Кувакин, Валерий Александрович
Поделись знанием:
Ему надо было быть слабым здоровьем, для того чтобы передать свое место тому, кто заступал его. И действительно, здоровье его было слабо.
Как естественно, и просто, и постепенно явился Кутузов из Турции в казенную палату Петербурга собирать ополчение и потом в армию, именно тогда, когда он был необходим, точно так же естественно, постепенно и просто теперь, когда роль Кутузова была сыграна, на место его явился новый, требовавшийся деятель.
Война 1812 го года, кроме своего дорогого русскому сердцу народного значения, должна была иметь другое – европейское.
За движением народов с запада на восток должно было последовать движение народов с востока на запад, и для этой новой войны нужен был новый деятель, имеющий другие, чем Кутузов, свойства, взгляды, движимый другими побуждениями.
Александр Первый для движения народов с востока на запад и для восстановления границ народов был так же необходим, как необходим был Кутузов для спасения и славы России.
Кутузов не понимал того, что значило Европа, равновесие, Наполеон. Он не мог понимать этого. Представителю русского народа, после того как враг был уничтожен, Россия освобождена и поставлена на высшую степень своей славы, русскому человеку, как русскому, делать больше было нечего. Представителю народной войны ничего не оставалось, кроме смерти. И он умер.
Пьер, как это большею частью бывает, почувствовал всю тяжесть физических лишений и напряжений, испытанных в плену, только тогда, когда эти напряжения и лишения кончились. После своего освобождения из плена он приехал в Орел и на третий день своего приезда, в то время как он собрался в Киев, заболел и пролежал больным в Орле три месяца; с ним сделалась, как говорили доктора, желчная горячка. Несмотря на то, что доктора лечили его, пускали кровь и давали пить лекарства, он все таки выздоровел.
Все, что было с Пьером со времени освобождения и до болезни, не оставило в нем почти никакого впечатления. Он помнил только серую, мрачную, то дождливую, то снежную погоду, внутреннюю физическую тоску, боль в ногах, в боку; помнил общее впечатление несчастий, страданий людей; помнил тревожившее его любопытство офицеров, генералов, расспрашивавших его, свои хлопоты о том, чтобы найти экипаж и лошадей, и, главное, помнил свою неспособность мысли и чувства в то время. В день своего освобождения он видел труп Пети Ростова. В тот же день он узнал, что князь Андрей был жив более месяца после Бородинского сражения и только недавно умер в Ярославле, в доме Ростовых. И в тот же день Денисов, сообщивший эту новость Пьеру, между разговором упомянул о смерти Элен, предполагая, что Пьеру это уже давно известно. Все это Пьеру казалось тогда только странно. Он чувствовал, что не может понять значения всех этих известий. Он тогда торопился только поскорее, поскорее уехать из этих мест, где люди убивали друг друга, в какое нибудь тихое убежище и там опомниться, отдохнуть и обдумать все то странное и новое, что он узнал за это время. Но как только он приехал в Орел, он заболел. Проснувшись от своей болезни, Пьер увидал вокруг себя своих двух людей, приехавших из Москвы, – Терентия и Ваську, и старшую княжну, которая, живя в Ельце, в имении Пьера, и узнав о его освобождении и болезни, приехала к нему, чтобы ходить за ним.
Во время своего выздоровления Пьер только понемногу отвыкал от сделавшихся привычными ему впечатлений последних месяцев и привыкал к тому, что его никто никуда не погонит завтра, что теплую постель его никто не отнимет и что у него наверное будет обед, и чай, и ужин. Но во сне он еще долго видел себя все в тех же условиях плена. Так же понемногу Пьер понимал те новости, которые он узнал после своего выхода из плена: смерть князя Андрея, смерть жены, уничтожение французов.
Радостное чувство свободы – той полной, неотъемлемой, присущей человеку свободы, сознание которой он в первый раз испытал на первом привале, при выходе из Москвы, наполняло душу Пьера во время его выздоровления. Он удивлялся тому, что эта внутренняя свобода, независимая от внешних обстоятельств, теперь как будто с излишком, с роскошью обставлялась и внешней свободой. Он был один в чужом городе, без знакомых. Никто от него ничего не требовал; никуда его не посылали. Все, что ему хотелось, было у него; вечно мучившей его прежде мысли о жене больше не было, так как и ее уже не было.
– Ах, как хорошо! Как славно! – говорил он себе, когда ему подвигали чисто накрытый стол с душистым бульоном, или когда он на ночь ложился на мягкую чистую постель, или когда ему вспоминалось, что жены и французов нет больше. – Ах, как хорошо, как славно! – И по старой привычке он делал себе вопрос: ну, а потом что? что я буду делать? И тотчас же он отвечал себе: ничего. Буду жить. Ах, как славно!
То самое, чем он прежде мучился, чего он искал постоянно, цели жизни, теперь для него не существовало. Эта искомая цель жизни теперь не случайно не существовала для него только в настоящую минуту, но он чувствовал, что ее нет и не может быть. И это то отсутствие цели давало ему то полное, радостное сознание свободы, которое в это время составляло его счастие.
Он не мог иметь цели, потому что он теперь имел веру, – не веру в какие нибудь правила, или слова, или мысли, но веру в живого, всегда ощущаемого бога. Прежде он искал его в целях, которые он ставил себе. Это искание цели было только искание бога; и вдруг он узнал в своем плену не словами, не рассуждениями, но непосредственным чувством то, что ему давно уж говорила нянюшка: что бог вот он, тут, везде. Он в плену узнал, что бог в Каратаеве более велик, бесконечен и непостижим, чем в признаваемом масонами Архитектоне вселенной. Он испытывал чувство человека, нашедшего искомое у себя под ногами, тогда как он напрягал зрение, глядя далеко от себя. Он всю жизнь свою смотрел туда куда то, поверх голов окружающих людей, а надо было не напрягать глаз, а только смотреть перед собой.
Он не умел видеть прежде великого, непостижимого и бесконечного ни в чем. Он только чувствовал, что оно должно быть где то, и искал его. Во всем близком, понятном он видел одно ограниченное, мелкое, житейское, бессмысленное. Он вооружался умственной зрительной трубой и смотрел в даль, туда, где это мелкое, житейское, скрываясь в тумане дали, казалось ему великим и бесконечным оттого только, что оно было неясно видимо. Таким ему представлялась европейская жизнь, политика, масонство, философия, филантропия. Но и тогда, в те минуты, которые он считал своей слабостью, ум его проникал и в эту даль, и там он видел то же мелкое, житейское, бессмысленное. Теперь же он выучился видеть великое, вечное и бесконечное во всем, и потому естественно, чтобы видеть его, чтобы наслаждаться его созерцанием, он бросил трубу, в которую смотрел до сих пор через головы людей, и радостно созерцал вокруг себя вечно изменяющуюся, вечно великую, непостижимую и бесконечную жизнь. И чем ближе он смотрел, тем больше он был спокоен и счастлив. Прежде разрушавший все его умственные постройки страшный вопрос: зачем? теперь для него не существовал. Теперь на этот вопрос – зачем? в душе его всегда готов был простой ответ: затем, что есть бог, тот бог, без воли которого не спадет волос с головы человека.
Пьер почти не изменился в своих внешних приемах. На вид он был точно таким же, каким он был прежде. Так же, как и прежде, он был рассеян и казался занятым не тем, что было перед глазами, а чем то своим, особенным. Разница между прежним и теперешним его состоянием состояла в том, что прежде, когда он забывал то, что было перед ним, то, что ему говорили, он, страдальчески сморщивши лоб, как будто пытался и не мог разглядеть чего то, далеко отстоящего от него. Теперь он так же забывал то, что ему говорили, и то, что было перед ним; но теперь с чуть заметной, как будто насмешливой, улыбкой он всматривался в то самое, что было перед ним, вслушивался в то, что ему говорили, хотя очевидно видел и слышал что то совсем другое. Прежде он казался хотя и добрым человеком, но несчастным; и потому невольно люди отдалялись от него. Теперь улыбка радости жизни постоянно играла около его рта, и в глазах его светилось участие к людям – вопрос: довольны ли они так же, как и он? И людям приятно было в его присутствии.
(перенаправлено с «Кувакин Валерий Александрович»)
| Валерий Александрович Кувакин | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Страна: | |
| Научная сфера: | |
| Место работы: |
Московский государственный университет имени М. В. Ломоносова |
| Альма-матер: |
Московский государственный университет имени М. В. Ломоносова |
| Известен как: |
философ, специалист по истории философии |
| Сайт: |
[www.humanism.ru/ anism.ru] |
Вале́рий Алекса́ндрович Кува́кин (род. 8 мая 1939 года, Москва) — советский и российский историк философии. Доктор философских наук, профессор.
Содержание
Биография
Окончил философский факультет Московского государственного университета им. М. В. Ломоносова (1967). В 1970 году защитил кандидатскую диссертацию «Экзистенциализм Н. Бердяева и современность» и в том же году начал свою работу на философском факультете Московского государственного университета. Докторская диссертация — «Религиозный идеализм в России эпохи империализма» (1980). C 1984 года — профессор. В 1986—1992[1] — заведующий кафедрой истории философии народов СССР / истории русской философии[2].
Член редколлегии журнала «Революционный мир» (1982—1984). Главный редактор (до 1993) журнала «Вестник МГУ. Серия Философия». Главный редактор (с 1996) ежеквартальника «Здравый смысл. Журнал скептиков, оптимистов и гуманистов». Составитель, редактор и автор предисловия ряда изданий монографий зарубежных учёных гуманистического направления, а также редактор и один из авторов изданной на английском языке в США книги «История русской философии: X—XX вв.»
В 70-х и 80-х годах Валерий Кувакин опубликовал ряд своих трудов по марксизму и религиозному экзистенциализму. С начала 90-х годов научные интересы находятся в области этики, культурологии, психологии, антропологии и неометафизики, вышли в свет его работы по светскому гуманизму, пробабилизму и селективному скептицизму[2]. В трудах этого периода представлено целостное изложение принципов и ценностей современного светского (гражданского) гуманизма.
Подготовил 39 кандидатов и 3 докторов наук.
Валерий Александрович Кувакин — член Международного гуманистического и этического союза (МГЭС), почётный президент Российского гуманистического общества (РГО), академик-секретарь Международной академии гуманизма, член первого и второго составов Комиссии по борьбе с лженаукой и фальсификацией научных исследований при Президиуме РАН, член учёного совета Института экзистенциальной психологии и жизнетворчества[3].
Избранная библиография
- на русском языке
- Кувакин В. А. Критика экзистенциализма Бердяева. — М.: Изд-во МГУ, 1975.
- Кувакин В. А. Марксистская философская мысль в США: 70-е годы XX века.— М.: Изд-во МГУ, 1975.
- Кувакин В. А. [www.humanism.ru/religioznaya-filosofiya-v-rossii/ Религиозная философия в России: Начало XX века].— М.: «Мысль», 1975.
- Кувакин В. А. Философия Вл. Соловьёва. — М.: «Знание», 1988.
- Кувакин В. А. Что такое философия?. — М.: Изд-во МГУ, 1988.
- Кувакин В. А. Мировоззрение В. И. Ленина: Формирование и основные черты.— М.: Изд-во МГУ, 1990.
- Кувакин В. А. Личная метафизика надежды и удивления: Записки о неизвестности, человеческом и нечеловеческом, о вероятной и невероятной России.— М.: «Коффи», 1993.
- Кувакин В. А. Твой рай и ад. Человечность и бесчеловечность человека: Философия, психология и стиль мышления гуманизма.— СПб.: «Алетейя».—М.: «Логос», 1998.— 360 с. ISBN 5-89329-093-6 (ошибоч.)
- Кувакин В. А. Основы современного гуманизма.— М.: РГО, 2002 (В соавторстве)
- Кувакин В. А. Мыслители России.— М.: РГО, 2005.
- Борзенко И. М., Кувакин В. А., Кудишина А. А. [rgo-kolomna.narod.ru/Bazaznaniy.htm Человечность человека: Основы современного гуманизма.] Учебное пособие для вузов.— М.: РГО, 2005.
- Кувакин В. А., Ковалева В. П. [www.humanism.ru/neizvestnost/ Неизвестность].— Ижевск: НИЦ «Регулярная и хаотическая динамика». Институт компьютерных технологий, 2006.— 112 с. ISBN 5-93972-545-7
- на других языках
- Kuvakin V. A. A History of Russian Philosophy: From the Tenth Through the Twentieth Centuries.— Vol. I, II.— Buffalo, New York: Prometheus Books, 1993. (В соавторстве)
- Kuvakin V. A. In search of Our Humanity.— Amherst, USA: Prometheus Books, 2003.
Избранные публикации
- на русском языке
- Кувакин В. А. О сущности моделирования // Вестник МГУ. Серия «Философия». — 1976. — № 2.
- Кувакин В. А. [new.philos.msu.ru/vestnik/archive/1988/no21988/ Ленинская трактовка марксизма как развивающегося учения. Статья первая] // Вестник Московского университета. — Сер. 7. Философия. — 1988. — № 2. — С. 3
- Кувакин В. А. В. Розанов: «Моя душа сплетена из грязи, нежности и грусти» // Вестник МГУ. Серия «Философия». — 1989. — № 2.
- Кувакин В. А. И жертвы, и дети, и свободные существа // Вестник высшей школы. — 1989. — № 10.
- Кувакин В. А. Опровержения и предположения Льва Шестова // Философские науки. — 1990. — № 2, 3.
- Кувакин В. А. Возможно ли демократическое понимание марксизма? // Вестник МГУ. Серия «Философия». — 1992. — № 3.
- Кувакин В. А. Российское гуманистическое общество // Здравый смысл. — 2000. — № 16.
- Кувакин В. А., Гинзбург В. Л. Международное гуманистическое движение и «Гуманистический манифест 2000» // Современный гуманизм: Материалы и исследования. — М. Изд-во РГО, 2000.
- Кувакин В. А. Современный гуманизм // Высшее образование в России. — 2002. — № 4.
- [www.krotov.info/yakov/3_vera/3_radio/20080614.htm Библиотека Якова Кротова, «С христианской точки зрения». 14.06.2008]
- [www.humanism.ru/hhh.htm Гуманистические гипотезы — человек].— РГО, 2009
- [www.humanism.ru/instrument.htm Гуманизм как инструмент моральной реконструкции].— РГО
- [www.humanism.ru/poiski.htm Человек в поисках себя].— РГО
- [www.humanism.ru/unknown.htm Поиск в неизвестности].— РГО
- на других языках
- The Phenomenon of Partiinost: Structure, Dynamics, and Dialectics. An Exposition // Philosophy and Phenomenological Research, Buffalo, USA, 1977, #1.
Полный список трудов автора на конец 2006 года составляет 17 монографий (из них 5 в соавторстве) и более 210 статей. Кроме указанных, В. А. Кувакин является научным редактором 12 монографий, опубликованных Российским гуманистическим обществом.
См. также
- Светский гуманизм
- Российское гуманистическое общество
- Комиссия по борьбе с лженаукой и фальсификацией научных исследований
- В защиту науки — бюллетень, печатный орган Комиссии по борьбе с лженаукой
Напишите отзыв о статье "Кувакин, Валерий Александрович"
Примечания
- ↑ Другой период (1985—1992) указан на сайте философского факультета МГУ, см. [new.philos.msu.ru/edu/stud/note/edu_direction/philos/irf/ Кафедра истории русской философии]. // Философский факультет МГУ. Проверено 27 апреля 2014.
- ↑ 1 2 Алексеев П. В. [hum.offlink.ru/prof/prof1/ Кувакин, Валерий Александрович] // Философы России XIX-XX столетий. Биографии, идеи, труды. — 4-е изд., перераб. и доп. — М.: Академический проект, 2002. — С. 505–506. — 1152 с. — ISBN 5-8291-0148-3.
- ↑ [institut.smysl.ru/about.php Институт экзистенциальной психологии и жизнетворчества / Об институте]
Ссылки
- [www.philos.msu.ru/fac/history/fmu/kuvakin.html Биография на сайте философского факультета МГУ]
- [www.humanism.ru/ Сайт Российского гуманистического общества]
- [humanism.al.ru/ Сайт Санкт-Петербургского отделения РГО]
- [humanism.al.ru/ru/magazine.phtml Статьи журнала «Здравый смысл»]
- [razumru.ru/humanism/journal.htm Ежеквартальник «Здравый смысл. Журнал скептиков, оптимистов и гуманистов»] — на сайте РГО
- [razumru.ru/humanism/symposium/title.htm В защиту разума:] Против агрессии шарлатанства и паранормальных верований в российскую культуру начала XXI века. — Материалы международного симпозиума «Наука, антинаука и паранормальные верования». — Москва, 3 — 5 октября 2001 г. Сост. и ред. проф. В. А. Кувакин. — Библиотека журнала «Здравый смысл». — М.: Российское гуманистическое общество, 2003. — 246 с. ISBN 5-87387-004-7
- Чернега О., Кувакин В., Петрова Т. [www.radiomayak.ru/tvp.html?id=14842 «Основы православной культуры — в школы»] (недоступная ссылка с 11-05-2013 (3996 дней)) — Аудиозапись дискуссии на радио «Маяк»
Отрывок, характеризующий Кувакин, Валерий Александрович
С этою целью понемногу переформировался штаб, и вся существенная сила штаба Кутузова была уничтожена и перенесена к государю. Толь, Коновницын, Ермолов – получили другие назначения. Все громко говорили, что фельдмаршал стал очень слаб и расстроен здоровьем.Ему надо было быть слабым здоровьем, для того чтобы передать свое место тому, кто заступал его. И действительно, здоровье его было слабо.
Как естественно, и просто, и постепенно явился Кутузов из Турции в казенную палату Петербурга собирать ополчение и потом в армию, именно тогда, когда он был необходим, точно так же естественно, постепенно и просто теперь, когда роль Кутузова была сыграна, на место его явился новый, требовавшийся деятель.
Война 1812 го года, кроме своего дорогого русскому сердцу народного значения, должна была иметь другое – европейское.
За движением народов с запада на восток должно было последовать движение народов с востока на запад, и для этой новой войны нужен был новый деятель, имеющий другие, чем Кутузов, свойства, взгляды, движимый другими побуждениями.
Александр Первый для движения народов с востока на запад и для восстановления границ народов был так же необходим, как необходим был Кутузов для спасения и славы России.
Кутузов не понимал того, что значило Европа, равновесие, Наполеон. Он не мог понимать этого. Представителю русского народа, после того как враг был уничтожен, Россия освобождена и поставлена на высшую степень своей славы, русскому человеку, как русскому, делать больше было нечего. Представителю народной войны ничего не оставалось, кроме смерти. И он умер.
Пьер, как это большею частью бывает, почувствовал всю тяжесть физических лишений и напряжений, испытанных в плену, только тогда, когда эти напряжения и лишения кончились. После своего освобождения из плена он приехал в Орел и на третий день своего приезда, в то время как он собрался в Киев, заболел и пролежал больным в Орле три месяца; с ним сделалась, как говорили доктора, желчная горячка. Несмотря на то, что доктора лечили его, пускали кровь и давали пить лекарства, он все таки выздоровел.
Все, что было с Пьером со времени освобождения и до болезни, не оставило в нем почти никакого впечатления. Он помнил только серую, мрачную, то дождливую, то снежную погоду, внутреннюю физическую тоску, боль в ногах, в боку; помнил общее впечатление несчастий, страданий людей; помнил тревожившее его любопытство офицеров, генералов, расспрашивавших его, свои хлопоты о том, чтобы найти экипаж и лошадей, и, главное, помнил свою неспособность мысли и чувства в то время. В день своего освобождения он видел труп Пети Ростова. В тот же день он узнал, что князь Андрей был жив более месяца после Бородинского сражения и только недавно умер в Ярославле, в доме Ростовых. И в тот же день Денисов, сообщивший эту новость Пьеру, между разговором упомянул о смерти Элен, предполагая, что Пьеру это уже давно известно. Все это Пьеру казалось тогда только странно. Он чувствовал, что не может понять значения всех этих известий. Он тогда торопился только поскорее, поскорее уехать из этих мест, где люди убивали друг друга, в какое нибудь тихое убежище и там опомниться, отдохнуть и обдумать все то странное и новое, что он узнал за это время. Но как только он приехал в Орел, он заболел. Проснувшись от своей болезни, Пьер увидал вокруг себя своих двух людей, приехавших из Москвы, – Терентия и Ваську, и старшую княжну, которая, живя в Ельце, в имении Пьера, и узнав о его освобождении и болезни, приехала к нему, чтобы ходить за ним.
Во время своего выздоровления Пьер только понемногу отвыкал от сделавшихся привычными ему впечатлений последних месяцев и привыкал к тому, что его никто никуда не погонит завтра, что теплую постель его никто не отнимет и что у него наверное будет обед, и чай, и ужин. Но во сне он еще долго видел себя все в тех же условиях плена. Так же понемногу Пьер понимал те новости, которые он узнал после своего выхода из плена: смерть князя Андрея, смерть жены, уничтожение французов.
Радостное чувство свободы – той полной, неотъемлемой, присущей человеку свободы, сознание которой он в первый раз испытал на первом привале, при выходе из Москвы, наполняло душу Пьера во время его выздоровления. Он удивлялся тому, что эта внутренняя свобода, независимая от внешних обстоятельств, теперь как будто с излишком, с роскошью обставлялась и внешней свободой. Он был один в чужом городе, без знакомых. Никто от него ничего не требовал; никуда его не посылали. Все, что ему хотелось, было у него; вечно мучившей его прежде мысли о жене больше не было, так как и ее уже не было.
– Ах, как хорошо! Как славно! – говорил он себе, когда ему подвигали чисто накрытый стол с душистым бульоном, или когда он на ночь ложился на мягкую чистую постель, или когда ему вспоминалось, что жены и французов нет больше. – Ах, как хорошо, как славно! – И по старой привычке он делал себе вопрос: ну, а потом что? что я буду делать? И тотчас же он отвечал себе: ничего. Буду жить. Ах, как славно!
То самое, чем он прежде мучился, чего он искал постоянно, цели жизни, теперь для него не существовало. Эта искомая цель жизни теперь не случайно не существовала для него только в настоящую минуту, но он чувствовал, что ее нет и не может быть. И это то отсутствие цели давало ему то полное, радостное сознание свободы, которое в это время составляло его счастие.
Он не мог иметь цели, потому что он теперь имел веру, – не веру в какие нибудь правила, или слова, или мысли, но веру в живого, всегда ощущаемого бога. Прежде он искал его в целях, которые он ставил себе. Это искание цели было только искание бога; и вдруг он узнал в своем плену не словами, не рассуждениями, но непосредственным чувством то, что ему давно уж говорила нянюшка: что бог вот он, тут, везде. Он в плену узнал, что бог в Каратаеве более велик, бесконечен и непостижим, чем в признаваемом масонами Архитектоне вселенной. Он испытывал чувство человека, нашедшего искомое у себя под ногами, тогда как он напрягал зрение, глядя далеко от себя. Он всю жизнь свою смотрел туда куда то, поверх голов окружающих людей, а надо было не напрягать глаз, а только смотреть перед собой.
Он не умел видеть прежде великого, непостижимого и бесконечного ни в чем. Он только чувствовал, что оно должно быть где то, и искал его. Во всем близком, понятном он видел одно ограниченное, мелкое, житейское, бессмысленное. Он вооружался умственной зрительной трубой и смотрел в даль, туда, где это мелкое, житейское, скрываясь в тумане дали, казалось ему великим и бесконечным оттого только, что оно было неясно видимо. Таким ему представлялась европейская жизнь, политика, масонство, философия, филантропия. Но и тогда, в те минуты, которые он считал своей слабостью, ум его проникал и в эту даль, и там он видел то же мелкое, житейское, бессмысленное. Теперь же он выучился видеть великое, вечное и бесконечное во всем, и потому естественно, чтобы видеть его, чтобы наслаждаться его созерцанием, он бросил трубу, в которую смотрел до сих пор через головы людей, и радостно созерцал вокруг себя вечно изменяющуюся, вечно великую, непостижимую и бесконечную жизнь. И чем ближе он смотрел, тем больше он был спокоен и счастлив. Прежде разрушавший все его умственные постройки страшный вопрос: зачем? теперь для него не существовал. Теперь на этот вопрос – зачем? в душе его всегда готов был простой ответ: затем, что есть бог, тот бог, без воли которого не спадет волос с головы человека.
Пьер почти не изменился в своих внешних приемах. На вид он был точно таким же, каким он был прежде. Так же, как и прежде, он был рассеян и казался занятым не тем, что было перед глазами, а чем то своим, особенным. Разница между прежним и теперешним его состоянием состояла в том, что прежде, когда он забывал то, что было перед ним, то, что ему говорили, он, страдальчески сморщивши лоб, как будто пытался и не мог разглядеть чего то, далеко отстоящего от него. Теперь он так же забывал то, что ему говорили, и то, что было перед ним; но теперь с чуть заметной, как будто насмешливой, улыбкой он всматривался в то самое, что было перед ним, вслушивался в то, что ему говорили, хотя очевидно видел и слышал что то совсем другое. Прежде он казался хотя и добрым человеком, но несчастным; и потому невольно люди отдалялись от него. Теперь улыбка радости жизни постоянно играла около его рта, и в глазах его светилось участие к людям – вопрос: довольны ли они так же, как и он? И людям приятно было в его присутствии.
