Кувыкин, Степан Иванович

Степан Иванович Кувыкин<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Заместитель министра нефтяной промышленности СССР
1965 — 1970
Первый заместитель Председателя Совета народного хозяйства РСФСР
1963 — 1965
Председатель Совета народного хозяйства Башкирского экономического административного района
1958 — 25 декабря 1962
Предшественник:	Виктор Степанович Фёдоров
Преемник:	должность упразднена
Рождение:	село Алай, Вольский уезд, Саратовская губерния, Российская империя
Место погребения:	Новодевичье кладбище
Партия:	ВКП(б) / КПСС
Образование:	Московский нефтяной институт
Учёная степень:	кандидат технических наук
Военная служба
Годы службы:	1925—1927
Принадлежность:	СССР СССР
Род войск:	армия
Звание:	политрук
Награды:

Степа́н Ива́нович Кувы́кин (1903—1974) — советский государственный и промышленный деятель, нефтяник. Герой Социалистического Труда. Лауреат двух Сталинских премий первой степени.

Биография

Родился 25 октября (7 ноября) 1903 года в селе Алай (ныне — Балтайский район, Саратовская область) в крестьянской семье.

Окончив сельскую школу (первой ступени в с. Алай, второй — в с. Балтай), с 1921 до 1925 года занимался вместе с отцом крестьянским трудом.

В 1925 году был призван в ряды РККА, окончил дивизионную школу в Слуцке (БССР, 1926), затем — политшколу второй ступени. Служил в Баку политруком роты. Демобилизован в октябре 1927 года; в том же году вступил в ВКП(б).

С 1927 года работал в структурах треста «Азнефть»: рабочим буровой партии, затем помощником бурильщика, бурильщиком. С 1929 года — техник-распорядитель, с 1931 года — начальник отдела оборудования, затем — директор «Завода им. 1 Мая». В 1931 году окончил Бакинский нефтяной техникум. В 1932 году поступил в АзНИ, но через некоторое время оставил учёбу.

В 1933—1935 годах — начальник отдела мобилизации ресурсов треста; одновременно руководил строительством трубнонарезного завода. В 1935 году окончил годичные курсы повышения квалификации руководящего состава нефтетреста. В 1935—1938 годы — директор трубнонарезного завода объединения «Азнефть».

В июле 1938 года переведён в Куйбышев на должность начальника производственно-распорядительного отдела объединения «Востокнефть»; в 1941—1942 годы — управляющий трестом «Бугурусланнефть».

С апреля 1942 года работал в Башкирии: начальник «Башнефтекомбината», в который входили тогда нефтепромыслы и перерабатывающие заводы, с 1 января 1945 по 1957 год — начальник объединения «Башнефть». В 1947 году окончил заочное отделение Московского нефтяного института имени И. М. Губкина, дипломный проект написал по организации разведки и разработки девона Туймазинского месторождения.

За годы руководства С. И. Кувыкиным объединением «Башнефть» Башкирия стала одним из важнейших районов нефтедобычи в стране: годовая добыча нефти в Башкирии за 1940—1963 годы увеличилась более чем в 26 раз и достигла 38,44 млн т (21,68 % от объёма нефти, добытой в стране в этот период).

В 1957—1958 годы — начальник Управления нефтедобывающей промышленности, первый заместитель Председателя Совнархоза Башкирского экономического административного района. С 1958 по 25 декабря 1962 года — Председатель Совнархоза Башкирского экономического административного района.

С января 1963 года — Первый заместитель Председателя Совета Народного хозяйства РСФСР, с 1965 по 1970 год — заместитель МНП СССР. В 1966—1967 годы под его руководством были разработаны нормы расхода материально-технических ресурсов, что позволило прогнозировать потребность в ресурсах как по отдельным нефтяным объединениям, так и в целом по министерству.

Депутат Верховного Совета РСФСР 2-го созыва (от Башкирской АССР; 1947—1951); депутат (от Башкирской АССР) Совета Союза Верховного Совета СССР 3-го (1950—1954) и 4-го (1954—1958) созывов, депутат (от Башкирской АССР) Совета Национальностей Верховного Совета СССР 5-го созыва (1958—1962).

Неоднократно избирался в состав Башкирского обкома КПСС. Делегат XIX, XX и XXI съездов КПСС. С 1970 года — персональный пенсионер союзного значения. Работал старшим научным сотрудником Лаборатории по изучению и обобщению зарубежного опыта нефтедобычи Московского института нефтехимической и газовой промышленности имени И. М. Губкина. Умер от лейкоза 16 сентября 1974 года. Похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище.

Научная деятельность

В 1956 году в МНИ защитил кандидатскую диссертацию «Рациональный метод разведки бурением скважин малого диаметра (На примере Башкирии)».

Один из авторов-конструкторов буровой установки «Уфимец», широко использовавшейся в 1950-е годы для ускоренной нефтеразведки скважинами малого диаметра. Автор 60 научных работ.

Награды и премии

• три ордена Ленина (1942, 1953, 1965)
• три ордена Трудового Красного Знамени (1944, 1945, 1957)
• Сталинская премия первой степени (1946) — за открытие месторождений девонской нефти в восточных районах СССР
• Сталинская премия первой степени (1950) — за разработку и освоение законтурного заводнения Туймазинского нефтяного месторождения, значительно повысившего его нефтеотдачу
• Герой Социалистического Труда (8.5.1948) — за умелое руководство нефтяной отраслью Башкирии и выдающийся вклад в строительстве нефтепровода Туймазы−Уфа
• заслуженный деятель науки и техники Башкирской АССР (1957)
• Почётный нефтяник (1957)
• орден «Знак Почёта» (1973)
• медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»
• медаль «За освоение целинных земель»

Память

• Гранитный памятник на могиле С. И. Кувыкина изготовлен и доставлен из Башкирии.
• Имя С. И. Кувыкина носят:
  • улицы в Уфе (бывшая Нефтепроводная в Кировском районе), в Октябрьском (Башкирия), в Нефтекамске (переулок);
  • нефтяной колледж в Октябрьском (Башкирия).
• В Уфе на здании по улице Пушкина, 95, где раньше размещалось объединение «Башнефть» и работал С. И. Кувыкин, установлена мемориальная доска.

См. также

• Герои Социалистического Труда Башкортостана

Литература

• Перлов И. Н. [www.oil-industry.ru/otrasl/gallery_detail.php?print=yes&ID=126661 Степан Иванович Кувыкин] // Нефтяное хозяйство : журнал.

Ссылки

 Николай Уфаркин. [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=9288 Кувыкин, Степан Иванович]. Сайт «Герои Страны». Проверено 11 июля 2016.

• [www.knowbysight.info/KKK/12396.asp Кувыкин Степан Иванович]. Справочник по истории Коммунистической партии и Советского Союза 1898—1991. Проверено 22 января 2016.
• [www.gubkin.ru/gallery/portrait/detail.php?ID=1033 Кувыкин Степан Иванович]. РГУ нефти и газа имени И. М. Губкина. Проверено 22 января 2016.
• [www.ourbaku.com/index.php5/Кувыкин_Степан_Иванович_—_Нефтяник,_Герой_Социалистического_Труда. Кувыкин Степан Иванович : Нефтяник, Герой Социалистического Труда]. Наш Баку. Проверено 22 января 2016.

Отрывок, характеризующий Кувыкин, Степан Иванович

А вместе с тем сейчас же после сражения, на другое утро, французское войско (по той стремительной силе движения, увеличенного теперь как бы в обратном отношении квадратов расстояний) уже надвигалось само собой на русское войско. Кутузов хотел атаковать на другой день, и вся армия хотела этого. Но для того чтобы атаковать, недостаточно желания сделать это; нужно, чтоб была возможность это сделать, а возможности этой не было. Нельзя было не отступить на один переход, потом точно так же нельзя было не отступить на другой и на третий переход, и наконец 1 го сентября, – когда армия подошла к Москве, – несмотря на всю силу поднявшегося чувства в рядах войск, сила вещей требовала того, чтобы войска эти шли за Москву. И войска отступили ещо на один, на последний переход и отдали Москву неприятелю.
Для тех людей, которые привыкли думать, что планы войн и сражений составляются полководцами таким же образом, как каждый из нас, сидя в своем кабинете над картой, делает соображения о том, как и как бы он распорядился в таком то и таком то сражении, представляются вопросы, почему Кутузов при отступлении не поступил так то и так то, почему он не занял позиции прежде Филей, почему он не отступил сразу на Калужскую дорогу, оставил Москву, и т. д. Люди, привыкшие так думать, забывают или не знают тех неизбежных условий, в которых всегда происходит деятельность всякого главнокомандующего. Деятельность полководца не имеет ни малейшего подобия с тою деятельностью, которую мы воображаем себе, сидя свободно в кабинете, разбирая какую нибудь кампанию на карте с известным количеством войска, с той и с другой стороны, и в известной местности, и начиная наши соображения с какого нибудь известного момента. Главнокомандующий никогда не бывает в тех условиях начала какого нибудь события, в которых мы всегда рассматриваем событие. Главнокомандующий всегда находится в средине движущегося ряда событий, и так, что никогда, ни в какую минуту, он не бывает в состоянии обдумать все значение совершающегося события. Событие незаметно, мгновение за мгновением, вырезается в свое значение, и в каждый момент этого последовательного, непрерывного вырезывания события главнокомандующий находится в центре сложнейшей игры, интриг, забот, зависимости, власти, проектов, советов, угроз, обманов, находится постоянно в необходимости отвечать на бесчисленное количество предлагаемых ему, всегда противоречащих один другому, вопросов.
Нам пресерьезно говорят ученые военные, что Кутузов еще гораздо прежде Филей должен был двинуть войска на Калужскую дорогу, что даже кто то предлагал таковой проект. Но перед главнокомандующим, особенно в трудную минуту, бывает не один проект, а всегда десятки одновременно. И каждый из этих проектов, основанных на стратегии и тактике, противоречит один другому. Дело главнокомандующего, казалось бы, состоит только в том, чтобы выбрать один из этих проектов. Но и этого он не может сделать. События и время не ждут. Ему предлагают, положим, 28 го числа перейти на Калужскую дорогу, но в это время прискакивает адъютант от Милорадовича и спрашивает, завязывать ли сейчас дело с французами или отступить. Ему надо сейчас, сию минуту, отдать приказанье. А приказанье отступить сбивает нас с поворота на Калужскую дорогу. И вслед за адъютантом интендант спрашивает, куда везти провиант, а начальник госпиталей – куда везти раненых; а курьер из Петербурга привозит письмо государя, не допускающее возможности оставить Москву, а соперник главнокомандующего, тот, кто подкапывается под него (такие всегда есть, и не один, а несколько), предлагает новый проект, диаметрально противоположный плану выхода на Калужскую дорогу; а силы самого главнокомандующего требуют сна и подкрепления; а обойденный наградой почтенный генерал приходит жаловаться, а жители умоляют о защите; посланный офицер для осмотра местности приезжает и доносит совершенно противоположное тому, что говорил перед ним посланный офицер; а лазутчик, пленный и делавший рекогносцировку генерал – все описывают различно положение неприятельской армии. Люди, привыкшие не понимать или забывать эти необходимые условия деятельности всякого главнокомандующего, представляют нам, например, положение войск в Филях и при этом предполагают, что главнокомандующий мог 1 го сентября совершенно свободно разрешать вопрос об оставлении или защите Москвы, тогда как при положении русской армии в пяти верстах от Москвы вопроса этого не могло быть. Когда же решился этот вопрос? И под Дриссой, и под Смоленском, и ощутительнее всего 24 го под Шевардиным, и 26 го под Бородиным, и в каждый день, и час, и минуту отступления от Бородина до Филей.


Русские войска, отступив от Бородина, стояли у Филей. Ермолов, ездивший для осмотра позиции, подъехал к фельдмаршалу.
– Драться на этой позиции нет возможности, – сказал он. Кутузов удивленно посмотрел на него и заставил его повторить сказанные слова. Когда он проговорил, Кутузов протянул ему руку.
– Дай ка руку, – сказал он, и, повернув ее так, чтобы ощупать его пульс, он сказал: – Ты нездоров, голубчик. Подумай, что ты говоришь.
Кутузов на Поклонной горе, в шести верстах от Дорогомиловской заставы, вышел из экипажа и сел на лавку на краю дороги. Огромная толпа генералов собралась вокруг него. Граф Растопчин, приехав из Москвы, присоединился к ним. Все это блестящее общество, разбившись на несколько кружков, говорило между собой о выгодах и невыгодах позиции, о положении войск, о предполагаемых планах, о состоянии Москвы, вообще о вопросах военных. Все чувствовали, что хотя и не были призваны на то, что хотя это не было так названо, но что это был военный совет. Разговоры все держались в области общих вопросов. Ежели кто и сообщал или узнавал личные новости, то про это говорилось шепотом, и тотчас переходили опять к общим вопросам: ни шуток, ни смеха, ни улыбок даже не было заметно между всеми этими людьми. Все, очевидно, с усилием, старались держаться на высота положения. И все группы, разговаривая между собой, старались держаться в близости главнокомандующего (лавка которого составляла центр в этих кружках) и говорили так, чтобы он мог их слышать. Главнокомандующий слушал и иногда переспрашивал то, что говорили вокруг него, но сам не вступал в разговор и не выражал никакого мнения. Большей частью, послушав разговор какого нибудь кружка, он с видом разочарования, – как будто совсем не о том они говорили, что он желал знать, – отворачивался. Одни говорили о выбранной позиции, критикуя не столько самую позицию, сколько умственные способности тех, которые ее выбрали; другие доказывали, что ошибка была сделана прежде, что надо было принять сраженье еще третьего дня; третьи говорили о битве при Саламанке, про которую рассказывал только что приехавший француз Кросар в испанском мундире. (Француз этот вместе с одним из немецких принцев, служивших в русской армии, разбирал осаду Сарагоссы, предвидя возможность так же защищать Москву.) В четвертом кружке граф Растопчин говорил о том, что он с московской дружиной готов погибнуть под стенами столицы, но что все таки он не может не сожалеть о той неизвестности, в которой он был оставлен, и что, ежели бы он это знал прежде, было бы другое… Пятые, выказывая глубину своих стратегических соображений, говорили о том направлении, которое должны будут принять войска. Шестые говорили совершенную бессмыслицу. Лицо Кутузова становилось все озабоченнее и печальнее. Из всех разговоров этих Кутузов видел одно: защищать Москву не было никакой физической возможности в полном значении этих слов, то есть до такой степени не было возможности, что ежели бы какой нибудь безумный главнокомандующий отдал приказ о даче сражения, то произошла бы путаница и сражения все таки бы не было; не было бы потому, что все высшие начальники не только признавали эту позицию невозможной, но в разговорах своих обсуждали только то, что произойдет после несомненного оставления этой позиции. Как же могли начальники вести свои войска на поле сражения, которое они считали невозможным? Низшие начальники, даже солдаты (которые тоже рассуждают), также признавали позицию невозможной и потому не могли идти драться с уверенностью поражения. Ежели Бенигсен настаивал на защите этой позиции и другие еще обсуждали ее, то вопрос этот уже не имел значения сам по себе, а имел значение только как предлог для спора и интриги. Это понимал Кутузов.
Бенигсен, выбрав позицию, горячо выставляя свой русский патриотизм (которого не мог, не морщась, выслушивать Кутузов), настаивал на защите Москвы. Кутузов ясно как день видел цель Бенигсена: в случае неудачи защиты – свалить вину на Кутузова, доведшего войска без сражения до Воробьевых гор, а в случае успеха – себе приписать его; в случае же отказа – очистить себя в преступлении оставления Москвы. Но этот вопрос интриги не занимал теперь старого человека. Один страшный вопрос занимал его. И на вопрос этот он ни от кого не слышал ответа. Вопрос состоял для него теперь только в том: «Неужели это я допустил до Москвы Наполеона, и когда же я это сделал? Когда это решилось? Неужели вчера, когда я послал к Платову приказ отступить, или третьего дня вечером, когда я задремал и приказал Бенигсену распорядиться? Или еще прежде?.. но когда, когда же решилось это страшное дело? Москва должна быть оставлена. Войска должны отступить, и надо отдать это приказание». Отдать это страшное приказание казалось ему одно и то же, что отказаться от командования армией. А мало того, что он любил власть, привык к ней (почет, отдаваемый князю Прозоровскому, при котором он состоял в Турции, дразнил его), он был убежден, что ему было предназначено спасение России и что потому только, против воли государя и по воле народа, он был избрал главнокомандующим. Он был убежден, что он один и этих трудных условиях мог держаться во главе армии, что он один во всем мире был в состоянии без ужаса знать своим противником непобедимого Наполеона; и он ужасался мысли о том приказании, которое он должен был отдать. Но надо было решить что нибудь, надо было прекратить эти разговоры вокруг него, которые начинали принимать слишком свободный характер.
Он подозвал к себе старших генералов.
– Ma tete fut elle bonne ou mauvaise, n'a qu'a s'aider d'elle meme, [Хороша ли, плоха ли моя голова, а положиться больше не на кого,] – сказал он, вставая с лавки, и поехал в Фили, где стояли его экипажи.


В просторной, лучшей избе мужика Андрея Савостьянова в два часа собрался совет. Мужики, бабы и дети мужицкой большой семьи теснились в черной избе через сени. Одна только внучка Андрея, Малаша, шестилетняя девочка, которой светлейший, приласкав ее, дал за чаем кусок сахара, оставалась на печи в большой избе. Малаша робко и радостно смотрела с печи на лица, мундиры и кресты генералов, одного за другим входивших в избу и рассаживавшихся в красном углу, на широких лавках под образами. Сам дедушка, как внутренне называла Maлаша Кутузова, сидел от них особо, в темном углу за печкой. Он сидел, глубоко опустившись в складное кресло, и беспрестанно покряхтывал и расправлял воротник сюртука, который, хотя и расстегнутый, все как будто жал его шею. Входившие один за другим подходили к фельдмаршалу; некоторым он пожимал руку, некоторым кивал головой. Адъютант Кайсаров хотел было отдернуть занавеску в окне против Кутузова, но Кутузов сердито замахал ему рукой, и Кайсаров понял, что светлейший не хочет, чтобы видели его лицо.