Кубок Белоруссии по футболу 2015/2016
Поделись знанием:
Пьер видел, что Платон не хотел понимать того, что говорил француз, и, не вмешиваясь, смотрел на них. Каратаев поблагодарил за деньги и продолжал любоваться своею работой. Француз настаивал на остатках и попросил Пьера перевести то, что он говорил.
– На что же ему остатки то? – сказал Каратаев. – Нам подверточки то важные бы вышли. Ну, да бог с ним. – И Каратаев с вдруг изменившимся, грустным лицом достал из за пазухи сверточек обрезков и, не глядя на него, подал французу. – Эхма! – проговорил Каратаев и пошел назад. Француз поглядел на полотно, задумался, взглянул вопросительно на Пьера, и как будто взгляд Пьера что то сказал ему.
– Platoche, dites donc, Platoche, – вдруг покраснев, крикнул француз пискливым голосом. – Gardez pour vous, [Платош, а Платош. Возьми себе.] – сказал он, подавая обрезки, повернулся и ушел.
– Вот поди ты, – сказал Каратаев, покачивая головой. – Говорят, нехристи, а тоже душа есть. То то старички говаривали: потная рука торовата, сухая неподатлива. Сам голый, а вот отдал же. – Каратаев, задумчиво улыбаясь и глядя на обрезки, помолчал несколько времени. – А подверточки, дружок, важнеющие выдут, – сказал он и вернулся в балаган.
Прошло четыре недели с тех пор, как Пьер был в плену. Несмотря на то, что французы предлагали перевести его из солдатского балагана в офицерский, он остался в том балагане, в который поступил с первого дня.
В разоренной и сожженной Москве Пьер испытал почти крайние пределы лишений, которые может переносить человек; но, благодаря своему сильному сложению и здоровью, которого он не сознавал до сих пор, и в особенности благодаря тому, что эти лишения подходили так незаметно, что нельзя было сказать, когда они начались, он переносил не только легко, но и радостно свое положение. И именно в это то самое время он получил то спокойствие и довольство собой, к которым он тщетно стремился прежде. Он долго в своей жизни искал с разных сторон этого успокоения, согласия с самим собою, того, что так поразило его в солдатах в Бородинском сражении, – он искал этого в филантропии, в масонстве, в рассеянии светской жизни, в вине, в геройском подвиге самопожертвования, в романтической любви к Наташе; он искал этого путем мысли, и все эти искания и попытки все обманули его. И он, сам не думая о том, получил это успокоение и это согласие с самим собою только через ужас смерти, через лишения и через то, что он понял в Каратаеве. Те страшные минуты, которые он пережил во время казни, как будто смыли навсегда из его воображения и воспоминания тревожные мысли и чувства, прежде казавшиеся ему важными. Ему не приходило и мысли ни о России, ни о войне, ни о политике, ни о Наполеоне. Ему очевидно было, что все это не касалось его, что он не призван был и потому не мог судить обо всем этом. «России да лету – союзу нету», – повторял он слова Каратаева, и эти слова странно успокоивали его. Ему казалось теперь непонятным и даже смешным его намерение убить Наполеона и его вычисления о кабалистическом числе и звере Апокалипсиса. Озлобление его против жены и тревога о том, чтобы не было посрамлено его имя, теперь казались ему не только ничтожны, но забавны. Что ему было за дело до того, что эта женщина вела там где то ту жизнь, которая ей нравилась? Кому, в особенности ему, какое дело было до того, что узнают или не узнают, что имя их пленного было граф Безухов?
Теперь он часто вспоминал свой разговор с князем Андреем и вполне соглашался с ним, только несколько иначе понимая мысль князя Андрея. Князь Андрей думал и говорил, что счастье бывает только отрицательное, но он говорил это с оттенком горечи и иронии. Как будто, говоря это, он высказывал другую мысль – о том, что все вложенные в нас стремленья к счастью положительному вложены только для того, чтобы, не удовлетворяя, мучить нас. Но Пьер без всякой задней мысли признавал справедливость этого. Отсутствие страданий, удовлетворение потребностей и вследствие того свобода выбора занятий, то есть образа жизни, представлялись теперь Пьеру несомненным и высшим счастьем человека. Здесь, теперь только, в первый раз Пьер вполне оценил наслажденье еды, когда хотелось есть, питья, когда хотелось пить, сна, когда хотелось спать, тепла, когда было холодно, разговора с человеком, когда хотелось говорить и послушать человеческий голос. Удовлетворение потребностей – хорошая пища, чистота, свобода – теперь, когда он был лишен всего этого, казались Пьеру совершенным счастием, а выбор занятия, то есть жизнь, теперь, когда выбор этот был так ограничен, казались ему таким легким делом, что он забывал то, что избыток удобств жизни уничтожает все счастие удовлетворения потребностей, а большая свобода выбора занятий, та свобода, которую ему в его жизни давали образование, богатство, положение в свете, что эта то свобода и делает выбор занятий неразрешимо трудным и уничтожает самую потребность и возможность занятия.
Все мечтания Пьера теперь стремились к тому времени, когда он будет свободен. А между тем впоследствии и во всю свою жизнь Пьер с восторгом думал и говорил об этом месяце плена, о тех невозвратимых, сильных и радостных ощущениях и, главное, о том полном душевном спокойствии, о совершенной внутренней свободе, которые он испытывал только в это время.
Когда он в первый день, встав рано утром, вышел на заре из балагана и увидал сначала темные купола, кресты Ново Девичьего монастыря, увидал морозную росу на пыльной траве, увидал холмы Воробьевых гор и извивающийся над рекою и скрывающийся в лиловой дали лесистый берег, когда ощутил прикосновение свежего воздуха и услыхал звуки летевших из Москвы через поле галок и когда потом вдруг брызнуло светом с востока и торжественно выплыл край солнца из за тучи, и купола, и кресты, и роса, и даль, и река, все заиграло в радостном свете, – Пьер почувствовал новое, не испытанное им чувство радости и крепости жизни.
И чувство это не только не покидало его во все время плена, но, напротив, возрастало в нем по мере того, как увеличивались трудности его положения.
Чувство это готовности на все, нравственной подобранности еще более поддерживалось в Пьере тем высоким мнением, которое, вскоре по его вступлении в балаган, установилось о нем между его товарищами. Пьер с своим знанием языков, с тем уважением, которое ему оказывали французы, с своей простотой, отдававший все, что у него просили (он получал офицерские три рубля в неделю), с своей силой, которую он показал солдатам, вдавливая гвозди в стену балагана, с кротостью, которую он выказывал в обращении с товарищами, с своей непонятной для них способностью сидеть неподвижно и, ничего не делая, думать, представлялся солдатам несколько таинственным и высшим существом. Те самые свойства его, которые в том свете, в котором он жил прежде, были для него если не вредны, то стеснительны – его сила, пренебрежение к удобствам жизни, рассеянность, простота, – здесь, между этими людьми, давали ему положение почти героя. И Пьер чувствовал, что этот взгляд обязывал его.
В ночь с 6 го на 7 е октября началось движение выступавших французов: ломались кухни, балаганы, укладывались повозки и двигались войска и обозы.
В семь часов утра конвой французов, в походной форме, в киверах, с ружьями, ранцами и огромными мешками, стоял перед балаганами, и французский оживленный говор, пересыпаемый ругательствами, перекатывался по всей линии.
В балагане все были готовы, одеты, подпоясаны, обуты и ждали только приказания выходить. Больной солдат Соколов, бледный, худой, с синими кругами вокруг глаз, один, не обутый и не одетый, сидел на своем месте и выкатившимися от худобы глазами вопросительно смотрел на не обращавших на него внимания товарищей и негромко и равномерно стонал. Видимо, не столько страдания – он был болен кровавым поносом, – сколько страх и горе оставаться одному заставляли его стонать.
Пьер, обутый в башмаки, сшитые для него Каратаевым из цибика, который принес француз для подшивки себе подошв, подпоясанный веревкою, подошел к больному и присел перед ним на корточки.
– Что ж, Соколов, они ведь не совсем уходят! У них тут гошпиталь. Может, тебе еще лучше нашего будет, – сказал Пьер.
– О господи! О смерть моя! О господи! – громче застонал солдат.
– Да я сейчас еще спрошу их, – сказал Пьер и, поднявшись, пошел к двери балагана. В то время как Пьер подходил к двери, снаружи подходил с двумя солдатами тот капрал, который вчера угощал Пьера трубкой. И капрал и солдаты были в походной форме, в ранцах и киверах с застегнутыми чешуями, изменявшими их знакомые лица.
Капрал шел к двери с тем, чтобы, по приказанию начальства, затворить ее. Перед выпуском надо было пересчитать пленных.
– Caporal, que fera t on du malade?.. [Капрал, что с больным делать?..] – начал Пьер; но в ту минуту, как он говорил это, он усумнился, тот ли это знакомый его капрал или другой, неизвестный человек: так непохож был на себя капрал в эту минуту. Кроме того, в ту минуту, как Пьер говорил это, с двух сторон вдруг послышался треск барабанов. Капрал нахмурился на слова Пьера и, проговорив бессмысленное ругательство, захлопнул дверь. В балагане стало полутемно; с двух сторон резко трещали барабаны, заглушая стоны больного.
«Вот оно!.. Опять оно!» – сказал себе Пьер, и невольный холод пробежал по его спине. В измененном лице капрала, в звуке его голоса, в возбуждающем и заглушающем треске барабанов Пьер узнал ту таинственную, безучастную силу, которая заставляла людей против своей воли умерщвлять себе подобных, ту силу, действие которой он видел во время казни. Бояться, стараться избегать этой силы, обращаться с просьбами или увещаниями к людям, которые служили орудиями ее, было бесполезно. Это знал теперь Пьер. Надо было ждать и терпеть. Пьер не подошел больше к больному и не оглянулся на него. Он, молча, нахмурившись, стоял у двери балагана.
Когда двери балагана отворились и пленные, как стадо баранов, давя друг друга, затеснились в выходе, Пьер пробился вперед их и подошел к тому самому капитану, который, по уверению капрала, готов был все сделать для Пьера. Капитан тоже был в походной форме, и из холодного лица его смотрело тоже «оно», которое Пьер узнал в словах капрала и в треске барабанов.
– Filez, filez, [Проходите, проходите.] – приговаривал капитан, строго хмурясь и глядя на толпившихся мимо него пленных. Пьер знал, что его попытка будет напрасна, но подошел к нему.
| Кубок Беларуси по футболу 2015/2016 | |
| Данные турнира | |
|---|---|
| Даты проведения: | |
| Количество команд: |
55 |
| Победитель: | |
| Статистика турнира | |
| Сыграно матчей: |
84 (из 84) |
| Забито: |
302 (3,638 за игру) |
| Бомбардир(ы): |
М.Гордейчук (БАТЭ), М.Скавыш (Торпедо-БелАЗ) - 7 мячей |
| ← 2014/15 ... 2016/17 → | |
Кубок Беларуси по футболу 2015/2016 — 25-й розыгрыш ежегодного футбольного клубного турнира, второго по значимости в стране.
Финальный матч впервые в истории прошёл в Бресте на поле спорткомплекса «Брестский»[1].
Обладателем Кубка впервые в своей истории стало жодинское «Торпедо-БелАЗ» и получило право сыграть с Чемпионом Беларуси сезона 2016 года в поединке за Суперкубок Беларуси 2017 года, а также получило право участия во 2-м квалификационном раунде Лиги Европы 2016/17.
Содержание
Формат
Первые этапы турнира состоят из одного матча. Начиная с 1/16 проводятся 2 встречи. В этом раунде хозяином поля является команда, которая выступает в лиге, низшей по рангу. Если встречаются команды одной лиги, то хозяин поля определяется в результате жеребьёвки.
Матчи до стадии 1/8 финала (включительно) проводятся в сезоне 2015, 1/4 и более поздние — в сезоне 2016.
Финал турнира состоит из одного матча и играется на нейтральном поле.
1/64 финала
На этой стадии приняли участие:
- 5 победителей областных первенств (Коллективов Физической Культуры - КФК);
- 9 клубов Второй Лиги (Д3)[2].
Игры состоялись 23 и 24 мая 2015 года.
| Хозяева | Счёт | Гости |
|---|---|---|
| Жодино-2007 (КФК) | 0:1 | Луч (Минск) (Д3) |
| Гродненский (Скидель) (КФК) | 1:2 | Колос (Городище) (Д3) |
| Брестжилстрой (Брест) (КФК) | 4:4 (пен. 4:3) |
ФК Клецк (Д3) |
| Заря (Круглое) (КФК) | 3:0 | Рогачёв-МК (Д3) |
| ЮАС-ДЮСШ (Житковичи) (Д3) | 0:1 | ФК Любань (Д3) |
| ФК Жлобин (Д3) | 3:1 | Виктория (Марьина Горка) (Д3) |
| Газовик (Витебск) (КФК) | 5:3 | Торпедо (Могилёв) (Д3) |
1/32 финала
Матчи состоялись 10 июня 2015 года.
На этой стадии в борьбу за трофей вступили оставшиеся 11 клубов Второй Лиги (Д3) и 14 клубов Первой Лиги (Д2)[3].
| Хозяева | Счёт | Гости |
|---|---|---|
| ФК Осиповичи (Д3) | 0:1 | ФК Кобрин (Д2) |
| Волна (Пинск) (Д3) | 2:0 | Звезда-БГУ (Минск) (Д2) |
| Крутогорье (Дзержинский р-он) (Д3) | 1:4 | Берёза-2010 (Д2) |
| Газовик (Витебск) (КФК) | 1:6 | ФК Орша (Д2) |
| Приозёрье (Верхнедвинск) (Д3) | 0:3 | Гомельжелдортранс (Д2) |
| Торпедо (Минск) (Д3) | 0:4 | Химик (Светлогорск) (Д2) |
| АК Ждановичи (Минский р-он) (Д3) | 1:6 | ФК Городея (Д2) |
| Заря (Круглое) (КФК) | 0:3 | ФК Барановичи (Д2) |
| ФК Жлобин (Д3) | 1:3 | Речица-2014 (Д2) |
| Луч (Минск) (Д3) | 1:3 | Днепр (Могилёв) (Д2) |
| Брестжилстрой (КФК) | 1:3 | Крумкачы (Минск) (Д2) |
| ФК Любань (Д3) | 2:4 | ФК Лида (Д2) |
| Спартак (Шклов) (Д3) | 2:1 | Белита-Витэкс (Узда) (Д3) |
| Вертикаль (Калинковичи) (Д3) | 1:5 | ФК Слоним (Д2) |
| Колос-Мелиоратор-Дружба (Барановичский р-он) (Д3) | 1:2 | ФК Ошмяны (Д3) |
| Молодечно-ДЮСШ №4 (Д3) | 0:5 | Смолевичи-СТИ (Д2) |
1/16 финала
На этой стадии начнут выступление:
- ФК Ислочь (Минский район) и ФК Сморгонь - (Д2);
- 14 клубов Высшей Лиги (Д1).
Соперники проведут по 2 встречи: дома и на выезде. Жеребьёвка состоялась 11 июня и определила следующие пары (сначала указаны хозяева в первых матчах):
| Команда 1 | Итог | Команда 2 | 1-й матч | 2-й матч |
|---|---|---|---|---|
| Днепр (Могилёв) (Д2) | 2:7 | Нафтан (Новополоцк) | 0:4 | 2:3 |
| Химик (Светлогорск) (Д2) | 2:5 | Ислочь (Минский р-он) (Д2) | 0:2 | 2:3 |
| Волна (Пинск) (Д3) | 1:5 | ФК Витебск | 1:3 | 0:2 |
| Динамо (Брест) | 5:4 | Берёза-2010 (Д2) | 3:1 | 2:3 |
| Крумкачы (Минск) (Д2) | 2:6 | ФК Слуцк | 2:2 | 0:4 |
| ФК Лида (Д2) | 3:5 | ФК Сморгонь (Д2) | 0:2 | 3:3 |
| Речица-2014 (Д2) | 0:6 | Неман (Гродно) | 0:0 | 0:6 |
| Гомельжелдортранс (Д2) | 3:4 | Белшина (Бобруйск) | 1:2 | 2:2 |
| ФК Ошмяны (Д3) | 2:8 | Гранит (Микашевичи) | 1:3 | 1:5 |
| ФК Городея (Д2) | 0:2 | ФК Минск | 0:0 | 0:2 |
| Спартак (Шклов) (Д3) | 2:8 | БАТЭ (Борисов) | 2:1 | 0:7 |
| ФК Орша (Д2) | 1:16 | Торпедо-БелАЗ (Жодино) | 0:5 | 1:11 |
| Динамо (Минск) | 7:2 | Смолевичи-СТИ (Д2) | 2:0 | 5:2 |
| ФК Барановичи (Д2) | 1:3 | Славия (Мозырь) | 1:1 | 0:2 |
| ФК Слоним (Д2) | 2:18 | Шахтёр (Солигорск) | 1:10 | 1:8 |
| ФК Кобрин (Д2) | 0:6 | ФК Гомель | 0:2 | 0:4 |
1/8 финала
Жеребьёвка прошла 4 августа.
| Команда 1 | Итог | Команда 2 | 1-й матч | 2-й матч |
|---|---|---|---|---|
| ФК Сморгонь (Д2) | 1:9 | Торпедо-БелАЗ (Жодино) | 0 : 5 | 1 : 4 |
| ФК Гомель | 0:5 | СФК Слуцк | 0 : 3 | 0 : 2 |
| Нафтан (Новополоцк) | 3:2 | Динамо (Брест) | 3 : 1 | 0 : 1 |
| Белшина (Бобруйск) | 4:1 | Ислочь (Минский р-он) (Д2) | 3 : 0 | 1 : 1 |
| ФК Витебск | 2:4 | Шахтёр (Солигорск) | 1 : 1 | 1 : 3 |
| Динамо (Минск) | 2:1 | Неман (Гродно) | 1 : 1 | 1 : 0 |
| БАТЭ (Борисов) | 8:1 | Гранит (Микашевичи) | 5 : 0 | 3 : 1 |
| ФК Минск | 4:4 (гв) | Славия (Мозырь) | 2 : 1 | 2 : 3 |
1/4 финала
Жеребьёвка прошла 1 декабря 2015 года.
Первые матчи состоялись 19 и 20 марта 2016 года. Ответные пройдут 6 апреля.
| Команда 1 | Итог | Команда 2 | 1-й матч | 2-й матч |
|---|---|---|---|---|
| Динамо (Минск) | 1:2 | Торпедо-БелАЗ (Жодино) | 1:0 | 0:2 |
| Нафтан (Новополоцк) | 4:2 | Белшина (Бобруйск) | 1:1 | 3:1 |
| ФК Минск | 2:0 | Шахтёр (Солигорск) | 2:0 | 0:0 |
| БАТЭ (Борисов) | 3:0 | СФК Слуцк | 1:0 | 2:0 |
1/2 финала
| Команда 1 | Итог | Команда 2 | 1-й матч | 2-й матч |
|---|---|---|---|---|
| Торпедо-БелАЗ | 2:1 | ФК Минск | 1:1 | 1:0 |
| Нафтан | 2:2 (гв) | БАТЭ | 2:2 | 0:0 |
Финал
| 21 мая 2016 |
|
Брестский, Брест Зрителей: 4500 Судья: А. Кульбаков, Гомель |
|||
| [www.football.by/stat/belarus/cup2015/11/1/ отчёт] | |||||
| Серия пенальти: | ||
Иванич  Яблонский  Стасевич Володько Дубра
|
2 : 3 | Клопоцкий Квашук Евгений Чумак Шаповал Трапашко
|
| Обладатель Кубка Беларуси 2016 |
|---|
| Торпедо-БелАЗ</big> Первый кубок |
Бомбардиры
- 7 голов
- 6 голов
- 5 голов
См. также
Напишите отзыв о статье "Кубок Белоруссии по футболу 2015/2016"
Примечания
- ↑ [www.football.by/news/66229.html Матч за Суперкубок Беларуси-2015 пройдет в Пинске. Финалы Кубка 2015 и 2016 будут сыграны в Гомеле и Бресте]
- ↑ [football.by/news/69674.html Кубок Беларуси, 1/64 финала. «Жлобин» сыграет с «Викторией», «Луч» против «Жодино-2007» и другие пары]
- ↑ [football.by/news/70167.html Кубок Беларуси 2015/2016. Состоялась жеребьевка 1/32 финала]
Ссылки
- [football.by/stat/belarus/cup2015/ 25-й Кубок Беларуси (2015/2016)]
|
||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Кубок Белоруссии по футболу 2015/2016
– Merci, merci, mon vieux, le reste?.. – повторил француз, улыбаясь, и, достав ассигнацию, дал Каратаеву, – mais le reste… [Спасибо, спасибо, любезный, а остаток то где?.. Остаток то давай.]Пьер видел, что Платон не хотел понимать того, что говорил француз, и, не вмешиваясь, смотрел на них. Каратаев поблагодарил за деньги и продолжал любоваться своею работой. Француз настаивал на остатках и попросил Пьера перевести то, что он говорил.
– На что же ему остатки то? – сказал Каратаев. – Нам подверточки то важные бы вышли. Ну, да бог с ним. – И Каратаев с вдруг изменившимся, грустным лицом достал из за пазухи сверточек обрезков и, не глядя на него, подал французу. – Эхма! – проговорил Каратаев и пошел назад. Француз поглядел на полотно, задумался, взглянул вопросительно на Пьера, и как будто взгляд Пьера что то сказал ему.
– Platoche, dites donc, Platoche, – вдруг покраснев, крикнул француз пискливым голосом. – Gardez pour vous, [Платош, а Платош. Возьми себе.] – сказал он, подавая обрезки, повернулся и ушел.
– Вот поди ты, – сказал Каратаев, покачивая головой. – Говорят, нехристи, а тоже душа есть. То то старички говаривали: потная рука торовата, сухая неподатлива. Сам голый, а вот отдал же. – Каратаев, задумчиво улыбаясь и глядя на обрезки, помолчал несколько времени. – А подверточки, дружок, важнеющие выдут, – сказал он и вернулся в балаган.
Прошло четыре недели с тех пор, как Пьер был в плену. Несмотря на то, что французы предлагали перевести его из солдатского балагана в офицерский, он остался в том балагане, в который поступил с первого дня.
В разоренной и сожженной Москве Пьер испытал почти крайние пределы лишений, которые может переносить человек; но, благодаря своему сильному сложению и здоровью, которого он не сознавал до сих пор, и в особенности благодаря тому, что эти лишения подходили так незаметно, что нельзя было сказать, когда они начались, он переносил не только легко, но и радостно свое положение. И именно в это то самое время он получил то спокойствие и довольство собой, к которым он тщетно стремился прежде. Он долго в своей жизни искал с разных сторон этого успокоения, согласия с самим собою, того, что так поразило его в солдатах в Бородинском сражении, – он искал этого в филантропии, в масонстве, в рассеянии светской жизни, в вине, в геройском подвиге самопожертвования, в романтической любви к Наташе; он искал этого путем мысли, и все эти искания и попытки все обманули его. И он, сам не думая о том, получил это успокоение и это согласие с самим собою только через ужас смерти, через лишения и через то, что он понял в Каратаеве. Те страшные минуты, которые он пережил во время казни, как будто смыли навсегда из его воображения и воспоминания тревожные мысли и чувства, прежде казавшиеся ему важными. Ему не приходило и мысли ни о России, ни о войне, ни о политике, ни о Наполеоне. Ему очевидно было, что все это не касалось его, что он не призван был и потому не мог судить обо всем этом. «России да лету – союзу нету», – повторял он слова Каратаева, и эти слова странно успокоивали его. Ему казалось теперь непонятным и даже смешным его намерение убить Наполеона и его вычисления о кабалистическом числе и звере Апокалипсиса. Озлобление его против жены и тревога о том, чтобы не было посрамлено его имя, теперь казались ему не только ничтожны, но забавны. Что ему было за дело до того, что эта женщина вела там где то ту жизнь, которая ей нравилась? Кому, в особенности ему, какое дело было до того, что узнают или не узнают, что имя их пленного было граф Безухов?
Теперь он часто вспоминал свой разговор с князем Андреем и вполне соглашался с ним, только несколько иначе понимая мысль князя Андрея. Князь Андрей думал и говорил, что счастье бывает только отрицательное, но он говорил это с оттенком горечи и иронии. Как будто, говоря это, он высказывал другую мысль – о том, что все вложенные в нас стремленья к счастью положительному вложены только для того, чтобы, не удовлетворяя, мучить нас. Но Пьер без всякой задней мысли признавал справедливость этого. Отсутствие страданий, удовлетворение потребностей и вследствие того свобода выбора занятий, то есть образа жизни, представлялись теперь Пьеру несомненным и высшим счастьем человека. Здесь, теперь только, в первый раз Пьер вполне оценил наслажденье еды, когда хотелось есть, питья, когда хотелось пить, сна, когда хотелось спать, тепла, когда было холодно, разговора с человеком, когда хотелось говорить и послушать человеческий голос. Удовлетворение потребностей – хорошая пища, чистота, свобода – теперь, когда он был лишен всего этого, казались Пьеру совершенным счастием, а выбор занятия, то есть жизнь, теперь, когда выбор этот был так ограничен, казались ему таким легким делом, что он забывал то, что избыток удобств жизни уничтожает все счастие удовлетворения потребностей, а большая свобода выбора занятий, та свобода, которую ему в его жизни давали образование, богатство, положение в свете, что эта то свобода и делает выбор занятий неразрешимо трудным и уничтожает самую потребность и возможность занятия.
Все мечтания Пьера теперь стремились к тому времени, когда он будет свободен. А между тем впоследствии и во всю свою жизнь Пьер с восторгом думал и говорил об этом месяце плена, о тех невозвратимых, сильных и радостных ощущениях и, главное, о том полном душевном спокойствии, о совершенной внутренней свободе, которые он испытывал только в это время.
Когда он в первый день, встав рано утром, вышел на заре из балагана и увидал сначала темные купола, кресты Ново Девичьего монастыря, увидал морозную росу на пыльной траве, увидал холмы Воробьевых гор и извивающийся над рекою и скрывающийся в лиловой дали лесистый берег, когда ощутил прикосновение свежего воздуха и услыхал звуки летевших из Москвы через поле галок и когда потом вдруг брызнуло светом с востока и торжественно выплыл край солнца из за тучи, и купола, и кресты, и роса, и даль, и река, все заиграло в радостном свете, – Пьер почувствовал новое, не испытанное им чувство радости и крепости жизни.
И чувство это не только не покидало его во все время плена, но, напротив, возрастало в нем по мере того, как увеличивались трудности его положения.
Чувство это готовности на все, нравственной подобранности еще более поддерживалось в Пьере тем высоким мнением, которое, вскоре по его вступлении в балаган, установилось о нем между его товарищами. Пьер с своим знанием языков, с тем уважением, которое ему оказывали французы, с своей простотой, отдававший все, что у него просили (он получал офицерские три рубля в неделю), с своей силой, которую он показал солдатам, вдавливая гвозди в стену балагана, с кротостью, которую он выказывал в обращении с товарищами, с своей непонятной для них способностью сидеть неподвижно и, ничего не делая, думать, представлялся солдатам несколько таинственным и высшим существом. Те самые свойства его, которые в том свете, в котором он жил прежде, были для него если не вредны, то стеснительны – его сила, пренебрежение к удобствам жизни, рассеянность, простота, – здесь, между этими людьми, давали ему положение почти героя. И Пьер чувствовал, что этот взгляд обязывал его.
В ночь с 6 го на 7 е октября началось движение выступавших французов: ломались кухни, балаганы, укладывались повозки и двигались войска и обозы.
В семь часов утра конвой французов, в походной форме, в киверах, с ружьями, ранцами и огромными мешками, стоял перед балаганами, и французский оживленный говор, пересыпаемый ругательствами, перекатывался по всей линии.
В балагане все были готовы, одеты, подпоясаны, обуты и ждали только приказания выходить. Больной солдат Соколов, бледный, худой, с синими кругами вокруг глаз, один, не обутый и не одетый, сидел на своем месте и выкатившимися от худобы глазами вопросительно смотрел на не обращавших на него внимания товарищей и негромко и равномерно стонал. Видимо, не столько страдания – он был болен кровавым поносом, – сколько страх и горе оставаться одному заставляли его стонать.
Пьер, обутый в башмаки, сшитые для него Каратаевым из цибика, который принес француз для подшивки себе подошв, подпоясанный веревкою, подошел к больному и присел перед ним на корточки.
– Что ж, Соколов, они ведь не совсем уходят! У них тут гошпиталь. Может, тебе еще лучше нашего будет, – сказал Пьер.
– О господи! О смерть моя! О господи! – громче застонал солдат.
– Да я сейчас еще спрошу их, – сказал Пьер и, поднявшись, пошел к двери балагана. В то время как Пьер подходил к двери, снаружи подходил с двумя солдатами тот капрал, который вчера угощал Пьера трубкой. И капрал и солдаты были в походной форме, в ранцах и киверах с застегнутыми чешуями, изменявшими их знакомые лица.
Капрал шел к двери с тем, чтобы, по приказанию начальства, затворить ее. Перед выпуском надо было пересчитать пленных.
– Caporal, que fera t on du malade?.. [Капрал, что с больным делать?..] – начал Пьер; но в ту минуту, как он говорил это, он усумнился, тот ли это знакомый его капрал или другой, неизвестный человек: так непохож был на себя капрал в эту минуту. Кроме того, в ту минуту, как Пьер говорил это, с двух сторон вдруг послышался треск барабанов. Капрал нахмурился на слова Пьера и, проговорив бессмысленное ругательство, захлопнул дверь. В балагане стало полутемно; с двух сторон резко трещали барабаны, заглушая стоны больного.
«Вот оно!.. Опять оно!» – сказал себе Пьер, и невольный холод пробежал по его спине. В измененном лице капрала, в звуке его голоса, в возбуждающем и заглушающем треске барабанов Пьер узнал ту таинственную, безучастную силу, которая заставляла людей против своей воли умерщвлять себе подобных, ту силу, действие которой он видел во время казни. Бояться, стараться избегать этой силы, обращаться с просьбами или увещаниями к людям, которые служили орудиями ее, было бесполезно. Это знал теперь Пьер. Надо было ждать и терпеть. Пьер не подошел больше к больному и не оглянулся на него. Он, молча, нахмурившись, стоял у двери балагана.
Когда двери балагана отворились и пленные, как стадо баранов, давя друг друга, затеснились в выходе, Пьер пробился вперед их и подошел к тому самому капитану, который, по уверению капрала, готов был все сделать для Пьера. Капитан тоже был в походной форме, и из холодного лица его смотрело тоже «оно», которое Пьер узнал в словах капрала и в треске барабанов.
– Filez, filez, [Проходите, проходите.] – приговаривал капитан, строго хмурясь и глядя на толпившихся мимо него пленных. Пьер знал, что его попытка будет напрасна, но подошел к нему.
