Кубок мира ФИФА (трофей)

Кубок мира ФИФА
FIFA World Cup Trophy
Награда за	победу в чемпионате мира по футболу
Учредитель	ФИФА
Основание	1974
Последний обладатель	Германия (4 титула)
Сайт	[www.fifa.com/ FIFA.com]

Ку́бок ми́ра (англ. The World Cup, фр. Coupe du Monde) — главный приз, вручаемый победителям чемпионатов мира по футболу, проводящихся под эгидой ФИФА. С 1930 года, когда был разыгран первый чемпионат, победу в турнире олицетворяли два трофея: Приз Жюля Риме с 1930 по 1970 год, и Кубок мира ФИФА с 1974 года по сегодняшний день.

Приз Жюля Риме, изначально носивший название «Победа» (англ. Victory), но позднее переименованный в честь бывшего президента ФИФА Жюля Риме, был изготовлен из позолоченного серебра 925-й пробы и лазурита и изображал Нику, древнегреческую богиню победы. Приз также известен под названием «Золотая богиня». В 1970 году сборная Бразилии в третий раз стала чемпионом мира и приз перешел к ней навечно. В 1983 году Приз Жюля Риме был похищен и никогда более не воссоздавался.

Пришедший на замену Кубок мира ФИФА впервые использовался на чемпионате мира 1974 года. Изготовлен из золота 18 карат на малахитовом основании, на призе изображены две человеческие фигуры, подпирающие Землю.

Действующим обладателем трофея является национальная сборная Германии, одержавшая победу на чемпионате мира 2014 года.

Приз Жюля Риме

Изначально приз, который вручался за победу на первых чемпионатах мира по футболу, носил название «Победа» (англ. Victory), но в основном был известен как просто «Кубок мира» (англ. World Cup, фр. Coupe du Monde). В 1946 году он был официально переименован в честь президента ФИФА Жюля Риме, который в 1929 году стал инициатором проведения всемирного футбольного турнира. Приз был выполнен по эскизу французского скульптора Абеля Лафлёра (en:Abel Lafleur) и был изготовлен из позолоченного серебра 925-й пробы с основанием из лазурита, был высотой в 35 см и весом в 3,8 кг. Он представлял собой восьмиугольную чашу, поддерживаемую крылатой фигурой, изображающей Нику, древнегреческую богиню победы. Приз был отправлен в Уругвай на первый в истории чемпионат мира по футболу на борту океанского лайнера «Конте Верде», отправившегося из порта Вильфранш-сюр-Мер, к югу от Ниццы, 21 июня 1930 года. Это было то же судно, на котором отправились для участия в турнире сборные команды Франции, Румынии и Бельгии, а также сам Жюль Риме. Первой командой, награждённой трофеем стала сборная Уругвая, победившая на чемпионате мира 1930 года.

К началу Второй мировой войны приз находился на хранении у чемпионов 1938 года — сборной Италии. Отторино Барасси, вице-президент ФИФА от Италии и президент Итальянской федерации футбола, тайно вывез «Золотую богиню» из хранилища в римском банке и спрятал её в коробке из-под обуви под своей собственной кроватью, дабы предотвратить попадание почётного трофея в руки нацистов.

20 марта 1966 года, за четыре месяца до чемпионата мира 1966 года в Англии, приз был похищен во время его публичной демонстрации в лондонском выставочном зале Westminster Central Hall. Семь дней спустя статуэтка была найдена завёрнутой в газету, под скамейкой в пригородном парке на юге Лондона собакой по кличке Пиклз.

В качестве меры предосторожности, на случай, если бы кубок не был найден, Футбольная ассоциация Англии тайно изготовила точную копию приза для использования его при послематчевом награждении команд. Эта копия продолжала использоваться вплоть до 1970 года и впоследствии была продана на аукционе за сумму в 254 500 фунтов стерлингов, когда в 1997 году ФИФА решила выставить её на торги. Большая стартовая стоимость приза, а также заявленная низшая аукционная цена продажи, установленная на уровне 20—30 тыс. фунтов, породили слухи, что выставленный на торги трофей якобы является на самом деле не копией, а подлинником. После завершения аукциона ФИФА подготовила копию приза для экспозиции в английском Национальном музее футбола в Престоне.

В 1970 году сборная Бразилии стала чемпионом мира в третий раз, что позволило ей забрать себе в вечное владение трофей, как и было оговорено при учреждении приза Жюлем Риме в 1930 году. Однако, статуэтка была снова похищена 19 декабря 1983 года, когда она была выставлена на всеобщее обозрение в штаб-квартире Бразильской футбольной конфедерации в Рио-де-Жанейро. Трофей вытащили из специально изготовленного стального шкафа с лицевой стороной из пуленепробиваемого стекла. Стекло было обрамлено деревянной рейкой толщиной в 2 сантиметра, чем и воспользовались похитители, выломав её с помощью небольшого лома. Кубок никогда так и не был возвращён, что наводит на мысль о том, что он мог быть переплавлен. В конечном счёте, четверо человек были заочно признаны виновными в совершении этого преступления. Бразильская конфедерация заказала для себя новую копию, изготовленную компанией Eastman Kodak с использованием 1,8 кг золота. Эта копия впервые была представлена президентом Бразилии в 1984 году.

Кубок мира ФИФА

Пришедший на замену старому приз был впервые вручён на чемпионате мира 1974 года капитану сборной Германии Францу Беккенбауэру. Приз был выполнен по эскизу итальянского скульптора Сильвио Гаццанья компанией Bertoni. Высота составляет 36,5 см, кубок был сделан из 18-ти каратного золота (750 проба) весом 5 кг, основание диаметром 13 см содержит два слоя малахита. Приз весит 6,175 кг. Композиция изображает две человеческие фигуры, поддерживающие на поднятых руках земной шар.

В основании приза расположена надпись FIFA World Cup, составленная из отлитых в золоте букв. Названия стран, чьи сборные побеждают на чемпионате мира, гравируются в нижней части трофея, и не заметны, когда приз поставлен на своё основание. Текст гравировки включает в себя записанный цифрами год, а также название страны на её официальном языке (1974 - Deutschland, 1994 - Brasil). Тем не менее, в 2010 году надпись была сделана на английском языке (2010 - Spain). В 2014 году на кубке появилась одиннадцатая, последняя на сегодня запись страны-обладательницы — Германии. Неизвестно, будет ли ФИФА прекращать использование этого кубка после того, как всё пространство для записей будет заполнено, однако, при нынешней периодичности проведения турниров, этого не произойдёт ранее чемпионата мира 2038 года.

Согласно существующим правилам ФИФА, этот приз, в отличие от предшественника, не может быть передан кому-либо навечно. Каждый победитель турнира получает его позолоченную копию.

Незадолго до начала чемпионата мира 2006 года в Германии, приз был на короткое время возвращён в Италию для реставрации перед вручением следующему победителю. 14 июля 2006 года стало известно, что Кубок мира был повреждён всего лишь через несколько дней после вручения его новым обладателям — сборной Италии. Фабио Каннаваро, капитан итальянцев, был сфотографирован держащим осколок зелёного малахита, отломанного от основания кубка. Вскоре осколок был снова приклеен на прежнее место.

Начиная с 2006 года, оригинал кубка может увидеть любой человек. Он экспонируется публично во время так называемого Trophy Tour — специального мероприятия, организуемого компанией «Кока-Кола». Кругосветный «Трофи-тур» 2009—2010 годов стартовал 21 сентября 2009 года в Цюрихе. Маршрут общей протяжённостью 138 902 км проложен через 83 страны мира. 19—20 марта 2010 года драгоценный кубок (оригинал) был представлен в Санкт-Петербурге, 21 марта в Москве, а 23—24 марта в Донецке.

Обладатели

Приз Жюля Риме

•  Бразилия — 1958, 1962, 1970
•  Италия — 1934, 1938
•  Уругвай — 1930, 1950
•  Германия — 1954
•  Англия — 1966

Кубок мира ФИФА

•  Италия — 1982, 2006
•  Бразилия — 1994, 2002
•  Германия — 1974, 1990, 2014
•  Аргентина — 1978, 1986
•  Франция — 1998
•  Испания — 2010

Всего

Страна	Кубок Жюля Риме	Кубок мира ФИФА	Всего
Бразилия	3	2	5
Италия	2	2	4
Германия (ФРГ)	1	3	4
Аргентина	0	2	2
Уругвай	2	0	2
Франция	0	1	1
Англия	1	0	1
Испания	0	1	1

Ссылки

• [observer.guardian.co.uk/sport/story/0,,1759464,00.html The story of the 1966 theft] — The Observer  (англ.)
• [www.fifa.com/infoplus/IP-401_07A_Trophies.pdf Призы ФИФА (PDF)] (англ.)

Отрывок, характеризующий Кубок мира ФИФА (трофей)

– О да, ma tante. Кто же это?
– Анна Игнатьевна Мальвинцева. Она слышала о тебе от своей племянницы, как ты спас ее… Угадаешь?..
– Мало ли я их там спасал! – сказал Николай.
– Ее племянницу, княжну Болконскую. Она здесь, в Воронеже, с теткой. Ого! как покраснел! Что, или?..
– И не думал, полноте, ma tante.
– Ну хорошо, хорошо. О! какой ты!
Губернаторша подводила его к высокой и очень толстой старухе в голубом токе, только что кончившей свою карточную партию с самыми важными лицами в городе. Это была Мальвинцева, тетка княжны Марьи по матери, богатая бездетная вдова, жившая всегда в Воронеже. Она стояла, рассчитываясь за карты, когда Ростов подошел к ней. Она строго и важно прищурилась, взглянула на него и продолжала бранить генерала, выигравшего у нее.
– Очень рада, мой милый, – сказала она, протянув ему руку. – Милости прошу ко мне.
Поговорив о княжне Марье и покойнике ее отце, которого, видимо, не любила Мальвинцева, и расспросив о том, что Николай знал о князе Андрее, который тоже, видимо, не пользовался ее милостями, важная старуха отпустила его, повторив приглашение быть у нее.
Николай обещал и опять покраснел, когда откланивался Мальвинцевой. При упоминании о княжне Марье Ростов испытывал непонятное для него самого чувство застенчивости, даже страха.
Отходя от Мальвинцевой, Ростов хотел вернуться к танцам, но маленькая губернаторша положила свою пухленькую ручку на рукав Николая и, сказав, что ей нужно поговорить с ним, повела его в диванную, из которой бывшие в ней вышли тотчас же, чтобы не мешать губернаторше.
– Знаешь, mon cher, – сказала губернаторша с серьезным выражением маленького доброго лица, – вот это тебе точно партия; хочешь, я тебя сосватаю?
– Кого, ma tante? – спросил Николай.
– Княжну сосватаю. Катерина Петровна говорит, что Лили, а по моему, нет, – княжна. Хочешь? Я уверена, твоя maman благодарить будет. Право, какая девушка, прелесть! И она совсем не так дурна.
– Совсем нет, – как бы обидевшись, сказал Николай. – Я, ma tante, как следует солдату, никуда не напрашиваюсь и ни от чего не отказываюсь, – сказал Ростов прежде, чем он успел подумать о том, что он говорит.
– Так помни же: это не шутка.
– Какая шутка!
– Да, да, – как бы сама с собою говоря, сказала губернаторша. – А вот что еще, mon cher, entre autres. Vous etes trop assidu aupres de l'autre, la blonde. [мой друг. Ты слишком ухаживаешь за той, за белокурой.] Муж уж жалок, право…
– Ах нет, мы с ним друзья, – в простоте душевной сказал Николай: ему и в голову не приходило, чтобы такое веселое для него препровождение времени могло бы быть для кого нибудь не весело.
«Что я за глупость сказал, однако, губернаторше! – вдруг за ужином вспомнилось Николаю. – Она точно сватать начнет, а Соня?..» И, прощаясь с губернаторшей, когда она, улыбаясь, еще раз сказала ему: «Ну, так помни же», – он отвел ее в сторону:
– Но вот что, по правде вам сказать, ma tante…
– Что, что, мой друг; пойдем вот тут сядем.
Николай вдруг почувствовал желание и необходимость рассказать все свои задушевные мысли (такие, которые и не рассказал бы матери, сестре, другу) этой почти чужой женщине. Николаю потом, когда он вспоминал об этом порыве ничем не вызванной, необъяснимой откровенности, которая имела, однако, для него очень важные последствия, казалось (как это и кажется всегда людям), что так, глупый стих нашел; а между тем этот порыв откровенности, вместе с другими мелкими событиями, имел для него и для всей семьи огромные последствия.
– Вот что, ma tante. Maman меня давно женить хочет на богатой, но мне мысль одна эта противна, жениться из за денег.
– О да, понимаю, – сказала губернаторша.
– Но княжна Болконская, это другое дело; во первых, я вам правду скажу, она мне очень нравится, она по сердцу мне, и потом, после того как я ее встретил в таком положении, так странно, мне часто в голову приходило что это судьба. Особенно подумайте: maman давно об этом думала, но прежде мне ее не случалось встречать, как то все так случалось: не встречались. И во время, когда Наташа была невестой ее брата, ведь тогда мне бы нельзя было думать жениться на ней. Надо же, чтобы я ее встретил именно тогда, когда Наташина свадьба расстроилась, ну и потом всё… Да, вот что. Я никому не говорил этого и не скажу. А вам только.
Губернаторша пожала его благодарно за локоть.
– Вы знаете Софи, кузину? Я люблю ее, я обещал жениться и женюсь на ней… Поэтому вы видите, что про это не может быть и речи, – нескладно и краснея говорил Николай.
– Mon cher, mon cher, как же ты судишь? Да ведь у Софи ничего нет, а ты сам говорил, что дела твоего папа очень плохи. А твоя maman? Это убьет ее, раз. Потом Софи, ежели она девушка с сердцем, какая жизнь для нее будет? Мать в отчаянии, дела расстроены… Нет, mon cher, ты и Софи должны понять это.
Николай молчал. Ему приятно было слышать эти выводы.
– Все таки, ma tante, этого не может быть, – со вздохом сказал он, помолчав немного. – Да пойдет ли еще за меня княжна? и опять, она теперь в трауре. Разве можно об этом думать?
– Да разве ты думаешь, что я тебя сейчас и женю. Il y a maniere et maniere, [На все есть манера.] – сказала губернаторша.
– Какая вы сваха, ma tante… – сказал Nicolas, целуя ее пухлую ручку.


Приехав в Москву после своей встречи с Ростовым, княжна Марья нашла там своего племянника с гувернером и письмо от князя Андрея, который предписывал им их маршрут в Воронеж, к тетушке Мальвинцевой. Заботы о переезде, беспокойство о брате, устройство жизни в новом доме, новые лица, воспитание племянника – все это заглушило в душе княжны Марьи то чувство как будто искушения, которое мучило ее во время болезни и после кончины ее отца и в особенности после встречи с Ростовым. Она была печальна. Впечатление потери отца, соединявшееся в ее душе с погибелью России, теперь, после месяца, прошедшего с тех пор в условиях покойной жизни, все сильнее и сильнее чувствовалось ей. Она была тревожна: мысль об опасностях, которым подвергался ее брат – единственный близкий человек, оставшийся у нее, мучила ее беспрестанно. Она была озабочена воспитанием племянника, для которого она чувствовала себя постоянно неспособной; но в глубине души ее было согласие с самой собою, вытекавшее из сознания того, что она задавила в себе поднявшиеся было, связанные с появлением Ростова, личные мечтания и надежды.
Когда на другой день после своего вечера губернаторша приехала к Мальвинцевой и, переговорив с теткой о своих планах (сделав оговорку о том, что, хотя при теперешних обстоятельствах нельзя и думать о формальном сватовстве, все таки можно свести молодых людей, дать им узнать друг друга), и когда, получив одобрение тетки, губернаторша при княжне Марье заговорила о Ростове, хваля его и рассказывая, как он покраснел при упоминании о княжне, – княжна Марья испытала не радостное, но болезненное чувство: внутреннее согласие ее не существовало более, и опять поднялись желания, сомнения, упреки и надежды.
В те два дня, которые прошли со времени этого известия и до посещения Ростова, княжна Марья не переставая думала о том, как ей должно держать себя в отношении Ростова. То она решала, что она не выйдет в гостиную, когда он приедет к тетке, что ей, в ее глубоком трауре, неприлично принимать гостей; то она думала, что это будет грубо после того, что он сделал для нее; то ей приходило в голову, что ее тетка и губернаторша имеют какие то виды на нее и Ростова (их взгляды и слова иногда, казалось, подтверждали это предположение); то она говорила себе, что только она с своей порочностью могла думать это про них: не могли они не помнить, что в ее положении, когда еще она не сняла плерезы, такое сватовство было бы оскорбительно и ей, и памяти ее отца. Предполагая, что она выйдет к нему, княжна Марья придумывала те слова, которые он скажет ей и которые она скажет ему; и то слова эти казались ей незаслуженно холодными, то имеющими слишком большое значение. Больше же всего она при свидании с ним боялась за смущение, которое, она чувствовала, должно было овладеть ею и выдать ее, как скоро она его увидит.
Но когда, в воскресенье после обедни, лакей доложил в гостиной, что приехал граф Ростов, княжна не выказала смущения; только легкий румянец выступил ей на щеки, и глаза осветились новым, лучистым светом.
– Вы его видели, тетушка? – сказала княжна Марья спокойным голосом, сама не зная, как это она могла быть так наружно спокойна и естественна.
Когда Ростов вошел в комнату, княжна опустила на мгновенье голову, как бы предоставляя время гостю поздороваться с теткой, и потом, в самое то время, как Николай обратился к ней, она подняла голову и блестящими глазами встретила его взгляд. Полным достоинства и грации движением она с радостной улыбкой приподнялась, протянула ему свою тонкую, нежную руку и заговорила голосом, в котором в первый раз звучали новые, женские грудные звуки. M lle Bourienne, бывшая в гостиной, с недоумевающим удивлением смотрела на княжну Марью. Самая искусная кокетка, она сама не могла бы лучше маневрировать при встрече с человеком, которому надо было понравиться.
«Или ей черное так к лицу, или действительно она так похорошела, и я не заметила. И главное – этот такт и грация!» – думала m lle Bourienne.
Ежели бы княжна Марья в состоянии была думать в эту минуту, она еще более, чем m lle Bourienne, удивилась бы перемене, происшедшей в ней. С той минуты как она увидала это милое, любимое лицо, какая то новая сила жизни овладела ею и заставляла ее, помимо ее воли, говорить и действовать. Лицо ее, с того времени как вошел Ростов, вдруг преобразилось. Как вдруг с неожиданной поражающей красотой выступает на стенках расписного и резного фонаря та сложная искусная художественная работа, казавшаяся прежде грубою, темною и бессмысленною, когда зажигается свет внутри: так вдруг преобразилось лицо княжны Марьи. В первый раз вся та чистая духовная внутренняя работа, которою она жила до сих пор, выступила наружу. Вся ее внутренняя, недовольная собой работа, ее страдания, стремление к добру, покорность, любовь, самопожертвование – все это светилось теперь в этих лучистых глазах, в тонкой улыбке, в каждой черте ее нежного лица.
Ростов увидал все это так же ясно, как будто он знал всю ее жизнь. Он чувствовал, что существо, бывшее перед ним, было совсем другое, лучшее, чем все те, которые он встречал до сих пор, и лучшее, главное, чем он сам.
Разговор был самый простой и незначительный. Они говорили о войне, невольно, как и все, преувеличивая свою печаль об этом событии, говорили о последней встрече, причем Николай старался отклонять разговор на другой предмет, говорили о доброй губернаторше, о родных Николая и княжны Марьи.