Кубок Болгарии по футболу
| Кубок Болгарии | |
| Страна | |
|---|---|
| Основан | |
| Кол-во команд |
48 (Финальная фаза) |
| Международные турниры | |
| Действующий победитель |
Черно Море (1 титул) |
| Наиболее титулован |
Левски София (26) |
| Сайт |
[www.pfl.bg/pfl/opencms/menu/bg/tournaments/ Купа на България (болг.)] |
 2012/13 | |
Кубок Болгарии (болг. Купа на България) — соревнование, проводимое Болгарским футбольным союзом каждый год. Второй по значимости футбольный турнир страны. Все официально зарегистрированные футбольные клубы Болгарии принимают участие в соревновании.
Формат турнира представляет собой олимпийскую систему (навылет), на каждой стадии противоборствующие команды встречаются между собой один раз. Финал Кубка Болгарии обычно проходит на стадионе «Васил Левски» в Софии. Победитель турнира получает возможность принять участие в Лиге Европы УЕФА (до 2009 года в Кубке УЕФА). Если же победитель Кубка получает эту возможность благодаря высокому месту в чемпионате Болгарии, то в еврокубки попадает команда, занявшая четвертое место в чемпионате.
Содержание
История
Современный Кубок Болгарии берёт свои корни из различных турниров, проводившихся в стране в течение различных периодов 20-го века совместно либо последовательно. Первым из таких турниров был Национальный Кубок Царя (болг. Купа на Царя), который существовал с 1924 до 1942, в котором чемпионы всех болгарских областей играли в турнире на выбывание, где каждый раунд так же как и сейчас длился один матч, хозяин поля определялся по жребию.
В течение правления коммунистов в Болгарии, Кубок Царя был заменён на состоящий из двух матчей в раунде Кубок Советской Армии (болг. Купа на Съветската армия), который проходил с 1945 по 1990 года. После 1981 года турнир потерял свою значимость из-за появления Кубка Болгарии, который появился в честь 1300-летней годовщины страны, но при этом Кубок Советской Армии продолжался вплоть до 1990 года, когда его распустили. «Левски» София, как клуб выигрывавший трофей наибольшее число раз, был награждён оригинальным Кубком Советской Армии для хранения в своей коллекции.
Победители
Царский Кубок (1924—1944)
| сезон | победитель | результат | финалист | полуфиналисты | место проведения финала |
|---|---|---|---|---|---|
| 1924 | победитель не определён | ||||
| 1925 | Владислав (Варна) | 2:0 | Левски Сф | Левски (Дупница); БП 25 (Плевен) | София |
| 1926 | Владислав (Варна) | 1:11 | Славия Сф | Левски (Русе); Ботев (Пазарджик) | София |
| 1927 | победитель не определён | ||||
| 1928 | Славия Сф | 4:0 | Владислав (Варна) | Левски (Пловдив); Левски (Русе) | София |
| 1929 | Ботев Пд | 1:0 | Левски Сф | Шипченский Сокол (Варна); Левски (Плевен) | София |
| 1930 | Славия Сф | 4:1 | Владислав (Варна) | Ботев Пд; Хан Омуртаг (Шумен) | София |
| 1931 | АС-23 | 3:0² | Шипченский Сокол (Варна) | Напредак (Русе); Болгария (Хасково) | София |
| 1932 | Шипченский Сокол | ||||
| 1933 | Левски Сф | ||||
| 1934 | Владислав (Варна) | ||||
| 1935 | Владислав (Варна) | ||||
| 1936 | Славия Сф | 2:0 | Тича (Варна) | Георги Дражев (Ямбол); Кракра (Перник) | София |
| 1937 | Левски Сф | ||||
| Кубки 1938-1942, официально признаны федерацией футбола Болгарии | |||||
| 1938 | ФК-13 | 3:0³ | Левски (Русе) | Левски (Бургас); Левски (Плевен) | София |
| 1939 | Шипка (София) | 2:0 | Левски (Русе) | Дражев (Ямбол); Победа (Варна) | София |
| 1940 | ФК-13 | 2:1 | Спортклуб (Пловдив)4 | Победа (Варна); Левски (Русе)4 | София |
| 1941 | АС-23 | 4:2 | Напредак (Русе) | Македония (Скопье); Христо Славчев (Павликени) | Добрич |
| 1942 | Левски Сф | 3:05 | Спортклуб (Пловдив) | Напредак (Русе); СП-39 (Плевен) | София |
1. Назначенный на переигровку судья не явился, а «Владислав» отказался играть при другом судье. БФС присудило ему техническое поражение и объявила «Славию» чемпионом страны. «Владислав» оспорил это решение на заседании БФС в Бургасе, переигровку назначили на начало 1927 года — однако «Славия» не явилась и победителем был признан «Владислав».
2. При счёте 2-1 в пользу «Шипченского Сокола» Б. Габровски из АС-23 травмировал одного из нападающих «Сокола». Судья никак не отреагировал на это нарушение и «Шипченский Сокол» покинул поле, после чего им было засчитано техническое поражение.
3. При счёте 1:3 футболисты «Левски», недоволные решением судьи, покидают поле и им засчитывается техническое поражение.
4. «Левски» (Русе) победил в полуфинале «Спортклуб» (Пловдив) со счётом 2-0, но из-за разногласий с устроителями отказался играть в финале.
5. На 80-й минуте при счёте 1-3 футболисты «Спортклуба», недоволные решением судьи, покидают поле и им засчитывается техническое поражение.
Кубок Советской Армии (1945—1990)
Официальные турниры (1945—1982)
|
Неофициальные турниры (1982—1990)
|
Кубок Болгарии (с 1982)
|
Представление по клубам
| Выигрывавшие клубы | Титулов | Финалов | Года победы в кубке |
|---|---|---|---|
| Левски | 25 | 11 | 1942, 1946, 1947, 1949, 1950, 1956, 1957, 1959, 1967, 1970, 1971, 1976, 1977, 1979, 1984, 1986, 1991, 1992, 1994, 1998, 2000, 2002, 2003, 2005, 2007 |
| ЦСКА | 20 | 13 | 1951, 1954, 1955, 1961, 1965, 1969, 1972, 1973, 1974, 1983, 1985, 1987, 1988, 1989, 1993, 1997, 1999, 2006, 2011, 2016 |
| Славия | 7 | 4 | 1952, 1963, 1964, 1966, 1975, 1980, 1996 |
| ЦСКА-София | 4 | 3 | 2001, 2004, 2008, 2009 |
| Локомотив Сф | 4 | 2 | 1948, 1953, 1982, 1995 |
| Ботев Пд | 2 | 9 | 1962, 1981 |
| ФК-13 | 2 | - | 1938, 1940 |
| Берое | 2 | 4 | 2010, 2013 |
| Лудогорец | 2 | - | 2012, 2014 |
| Черно Море | 1 | 2 | 2015 |
| Спартак Пд | 1 | 2 | 1958 |
| Спартак Сф | 1 | 2 | 1968 |
| Шипка | 1 | - | 1939 |
| АС-23 | 1 | - | 1941 |
| Септември | 1 | - | 1960 |
| Марек | 1 | - | 1978 |
| Сливен 2000 | 1 | - | 1990 |
| Локомотив Пд | 0 | 6 | - |
| Пирин Бл | 0 | 4 | - |
| Дунав | 0 | 4 | - |
| Спортклуб Пд | 0 | 2 | - |
| Спартак Вр | 0 | 2 | - |
| Черноморец Бг | 0 | 1 | - |
| Академик Сф | 0 | 1 | - |
| Нафтекс | 0 | 1 | - |
| Станчо Костов | 0 | 1 | - |
| Минёр Пк | 0 | 1 | - |
| Велбажд | 0 | 1 | - |
Напишите отзыв о статье "Кубок Болгарии по футболу"
Примечания
Ссылки
| ||||||
| ||||||
| ||||||
Отрывок, характеризующий Кубок Болгарии по футболу
Князь Андрей чуть заметно улыбнулся в первый раз, но княжна Марья, так знавшая его лицо, с ужасом поняла, что это была улыбка не радости, не нежности к сыну, но тихой, кроткой насмешки над тем, что княжна Марья употребляла, по ее мнению, последнее средство для приведения его в чувства.– Да, я очень рад Николушке. Он здоров?
Когда привели к князю Андрею Николушку, испуганно смотревшего на отца, но не плакавшего, потому что никто не плакал, князь Андрей поцеловал его и, очевидно, не знал, что говорить с ним.
Когда Николушку уводили, княжна Марья подошла еще раз к брату, поцеловала его и, не в силах удерживаться более, заплакала.
Он пристально посмотрел на нее.
– Ты об Николушке? – сказал он.
Княжна Марья, плача, утвердительно нагнула голову.
– Мари, ты знаешь Еван… – но он вдруг замолчал.
– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.
Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.
Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.
Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.
Болезнь его шла своим физическим порядком, но то, что Наташа называла: это сделалось с ним, случилось с ним два дня перед приездом княжны Марьи. Это была та последняя нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу. Это было неожиданное сознание того, что он еще дорожил жизнью, представлявшейся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым.
Это было вечером. Он был, как обыкновенно после обеда, в легком лихорадочном состоянии, и мысли его были чрезвычайно ясны. Соня сидела у стола. Он задремал. Вдруг ощущение счастья охватило его.
«А, это она вошла!» – подумал он.
Действительно, на месте Сони сидела только что неслышными шагами вошедшая Наташа.
С тех пор как она стала ходить за ним, он всегда испытывал это физическое ощущение ее близости. Она сидела на кресле, боком к нему, заслоняя собой от него свет свечи, и вязала чулок. (Она выучилась вязать чулки с тех пор, как раз князь Андрей сказал ей, что никто так не умеет ходить за больными, как старые няни, которые вяжут чулки, и что в вязании чулка есть что то успокоительное.) Тонкие пальцы ее быстро перебирали изредка сталкивающиеся спицы, и задумчивый профиль ее опущенного лица был ясно виден ему. Она сделала движенье – клубок скатился с ее колен. Она вздрогнула, оглянулась на него и, заслоняя свечу рукой, осторожным, гибким и точным движением изогнулась, подняла клубок и села в прежнее положение.
Он смотрел на нее, не шевелясь, и видел, что ей нужно было после своего движения вздохнуть во всю грудь, но она не решалась этого сделать и осторожно переводила дыханье.
В Троицкой лавре они говорили о прошедшем, и он сказал ей, что, ежели бы он был жив, он бы благодарил вечно бога за свою рану, которая свела его опять с нею; но с тех пор они никогда не говорили о будущем.
«Могло или не могло это быть? – думал он теперь, глядя на нее и прислушиваясь к легкому стальному звуку спиц. – Неужели только затем так странно свела меня с нею судьба, чтобы мне умереть?.. Неужели мне открылась истина жизни только для того, чтобы я жил во лжи? Я люблю ее больше всего в мире. Но что же делать мне, ежели я люблю ее?» – сказал он, и он вдруг невольно застонал, по привычке, которую он приобрел во время своих страданий.
Услыхав этот звук, Наташа положила чулок, перегнулась ближе к нему и вдруг, заметив его светящиеся глаза, подошла к нему легким шагом и нагнулась.
– Вы не спите?
– Нет, я давно смотрю на вас; я почувствовал, когда вы вошли. Никто, как вы, но дает мне той мягкой тишины… того света. Мне так и хочется плакать от радости.
Наташа ближе придвинулась к нему. Лицо ее сияло восторженною радостью.
– Наташа, я слишком люблю вас. Больше всего на свете.
– А я? – Она отвернулась на мгновение. – Отчего же слишком? – сказала она.
– Отчего слишком?.. Ну, как вы думаете, как вы чувствуете по душе, по всей душе, буду я жив? Как вам кажется?
– Я уверена, я уверена! – почти вскрикнула Наташа, страстным движением взяв его за обе руки.
Он помолчал.
– Как бы хорошо! – И, взяв ее руку, он поцеловал ее.
Наташа была счастлива и взволнована; и тотчас же она вспомнила, что этого нельзя, что ему нужно спокойствие.
– Однако вы не спали, – сказала она, подавляя свою радость. – Постарайтесь заснуть… пожалуйста.
Он выпустил, пожав ее, ее руку, она перешла к свече и опять села в прежнее положение. Два раза она оглянулась на него, глаза его светились ей навстречу. Она задала себе урок на чулке и сказала себе, что до тех пор она не оглянется, пока не кончит его.
Действительно, скоро после этого он закрыл глаза и заснул. Он спал недолго и вдруг в холодном поту тревожно проснулся.
Засыпая, он думал все о том же, о чем он думал все ото время, – о жизни и смерти. И больше о смерти. Он чувствовал себя ближе к ней.
«Любовь? Что такое любовь? – думал он. – Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь. Все, все, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю. Все есть, все существует только потому, что я люблю. Все связано одною ею. Любовь есть бог, и умереть – значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику». Мысли эти показались ему утешительны. Но это были только мысли. Чего то недоставало в них, что то было односторонне личное, умственное – не было очевидности. И было то же беспокойство и неясность. Он заснул.
Он видел во сне, что он лежит в той же комнате, в которой он лежал в действительности, но что он не ранен, а здоров. Много разных лиц, ничтожных, равнодушных, являются перед князем Андреем. Он говорит с ними, спорит о чем то ненужном. Они сбираются ехать куда то. Князь Андрей смутно припоминает, что все это ничтожно и что у него есть другие, важнейшие заботы, но продолжает говорить, удивляя их, какие то пустые, остроумные слова. Понемногу, незаметно все эти лица начинают исчезать, и все заменяется одним вопросом о затворенной двери. Он встает и идет к двери, чтобы задвинуть задвижку и запереть ее. Оттого, что он успеет или не успеет запереть ее, зависит все. Он идет, спешит, ноги его не двигаются, и он знает, что не успеет запереть дверь, но все таки болезненно напрягает все свои силы. И мучительный страх охватывает его. И этот страх есть страх смерти: за дверью стоит оно. Но в то же время как он бессильно неловко подползает к двери, это что то ужасное, с другой стороны уже, надавливая, ломится в нее. Что то не человеческое – смерть – ломится в дверь, и надо удержать ее. Он ухватывается за дверь, напрягает последние усилия – запереть уже нельзя – хоть удержать ее; но силы его слабы, неловки, и, надавливаемая ужасным, дверь отворяется и опять затворяется.
