Кубок Интертото
Поделись знанием:
– Хорошо, хорошо, – сказал полковой командир и обратился к майору Экономову.
Но Долохов не отошел; он развязал платок, дернул его и показал запекшуюся в волосах кровь.
– Рана штыком, я остался во фронте. Попомните, ваше превосходительство.
Про батарею Тушина было забыто, и только в самом конце дела, продолжая слышать канонаду в центре, князь Багратион послал туда дежурного штаб офицера и потом князя Андрея, чтобы велеть батарее отступать как можно скорее. Прикрытие, стоявшее подле пушек Тушина, ушло, по чьему то приказанию, в середине дела; но батарея продолжала стрелять и не была взята французами только потому, что неприятель не мог предполагать дерзости стрельбы четырех никем не защищенных пушек. Напротив, по энергичному действию этой батареи он предполагал, что здесь, в центре, сосредоточены главные силы русских, и два раза пытался атаковать этот пункт и оба раза был прогоняем картечными выстрелами одиноко стоявших на этом возвышении четырех пушек.
Скоро после отъезда князя Багратиона Тушину удалось зажечь Шенграбен.
– Вишь, засумятились! Горит! Вишь, дым то! Ловко! Важно! Дым то, дым то! – заговорила прислуга, оживляясь.
Все орудия без приказания били в направлении пожара. Как будто подгоняя, подкрикивали солдаты к каждому выстрелу: «Ловко! Вот так так! Ишь, ты… Важно!» Пожар, разносимый ветром, быстро распространялся. Французские колонны, выступившие за деревню, ушли назад, но, как бы в наказание за эту неудачу, неприятель выставил правее деревни десять орудий и стал бить из них по Тушину.
Из за детской радости, возбужденной пожаром, и азарта удачной стрельбы по французам, наши артиллеристы заметили эту батарею только тогда, когда два ядра и вслед за ними еще четыре ударили между орудиями и одно повалило двух лошадей, а другое оторвало ногу ящичному вожатому. Оживление, раз установившееся, однако, не ослабело, а только переменило настроение. Лошади были заменены другими из запасного лафета, раненые убраны, и четыре орудия повернуты против десятипушечной батареи. Офицер, товарищ Тушина, был убит в начале дела, и в продолжение часа из сорока человек прислуги выбыли семнадцать, но артиллеристы всё так же были веселы и оживлены. Два раза они замечали, что внизу, близко от них, показывались французы, и тогда они били по них картечью.
Маленький человек, с слабыми, неловкими движениями, требовал себе беспрестанно у денщика еще трубочку за это , как он говорил, и, рассыпая из нее огонь, выбегал вперед и из под маленькой ручки смотрел на французов.
– Круши, ребята! – приговаривал он и сам подхватывал орудия за колеса и вывинчивал винты.
В дыму, оглушаемый беспрерывными выстрелами, заставлявшими его каждый раз вздрагивать, Тушин, не выпуская своей носогрелки, бегал от одного орудия к другому, то прицеливаясь, то считая заряды, то распоряжаясь переменой и перепряжкой убитых и раненых лошадей, и покрикивал своим слабым тоненьким, нерешительным голоском. Лицо его всё более и более оживлялось. Только когда убивали или ранили людей, он морщился и, отворачиваясь от убитого, сердито кричал на людей, как всегда, мешкавших поднять раненого или тело. Солдаты, большею частью красивые молодцы (как и всегда в батарейной роте, на две головы выше своего офицера и вдвое шире его), все, как дети в затруднительном положении, смотрели на своего командира, и то выражение, которое было на его лице, неизменно отражалось на их лицах.
Вследствие этого страшного гула, шума, потребности внимания и деятельности Тушин не испытывал ни малейшего неприятного чувства страха, и мысль, что его могут убить или больно ранить, не приходила ему в голову. Напротив, ему становилось всё веселее и веселее. Ему казалось, что уже очень давно, едва ли не вчера, была та минута, когда он увидел неприятеля и сделал первый выстрел, и что клочок поля, на котором он стоял, был ему давно знакомым, родственным местом. Несмотря на то, что он всё помнил, всё соображал, всё делал, что мог делать самый лучший офицер в его положении, он находился в состоянии, похожем на лихорадочный бред или на состояние пьяного человека.
Из за оглушающих со всех сторон звуков своих орудий, из за свиста и ударов снарядов неприятелей, из за вида вспотевшей, раскрасневшейся, торопящейся около орудий прислуги, из за вида крови людей и лошадей, из за вида дымков неприятеля на той стороне (после которых всякий раз прилетало ядро и било в землю, в человека, в орудие или в лошадь), из за вида этих предметов у него в голове установился свой фантастический мир, который составлял его наслаждение в эту минуту. Неприятельские пушки в его воображении были не пушки, а трубки, из которых редкими клубами выпускал дым невидимый курильщик.
– Вишь, пыхнул опять, – проговорил Тушин шопотом про себя, в то время как с горы выскакивал клуб дыма и влево полосой относился ветром, – теперь мячик жди – отсылать назад.
– Что прикажете, ваше благородие? – спросил фейерверкер, близко стоявший около него и слышавший, что он бормотал что то.
– Ничего, гранату… – отвечал он.
«Ну ка, наша Матвевна», говорил он про себя. Матвевной представлялась в его воображении большая крайняя, старинного литья пушка. Муравьями представлялись ему французы около своих орудий. Красавец и пьяница первый номер второго орудия в его мире был дядя ; Тушин чаще других смотрел на него и радовался на каждое его движение. Звук то замиравшей, то опять усиливавшейся ружейной перестрелки под горою представлялся ему чьим то дыханием. Он прислушивался к затиханью и разгоранью этих звуков.
– Ишь, задышала опять, задышала, – говорил он про себя.
Сам он представлялся себе огромного роста, мощным мужчиной, который обеими руками швыряет французам ядра.
– Ну, Матвевна, матушка, не выдавай! – говорил он, отходя от орудия, как над его головой раздался чуждый, незнакомый голос:
– Капитан Тушин! Капитан!
Тушин испуганно оглянулся. Это был тот штаб офицер, который выгнал его из Грунта. Он запыхавшимся голосом кричал ему:
– Что вы, с ума сошли. Вам два раза приказано отступать, а вы…
«Ну, за что они меня?…» думал про себя Тушин, со страхом глядя на начальника.
– Я… ничего… – проговорил он, приставляя два пальца к козырьку. – Я…
Но полковник не договорил всего, что хотел. Близко пролетевшее ядро заставило его, нырнув, согнуться на лошади. Он замолк и только что хотел сказать еще что то, как еще ядро остановило его. Он поворотил лошадь и поскакал прочь.
– Отступать! Все отступать! – прокричал он издалека. Солдаты засмеялись. Через минуту приехал адъютант с тем же приказанием.
Это был князь Андрей. Первое, что он увидел, выезжая на то пространство, которое занимали пушки Тушина, была отпряженная лошадь с перебитою ногой, которая ржала около запряженных лошадей. Из ноги ее, как из ключа, лилась кровь. Между передками лежало несколько убитых. Одно ядро за другим пролетало над ним, в то время как он подъезжал, и он почувствовал, как нервическая дрожь пробежала по его спине. Но одна мысль о том, что он боится, снова подняла его. «Я не могу бояться», подумал он и медленно слез с лошади между орудиями. Он передал приказание и не уехал с батареи. Он решил, что при себе снимет орудия с позиции и отведет их. Вместе с Тушиным, шагая через тела и под страшным огнем французов, он занялся уборкой орудий.
– А то приезжало сейчас начальство, так скорее драло, – сказал фейерверкер князю Андрею, – не так, как ваше благородие.
Князь Андрей ничего не говорил с Тушиным. Они оба были и так заняты, что, казалось, и не видали друг друга. Когда, надев уцелевшие из четырех два орудия на передки, они двинулись под гору (одна разбитая пушка и единорог были оставлены), князь Андрей подъехал к Тушину.
– Ну, до свидания, – сказал князь Андрей, протягивая руку Тушину.
– До свидания, голубчик, – сказал Тушин, – милая душа! прощайте, голубчик, – сказал Тушин со слезами, которые неизвестно почему вдруг выступили ему на глаза.
Ветер стих, черные тучи низко нависли над местом сражения, сливаясь на горизонте с пороховым дымом. Становилось темно, и тем яснее обозначалось в двух местах зарево пожаров. Канонада стала слабее, но трескотня ружей сзади и справа слышалась еще чаще и ближе. Как только Тушин с своими орудиями, объезжая и наезжая на раненых, вышел из под огня и спустился в овраг, его встретило начальство и адъютанты, в числе которых были и штаб офицер и Жерков, два раза посланный и ни разу не доехавший до батареи Тушина. Все они, перебивая один другого, отдавали и передавали приказания, как и куда итти, и делали ему упреки и замечания. Тушин ничем не распоряжался и молча, боясь говорить, потому что при каждом слове он готов был, сам не зная отчего, заплакать, ехал сзади на своей артиллерийской кляче. Хотя раненых велено было бросать, много из них тащилось за войсками и просилось на орудия. Тот самый молодцоватый пехотный офицер, который перед сражением выскочил из шалаша Тушина, был, с пулей в животе, положен на лафет Матвевны. Под горой бледный гусарский юнкер, одною рукой поддерживая другую, подошел к Тушину и попросился сесть.
– Капитан, ради Бога, я контужен в руку, – сказал он робко. – Ради Бога, я не могу итти. Ради Бога!
Видно было, что юнкер этот уже не раз просился где нибудь сесть и везде получал отказы. Он просил нерешительным и жалким голосом.
– Прикажите посадить, ради Бога.
– Посадите, посадите, – сказал Тушин. – Подложи шинель, ты, дядя, – обратился он к своему любимому солдату. – А где офицер раненый?
– Сложили, кончился, – ответил кто то.
– Посадите. Садитесь, милый, садитесь. Подстели шинель, Антонов.
Юнкер был Ростов. Он держал одною рукой другую, был бледен, и нижняя челюсть тряслась от лихорадочной дрожи. Его посадили на Матвевну, на то самое орудие, с которого сложили мертвого офицера. На подложенной шинели была кровь, в которой запачкались рейтузы и руки Ростова.
– Что, вы ранены, голубчик? – сказал Тушин, подходя к орудию, на котором сидел Ростов.
– Нет, контужен.
– Отчего же кровь то на станине? – спросил Тушин.
– Это офицер, ваше благородие, окровянил, – отвечал солдат артиллерист, обтирая кровь рукавом шинели и как будто извиняясь за нечистоту, в которой находилось орудие.
Насилу, с помощью пехоты, вывезли орудия в гору, и достигши деревни Гунтерсдорф, остановились. Стало уже так темно, что в десяти шагах нельзя было различить мундиров солдат, и перестрелка стала стихать. Вдруг близко с правой стороны послышались опять крики и пальба. От выстрелов уже блестело в темноте. Это была последняя атака французов, на которую отвечали солдаты, засевшие в дома деревни. Опять всё бросилось из деревни, но орудия Тушина не могли двинуться, и артиллеристы, Тушин и юнкер, молча переглядывались, ожидая своей участи. Перестрелка стала стихать, и из боковой улицы высыпали оживленные говором солдаты.
– Цел, Петров? – спрашивал один.
– Задали, брат, жару. Теперь не сунутся, – говорил другой.
– Ничего не видать. Как они в своих то зажарили! Не видать; темь, братцы. Нет ли напиться?
Французы последний раз были отбиты. И опять, в совершенном мраке, орудия Тушина, как рамой окруженные гудевшею пехотой, двинулись куда то вперед.
В темноте как будто текла невидимая, мрачная река, всё в одном направлении, гудя шопотом, говором и звуками копыт и колес. В общем гуле из за всех других звуков яснее всех были стоны и голоса раненых во мраке ночи. Их стоны, казалось, наполняли собой весь этот мрак, окружавший войска. Их стоны и мрак этой ночи – это было одно и то же. Через несколько времени в движущейся толпе произошло волнение. Кто то проехал со свитой на белой лошади и что то сказал, проезжая. Что сказал? Куда теперь? Стоять, что ль? Благодарил, что ли? – послышались жадные расспросы со всех сторон, и вся движущаяся масса стала напирать сама на себя (видно, передние остановились), и пронесся слух, что велено остановиться. Все остановились, как шли, на середине грязной дороги.
Засветились огни, и слышнее стал говор. Капитан Тушин, распорядившись по роте, послал одного из солдат отыскивать перевязочный пункт или лекаря для юнкера и сел у огня, разложенного на дороге солдатами. Ростов перетащился тоже к огню. Лихорадочная дрожь от боли, холода и сырости трясла всё его тело. Сон непреодолимо клонил его, но он не мог заснуть от мучительной боли в нывшей и не находившей положения руке. Он то закрывал глаза, то взглядывал на огонь, казавшийся ему горячо красным, то на сутуловатую слабую фигуру Тушина, по турецки сидевшего подле него. Большие добрые и умные глаза Тушина с сочувствием и состраданием устремлялись на него. Он видел, что Тушин всею душой хотел и ничем не мог помочь ему.
Со всех сторон слышны были шаги и говор проходивших, проезжавших и кругом размещавшейся пехоты. Звуки голосов, шагов и переставляемых в грязи лошадиных копыт, ближний и дальний треск дров сливались в один колеблющийся гул.
Теперь уже не текла, как прежде, во мраке невидимая река, а будто после бури укладывалось и трепетало мрачное море. Ростов бессмысленно смотрел и слушал, что происходило перед ним и вокруг него. Пехотный солдат подошел к костру, присел на корточки, всунул руки в огонь и отвернул лицо.
– Ничего, ваше благородие? – сказал он, вопросительно обращаясь к Тушину. – Вот отбился от роты, ваше благородие; сам не знаю, где. Беда!
Вместе с солдатом подошел к костру пехотный офицер с подвязанной щекой и, обращаясь к Тушину, просил приказать подвинуть крошечку орудия, чтобы провезти повозку. За ротным командиром набежали на костер два солдата. Они отчаянно ругались и дрались, выдергивая друг у друга какой то сапог.
– Как же, ты поднял! Ишь, ловок, – кричал один хриплым голосом.
Потом подошел худой, бледный солдат с шеей, обвязанной окровавленною подверткой, и сердитым голосом требовал воды у артиллеристов.
– Что ж, умирать, что ли, как собаке? – говорил он.
Тушин велел дать ему воды. Потом подбежал веселый солдат, прося огоньку в пехоту.
– Огоньку горяченького в пехоту! Счастливо оставаться, землячки, благодарим за огонек, мы назад с процентой отдадим, – говорил он, унося куда то в темноту краснеющуюся головешку.
За этим солдатом четыре солдата, неся что то тяжелое на шинели, прошли мимо костра. Один из них споткнулся.
– Ишь, черти, на дороге дрова положили, – проворчал он.
– Кончился, что ж его носить? – сказал один из них.
– Ну, вас!
И они скрылись во мраке с своею ношей.
– Что? болит? – спросил Тушин шопотом у Ростова.
– Болит.
| Кубок Интертото | |
| UEFA Intertoto Cup | |
 | |
| Основан | |
|---|---|
| Реорганизован | |
| Упразднён | |
| Регион | |
| Кол-во команд |
50 |
| Сайт |
[ru.uefa.com/competitions/intertotocup/index.html ru.uefa.com] |
Кубок Интерто́то (англ. UEFA Intertoto Cup [UIC]) — летний футбольный турнир, проводимый УЕФА в 1995—2008 годах среди европейских клубов, не получивших путёвки в розыгрыш Лиги чемпионов УЕФА или Кубка УЕФА. Победители кубка (до 2007 года их было 3, затем 11) получали право участвовать в розыгрыше Кубка УЕФА.
Содержание
История
Кубок был организован основателем Кубка ярмарок швейцарцем Эрнстом Томмом и австрийским тренером Карлом Раппаном. Первый розыгрыш кубка состоялся в 1961 году при спонсорской поддержке букмекерских контор. Они были заинтересованы в таком межсезонном летнем турнире, дабы не прекращать свою работу.
Первоначально турнир назывался Международным Футбольным Кубком (англ. International Football Cup). Он не был признан УЕФА и имел неофициальный статус. Кубок состоял из группового этапа и плей-офф, финал которого определял победителя. С 1967 года плей-офф и финал не проводился, поэтому турнир не выявлял единоличного победителя.
В 1994 году УЕФА решил возродить интерес к этому кубку, изменив формат турнира и награду. Теперь победители (в первый розыгрыш двое, затем трое) получали путёвку в Кубок УЕФА. Многие клубы Европы получили дополнительный шанс поучаствовать в Кубке УЕФА и просто приобрести опыт международных встреч.
В качестве критики турнира многие отмечают ранний старт сезона, сетуя на то, что команду может подвести физическая форма на финише внутреннего чемпионата. Для некоторых российских клубов за участием в Кубке Интертото следовало расставание с высшим дивизионом по итогам чемпионата России. Однако, как показала практика, участие в турнире вредит не всем: часто его победители в этом же сезоне занимали призовые места своего чемпионата и достигали высоких стадий в Кубке УЕФА.
И всё же с 2006 года УЕФА в очередной раз изменил формат турнира, уменьшив нагрузку на клубы. Этот розыгрыш стал новаторским ещё и потому, что турнир приобрёл материальное воплощение своего названия: УЕФА решил наградить кубком английский «Ньюкасл», прошедший дальше всех в Кубке УЕФА из тех 11 команд, которые попали туда благодаря успеху в Кубке Интертото[1].
В ноябре 2007 года исполнительный комитет УЕФА принял решение об отмене розыгрыша Кубка Интертото, начиная с 2009 года[2][3].
Формат
С сезона 2006/2007 в регламенте турнира произошли изменения: теперь вместо пяти раундов проводится три, а количество победителей возросло с трёх до одиннадцати. Победители проходят во второй отборочный этап кубка УЕФА. От каждой страны теперь можно заявлять только один клуб.
Жеребьёвка турнира проводится по географическому принципу, решение, какая страна на каком этапе вступает в турнир, зависит от рейтинга стран УЕФА.
С 1-го раунда начинали 28 команд из 28 стран, занимавших в таблице коэффициентов УЕФА места с 23 по 53 (за исключением Лихтенштейна, Сан-Марино и Андорры, которые вообще не принимали участия). Со 2-го раунда начинали 14 команд из 14 стран, занимавщих в ТК места с 9 по 22. С 3-го раунда брали старт 8 команд из 8 стран, занимавщих в ТК места с 1 по 8.
Достижения победителей в Кубке УЕФА
- Бордо — финал в сезоне 1995/96
- Вильярреал — 1/2 финала в сезоне 2003/04
- Болонья — 1/2 финала в сезоне 1998/99
- Вильярреал — 1/4 финала в сезоне 2004/05
- Малага — 1/4 финала в сезоне 2002/03
- Сельта — 1/4 финала в сезоне 2000/01
- Осер — 1/4 финала в сезоне 1997/98
- Гамбург — 1/8 финала в сезонах 2005/06 и 2007/08
- Штутгарт — 1/8 финала в сезонах 2000/01 и 2002/03
- Брага — 1/8 финала в сезоне 2008/09
- Ньюкасл — 1/8 финала в сезоне 2006/07
- Марсель — 1/8 финала в сезоне 2005/06
- Лилль — 1/8 финала в сезоне 2004/05
- Ювентус — 1/8 финала в сезоне 1999/00
- Карлсруэ — 1/8 финала в сезоне 1996/97
Ещё 14 раз победители кубка добирались до стадии 1/16 финала.
Победители
1961—1966 год
| Сезон | Победитель | Финалист | Результат |
|---|---|---|---|
| 1961/1962 |  Аякс
|
Фейеноорд
|
4-2 |
| 1962/1963 |  Словнафт Братислава
|
 Падуя
|
0-0, 1-0 |
| 1963/1964 | Словнафт Братислава
|
 Полония Бытом
|
1-0 |
| 1964/1965 | Полония Бытом
|
 Лейпциг
|
5-1, 0-3 |
| 1965/1966 | Локомотив Лейпциг
|
 Норрчёпинг
|
4-0, 0-1 |
| 1966/1967 |  Айнтрахт
|
Интер Братислава
|
1-1, 3-2 дв |
1967—1994 год
В этот период в турнире не определялся единственный победитель, проходили только групповые раунды.
| 60-е | 1967 | 1968 | 1969 | |||||||
| 70-е | 1970 | 1971 | 1972 | 1973 | 1974 | 1975 | 1976 | 1977 | 1978 | 1979 |
| 80-е | 1980 | 1981 | 1982 | 1983 | 1984 | 1985 | 1986 | 1987 | 1988 | 1989 |
| 90-е | 1990 | 1991 | 1992 | 1993 | 1994 |
1995—2005
| Год | Победители | Финалисты | Результаты |
|---|---|---|---|
| 1995 |  Страсбур
|
 Тироль
|
1-1 (г), 6-1 (д) |
| Бордо
|
Карлсруэ
|
2-0 (г), 2-2 (д) | |
| 1996 | Карлсруэ
|
 Стандард
|
0-1 (г), 3-1 (д) |
| Генгам
|
 Ротор
|
1-2 (г), 1-0 (д) | |
 Силькеборг
|
 Сегеста
|
2-1 (г), 0-1 (д) | |
| 1997 | Бастия
|
Хальмстад
|
1-0 (г), 1-1 (д) дв |
| Лион
|
Монпелье
|
1-0 (г), 3-2 (д) | |
| Осер
|
Дуйсбург
|
0-0 (г), 2-0 (д) | |
| 1998 |  Валенсия
|
Зальцбург
|
2-0 (г), 2-1 (д) |
| Вердер
|
 Воеводина
|
1-0 (д), 1-1 (г) | |
| Болонья
|
Рух
|
1-0 (д), 2-0 (г) | |
| 1999 | Монпелье
|
Гамбург
|
1-1 (д), 1-1 (г), п. 3-0 |
| Ювентус
|
Ренн
|
2-0 (д), 2-2 (г) | |
 Вест Хэм Юнайтед
|
Мец
|
0-1 (д), 3-1 (г) | |
| 2000 | Удинезе
|
Сигма
|
2-2 (г), 4-2 (д) |
| Сельта
|
Зенит Санкт-Петербург
|
2-1 (д), 2-2 (г) | |
| Штутгарт
|
Осер
|
2-0 (г), 1-1 (д) | |
| 2001 | Астон Вилла
|
 Базель
|
1-1 (г), 4-1 (д) |
| Пари Сен-Жермен
|
Брешиа
|
0-0 (д), 1-1 (г) | |
| Труа
|
Ньюкасл
|
0-0 (д), 4-4 (г) | |
| 2002 | Малага
|
Вильяреал
|
1-0 (г), 1-1 (д) |
| Фулхэм
|
Болонья
|
2-2 (г), 3-1 (д) | |
| Штутгарт
|
Лилль
|
0-1 (г), 2-0 (д) | |
| 2003 | Шальке 04
|
Пашинг
|
2-0 (г), 0-0 (д) |
| Вильяреал
|
Херенвен
|
2-1 (г), 0-0 (д) | |
| Перуджа
|
Вольфсбург
|
1-0 (д), 2-0 (г) | |
| 2004 | Лилль
|
 Лейрия
|
0-0 (д), 2-0 (г) дв |
| Шальке 04
|
Слован Либерец
|
2-1 (д), 1-0 (г) | |
| Вильяреал
|
Атлетико
|
2-0 (д), 0-2 (г), п. 3-1 | |
| 2005 | Гамбург
|
Валенсия
|
1-0 (д), 0-0 (г) |
| Ланс
|
 ЧФР
|
1-1 (г), 3-1 (д) | |
| Марсель
|
Депортиво
|
0-2 (г), 5-1 (д) | |
| 2006 | Ньюкасл Юнайтед | Лелльстрём | 1-1 |
| Лелльстрём | Ньюкасл Юнайтед | 0-3 | |
| 2007 | Дачия | Гамбург | 1-1 |
| Гамбург | Дачия | 4-0 | |
| 2008 | Сивасспор | Брага | 0-2 |
| Брага | Сивасспор | 3-0 |
Примечания:
- при равенстве мячей преимущество получает команда, забившая больше на чужом поле
- д — домашний матч, г — гостевой матч
- дв — исход соперничества решён в дополнительное время
- п. — счёт по пенальти
2006
Примечания:
- В турнире Кубок Интертото 2006 года не участвовал представитель Португалии, а из-за скандала в серии А вместо итальянского представителя принимала участие вторая команда от Франции «Осер».
- «Ньюкасл» награждён Кубком Интертото как прошедший дальше всех в Кубке УЕФА (1/8 финала).
2007
Примечания:
- В турнире Кубок Интертото 2007 года не участвовали представители Норвегии и Шотландии, вместо них принимали участие команда от Андорры «Сан-Жулиа» и вторая команда от Румынии «Глория».
- ФК «Тобол» (Костанай, Казахстан) стал первым (и единственным) клубом с постсоветского пространства, победившим в данном турнире.
- «Гамбург» награждён Кубком Интертото как прошедший дальше всех в Кубке УЕФА (1/8 финала).
2008
Примечания:
- «Спортинг» награждён Кубком Интертото как прошедший дальше всех в Кубке УЕФА (1/8 финала).
Примечания:
- дв — исход соперничества решён в дополнительное время
- Лейпциг был переименован в Локомотив Лейпциг в течение сезона 1965/1966
- Словнафт Братислава был переименован в Интер Братислава с началом сезона 1965/1966
Распределение по странам (Официально с 1995 года)
| Страна | Победители | Финалисты | |||
|---|---|---|---|---|---|
|
|
Франция | 12 | 5 | Бордо 1995 Страсбур 1995 Генгам 1996 Осер 1997 Бастия 1997 Лион 1997 Монпелье 1999 ПСЖ 2001 Труа 2001 Лиль 2004 Ланс 2005 Марсель 2005 | |
|
|
Германия | 8 | 4 | Штутгарт 2000,2002 Шальке 2003,2004 Гамбург 2005,2007 Карлсруэ 1996 Вердер Бремен 1998 | |
|
|
Испания | 7 | 5 | Вильярреал 2003,2004 Валенсия 1998 Сельта 2000 Малага 2002 | |
|
|
Италия | 4 | 2 | Болонья 1998 Ювентус 1999 Удинезе 2000 Перуджа 2003 | |
|
|
Англия | 4 | 1 | Вест Хэм Юнайтед 1999 Астон Вилла 2001 Болонья 2002 Ньюкасл Юнайтед 2006 | |
|
|
Португалия | 1 | 1 | Спортинг Брага 2008 | |
|
|
Дания | 1 | 0 | Силькеборг 1996 | |
| Казахстан | 1 | 0 | ФК "Тобол" 2007 | ||
| Австрия | 0 | 3 | Тироль 1995 Зальцбург 1998 Пашинг 2003 | ||
|
|
Россия | 0 | 2 | Ротор 1996 Зенит 2000 | |
|
|
Чехия | 0 | 2 | Сигма 2000 Слован 2004 | |
|
|
Бельгия | 0 | 1 | Стандарт 1996 | |
|
Югославия | 0 | 1 | Войводина 1998 | |
|
Молдавия | 0 | 1 | Дания 2007 | |
|
|
Хорватия | 0 | 1 | Сегеста 1996 | |
|
|
Польша | 0 | 1 | Рух 1998 | |
| Швеция | 0 | 1 | Хальмстад 1997 | ||
| Швейцария | 0 | 1 | Базель 2001 | ||
| Голландия | 0 | 1 | Херенвен 2003 | ||
| Румыния | 0 | 1 | ЧФР 2005 | ||
| Турция | 0 | 1 | Сивасспор 2008 | ||
| Норвегия | 0 | 1 | Лелльстрём 2006 |
Источники
- ↑ [web.archive.org/web/20070705190143/www.uefa.com/competitions/intertotocup/news/kind=1/newsid=491963.html Новость с официального сайта УЕФА] (англ.)
- ↑ [www.uefa.com/uefa/events/marketing/news/newsid=630602.html Champions League changes agreed], uefa.com. Проверено 22 мая 2008.
- ↑ [ru.uefa.com/uefa/events/marketing/news/newsid=630635.html Смена формата еврокубков], uefa.com. (рус.)
Напишите отзыв о статье "Кубок Интертото"
Ссылки
- [ru.archive.uefa.com/Competitions/IntertotoCup/index.html архив страниц посвящённых кубку Интертото с сайта УЕФА]
- [www.rsssf.com/tablesi/intertoto.html Статистика на сайте RSSSF]
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||
| ||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Кубок Интертото
– Ваше превосходительство, вот два трофея, – сказал Долохов, указывая на французскую шпагу и сумку. – Мною взят в плен офицер. Я остановил роту. – Долохов тяжело дышал от усталости; он говорил с остановками. – Вся рота может свидетельствовать. Прошу запомнить, ваше превосходительство!– Хорошо, хорошо, – сказал полковой командир и обратился к майору Экономову.
Но Долохов не отошел; он развязал платок, дернул его и показал запекшуюся в волосах кровь.
– Рана штыком, я остался во фронте. Попомните, ваше превосходительство.
Про батарею Тушина было забыто, и только в самом конце дела, продолжая слышать канонаду в центре, князь Багратион послал туда дежурного штаб офицера и потом князя Андрея, чтобы велеть батарее отступать как можно скорее. Прикрытие, стоявшее подле пушек Тушина, ушло, по чьему то приказанию, в середине дела; но батарея продолжала стрелять и не была взята французами только потому, что неприятель не мог предполагать дерзости стрельбы четырех никем не защищенных пушек. Напротив, по энергичному действию этой батареи он предполагал, что здесь, в центре, сосредоточены главные силы русских, и два раза пытался атаковать этот пункт и оба раза был прогоняем картечными выстрелами одиноко стоявших на этом возвышении четырех пушек.
Скоро после отъезда князя Багратиона Тушину удалось зажечь Шенграбен.
– Вишь, засумятились! Горит! Вишь, дым то! Ловко! Важно! Дым то, дым то! – заговорила прислуга, оживляясь.
Все орудия без приказания били в направлении пожара. Как будто подгоняя, подкрикивали солдаты к каждому выстрелу: «Ловко! Вот так так! Ишь, ты… Важно!» Пожар, разносимый ветром, быстро распространялся. Французские колонны, выступившие за деревню, ушли назад, но, как бы в наказание за эту неудачу, неприятель выставил правее деревни десять орудий и стал бить из них по Тушину.
Из за детской радости, возбужденной пожаром, и азарта удачной стрельбы по французам, наши артиллеристы заметили эту батарею только тогда, когда два ядра и вслед за ними еще четыре ударили между орудиями и одно повалило двух лошадей, а другое оторвало ногу ящичному вожатому. Оживление, раз установившееся, однако, не ослабело, а только переменило настроение. Лошади были заменены другими из запасного лафета, раненые убраны, и четыре орудия повернуты против десятипушечной батареи. Офицер, товарищ Тушина, был убит в начале дела, и в продолжение часа из сорока человек прислуги выбыли семнадцать, но артиллеристы всё так же были веселы и оживлены. Два раза они замечали, что внизу, близко от них, показывались французы, и тогда они били по них картечью.
Маленький человек, с слабыми, неловкими движениями, требовал себе беспрестанно у денщика еще трубочку за это , как он говорил, и, рассыпая из нее огонь, выбегал вперед и из под маленькой ручки смотрел на французов.
– Круши, ребята! – приговаривал он и сам подхватывал орудия за колеса и вывинчивал винты.
В дыму, оглушаемый беспрерывными выстрелами, заставлявшими его каждый раз вздрагивать, Тушин, не выпуская своей носогрелки, бегал от одного орудия к другому, то прицеливаясь, то считая заряды, то распоряжаясь переменой и перепряжкой убитых и раненых лошадей, и покрикивал своим слабым тоненьким, нерешительным голоском. Лицо его всё более и более оживлялось. Только когда убивали или ранили людей, он морщился и, отворачиваясь от убитого, сердито кричал на людей, как всегда, мешкавших поднять раненого или тело. Солдаты, большею частью красивые молодцы (как и всегда в батарейной роте, на две головы выше своего офицера и вдвое шире его), все, как дети в затруднительном положении, смотрели на своего командира, и то выражение, которое было на его лице, неизменно отражалось на их лицах.
Вследствие этого страшного гула, шума, потребности внимания и деятельности Тушин не испытывал ни малейшего неприятного чувства страха, и мысль, что его могут убить или больно ранить, не приходила ему в голову. Напротив, ему становилось всё веселее и веселее. Ему казалось, что уже очень давно, едва ли не вчера, была та минута, когда он увидел неприятеля и сделал первый выстрел, и что клочок поля, на котором он стоял, был ему давно знакомым, родственным местом. Несмотря на то, что он всё помнил, всё соображал, всё делал, что мог делать самый лучший офицер в его положении, он находился в состоянии, похожем на лихорадочный бред или на состояние пьяного человека.
Из за оглушающих со всех сторон звуков своих орудий, из за свиста и ударов снарядов неприятелей, из за вида вспотевшей, раскрасневшейся, торопящейся около орудий прислуги, из за вида крови людей и лошадей, из за вида дымков неприятеля на той стороне (после которых всякий раз прилетало ядро и било в землю, в человека, в орудие или в лошадь), из за вида этих предметов у него в голове установился свой фантастический мир, который составлял его наслаждение в эту минуту. Неприятельские пушки в его воображении были не пушки, а трубки, из которых редкими клубами выпускал дым невидимый курильщик.
– Вишь, пыхнул опять, – проговорил Тушин шопотом про себя, в то время как с горы выскакивал клуб дыма и влево полосой относился ветром, – теперь мячик жди – отсылать назад.
– Что прикажете, ваше благородие? – спросил фейерверкер, близко стоявший около него и слышавший, что он бормотал что то.
– Ничего, гранату… – отвечал он.
«Ну ка, наша Матвевна», говорил он про себя. Матвевной представлялась в его воображении большая крайняя, старинного литья пушка. Муравьями представлялись ему французы около своих орудий. Красавец и пьяница первый номер второго орудия в его мире был дядя ; Тушин чаще других смотрел на него и радовался на каждое его движение. Звук то замиравшей, то опять усиливавшейся ружейной перестрелки под горою представлялся ему чьим то дыханием. Он прислушивался к затиханью и разгоранью этих звуков.
– Ишь, задышала опять, задышала, – говорил он про себя.
Сам он представлялся себе огромного роста, мощным мужчиной, который обеими руками швыряет французам ядра.
– Ну, Матвевна, матушка, не выдавай! – говорил он, отходя от орудия, как над его головой раздался чуждый, незнакомый голос:
– Капитан Тушин! Капитан!
Тушин испуганно оглянулся. Это был тот штаб офицер, который выгнал его из Грунта. Он запыхавшимся голосом кричал ему:
– Что вы, с ума сошли. Вам два раза приказано отступать, а вы…
«Ну, за что они меня?…» думал про себя Тушин, со страхом глядя на начальника.
– Я… ничего… – проговорил он, приставляя два пальца к козырьку. – Я…
Но полковник не договорил всего, что хотел. Близко пролетевшее ядро заставило его, нырнув, согнуться на лошади. Он замолк и только что хотел сказать еще что то, как еще ядро остановило его. Он поворотил лошадь и поскакал прочь.
– Отступать! Все отступать! – прокричал он издалека. Солдаты засмеялись. Через минуту приехал адъютант с тем же приказанием.
Это был князь Андрей. Первое, что он увидел, выезжая на то пространство, которое занимали пушки Тушина, была отпряженная лошадь с перебитою ногой, которая ржала около запряженных лошадей. Из ноги ее, как из ключа, лилась кровь. Между передками лежало несколько убитых. Одно ядро за другим пролетало над ним, в то время как он подъезжал, и он почувствовал, как нервическая дрожь пробежала по его спине. Но одна мысль о том, что он боится, снова подняла его. «Я не могу бояться», подумал он и медленно слез с лошади между орудиями. Он передал приказание и не уехал с батареи. Он решил, что при себе снимет орудия с позиции и отведет их. Вместе с Тушиным, шагая через тела и под страшным огнем французов, он занялся уборкой орудий.
– А то приезжало сейчас начальство, так скорее драло, – сказал фейерверкер князю Андрею, – не так, как ваше благородие.
Князь Андрей ничего не говорил с Тушиным. Они оба были и так заняты, что, казалось, и не видали друг друга. Когда, надев уцелевшие из четырех два орудия на передки, они двинулись под гору (одна разбитая пушка и единорог были оставлены), князь Андрей подъехал к Тушину.
– Ну, до свидания, – сказал князь Андрей, протягивая руку Тушину.
– До свидания, голубчик, – сказал Тушин, – милая душа! прощайте, голубчик, – сказал Тушин со слезами, которые неизвестно почему вдруг выступили ему на глаза.
Ветер стих, черные тучи низко нависли над местом сражения, сливаясь на горизонте с пороховым дымом. Становилось темно, и тем яснее обозначалось в двух местах зарево пожаров. Канонада стала слабее, но трескотня ружей сзади и справа слышалась еще чаще и ближе. Как только Тушин с своими орудиями, объезжая и наезжая на раненых, вышел из под огня и спустился в овраг, его встретило начальство и адъютанты, в числе которых были и штаб офицер и Жерков, два раза посланный и ни разу не доехавший до батареи Тушина. Все они, перебивая один другого, отдавали и передавали приказания, как и куда итти, и делали ему упреки и замечания. Тушин ничем не распоряжался и молча, боясь говорить, потому что при каждом слове он готов был, сам не зная отчего, заплакать, ехал сзади на своей артиллерийской кляче. Хотя раненых велено было бросать, много из них тащилось за войсками и просилось на орудия. Тот самый молодцоватый пехотный офицер, который перед сражением выскочил из шалаша Тушина, был, с пулей в животе, положен на лафет Матвевны. Под горой бледный гусарский юнкер, одною рукой поддерживая другую, подошел к Тушину и попросился сесть.
– Капитан, ради Бога, я контужен в руку, – сказал он робко. – Ради Бога, я не могу итти. Ради Бога!
Видно было, что юнкер этот уже не раз просился где нибудь сесть и везде получал отказы. Он просил нерешительным и жалким голосом.
– Прикажите посадить, ради Бога.
– Посадите, посадите, – сказал Тушин. – Подложи шинель, ты, дядя, – обратился он к своему любимому солдату. – А где офицер раненый?
– Сложили, кончился, – ответил кто то.
– Посадите. Садитесь, милый, садитесь. Подстели шинель, Антонов.
Юнкер был Ростов. Он держал одною рукой другую, был бледен, и нижняя челюсть тряслась от лихорадочной дрожи. Его посадили на Матвевну, на то самое орудие, с которого сложили мертвого офицера. На подложенной шинели была кровь, в которой запачкались рейтузы и руки Ростова.
– Что, вы ранены, голубчик? – сказал Тушин, подходя к орудию, на котором сидел Ростов.
– Нет, контужен.
– Отчего же кровь то на станине? – спросил Тушин.
– Это офицер, ваше благородие, окровянил, – отвечал солдат артиллерист, обтирая кровь рукавом шинели и как будто извиняясь за нечистоту, в которой находилось орудие.
Насилу, с помощью пехоты, вывезли орудия в гору, и достигши деревни Гунтерсдорф, остановились. Стало уже так темно, что в десяти шагах нельзя было различить мундиров солдат, и перестрелка стала стихать. Вдруг близко с правой стороны послышались опять крики и пальба. От выстрелов уже блестело в темноте. Это была последняя атака французов, на которую отвечали солдаты, засевшие в дома деревни. Опять всё бросилось из деревни, но орудия Тушина не могли двинуться, и артиллеристы, Тушин и юнкер, молча переглядывались, ожидая своей участи. Перестрелка стала стихать, и из боковой улицы высыпали оживленные говором солдаты.
– Цел, Петров? – спрашивал один.
– Задали, брат, жару. Теперь не сунутся, – говорил другой.
– Ничего не видать. Как они в своих то зажарили! Не видать; темь, братцы. Нет ли напиться?
Французы последний раз были отбиты. И опять, в совершенном мраке, орудия Тушина, как рамой окруженные гудевшею пехотой, двинулись куда то вперед.
В темноте как будто текла невидимая, мрачная река, всё в одном направлении, гудя шопотом, говором и звуками копыт и колес. В общем гуле из за всех других звуков яснее всех были стоны и голоса раненых во мраке ночи. Их стоны, казалось, наполняли собой весь этот мрак, окружавший войска. Их стоны и мрак этой ночи – это было одно и то же. Через несколько времени в движущейся толпе произошло волнение. Кто то проехал со свитой на белой лошади и что то сказал, проезжая. Что сказал? Куда теперь? Стоять, что ль? Благодарил, что ли? – послышались жадные расспросы со всех сторон, и вся движущаяся масса стала напирать сама на себя (видно, передние остановились), и пронесся слух, что велено остановиться. Все остановились, как шли, на середине грязной дороги.
Засветились огни, и слышнее стал говор. Капитан Тушин, распорядившись по роте, послал одного из солдат отыскивать перевязочный пункт или лекаря для юнкера и сел у огня, разложенного на дороге солдатами. Ростов перетащился тоже к огню. Лихорадочная дрожь от боли, холода и сырости трясла всё его тело. Сон непреодолимо клонил его, но он не мог заснуть от мучительной боли в нывшей и не находившей положения руке. Он то закрывал глаза, то взглядывал на огонь, казавшийся ему горячо красным, то на сутуловатую слабую фигуру Тушина, по турецки сидевшего подле него. Большие добрые и умные глаза Тушина с сочувствием и состраданием устремлялись на него. Он видел, что Тушин всею душой хотел и ничем не мог помочь ему.
Со всех сторон слышны были шаги и говор проходивших, проезжавших и кругом размещавшейся пехоты. Звуки голосов, шагов и переставляемых в грязи лошадиных копыт, ближний и дальний треск дров сливались в один колеблющийся гул.
Теперь уже не текла, как прежде, во мраке невидимая река, а будто после бури укладывалось и трепетало мрачное море. Ростов бессмысленно смотрел и слушал, что происходило перед ним и вокруг него. Пехотный солдат подошел к костру, присел на корточки, всунул руки в огонь и отвернул лицо.
– Ничего, ваше благородие? – сказал он, вопросительно обращаясь к Тушину. – Вот отбился от роты, ваше благородие; сам не знаю, где. Беда!
Вместе с солдатом подошел к костру пехотный офицер с подвязанной щекой и, обращаясь к Тушину, просил приказать подвинуть крошечку орудия, чтобы провезти повозку. За ротным командиром набежали на костер два солдата. Они отчаянно ругались и дрались, выдергивая друг у друга какой то сапог.
– Как же, ты поднял! Ишь, ловок, – кричал один хриплым голосом.
Потом подошел худой, бледный солдат с шеей, обвязанной окровавленною подверткой, и сердитым голосом требовал воды у артиллеристов.
– Что ж, умирать, что ли, как собаке? – говорил он.
Тушин велел дать ему воды. Потом подбежал веселый солдат, прося огоньку в пехоту.
– Огоньку горяченького в пехоту! Счастливо оставаться, землячки, благодарим за огонек, мы назад с процентой отдадим, – говорил он, унося куда то в темноту краснеющуюся головешку.
За этим солдатом четыре солдата, неся что то тяжелое на шинели, прошли мимо костра. Один из них споткнулся.
– Ишь, черти, на дороге дрова положили, – проворчал он.
– Кончился, что ж его носить? – сказал один из них.
– Ну, вас!
И они скрылись во мраке с своею ношей.
– Что? болит? – спросил Тушин шопотом у Ростова.
– Болит.
