Куденхове-Калерги, Рихард Николаус

Рихард Николаус Куденхове-Калерги
Награды:	Премия Соннинга (1965)

Рихард Николаус Куденхове-Калерги (нем. Richard Nikolaus Coudenhove-Kalergi; 16 ноября 1894, Токио, Япония, — 27 июля 1972, Шрунс, Австрия) — австрийский философ, писатель, политик, основатель Панъевропейского союза, граф (до 1919 года).

Биография

Родился в семье австро-венгерского поверенного в делах в Японии графа Генриха фон Куденхове-Калерги и японки Мицуко (Мицу) Аоямы, происходившей из семьи крупного торговца. Рихард получил также японское имя Эйдзиро, и в Японии известен как Эйдзиро Аояма (яп. 青山 栄次郎). По отцовской линии он происходил из брабантского рода Куденхове, пожалованного дворянством за участие в крестовом походе 1099 года. В 1857 году дед Рихарда женился на дочери знаменитой пианистки Марии Калергис, племянницы Карла Нессельроде. В начале ХХ века их сыновья подали прошение о соединении отцовской и материнской фамилий и с 1903 года стали именоваться Куденхове-Калерги.

В 1896 году, когда Рихарду исполнилось полтора года, родители с обоими сыновьями, родившимися в Японии, переехали в Австро-Венгрию и поселились в фамильном замке, в городе Роншперг (ныне — Побежовице в Западной Чехии), на границе с Германией. Генрих Куденхове-Калерги (1859—1906) оставил дипломатическую службу, посвятив себя управлению чешскими поместьями и научно-философским трудам. Рихард получил образование у частных преподавателей, а также, благодаря отцу, владевшему 16 языками, выучил русский и венгерский языки. Позже он закончил Епископскую школу в Бриксене и императорско-королевскую Терезианскую академию в Вене, а затем изучал философию и историю в Венском университете.

В 1915 году женился на австрийской актрисе Иде Клаузнер (Роланд) (1881—1951). В 1917 году защитил диссертацию на соискание степени доктора философии. В 1920 году получил гражданство Чехословакии.

В 1922 году Куденхове-Калерги основал Панъевропейский союз, ставший первой организацией, стремящейся к объединению Европы. В число его членов входили Альберт Эйнштейн, Томас Манн, Зигмунд Фрейд, Аристид Бриан и Конрад Аденауэр. Именно Куденхове-Калерги заложил основы нынешней европейской идеи, европейского самосознания и европейской идентичности, выдвинув идею «пан-Европы». В качестве принципов единой Европы Калерги назвал свободу, мир, экономическое процветание и культуру. Объединенная Европа, единая в политическом и экономическом плане, по его мысли, должна была стать экономическим, культурным и политическим противовесом США, России и Восточной Азии, а также способствовать предотвращению новой мировой войны.

На фоне национализма, расцветшего после Первой мировой войны, идеи Куденхове-Калерги были весьма примечательны. Куденхове-Калерги призвал Францию и Германию урегулировать имеющиеся разногласия и сосредоточиться на взаимовыгодном сотрудничестве. Он считал, что инициативу по объединению Европы могли бы взять на себя скандинавские страны, выступая также в роли посредника между конфликтующими европейскими государствами.

В том же 1922 году Куденхове-Калерги стал членом венской масонской ложи «Humanitas», которую вскоре покинул, сохранив, однако, контакты с масонами Центральной Европы, Англии и США.

В Германии после прихода нацистов к власти деятельность Панъевропейского союза была запрещена, а все книги Куденхове-Калерги были включены в список книг, подлежащих сожжению.

Чем ближе надвигалась Вторая мировая война, тем меньшее внимание европейские страны уделяли идеям Калерги.

После произошедшего в 1938 году аншлюса Куденхове-Калерги переехал в Чехословакию и Швейцарию, а оттуда во Францию. После капитуляции Франции в 1940 году через Португалию он иммигрировал в США. С 1942 по 1945 год Калерги преподавал историю в Нью-Йоркском университете — сначала как внештатный преподаватель, а с 1944 года в качестве профессора. В США продолжал развивать панъевропейские идеи и сблизился с Отто фон Габсбургом, ставшим активным членом Панъевропейского союза. В 1943 году в Нью-Йорке состоялся Пятый конгресс Панъевропейского союза.

В 1945 году вернулся в Европу. 19 сентября 1946 года Уинстон Черчилль выступил в Цюрихском университете с речью, в подготовке которой принимал участие Куденхове. В ней декларировалась необходимость создания «Соединенных Штатов Европы» на основе панъевропейской идеи.

В 1947 году с целью объединения европейских парламентариев Куденхове-Калерги основал Европейский парламентский союз (ЕПС). Первоначально ЕПС отвергал все предложения о слиянии с другими организациями, добивающимися объединения Европы. Лишь в 1952 году он вступил в Европейское движение, и Куденхове-Калерги был избран почетным президентом этого движения.

18 мая 1950 года Куденхове стал первым лауреатом Международной премии имени Карла Великого «за деятельность по объединению Европы, ставшую делом всей его жизни».

Некоторое время спустя он представил в Совет Европы проект европейского флага, но из-за имевшегося на флаге христианского креста проект был отвергнут.

В 1951 году Куденхове-Калерги овдовел и в следующем году оформил отношения с графиней Александрой фон Тиле.

В 1955 году он предложил в качестве нового европейского гимна «Оду к радости», положенную на музыку Бетховена.

В 1966 году стал лауреатом Европейской премии землячества судетских немцев имени Карла Великого. В том же году выпустил мемуары «Жизнь ради Европы».

В 1968 году скончалась вторая жена Куденхове-Калерги, и в 1969 году он вступил в брак третий раз — с австриячкой Мелани Бенацки-Гофман, вдовой композитора Ральфа Бенацки.

Рихард Куденхове-Калерги умер 27 июля 1972 года в Шрунсе (Форарльберг). Его секретарша, госпожа Деш, заявила в своих воспоминаниях, что он покончил с собой, сделав все для сокрытия самоубийства. Тем не менее во всех научных биографиях Куденхове-Калерги утверждается о естественности его кончины.

Похоронен недалеко от Гштада, в Грубене, деревушке в бернском Оберланде, где впервые поселился с семьей еще в 1931 году.

Сестра Куденхове-Калерги Ида Фредерика Гёррес стала писательницей, а племянница Барбара Куденхове-Калерги — журналисткой.

В 2002 году Европейский союз учредил памятную медаль Куденхове-Калерги, вручаемую в Мюнстере частным лицам и организациям за укрепление единства Европы.

Изображен на австрийской почтовой марке 1994 года.

Предки

Куденхове-Калерги, Рихард Николаус — предки

Франц Карл Куденхове                             Граф Генрих фон Куденхове-Калерги                                   Иван Эммануилович Калерги                       Мария Калерги                             Граф Фридрих Карл Нессельроде               Мария Нессельроде                       Тэкла Наленч-Гурская               Рихард Николаус Куденхове-Калерги                                         Кихати Аояма                             Мицуко Аояма                                   Цунэ                           </center>

Сочинения

• Pan-Europa, 1923.
• Praktischer Idealismus, 1925.
• Kampf um Paneuropa : 3 Bände, 1925—1928.
• A Crusade for Pan-Europe: autobiography of a man and a movement, 1942.
• Die Europäische Nation, 1953.
• Ein Leben für Europa, 1966.
• Weltmacht Europa, 1971.
• Ausgewählte Schriften zu Europa, 2006.

Переводы трудов Р. Куденхове-Калерги на русский язык

Куденхове-Калерги, Р. Н. Пан-Европа. — М.: Вита Планетаре, 2006.

Литература

• Conze, Vanessa. Richard Coudenhove-Kalergi: umstrittener Visionär Europas. — 2004. — ISBN 3-7881-0156-3.
• Jílek, Lubor. Paneurope dans les années vingt: la réception du projet en Europe centrale et occidentale. // Relations internationales (Paris-Genève). — № 72 (hiver 1992). — Pp. 409—432.
• Saint-Gille, Anne-Marie. La Paneurope: un débat d’idées dans l’entre-deux-guerres, 2003.
• Wyrwa, Ulrich. Richard Nikolaus Graf Coudenhove-Kalergi (1894—1972) und die Paneuropa-Bewegung in den zwanziger Jahren. — In: Historische Zeitschrift 283 (2006), H.1, S. 103—122.
• Ziegerhofer-Prettenthaler, Anita. Botschafter Europas. Richard Nikolaus Coudenhove-Kalergi und die Paneuropa-Bewegung in den zwanziger und dreißiger Jahren. — 2004. — ISBN 3-205-77217-2.
• [www.paneuropa.ru/docs/BMIR_10_article.pdf Айзпурвит, Катерина. Западная Чехия — колыбель Евросоюза. // Business Mir. — 2008. — № 10. — С. 58-61]
• [www.businessmir.ch/wp212/?p=153328&print=1&language=ru Айзпурвит, Катерина. Граф Куденхове-Калерги и Швейцария как модель единой Европы // Business Mir. — 2011. — № 19]
• Кембаев Ж. М. Концепция «Пан-Европы» Р. Куденхове-Калерги как одна из важнейших стадий в становлении идеи европейского единства // История государства и права. — 2010. — № 22. — С. 38-42.

Ссылки

• [www.paneuropa.ru/ Сайт Панъевропейского союза России и наследия Р. Куденхове-Калерги на русском языке]
• [www.dw-world.de/dw/article/0,2144,332063,00.html Панъевропейское движение: документы Куденхове-Калерги в московских архивах (2 часть)]
• www.unige.ch/ieug/ressources/archives/fonds/COUDENHOVE.html  (фр.)
• [www.paneuropa.ru/home.php?id=5&id2=0&id3=35&lang= Р. Н. Куденхове-Калерги. Пан-Европа. Гл. IV. Европа и Россия]

Отрывок, характеризующий Куденхове-Калерги, Рихард Николаус

В ноябре месяце 1805 года князь Василий должен был ехать на ревизию в четыре губернии. Он устроил для себя это назначение с тем, чтобы побывать заодно в своих расстроенных имениях, и захватив с собой (в месте расположения его полка) сына Анатоля, с ним вместе заехать к князю Николаю Андреевичу Болконскому с тем, чтоб женить сына на дочери этого богатого старика. Но прежде отъезда и этих новых дел, князю Василью нужно было решить дела с Пьером, который, правда, последнее время проводил целые дни дома, т. е. у князя Василья, у которого он жил, был смешон, взволнован и глуп (как должен быть влюбленный) в присутствии Элен, но всё еще не делал предложения.
«Tout ca est bel et bon, mais il faut que ca finisse», [Всё это хорошо, но надо это кончить,] – сказал себе раз утром князь Василий со вздохом грусти, сознавая, что Пьер, стольким обязанный ему (ну, да Христос с ним!), не совсем хорошо поступает в этом деле. «Молодость… легкомыслие… ну, да Бог с ним, – подумал князь Василий, с удовольствием чувствуя свою доброту: – mais il faut, que ca finisse. После завтра Лёлины именины, я позову кое кого, и ежели он не поймет, что он должен сделать, то уже это будет мое дело. Да, мое дело. Я – отец!»
Пьер полтора месяца после вечера Анны Павловны и последовавшей за ним бессонной, взволнованной ночи, в которую он решил, что женитьба на Элен была бы несчастие, и что ему нужно избегать ее и уехать, Пьер после этого решения не переезжал от князя Василья и с ужасом чувствовал, что каждый день он больше и больше в глазах людей связывается с нею, что он не может никак возвратиться к своему прежнему взгляду на нее, что он не может и оторваться от нее, что это будет ужасно, но что он должен будет связать с нею свою судьбу. Может быть, он и мог бы воздержаться, но не проходило дня, чтобы у князя Василья (у которого редко бывал прием) не было бы вечера, на котором должен был быть Пьер, ежели он не хотел расстроить общее удовольствие и обмануть ожидания всех. Князь Василий в те редкие минуты, когда бывал дома, проходя мимо Пьера, дергал его за руку вниз, рассеянно подставлял ему для поцелуя выбритую, морщинистую щеку и говорил или «до завтра», или «к обеду, а то я тебя не увижу», или «я для тебя остаюсь» и т. п. Но несмотря на то, что, когда князь Василий оставался для Пьера (как он это говорил), он не говорил с ним двух слов, Пьер не чувствовал себя в силах обмануть его ожидания. Он каждый день говорил себе всё одно и одно: «Надо же, наконец, понять ее и дать себе отчет: кто она? Ошибался ли я прежде или теперь ошибаюсь? Нет, она не глупа; нет, она прекрасная девушка! – говорил он сам себе иногда. – Никогда ни в чем она не ошибается, никогда она ничего не сказала глупого. Она мало говорит, но то, что она скажет, всегда просто и ясно. Так она не глупа. Никогда она не смущалась и не смущается. Так она не дурная женщина!» Часто ему случалось с нею начинать рассуждать, думать вслух, и всякий раз она отвечала ему на это либо коротким, но кстати сказанным замечанием, показывавшим, что ее это не интересует, либо молчаливой улыбкой и взглядом, которые ощутительнее всего показывали Пьеру ее превосходство. Она была права, признавая все рассуждения вздором в сравнении с этой улыбкой.
Она обращалась к нему всегда с радостной, доверчивой, к нему одному относившейся улыбкой, в которой было что то значительней того, что было в общей улыбке, украшавшей всегда ее лицо. Пьер знал, что все ждут только того, чтобы он, наконец, сказал одно слово, переступил через известную черту, и он знал, что он рано или поздно переступит через нее; но какой то непонятный ужас охватывал его при одной мысли об этом страшном шаге. Тысячу раз в продолжение этого полутора месяца, во время которого он чувствовал себя всё дальше и дальше втягиваемым в ту страшившую его пропасть, Пьер говорил себе: «Да что ж это? Нужна решимость! Разве нет у меня ее?»
Он хотел решиться, но с ужасом чувствовал, что не было у него в этом случае той решимости, которую он знал в себе и которая действительно была в нем. Пьер принадлежал к числу тех людей, которые сильны только тогда, когда они чувствуют себя вполне чистыми. А с того дня, как им владело то чувство желания, которое он испытал над табакеркой у Анны Павловны, несознанное чувство виноватости этого стремления парализировало его решимость.
В день именин Элен у князя Василья ужинало маленькое общество людей самых близких, как говорила княгиня, родные и друзья. Всем этим родным и друзьям дано было чувствовать, что в этот день должна решиться участь именинницы.
Гости сидели за ужином. Княгиня Курагина, массивная, когда то красивая, представительная женщина сидела на хозяйском месте. По обеим сторонам ее сидели почетнейшие гости – старый генерал, его жена, Анна Павловна Шерер; в конце стола сидели менее пожилые и почетные гости, и там же сидели домашние, Пьер и Элен, – рядом. Князь Василий не ужинал: он похаживал вокруг стола, в веселом расположении духа, подсаживаясь то к тому, то к другому из гостей. Каждому он говорил небрежное и приятное слово, исключая Пьера и Элен, которых присутствия он не замечал, казалось. Князь Василий оживлял всех. Ярко горели восковые свечи, блестели серебро и хрусталь посуды, наряды дам и золото и серебро эполет; вокруг стола сновали слуги в красных кафтанах; слышались звуки ножей, стаканов, тарелок и звуки оживленного говора нескольких разговоров вокруг этого стола. Слышно было, как старый камергер в одном конце уверял старушку баронессу в своей пламенной любви к ней и ее смех; с другой – рассказ о неуспехе какой то Марьи Викторовны. У середины стола князь Василий сосредоточил вокруг себя слушателей. Он рассказывал дамам, с шутливой улыбкой на губах, последнее – в среду – заседание государственного совета, на котором был получен и читался Сергеем Кузьмичем Вязмитиновым, новым петербургским военным генерал губернатором, знаменитый тогда рескрипт государя Александра Павловича из армии, в котором государь, обращаясь к Сергею Кузьмичу, говорил, что со всех сторон получает он заявления о преданности народа, и что заявление Петербурга особенно приятно ему, что он гордится честью быть главою такой нации и постарается быть ее достойным. Рескрипт этот начинался словами: Сергей Кузьмич! Со всех сторон доходят до меня слухи и т. д.
– Так таки и не пошло дальше, чем «Сергей Кузьмич»? – спрашивала одна дама.
– Да, да, ни на волос, – отвечал смеясь князь Василий. – Сергей Кузьмич… со всех сторон. Со всех сторон, Сергей Кузьмич… Бедный Вязмитинов никак не мог пойти далее. Несколько раз он принимался снова за письмо, но только что скажет Сергей … всхлипывания… Ку…зьми…ч – слезы… и со всех сторон заглушаются рыданиями, и дальше он не мог. И опять платок, и опять «Сергей Кузьмич, со всех сторон», и слезы… так что уже попросили прочесть другого.
– Кузьмич… со всех сторон… и слезы… – повторил кто то смеясь.
– Не будьте злы, – погрозив пальцем, с другого конца стола, проговорила Анна Павловна, – c'est un si brave et excellent homme notre bon Viasmitinoff… [Это такой прекрасный человек, наш добрый Вязмитинов…]
Все очень смеялись. На верхнем почетном конце стола все были, казалось, веселы и под влиянием самых различных оживленных настроений; только Пьер и Элен молча сидели рядом почти на нижнем конце стола; на лицах обоих сдерживалась сияющая улыбка, не зависящая от Сергея Кузьмича, – улыбка стыдливости перед своими чувствами. Что бы ни говорили и как бы ни смеялись и шутили другие, как бы аппетитно ни кушали и рейнвейн, и соте, и мороженое, как бы ни избегали взглядом эту чету, как бы ни казались равнодушны, невнимательны к ней, чувствовалось почему то, по изредка бросаемым на них взглядам, что и анекдот о Сергее Кузьмиче, и смех, и кушанье – всё было притворно, а все силы внимания всего этого общества были обращены только на эту пару – Пьера и Элен. Князь Василий представлял всхлипыванья Сергея Кузьмича и в это время обегал взглядом дочь; и в то время как он смеялся, выражение его лица говорило: «Так, так, всё хорошо идет; нынче всё решится». Анна Павловна грозила ему за notre bon Viasmitinoff, а в глазах ее, которые мельком блеснули в этот момент на Пьера, князь Василий читал поздравление с будущим зятем и счастием дочери. Старая княгиня, предлагая с грустным вздохом вина своей соседке и сердито взглянув на дочь, этим вздохом как будто говорила: «да, теперь нам с вами ничего больше не осталось, как пить сладкое вино, моя милая; теперь время этой молодежи быть так дерзко вызывающе счастливой». «И что за глупость всё то, что я рассказываю, как будто это меня интересует, – думал дипломат, взглядывая на счастливые лица любовников – вот это счастие!»
Среди тех ничтожно мелких, искусственных интересов, которые связывали это общество, попало простое чувство стремления красивых и здоровых молодых мужчины и женщины друг к другу. И это человеческое чувство подавило всё и парило над всем их искусственным лепетом. Шутки были невеселы, новости неинтересны, оживление – очевидно поддельно. Не только они, но лакеи, служившие за столом, казалось, чувствовали то же и забывали порядки службы, заглядываясь на красавицу Элен с ее сияющим лицом и на красное, толстое, счастливое и беспокойное лицо Пьера. Казалось, и огни свечей сосредоточены были только на этих двух счастливых лицах.
Пьер чувствовал, что он был центром всего, и это положение и радовало и стесняло его. Он находился в состоянии человека, углубленного в какое нибудь занятие. Он ничего ясно не видел, не понимал и не слыхал. Только изредка, неожиданно, мелькали в его душе отрывочные мысли и впечатления из действительности.
«Так уж всё кончено! – думал он. – И как это всё сделалось? Так быстро! Теперь я знаю, что не для нее одной, не для себя одного, но и для всех это должно неизбежно свершиться. Они все так ждут этого , так уверены, что это будет, что я не могу, не могу обмануть их. Но как это будет? Не знаю; а будет, непременно будет!» думал Пьер, взглядывая на эти плечи, блестевшие подле самых глаз его.