Кубок Корача
Кубок Корача | |
---|---|
Вид спорта | Баскетбол |
Основана | 1972 |
Количество команд | 32 (Групповой этап) |
Континент | ФИБА Европа |
Расформирована | 2002 |
Последний чемпион | Нанси |
Больше всего титулов | Канту (3), Лимож (3) |
Родственные соревнования | Евролига, Кубок Европы |
Кубок Ко́рача — европейский мужской клубный баскетбольный турнир, проводившийся под эгидой ФИБА с 1972 по 2002 годы. Был третьим по престижности турниром в Европе после «Кубка Европейских чемпионов» (позже баскетбольной «Евролиги») и «Кубка победителей Кубков» (позже «Кубка Сапорты»). Турнир получил название в честь легендарного Югославского игрока Радивоя Корача (Radivoj Korać), погибшего в автомобильной катастрофе под Сараево. В 2002 году был объединён с европейским турниром «Кубок Сапорты» в новый «Кубок УЛЕБ», известный также как Кубок Европы. После чего с 2003 года кубок Сербии и Черногории назывался «Кубок Радивоя Корача» (серб. Куп Радивоја Кораћа), а после распада страны — кубок Сербии. Для команд СССР лучшим достижением в этом турнире был выход московского «Динамо» в полуфинал в 1981 году (москвичи в двух полуфинальных матчах уступили тогда клубу «Каррера» из Венеции). То же московское «Динамо» в 1977 и 1983 и киевский «Строитель» в 1985 году не попадали в полуфинал. В пост-советский период наивысшим достижением стал выход в заключительный финал в 2002-м году «Локомотива» из Минеральных Вод, где команда по сумме двух встреч уступила французскому «Нанси».
Содержание
Победители
|
|
См. также
Напишите отзыв о статье "Кубок Корача"
Примечания
Ссылки
- [sathanasias.bravepages.com/b-teams/bt-palmare-fkc.html Winners of FIBA Korac Cup (from 1971/72 to 2001/02)] (англ.). bravepages.com. Проверено 28 ноября 2014.
- [www.fibaeurope.com/cid_y3euzq1aHcoWbgMxmWrwT2.html FIBA Korać Cup @ FIBA Europe.com]
|
|
Это заготовка статьи о баскетболе. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Кубок Корача
– Солдаты Апшеронского полка. От лихорадки умирал. Нам и не сказали ничего. Наших человек двадцать лежало. И не думали, не гадали.– Что ж, тебе скучно здесь? – спросил Пьер.
– Как не скучно, соколик. Меня Платоном звать; Каратаевы прозвище, – прибавил он, видимо, с тем, чтобы облегчить Пьеру обращение к нему. – Соколиком на службе прозвали. Как не скучать, соколик! Москва, она городам мать. Как не скучать на это смотреть. Да червь капусту гложе, а сам прежде того пропадае: так то старички говаривали, – прибавил он быстро.
– Как, как это ты сказал? – спросил Пьер.
– Я то? – спросил Каратаев. – Я говорю: не нашим умом, а божьим судом, – сказал он, думая, что повторяет сказанное. И тотчас же продолжал: – Как же у вас, барин, и вотчины есть? И дом есть? Стало быть, полная чаша! И хозяйка есть? А старики родители живы? – спрашивал он, и хотя Пьер не видел в темноте, но чувствовал, что у солдата морщились губы сдержанною улыбкой ласки в то время, как он спрашивал это. Он, видимо, был огорчен тем, что у Пьера не было родителей, в особенности матери.
– Жена для совета, теща для привета, а нет милей родной матушки! – сказал он. – Ну, а детки есть? – продолжал он спрашивать. Отрицательный ответ Пьера опять, видимо, огорчил его, и он поспешил прибавить: – Что ж, люди молодые, еще даст бог, будут. Только бы в совете жить…
– Да теперь все равно, – невольно сказал Пьер.
– Эх, милый человек ты, – возразил Платон. – От сумы да от тюрьмы никогда не отказывайся. – Он уселся получше, прокашлялся, видимо приготовляясь к длинному рассказу. – Так то, друг мой любезный, жил я еще дома, – начал он. – Вотчина у нас богатая, земли много, хорошо живут мужики, и наш дом, слава тебе богу. Сам сем батюшка косить выходил. Жили хорошо. Христьяне настоящие были. Случилось… – И Платон Каратаев рассказал длинную историю о том, как он поехал в чужую рощу за лесом и попался сторожу, как его секли, судили и отдали ь солдаты. – Что ж соколик, – говорил он изменяющимся от улыбки голосом, – думали горе, ан радость! Брату бы идти, кабы не мой грех. А у брата меньшого сам пят ребят, – а у меня, гляди, одна солдатка осталась. Была девочка, да еще до солдатства бог прибрал. Пришел я на побывку, скажу я тебе. Гляжу – лучше прежнего живут. Животов полон двор, бабы дома, два брата на заработках. Один Михайло, меньшой, дома. Батюшка и говорит: «Мне, говорит, все детки равны: какой палец ни укуси, все больно. А кабы не Платона тогда забрили, Михайле бы идти». Позвал нас всех – веришь – поставил перед образа. Михайло, говорит, поди сюда, кланяйся ему в ноги, и ты, баба, кланяйся, и внучата кланяйтесь. Поняли? говорит. Так то, друг мой любезный. Рок головы ищет. А мы всё судим: то не хорошо, то не ладно. Наше счастье, дружок, как вода в бредне: тянешь – надулось, а вытащишь – ничего нету. Так то. – И Платон пересел на своей соломе.
Помолчав несколько времени, Платон встал.
– Что ж, я чай, спать хочешь? – сказал он и быстро начал креститься, приговаривая:
– Господи, Иисус Христос, Никола угодник, Фрола и Лавра, господи Иисус Христос, Никола угодник! Фрола и Лавра, господи Иисус Христос – помилуй и спаси нас! – заключил он, поклонился в землю, встал и, вздохнув, сел на свою солому. – Вот так то. Положи, боже, камушком, подними калачиком, – проговорил он и лег, натягивая на себя шинель.
– Какую это ты молитву читал? – спросил Пьер.
– Ась? – проговорил Платон (он уже было заснул). – Читал что? Богу молился. А ты рази не молишься?
– Нет, и я молюсь, – сказал Пьер. – Но что ты говорил: Фрола и Лавра?
– А как же, – быстро отвечал Платон, – лошадиный праздник. И скота жалеть надо, – сказал Каратаев. – Вишь, шельма, свернулась. Угрелась, сукина дочь, – сказал он, ощупав собаку у своих ног, и, повернувшись опять, тотчас же заснул.