Хорхе Аравена |
||||||||
| 4 сентября 1983 |
|
Сентенарио, Монтевидео Зрителей: 60 000 Судья:  Габриэль Гонсалес |
||||||
| Уругвай: Родригес, Эсналь, Асеведо, Монтелонго, Агреста, Гонсалес, Барриос, Кабрера, Лусардо, Морена (70 Агилера), Акоста 70' Венесуэла: Баэна — Р.Торрес 70', Акоста, О.Торрес, Бетанкурт — Эльие, Родригес (Симонельи 85'), Б.Барбоса — Карреро (Кастельянос), Карвахаль, Педро Феблес |
||||||||
| 8 сентября 1983 |
|
Национальный стадион, Сантьяго Зрителей: 20 000 Судья: Энрике Лабо |
||||||
| Чили: Р.Рохас — Рубен Эспиноса, Пачеко, Валенсуэла, Хисис — Л.Рохас (Сото Кинтана), Родольфо Дубо, Хорхе Аравена — О.Эррера (Хуан Карлос Летелье), Оскар Арриаса, Хуан Карлос Орельяна Венесуэла: Вега — Рамос (Фернандес), Акоста, Эльие, Бетанкурт — Б.Барбоса 85', Родригес, Карреро — Кастельянос (Милильо), Педро Феблес, Карвахаль |
||||||||
| 11 сентября 1983 |
|
Национальный стадион, Сантьяго Зрителей: 55 000 Судья:  Теодоро Нитти |
||||||
| Чили: Р.Рохас — Рубен Эспиноса, Л.Эррера, Валенсуэла, Хисис — Родольфо Дубо, Сото Кинтана, Л.Рохас — Хуан Карлос Летелье, Оскар Арриаса (Хуан Карлос Орельяна), Хорхе Аравена Уругвай: Родригес, Оливера, Асеведо, Монтелонго, Агреста, Гонсалес, Барриос, Кабрера, Де Лос Сантос (70 Агилера), Лусардо, Вильясан |
||||||||
| 18 сентября 1983 |
|
Брихидо Ириарте, Каракас Зрителей: 3 000 Судья: Карлос Монтальван |
||||||
| Венесуэла: Вега — Родригес, Акоста, Х.Барбоса, Бетанкурт — Санчес, Рицци, Эльие — Гамбоа (Карреро), Педро Феблес, Карвахаль (Седеньо) Уругвай: Родригес, Оливера, Асеведо, Монтелонго 55', Агреста (69 Сантельи), Гонсалес, Барриос, Саралеги (57 Диого), Кабрера, Агилера, Акоста |
||||||||
| 21 сентября 1983 |
|
Брихидо Ириарте, Каракас Зрителей: 3 000 Судья: Карлос Монтальван |
|||
| Венесуэла: Баэна — Родригес, Акоста, Х.Барбоса, Бетанкурт — Санчес, Рицци, Карреро (Урданета), Седеньо — Карвахаль (О.Торрес), Педро Феблес Чили: Р.Рохас — Рубен Эспиноса (Сото Кинтана), Л.Эррера, Родольфо Дубо, Хисис — Хуан Карлос Летелие, Валенсуэла, Хорхе Аравена, Л.Рохас — Оскар Арриаса (Хуан Карлос Орельяна), Х.Рохас |
|||||
Группа B
| Команда | О | И | В | Н | П | МЗ | МП |
|---|---|---|---|---|---|---|---|
| Бразилия
|
5 | 4 | 2 | 1 | 1 | 6 | 1 |
| Аргентина
|
5 | 4 | 1 | 3 | 0 | 5 | 4 |
 Эквадор
|
2 | 4 | 0 | 2 | 2 | 4 | 10 |
| 10 августа 1983 |
|
Олимпико Атауальпа, Кито Зрителей: 50 000 Судья:  Хильберто Аристисабаль |
||||||
| Эквадор: Дельгадо — Нарваэс, Армас, Клинхер, Ханс Мальдонадо — Хосе Хасинто Вега, Вильяфуэрте, Каррера (Гало Фидеан Васкес) — Тенорио, Лупо Киньонес (Рон), Горосабель Аргентина: Пумпидо — Клаусен (69 Бухедо), Браун, Хорхе, Гарре — Джусти, Руссо, Сабелья, Бурручага — Виктор Рамос (68 Инсуа), Гарсия |
||||||||
| 17 августа 1983 |
|
Олимпико Атауальпа, Кито Зрителей: 50 000 Судья: Альфонсо Постиго |
||||||
| Эквадор: Дельгадо — Нарваэс, Армас, Клинхер, Ханс Мальдонадо — Гранда, Гало Фидеан Васкес, Хосе Хасинто Вега (Каррера) — Тенорио, Вильяфуэрте, Горосабель (Лупо Киньонес) Бразилия: Леао, Леандро, Марсио, Мозер, Жуниор, Андраде , Ренато (Шина), Тита, Карека, Роберто Динамит, Жоржиньо |
||||||||
| 24 августа 1983 |
|
Монументаль, Буэнос-Айрес Зрителей: 70 000 Судья: Хуан Даниэль Кардельино |
||||||
| Аргентина: Фильоль — Камино, Моусо, Троссеро, Гарре — Понсе, Руссо (46 Марангони), Сабелья, Марсико (78 Виктор Рамос) — Рикардо Гарека, Бурручага Бразилия: Леао, Пауло Роберто, Мозер, Тониньо Карлос, Жуниор, Шина, Тита, Ренато (Жералдо), Карека, Роберто Динамит, Жоржиньо |
||||||||
| 1 сентября 1983 |
|
Серра Доурада, Гояния Зрителей: 35 000 Судья: Луис Грегорио Да Роса |
||||||
| Бразилия: Леао, Леандро, Марсио (Тониньо Карлос), Мозер, Жуниор, Тита (Шина), Жоржиньо, Ренато, Ренато Гаушу, Роберто Динамит, Эдер Эквадор: Дельгадо — Нарваэс (Энкалада), Армас, Клинхер, Ханс Мальдонадо — Гало Фидеан Васкес (Куви), Гранда, Кинтерос — Тенорио, Лупо Киньонес, Вильяфуэрте |
||||||||
| 7 сентября 1983 |
|
Монументаль, Буэнос-Айрес Зрителей: 40 000 Судья: Хуан Даниэль Кардельино |
||||||
| Аргентина: Фильоль — Камино, Моусо, Троссеро, Гарре — Понсе (46 Виктор Рамос), Марангони (70 Ринальди), Сабелья, Марсико — Рикардо Гарека, Бурручага Эквадор: Родригес — Энкалада, Клинхер, Армас, Ханс Мальдонадо — Хосе Хасинто Вега, Руис, Лупо Киньонес — Рон, Киньонес, Куви |
||||||||
| 14 сентября 1983 |
|
Маракана, Рио-де-Жанейро Зрителей: 75 000 Судья: Марио Лира |
|||
| Бразилия: Леао, Леандро, Марсио, Мозер, Жуниор, Андраде, Жоржиньо, Сократес, Ренато Гаушу, Роберто Динамит, Эдер Аргентина: Фильоль — Олартикоэчеа, Браун, Троссеро, Гарре — Руссо, Марангони, Сабелья (65 Виктор Рамос), Марсико (82 Понсе) — Рикардо Гарека, Бурручага |
|||||
Группа C
| Команда | О | И | В | Н | П | МЗ | МП |
|---|---|---|---|---|---|---|---|
| Перу
|
6 | 4 | 2 | 2 | 0 | 6 | 4 |
| Колумбия
|
4 | 4 | 1 | 2 | 1 | 5 | 5 |
 Боливия
|
2 | 4 | 0 | 2 | 2 | 4 | 6 |
| 14 августа 1983 |
|
Эрнандо Силес, Ла-Пас Зрителей: 40 000 Судья: Габриэль Гонсалес |
||||||
| Боливия: Террасас — Варгас, Перес, Вака, Урисар — Камачо, Вильярроэль, Эрвин Ромеро, Борха (Салинас) — Месса, Агилар (Сильвио Рохас) Колумбия: Мина — Боланьо, Нольберто Молина, Виафара, Луна — Игуаран, Эррера (Ортис), Сармьенто, Кайседо — Алекс Вальдеррама, Диас (Барриос) |
||||||||
| 17 августа 1983 |
|
Национальный стадион, Лима Зрителей: 30 000 Судья: Хосе Луис Мартинес Басан |
||||||
| Перу: Акасусо — Рамирес, Рекена, Диас (69 Касанова), Рохас — Веласкес, Херман Легия, Рейна (65 Бонельи) — Эдуардо Маласхаэс, Франко Наварро, Муньос Колумбия: Мина — Боланьос, Нольберто Молина, Виафара (72 Эскобар), Луна — Диас, Эррера, Сармьенто, Кайседо — Барриос (75 Де Авила), Игуаран |
||||||||
| 21 августа 1983 |
|
Эрнандо Силес, Ла-Пас Зрителей: 45 000 Судья: Хорхе Эдуардо Ромеро |
||||||
| Боливия: Террасас — Варгас, Коимбра, Урисар, Ариас — Мильтон Мельгар, Кастильо, Эрвин Ромеро, Давид Паниагва — Месса, Сильвио Рохас Перу: Акасусо — Рамирес, Дуарте (70 Касанова), Рекена, Агвайо — Веласкес, Бонельи, Херман Легия (76 Мора) — Эдуардо Маласхаэс, Нейра, Франко Наварро |
||||||||
| 28 августа 1983 |
|
Эль Капин, Богота Зрителей: 50 000 Судья: Арналдо Сезар Коэльо |
||||||
| Колумбия: Мина — Боланьо, Нольберто Молина, Мигель Аугусто Принсе, Луна — Эррера (50 Фернандо Фьорильо), Диас, Кайседо (72 Пелуффо), Сармьенто — Игуаран, Алекс Вальдеррама Перу: Акасусо — Рамирес, Рекена, Дуарте, Рохас — Веласкес, Херман Легия, Рейна (84 Мора) — Эдуардо Маласхаэс, Франко Наварро, Хуан Кабальеро |
||||||||
| 31 августа 1983 |
|
Эль Кампин, Богота Зрителей: 45 000 Судья: Хосе Вергара |
||||||
| Колумбия: Сапе — Боланьо, Нольберто Молина, Мигель Аугусто Принсе, Луна — Эррера (Пелуффо), Диас, Кайседо, Сармьенто (Игуаран) — Фернандо Фьорильо, Алекс Вальдеррама Боливия: Террасас — Вака, Урисар, Коимбра, Ариас — Кастильо, Мильтон Мельгар, Салинас — Давид Паниагва (Сильвио Рохас), Месса (Борха), Эрвин Ромеро |
||||||||
| 4 сентября 1983 |
|
Национальный стадион, Лима Зрителей: 50 000 Судья: Гильермо Будхе |
||||||
| Перу: Акасусо — Рамирес, Рекена, Гарсия, Дуарте (46 Рамирес) — Рохас, Веласкес, Херман Легия, Рейна (68 Касанова) — Эдуардо Маласхаэс, Франко Наварро, Хуан Кабальеро Боливия: Террасас — Варгас, Коимбра, Перес, Вака — Урисар, Мильтон Мельгар, Салинас — Давид Паниагва (Сильвио Рохас), Месса, Эрвин Ромеро |
||||||||
Полуфиналы
| 13 октября 1983 |
|
Национальный стадион, Лима Зрителей: 28 000 Судья: Серхио Васкес |
| 13 октября, 1983 |
|
Дефенсорес дель Чако, Асунсьон Зрителей: 55 000 Судья: Гастон Кастро |
| 20 октября 1983 |
|
Сентенарио, Монтевидео Зрителей: 58 000 Судья: Артуро Итурральде |
| 20 октября 1983 |
|
Парк ду Сабия, Уберландия Зрителей: 75 000 Судья: Хуан Карлос Лоустау |
- Бразилия прошла в финал по жребию.
Финал
| 27 октября 1983 |
|
Сентенарио, Монтевидео Зрителей: 65 000 Судья: Эктор Ортис |
||||||
| Уругвай: Родригес, Диого, Гутьеррес, Асеведо, Агреста, Гонсалес, Барриос, Кабрера, Агилера (Боссио'85), Франческоли, Акоста (Рамос'75) Бразилия: Леао, Леандро, Марсио, Мозер, Жуниор, Шина (Тита'60), Жоржиньо, Ренато, Ренато Гаушу, Роберто Динамит, Эдер |
||||||||
| 4 ноября 1983 |
|
Фонте-Нова, Салвадор Зрителей: 95 000 Судья: Эдисон Перес |
||||||
| Бразилия: Леао, Пауло Роберто, Марсио, Мозер, Жуниор, Шина, Жоржиньо, Сократес, Тита (Ренато Гаушу'77), Роберто Динамит (Карека'43), Эдер Уругвай: Родригес, Диого, Гутьеррес, Асеведо, Агреста, Гонсалес, Барриос, Кабрера, Агилера (Боссио'82), Франческоли, Акоста (Рамос'46). |
||||||||
Бомбардиры
- 3 мяча
- 2 мяча
- Эдер
- Хорхе Аравена, Родольфо Дубо
- Алекс Вальдеррама
- Хуан Кабальеро, Эдуардо Маласхаэс, Франко Наварро
- Фернандо Морена
Напишите отзыв о статье "Кубок Америки по футболу 1983"
Ссылки
[www.rsssf.com/tables/83safull.html Кубок Америки 1983 на RSSSF]
| Сборная Уругвая — Кубок Америки 1983 — чемпион
| ||
|---|---|---|
|
|
вр Р.С. Родригес • вр Акунья • вр Х.Л. Соса • вр Г.Д. Фернандес • защ Агреста • защ Асеведо • защ Гутьеррес • защ Монтелонго • защ Оливера • защ Сантельи • защ Эсналь • защ Васкес Робледо • защ Риверо • пз Барриос • пз В. Гонсалес • пз А. де лос Сантос • пз В. Диого • пз Кабрера • пз Рабуньяль • пз Феррари • нап Агилера • нап Акоста • нап Боссио • нап Вильясан • нап Лусардо • нап Морена • нап Рамос • нап Саралеги • нап Франческоли • нап Альсаменди • нап Мюленталер • Тренер Омар Боррас | |
| ||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Кубок Америки по футболу 1983
– Какую книгу?– Евангелие! У меня нет.
Доктор обещался достать и стал расспрашивать князя о том, что он чувствует. Князь Андрей неохотно, но разумно отвечал на все вопросы доктора и потом сказал, что ему надо бы подложить валик, а то неловко и очень больно. Доктор и камердинер подняли шинель, которою он был накрыт, и, морщась от тяжкого запаха гнилого мяса, распространявшегося от раны, стали рассматривать это страшное место. Доктор чем то очень остался недоволен, что то иначе переделал, перевернул раненого так, что тот опять застонал и от боли во время поворачивания опять потерял сознание и стал бредить. Он все говорил о том, чтобы ему достали поскорее эту книгу и подложили бы ее туда.
– И что это вам стоит! – говорил он. – У меня ее нет, – достаньте, пожалуйста, подложите на минуточку, – говорил он жалким голосом.
Доктор вышел в сени, чтобы умыть руки.
– Ах, бессовестные, право, – говорил доктор камердинеру, лившему ему воду на руки. – Только на минуту не досмотрел. Ведь вы его прямо на рану положили. Ведь это такая боль, что я удивляюсь, как он терпит.
– Мы, кажется, подложили, господи Иисусе Христе, – говорил камердинер.
В первый раз князь Андрей понял, где он был и что с ним было, и вспомнил то, что он был ранен и как в ту минуту, когда коляска остановилась в Мытищах, он попросился в избу. Спутавшись опять от боли, он опомнился другой раз в избе, когда пил чай, и тут опять, повторив в своем воспоминании все, что с ним было, он живее всего представил себе ту минуту на перевязочном пункте, когда, при виде страданий нелюбимого им человека, ему пришли эти новые, сулившие ему счастие мысли. И мысли эти, хотя и неясно и неопределенно, теперь опять овладели его душой. Он вспомнил, что у него было теперь новое счастье и что это счастье имело что то такое общее с Евангелием. Потому то он попросил Евангелие. Но дурное положение, которое дали его ране, новое переворачиванье опять смешали его мысли, и он в третий раз очнулся к жизни уже в совершенной тишине ночи. Все спали вокруг него. Сверчок кричал через сени, на улице кто то кричал и пел, тараканы шелестели по столу и образам, в осенняя толстая муха билась у него по изголовью и около сальной свечи, нагоревшей большим грибом и стоявшей подле него.
Душа его была не в нормальном состоянии. Здоровый человек обыкновенно мыслит, ощущает и вспоминает одновременно о бесчисленном количестве предметов, но имеет власть и силу, избрав один ряд мыслей или явлений, на этом ряде явлений остановить все свое внимание. Здоровый человек в минуту глубочайшего размышления отрывается, чтобы сказать учтивое слово вошедшему человеку, и опять возвращается к своим мыслям. Душа же князя Андрея была не в нормальном состоянии в этом отношении. Все силы его души были деятельнее, яснее, чем когда нибудь, но они действовали вне его воли. Самые разнообразные мысли и представления одновременно владели им. Иногда мысль его вдруг начинала работать, и с такой силой, ясностью и глубиною, с какою никогда она не была в силах действовать в здоровом состоянии; но вдруг, посредине своей работы, она обрывалась, заменялась каким нибудь неожиданным представлением, и не было сил возвратиться к ней.
«Да, мне открылась новое счастье, неотъемлемое от человека, – думал он, лежа в полутемной тихой избе и глядя вперед лихорадочно раскрытыми, остановившимися глазами. Счастье, находящееся вне материальных сил, вне материальных внешних влияний на человека, счастье одной души, счастье любви! Понять его может всякий человек, но сознать и предписать его мот только один бог. Но как же бог предписал этот закон? Почему сын?.. И вдруг ход мыслей этих оборвался, и князь Андрей услыхал (не зная, в бреду или в действительности он слышит это), услыхал какой то тихий, шепчущий голос, неумолкаемо в такт твердивший: „И пити пити питии“ потом „и ти тии“ опять „и пити пити питии“ опять „и ти ти“. Вместе с этим, под звук этой шепчущей музыки, князь Андрей чувствовал, что над лицом его, над самой серединой воздвигалось какое то странное воздушное здание из тонких иголок или лучинок. Он чувствовал (хотя это и тяжело ему было), что ему надо было старательна держать равновесие, для того чтобы воздвигавшееся здание это не завалилось; но оно все таки заваливалось и опять медленно воздвигалось при звуках равномерно шепчущей музыки. „Тянется! тянется! растягивается и все тянется“, – говорил себе князь Андрей. Вместе с прислушаньем к шепоту и с ощущением этого тянущегося и воздвигающегося здания из иголок князь Андрей видел урывками и красный, окруженный кругом свет свечки и слышал шуршанъе тараканов и шуршанье мухи, бившейся на подушку и на лицо его. И всякий раз, как муха прикасалась к егв лицу, она производила жгучее ощущение; но вместе с тем его удивляло то, что, ударяясь в самую область воздвигавшегося на лице его здания, муха не разрушала его. Но, кроме этого, было еще одно важное. Это было белое у двери, это была статуя сфинкса, которая тоже давила его.
«Но, может быть, это моя рубашка на столе, – думал князь Андрей, – а это мои ноги, а это дверь; но отчего же все тянется и выдвигается и пити пити пити и ти ти – и пити пити пити… – Довольно, перестань, пожалуйста, оставь, – тяжело просил кого то князь Андрей. И вдруг опять выплывала мысль и чувство с необыкновенной ясностью и силой.
«Да, любовь, – думал он опять с совершенной ясностью), но не та любовь, которая любит за что нибудь, для чего нибудь или почему нибудь, но та любовь, которую я испытал в первый раз, когда, умирая, я увидал своего врага и все таки полюбил его. Я испытал то чувство любви, которая есть самая сущность души и для которой не нужно предмета. Я и теперь испытываю это блаженное чувство. Любить ближних, любить врагов своих. Все любить – любить бога во всех проявлениях. Любить человека дорогого можно человеческой любовью; но только врага можно любить любовью божеской. И от этого то я испытал такую радость, когда я почувствовал, что люблю того человека. Что с ним? Жив ли он… Любя человеческой любовью, можно от любви перейти к ненависти; но божеская любовь не может измениться. Ничто, ни смерть, ничто не может разрушить ее. Она есть сущность души. А сколь многих людей я ненавидел в своей жизни. И из всех людей никого больше не любил я и не ненавидел, как ее». И он живо представил себе Наташу не так, как он представлял себе ее прежде, с одною ее прелестью, радостной для себя; но в первый раз представил себе ее душу. И он понял ее чувство, ее страданья, стыд, раскаянье. Он теперь в первый раз поняд всю жестокость своего отказа, видел жестокость своего разрыва с нею. «Ежели бы мне было возможно только еще один раз увидать ее. Один раз, глядя в эти глаза, сказать…»
И пити пити пити и ти ти, и пити пити – бум, ударилась муха… И внимание его вдруг перенеслось в другой мир действительности и бреда, в котором что то происходило особенное. Все так же в этом мире все воздвигалось, не разрушаясь, здание, все так же тянулось что то, так же с красным кругом горела свечка, та же рубашка сфинкс лежала у двери; но, кроме всего этого, что то скрипнуло, пахнуло свежим ветром, и новый белый сфинкс, стоячий, явился пред дверью. И в голове этого сфинкса было бледное лицо и блестящие глаза той самой Наташи, о которой он сейчас думал.
«О, как тяжел этот неперестающий бред!» – подумал князь Андрей, стараясь изгнать это лицо из своего воображения. Но лицо это стояло пред ним с силою действительности, и лицо это приближалось. Князь Андрей хотел вернуться к прежнему миру чистой мысли, но он не мог, и бред втягивал его в свою область. Тихий шепчущий голос продолжал свой мерный лепет, что то давило, тянулось, и странное лицо стояло перед ним. Князь Андрей собрал все свои силы, чтобы опомниться; он пошевелился, и вдруг в ушах его зазвенело, в глазах помутилось, и он, как человек, окунувшийся в воду, потерял сознание. Когда он очнулся, Наташа, та самая живая Наташа, которую изо всех людей в мире ему более всего хотелось любить той новой, чистой божеской любовью, которая была теперь открыта ему, стояла перед ним на коленях. Он понял, что это была живая, настоящая Наташа, и не удивился, но тихо обрадовался. Наташа, стоя на коленях, испуганно, но прикованно (она не могла двинуться) глядела на него, удерживая рыдания. Лицо ее было бледно и неподвижно. Только в нижней части его трепетало что то.
Князь Андрей облегчительно вздохнул, улыбнулся и протянул руку.
– Вы? – сказал он. – Как счастливо!
Наташа быстрым, но осторожным движением подвинулась к нему на коленях и, взяв осторожно его руку, нагнулась над ней лицом и стала целовать ее, чуть дотрогиваясь губами.
– Простите! – сказала она шепотом, подняв голову и взглядывая на него. – Простите меня!
– Я вас люблю, – сказал князь Андрей.
– Простите…
– Что простить? – спросил князь Андрей.
– Простите меня за то, что я сделала, – чуть слышным, прерывным шепотом проговорила Наташа и чаще стала, чуть дотрогиваясь губами, целовать руку.
– Я люблю тебя больше, лучше, чем прежде, – сказал князь Андрей, поднимая рукой ее лицо так, чтобы он мог глядеть в ее глаза.
Глаза эти, налитые счастливыми слезами, робко, сострадательно и радостно любовно смотрели на него. Худое и бледное лицо Наташи с распухшими губами было более чем некрасиво, оно было страшно. Но князь Андрей не видел этого лица, он видел сияющие глаза, которые были прекрасны. Сзади их послышался говор.
Петр камердинер, теперь совсем очнувшийся от сна, разбудил доктора. Тимохин, не спавший все время от боли в ноге, давно уже видел все, что делалось, и, старательно закрывая простыней свое неодетое тело, ежился на лавке.
– Это что такое? – сказал доктор, приподнявшись с своего ложа. – Извольте идти, сударыня.
В это же время в дверь стучалась девушка, посланная графиней, хватившейся дочери.
Как сомнамбулка, которую разбудили в середине ее сна, Наташа вышла из комнаты и, вернувшись в свою избу, рыдая упала на свою постель.
С этого дня, во время всего дальнейшего путешествия Ростовых, на всех отдыхах и ночлегах, Наташа не отходила от раненого Болконского, и доктор должен был признаться, что он не ожидал от девицы ни такой твердости, ни такого искусства ходить за раненым.
Как ни страшна казалась для графини мысль, что князь Андрей мог (весьма вероятно, по словам доктора) умереть во время дороги на руках ее дочери, она не могла противиться Наташе. Хотя вследствие теперь установившегося сближения между раненым князем Андреем и Наташей приходило в голову, что в случае выздоровления прежние отношения жениха и невесты будут возобновлены, никто, еще менее Наташа и князь Андрей, не говорил об этом: нерешенный, висящий вопрос жизни или смерти не только над Болконским, но над Россией заслонял все другие предположения.
Пьер проснулся 3 го сентября поздно. Голова его болела, платье, в котором он спал не раздеваясь, тяготило его тело, и на душе было смутное сознание чего то постыдного, совершенного накануне; это постыдное был вчерашний разговор с капитаном Рамбалем.
Часы показывали одиннадцать, но на дворе казалось особенно пасмурно. Пьер встал, протер глаза и, увидав пистолет с вырезным ложем, который Герасим положил опять на письменный стол, Пьер вспомнил то, где он находился и что ему предстояло именно в нынешний день.
«Уж не опоздал ли я? – подумал Пьер. – Нет, вероятно, он сделает свой въезд в Москву не ранее двенадцати». Пьер не позволял себе размышлять о том, что ему предстояло, но торопился поскорее действовать.
Оправив на себе платье, Пьер взял в руки пистолет и сбирался уже идти. Но тут ему в первый раз пришла мысль о том, каким образом, не в руке же, по улице нести ему это оружие. Даже и под широким кафтаном трудно было спрятать большой пистолет. Ни за поясом, ни под мышкой нельзя было поместить его незаметным. Кроме того, пистолет был разряжен, а Пьер не успел зарядить его. «Все равно, кинжал», – сказал себе Пьер, хотя он не раз, обсуживая исполнение своего намерения, решал сам с собою, что главная ошибка студента в 1809 году состояла в том, что он хотел убить Наполеона кинжалом. Но, как будто главная цель Пьера состояла не в том, чтобы исполнить задуманное дело, а в том, чтобы показать самому себе, что не отрекается от своего намерения и делает все для исполнения его, Пьер поспешно взял купленный им у Сухаревой башни вместе с пистолетом тупой зазубренный кинжал в зеленых ножнах и спрятал его под жилет.
Подпоясав кафтан и надвинув шапку, Пьер, стараясь не шуметь и не встретить капитана, прошел по коридору и вышел на улицу.
Тот пожар, на который так равнодушно смотрел он накануне вечером, за ночь значительно увеличился. Москва горела уже с разных сторон. Горели в одно и то же время Каретный ряд, Замоскворечье, Гостиный двор, Поварская, барки на Москве реке и дровяной рынок у Дорогомиловского моста.
Путь Пьера лежал через переулки на Поварскую и оттуда на Арбат, к Николе Явленному, у которого он в воображении своем давно определил место, на котором должно быть совершено его дело. У большей части домов были заперты ворота и ставни. Улицы и переулки были пустынны. В воздухе пахло гарью и дымом. Изредка встречались русские с беспокойно робкими лицами и французы с негородским, лагерным видом, шедшие по серединам улиц. И те и другие с удивлением смотрели на Пьера. Кроме большого роста и толщины, кроме странного мрачно сосредоточенного и страдальческого выражения лица и всей фигуры, русские присматривались к Пьеру, потому что не понимали, к какому сословию мог принадлежать этот человек. Французы же с удивлением провожали его глазами, в особенности потому, что Пьер, противно всем другим русским, испуганно или любопытна смотревшим на французов, не обращал на них никакого внимания. У ворот одного дома три француза, толковавшие что то не понимавшим их русским людям, остановили Пьера, спрашивая, не знает ли он по французски?
Пьер отрицательно покачал головой и пошел дальше. В другом переулке на него крикнул часовой, стоявший у зеленого ящика, и Пьер только на повторенный грозный крик и звук ружья, взятого часовым на руку, понял, что он должен был обойти другой стороной улицы. Он ничего не слышал и не видел вокруг себя. Он, как что то страшное и чуждое ему, с поспешностью и ужасом нес в себе свое намерение, боясь – наученный опытом прошлой ночи – как нибудь растерять его. Но Пьеру не суждено было донести в целости свое настроение до того места, куда он направлялся. Кроме того, ежели бы даже он и не был ничем задержан на пути, намерение его не могло быть исполнено уже потому, что Наполеон тому назад более четырех часов проехал из Дорогомиловского предместья через Арбат в Кремль и теперь в самом мрачном расположении духа сидел в царском кабинете кремлевского дворца и отдавал подробные, обстоятельные приказания о мерах, которые немедленно должны были бытт, приняты для тушения пожара, предупреждения мародерства и успокоения жителей. Но Пьер не знал этого; он, весь поглощенный предстоящим, мучился, как мучаются люди, упрямо предпринявшие дело невозможное – не по трудностям, но по несвойственности дела с своей природой; он мучился страхом того, что он ослабеет в решительную минуту и, вследствие того, потеряет уважение к себе.
Он хотя ничего не видел и не слышал вокруг себя, но инстинктом соображал дорогу и не ошибался переулками, выводившими его на Поварскую.
По мере того как Пьер приближался к Поварской, дым становился сильнее и сильнее, становилось даже тепло от огня пожара. Изредка взвивались огненные языка из за крыш домов. Больше народу встречалось на улицах, и народ этот был тревожнее. Но Пьер, хотя и чувствовал, что что то такое необыкновенное творилось вокруг него, не отдавал себе отчета о том, что он подходил к пожару. Проходя по тропинке, шедшей по большому незастроенному месту, примыкавшему одной стороной к Поварской, другой к садам дома князя Грузинского, Пьер вдруг услыхал подле самого себя отчаянный плач женщины. Он остановился, как бы пробудившись от сна, и поднял голову.
В стороне от тропинки, на засохшей пыльной траве, были свалены кучей домашние пожитки: перины, самовар, образа и сундуки. На земле подле сундуков сидела немолодая худая женщина, с длинными высунувшимися верхними зубами, одетая в черный салоп и чепчик. Женщина эта, качаясь и приговаривая что то, надрываясь плакала. Две девочки, от десяти до двенадцати лет, одетые в грязные коротенькие платьица и салопчики, с выражением недоумения на бледных, испуганных лицах, смотрели на мать. Меньшой мальчик, лет семи, в чуйке и в чужом огромном картузе, плакал на руках старухи няньки. Босоногая грязная девка сидела на сундуке и, распустив белесую косу, обдергивала опаленные волосы, принюхиваясь к ним. Муж, невысокий сутуловатый человек в вицмундире, с колесообразными бакенбардочками и гладкими височками, видневшимися из под прямо надетого картуза, с неподвижным лицом раздвигал сундуки, поставленные один на другом, и вытаскивал из под них какие то одеяния.
