Кубок СССР по футболу 1950
11-й розыгрыш Кубка СССР состоялся в сентябре-ноябре 1950 года. Обладателем Кубка в пятый раз стал московский «Спартак». Предыдущий обладатель Кубка московское «Торпедо» выбыло из розыгрыша в 1/16 финала.
В финальных соревнования кубка СССР 1950 года участвовали 69 команд. Участники первенства в чемпионате СССР (группа «А» и группа «Б») — 33 команды, по 2 команды от 15 союзных республик игравшие в финальных играх кубка своей республики, 4 команды из кубка РСФСР и по 1 команде от Москвы и Ленинграда.
Кубки союзных республик, победители указаны первыми:
- Карело-Финская ССР — ДО (Петрозаводск) — «Динамо» (Петрозаводск)
- Эстонская ССР — КБФ (Таллин) — «Динамо» (Таллин)
- Латвийская ССР — ДО (Рига) — «Красный металлург» (Лиепая)
- Литовская ССР — «Эльняс» (Шяуляй) — «Инкарас» (Каунас)
- Белорусская ССР — ДО (Минск) — «Торпедо» (Минск)
- Украинская ССР — «Спартак» (Ужгород) — «Металлург» (Запорожье) — 4:2
- Молдавская ССР — «Буревестник» (Бендеры) — «Труд» (Кишинев)
- Грузинская ССР — ДО (Тбилиси) — Команда г. Махарадзе
- Армянская ССР — «Красное знамя» (Ленинакан) — команда г. Кировакана
- Азербайджанская ССР — «Трудовые резервы» (Баку) — «Динамо» (Степанакерт)
- Казахская ССР — «Динамо» (Джамбул) — «Цветные металлы» (Балхаш)
- Узбекская ССР — Завод машиностроения (Ташкент) — «Динамо» (Ташкент)
- Киргизская ССР — «Буревестник» (Фрунзе) — «Пищевик» (Чуйская область)
- Таджикская ССР — «Динамо» (Сталинабад) — «Красная Армия» (Сталинабад)
- Туркменская ССР — ДО (Ашхабад) — «Трудовые резервы» (Чарджоу)
- РСФСР — ДО (Свердловск) — «Трактор» (Таганрог) — 1:0, также 2 полуфиналиста ДО (Новосибирск) и Завод машиностроения (Тамбов)
- г. Москва — ЦДКА-2
- г. Ленинград — «Динамо»-2
Содержание
1/128 финала
Дата | Команда 1 | Счёт | Команда 2 |
---|---|---|---|
10.09.1950 | Буревестник (Фрунзе) | 0:5 | Красное знамя (Иваново) |
10.09.1950 | Динамо (Ереван) | 3:0 | Команда г. Махарадзе |
10.09.1950 | Динамо (Петрозаводск) | 1:6 | Буревестник (Кишинев) |
10.09.1950 | Динамо (Степанакерт) | 0:2 | Пищевик (Одесса) |
10.09.1950 | Трактор (Таганрог) | 2:1 | Спартак (Тбилиси) |
1/64 финала
Дата | Команда 1 | Счёт | Команда 2 |
---|---|---|---|
28.09.1950 | Буревестник (Бендеры) | 1:7 | Динамо (Минск) |
28.09.1950 | Динамо (Джамбул) | 1:2 | Нефтяник (Баку) |
28.09.1950 | Динамо-2 (Ленинград) | 1:7 | ВМС (Москва) |
28.09.1950 | ДО (Новосибирск) | 5:0 | Спартак (Ашхабад) |
28.09.1950 | Завод машиностроения (Ташкент) | 0:4 | Трактор (Таганрог) |
28.09.1950 | Инкарас (Каунас) | 1:3 | Динамо (Киев) |
28.09.1950 | Красное знамя (Иваново) | 1:2 | Динамо (Ереван) |
28.09.1950 | Металлург (Запорожье) | 5:0 | Локомотив (Петрозаводск) |
28.09.1950 | Пищевик (Одесса) | 1:1 д.в. | Буревестник (Кишинев) |
29.09.1950 | Пищевик (Одесса) | 0:2 | Буревестник (Кишинев) |
28.09.1950 | Спартак (Ужгород) | 0:1 | Торпедо (Сталинград) |
28.09.1950 | Трудовые резервы (Фрунзе) | 17:0 | Пищевик (Чуйская область) |
28.09.1950 | Трудовые резервы (Чарджоу) | +:- | Большевик (Сталинабад) |
1/32 финала
1/16 финала
Дата | Команда 1 | Счёт | Команда 2 |
---|---|---|---|
16.10.1950 | ВМС (Москва) | 2:3 | Буревестник (Кишинев) |
16.10.1950 | Даугава (Рига) | 0:1 | Локомотив (Москва) |
16.10.1950 | Дзержинец (Челябинск) | 0:2 | ВВС (Москва) |
16.10.1950 | Динамо (Киев) | 2:3 | Динамо (Ереван) |
16.10.1950 | Динамо (Минск) | 2:1 | ДО (Новосибирск) |
16.10.1950 | Динамо (Тбилиси) | 3:1 | Торпедо (Москва) |
16.10.1950 | ДО (Свердловск) | 1:0 | Динамо (Ленинград) |
16.10.1950 | Калев (Таллин) | 3:0 | Динамо (Таллин) |
16.10.1950 | Крылья Советов (Куйбышев) | 1:0 | ДО (Тбилиси) |
16.10.1950 | Локомотив (Харьков) | 0:2 | ДО (Ташкент) |
16.10.1950 | Торпедо (Сталинград) | 3:1 | ДО (Минск) |
16.10.1950 | Шахтёр (Сталино) | 2:1 | Торпедо (Горький) |
1/8 финала
Дата | Команда 1 | Счёт | Команда 2 |
---|---|---|---|
23.10.1950 | Крылья Советов (Куйбышев) | 0:0 д.в. | ДО (Ташкент) |
24.10.1950 | Крылья Советов (Куйбышев) | 0:0 д.в. | ДО (Ташкент) |
25.10.1950 | Крылья Советов (Куйбышев) | 2:0 | ДО (Ташкент) |
24.10.1950 | ВВС (Москва) | 2:1 | Динамо (Тбилиси) |
24.10.1950 | Динамо (Москва) | 7:0 | Динамо (Ереван) |
24.10.1950 | Зенит (Ленинград) | 3:1 д.в. | Динамо (Минск) |
24.10.1950 | Калев (Таллин) | 2:1 | ДО (Свердловск) |
24.10.1950 | Локомотив (Москва) | 3:1 | Шахтёр (Сталино) |
24.10.1950 | Спартак (Москва) | 7:0 | Буревестник (Кишинев) |
24.10.1950 | ЦДКА (Москва) | 2:1 | Торпедо (Сталинград) |
1/4 финала
Дата | Команда 1 | Счёт | Команда 2 |
---|---|---|---|
27.10.1950 | ВВС (Москва) | 0:1 | Крылья Советов (Куйбышев) |
27.10.1950 | Динамо (Москва) | 3:2 д.в. | Локомотив (Москва) |
27.10.1950 | Спартак (Москва) | 3:1 | Зенит (Ленинград) |
27.10.1950 | ЦДКА (Москва) | 2:0 | Калев (Таллин) |
1/2 финала
Дата | Команда 1 | Счёт | Команда 2 |
---|---|---|---|
30.10.1950 | Спартак (Москва) | 4:0 | ЦДКА (Москва) |
31.10.1950 | Динамо (Москва) | 7:0 | Крылья Советов (Куйбышев) |
Финал
6 ноября 1950 |
|
Стадион: Динамо, Москва Зрителей: 70 000 Судья: Латышев (Москва) |
||||||
Спартак: Костиков, Сеглин, В. Соколов (к), Седов, Тимаков, Нетто, Парамонов, Терентьев, Симонян, Н. Дементьев, Оботов |
Напишите отзыв о статье "Кубок СССР по футболу 1950"
Ссылки
- [wildstat.ru/p/2002/ch/URS_CUP_1950/stg/all/tour/all Результаты на WildStat.ru]
- [talks.klisf.ru/index.app?cmd=tomatch&lang=ru&id=662050372696275525034749752503 На сайте КЛИСФ]
- [www.fc-dynamo.ru/cup/rezult.php?gd=1950 Протоколы матчей кубка СССР]
- [www.rsssf.com/tabless/su50.html#50c На сайте RSSSF]
|
Отрывок, характеризующий Кубок СССР по футболу 1950
Ростов своим зорким охотничьим глазом один из первых увидал этих синих французских драгун, преследующих наших улан. Ближе, ближе подвигались расстроенными толпами уланы, и французские драгуны, преследующие их. Уже можно было видеть, как эти, казавшиеся под горой маленькими, люди сталкивались, нагоняли друг друга и махали руками или саблями.
Ростов, как на травлю, смотрел на то, что делалось перед ним. Он чутьем чувствовал, что ежели ударить теперь с гусарами на французских драгун, они не устоят; но ежели ударить, то надо было сейчас, сию минуту, иначе будет уже поздно. Он оглянулся вокруг себя. Ротмистр, стоя подле него, точно так же не спускал глаз с кавалерии внизу.
– Андрей Севастьяныч, – сказал Ростов, – ведь мы их сомнем…
– Лихая бы штука, – сказал ротмистр, – а в самом деле…
Ростов, не дослушав его, толкнул лошадь, выскакал вперед эскадрона, и не успел он еще скомандовать движение, как весь эскадрон, испытывавший то же, что и он, тронулся за ним. Ростов сам не знал, как и почему он это сделал. Все это он сделал, как он делал на охоте, не думая, не соображая. Он видел, что драгуны близко, что они скачут, расстроены; он знал, что они не выдержат, он знал, что была только одна минута, которая не воротится, ежели он упустит ее. Пули так возбудительно визжали и свистели вокруг него, лошадь так горячо просилась вперед, что он не мог выдержать. Он тронул лошадь, скомандовал и в то же мгновение, услыхав за собой звук топота своего развернутого эскадрона, на полных рысях, стал спускаться к драгунам под гору. Едва они сошли под гору, как невольно их аллюр рыси перешел в галоп, становившийся все быстрее и быстрее по мере того, как они приближались к своим уланам и скакавшим за ними французским драгунам. Драгуны были близко. Передние, увидав гусар, стали поворачивать назад, задние приостанавливаться. С чувством, с которым он несся наперерез волку, Ростов, выпустив во весь мах своего донца, скакал наперерез расстроенным рядам французских драгун. Один улан остановился, один пеший припал к земле, чтобы его не раздавили, одна лошадь без седока замешалась с гусарами. Почти все французские драгуны скакали назад. Ростов, выбрав себе одного из них на серой лошади, пустился за ним. По дороге он налетел на куст; добрая лошадь перенесла его через него, и, едва справясь на седле, Николай увидал, что он через несколько мгновений догонит того неприятеля, которого он выбрал своей целью. Француз этот, вероятно, офицер – по его мундиру, согнувшись, скакал на своей серой лошади, саблей подгоняя ее. Через мгновенье лошадь Ростова ударила грудью в зад лошади офицера, чуть не сбила ее с ног, и в то же мгновенье Ростов, сам не зная зачем, поднял саблю и ударил ею по французу.
В то же мгновение, как он сделал это, все оживление Ростова вдруг исчезло. Офицер упал не столько от удара саблей, который только слегка разрезал ему руку выше локтя, сколько от толчка лошади и от страха. Ростов, сдержав лошадь, отыскивал глазами своего врага, чтобы увидать, кого он победил. Драгунский французский офицер одной ногой прыгал на земле, другой зацепился в стремени. Он, испуганно щурясь, как будто ожидая всякую секунду нового удара, сморщившись, с выражением ужаса взглянул снизу вверх на Ростова. Лицо его, бледное и забрызганное грязью, белокурое, молодое, с дырочкой на подбородке и светлыми голубыми глазами, было самое не для поля сражения, не вражеское лицо, а самое простое комнатное лицо. Еще прежде, чем Ростов решил, что он с ним будет делать, офицер закричал: «Je me rends!» [Сдаюсь!] Он, торопясь, хотел и не мог выпутать из стремени ногу и, не спуская испуганных голубых глаз, смотрел на Ростова. Подскочившие гусары выпростали ему ногу и посадили его на седло. Гусары с разных сторон возились с драгунами: один был ранен, но, с лицом в крови, не давал своей лошади; другой, обняв гусара, сидел на крупе его лошади; третий взлеаал, поддерживаемый гусаром, на его лошадь. Впереди бежала, стреляя, французская пехота. Гусары торопливо поскакали назад с своими пленными. Ростов скакал назад с другими, испытывая какое то неприятное чувство, сжимавшее ему сердце. Что то неясное, запутанное, чего он никак не мог объяснить себе, открылось ему взятием в плен этого офицера и тем ударом, который он нанес ему.
Граф Остерман Толстой встретил возвращавшихся гусар, подозвал Ростова, благодарил его и сказал, что он представит государю о его молодецком поступке и будет просить для него Георгиевский крест. Когда Ростова потребовали к графу Остерману, он, вспомнив о том, что атака его была начата без приказанья, был вполне убежден, что начальник требует его для того, чтобы наказать его за самовольный поступок. Поэтому лестные слова Остермана и обещание награды должны бы были тем радостнее поразить Ростова; но все то же неприятное, неясное чувство нравственно тошнило ему. «Да что бишь меня мучает? – спросил он себя, отъезжая от генерала. – Ильин? Нет, он цел. Осрамился я чем нибудь? Нет. Все не то! – Что то другое мучило его, как раскаяние. – Да, да, этот французский офицер с дырочкой. И я хорошо помню, как рука моя остановилась, когда я поднял ее».
Ростов увидал отвозимых пленных и поскакал за ними, чтобы посмотреть своего француза с дырочкой на подбородке. Он в своем странном мундире сидел на заводной гусарской лошади и беспокойно оглядывался вокруг себя. Рана его на руке была почти не рана. Он притворно улыбнулся Ростову и помахал ему рукой, в виде приветствия. Ростову все так же было неловко и чего то совестно.
Весь этот и следующий день друзья и товарищи Ростова замечали, что он не скучен, не сердит, но молчалив, задумчив и сосредоточен. Он неохотно пил, старался оставаться один и о чем то все думал.
Ростов все думал об этом своем блестящем подвиге, который, к удивлению его, приобрел ему Георгиевский крест и даже сделал ему репутацию храбреца, – и никак не мог понять чего то. «Так и они еще больше нашего боятся! – думал он. – Так только то и есть всего, то, что называется геройством? И разве я это делал для отечества? И в чем он виноват с своей дырочкой и голубыми глазами? А как он испугался! Он думал, что я убью его. За что ж мне убивать его? У меня рука дрогнула. А мне дали Георгиевский крест. Ничего, ничего не понимаю!»
Но пока Николай перерабатывал в себе эти вопросы и все таки не дал себе ясного отчета в том, что так смутило его, колесо счастья по службе, как это часто бывает, повернулось в его пользу. Его выдвинули вперед после Островненского дела, дали ему батальон гусаров и, когда нужно было употребить храброго офицера, давали ему поручения.
Получив известие о болезни Наташи, графиня, еще не совсем здоровая и слабая, с Петей и со всем домом приехала в Москву, и все семейство Ростовых перебралось от Марьи Дмитриевны в свой дом и совсем поселилось в Москве.
Болезнь Наташи была так серьезна, что, к счастию ее и к счастию родных, мысль о всем том, что было причиной ее болезни, ее поступок и разрыв с женихом перешли на второй план. Она была так больна, что нельзя было думать о том, насколько она была виновата во всем случившемся, тогда как она не ела, не спала, заметно худела, кашляла и была, как давали чувствовать доктора, в опасности. Надо было думать только о том, чтобы помочь ей. Доктора ездили к Наташе и отдельно и консилиумами, говорили много по французски, по немецки и по латыни, осуждали один другого, прописывали самые разнообразные лекарства от всех им известных болезней; но ни одному из них не приходила в голову та простая мысль, что им не может быть известна та болезнь, которой страдала Наташа, как не может быть известна ни одна болезнь, которой одержим живой человек: ибо каждый живой человек имеет свои особенности и всегда имеет особенную и свою новую, сложную, неизвестную медицине болезнь, не болезнь легких, печени, кожи, сердца, нервов и т. д., записанных в медицине, но болезнь, состоящую из одного из бесчисленных соединений в страданиях этих органов. Эта простая мысль не могла приходить докторам (так же, как не может прийти колдуну мысль, что он не может колдовать) потому, что их дело жизни состояло в том, чтобы лечить, потому, что за то они получали деньги, и потому, что на это дело они потратили лучшие годы своей жизни. Но главное – мысль эта не могла прийти докторам потому, что они видели, что они несомненно полезны, и были действительно полезны для всех домашних Ростовых. Они были полезны не потому, что заставляли проглатывать больную большей частью вредные вещества (вред этот был мало чувствителен, потому что вредные вещества давались в малом количестве), но они полезны, необходимы, неизбежны были (причина – почему всегда есть и будут мнимые излечители, ворожеи, гомеопаты и аллопаты) потому, что они удовлетворяли нравственной потребности больной и людей, любящих больную. Они удовлетворяли той вечной человеческой потребности надежды на облегчение, потребности сочувствия и деятельности, которые испытывает человек во время страдания. Они удовлетворяли той вечной, человеческой – заметной в ребенке в самой первобытной форме – потребности потереть то место, которое ушиблено. Ребенок убьется и тотчас же бежит в руки матери, няньки для того, чтобы ему поцеловали и потерли больное место, и ему делается легче, когда больное место потрут или поцелуют. Ребенок не верит, чтобы у сильнейших и мудрейших его не было средств помочь его боли. И надежда на облегчение и выражение сочувствия в то время, как мать трет его шишку, утешают его. Доктора для Наташи были полезны тем, что они целовали и терли бобо, уверяя, что сейчас пройдет, ежели кучер съездит в арбатскую аптеку и возьмет на рубль семь гривен порошков и пилюль в хорошенькой коробочке и ежели порошки эти непременно через два часа, никак не больше и не меньше, будет в отварной воде принимать больная.
Что же бы делали Соня, граф и графиня, как бы они смотрели на слабую, тающую Наташу, ничего не предпринимая, ежели бы не было этих пилюль по часам, питья тепленького, куриной котлетки и всех подробностей жизни, предписанных доктором, соблюдать которые составляло занятие и утешение для окружающих? Чем строже и сложнее были эти правила, тем утешительнее было для окружающих дело. Как бы переносил граф болезнь своей любимой дочери, ежели бы он не знал, что ему стоила тысячи рублей болезнь Наташи и что он не пожалеет еще тысяч, чтобы сделать ей пользу: ежели бы он не знал, что, ежели она не поправится, он не пожалеет еще тысяч и повезет ее за границу и там сделает консилиумы; ежели бы он не имел возможности рассказывать подробности о том, как Метивье и Феллер не поняли, а Фриз понял, и Мудров еще лучше определил болезнь? Что бы делала графиня, ежели бы она не могла иногда ссориться с больной Наташей за то, что она не вполне соблюдает предписаний доктора?
– Эдак никогда не выздоровеешь, – говорила она, за досадой забывая свое горе, – ежели ты не будешь слушаться доктора и не вовремя принимать лекарство! Ведь нельзя шутить этим, когда у тебя может сделаться пневмония, – говорила графиня, и в произношении этого непонятного не для нее одной слова, она уже находила большое утешение. Что бы делала Соня, ежели бы у ней не было радостного сознания того, что она не раздевалась три ночи первое время для того, чтобы быть наготове исполнять в точности все предписания доктора, и что она теперь не спит ночи, для того чтобы не пропустить часы, в которые надо давать маловредные пилюли из золотой коробочки? Даже самой Наташе, которая хотя и говорила, что никакие лекарства не вылечат ее и что все это глупости, – и ей было радостно видеть, что для нее делали так много пожертвований, что ей надо было в известные часы принимать лекарства, и даже ей радостно было то, что она, пренебрегая исполнением предписанного, могла показывать, что она не верит в лечение и не дорожит своей жизнью.
Доктор ездил каждый день, щупал пульс, смотрел язык и, не обращая внимания на ее убитое лицо, шутил с ней. Но зато, когда он выходил в другую комнату, графиня поспешно выходила за ним, и он, принимая серьезный вид и покачивая задумчиво головой, говорил, что, хотя и есть опасность, он надеется на действие этого последнего лекарства, и что надо ждать и посмотреть; что болезнь больше нравственная, но…