Кудеяр
Поделись знанием:
– Бородино, – поправляя, отвечал другой.
Офицер, видимо, довольный случаем поговорить, подвинулся к Пьеру.
– Там наши? – спросил Пьер.
– Да, а вон подальше и французы, – сказал офицер. – Вон они, вон видны.
– Где? где? – спросил Пьер.
– Простым глазом видно. Да вот, вот! – Офицер показал рукой на дымы, видневшиеся влево за рекой, и на лице его показалось то строгое и серьезное выражение, которое Пьер видел на многих лицах, встречавшихся ему.
– Ах, это французы! А там?.. – Пьер показал влево на курган, около которого виднелись войска.
– Это наши.
– Ах, наши! А там?.. – Пьер показал на другой далекий курган с большим деревом, подле деревни, видневшейся в ущелье, у которой тоже дымились костры и чернелось что то.
– Это опять он, – сказал офицер. (Это был Шевардинский редут.) – Вчера было наше, а теперь его.
– Так как же наша позиция?
– Позиция? – сказал офицер с улыбкой удовольствия. – Я это могу рассказать вам ясно, потому что я почти все укрепления наши строил. Вот, видите ли, центр наш в Бородине, вот тут. – Он указал на деревню с белой церковью, бывшей впереди. – Тут переправа через Колочу. Вот тут, видите, где еще в низочке ряды скошенного сена лежат, вот тут и мост. Это наш центр. Правый фланг наш вот где (он указал круто направо, далеко в ущелье), там Москва река, и там мы три редута построили очень сильные. Левый фланг… – и тут офицер остановился. – Видите ли, это трудно вам объяснить… Вчера левый фланг наш был вот там, в Шевардине, вон, видите, где дуб; а теперь мы отнесли назад левое крыло, теперь вон, вон – видите деревню и дым? – это Семеновское, да вот здесь, – он указал на курган Раевского. – Только вряд ли будет тут сраженье. Что он перевел сюда войска, это обман; он, верно, обойдет справа от Москвы. Ну, да где бы ни было, многих завтра не досчитаемся! – сказал офицер.
Старый унтер офицер, подошедший к офицеру во время его рассказа, молча ожидал конца речи своего начальника; но в этом месте он, очевидно, недовольный словами офицера, перебил его.
– За турами ехать надо, – сказал он строго.
Офицер как будто смутился, как будто он понял, что можно думать о том, сколь многих не досчитаются завтра, но не следует говорить об этом.
– Ну да, посылай третью роту опять, – поспешно сказал офицер.
– А вы кто же, не из докторов?
– Нет, я так, – отвечал Пьер. И Пьер пошел под гору опять мимо ополченцев.
– Ах, проклятые! – проговорил следовавший за ним офицер, зажимая нос и пробегая мимо работающих.
– Вон они!.. Несут, идут… Вон они… сейчас войдут… – послышались вдруг голоса, и офицеры, солдаты и ополченцы побежали вперед по дороге.
Из под горы от Бородина поднималось церковное шествие. Впереди всех по пыльной дороге стройно шла пехота с снятыми киверами и ружьями, опущенными книзу. Позади пехоты слышалось церковное пение.
Обгоняя Пьера, без шапок бежали навстречу идущим солдаты и ополченцы.
– Матушку несут! Заступницу!.. Иверскую!..
– Смоленскую матушку, – поправил другой.
Ополченцы – и те, которые были в деревне, и те, которые работали на батарее, – побросав лопаты, побежали навстречу церковному шествию. За батальоном, шедшим по пыльной дороге, шли в ризах священники, один старичок в клобуке с причтом и певчпми. За ними солдаты и офицеры несли большую, с черным ликом в окладе, икону. Это была икона, вывезенная из Смоленска и с того времени возимая за армией. За иконой, кругом ее, впереди ее, со всех сторон шли, бежали и кланялись в землю с обнаженными головами толпы военных.
Взойдя на гору, икона остановилась; державшие на полотенцах икону люди переменились, дьячки зажгли вновь кадила, и начался молебен. Жаркие лучи солнца били отвесно сверху; слабый, свежий ветерок играл волосами открытых голов и лентами, которыми была убрана икона; пение негромко раздавалось под открытым небом. Огромная толпа с открытыми головами офицеров, солдат, ополченцев окружала икону. Позади священника и дьячка, на очищенном месте, стояли чиновные люди. Один плешивый генерал с Георгием на шее стоял прямо за спиной священника и, не крестясь (очевидно, пемец), терпеливо дожидался конца молебна, который он считал нужным выслушать, вероятно, для возбуждения патриотизма русского народа. Другой генерал стоял в воинственной позе и потряхивал рукой перед грудью, оглядываясь вокруг себя. Между этим чиновным кружком Пьер, стоявший в толпе мужиков, узнал некоторых знакомых; но он не смотрел на них: все внимание его было поглощено серьезным выражением лиц в этой толпе солдат и оиолченцев, однообразно жадно смотревших на икону. Как только уставшие дьячки (певшие двадцатый молебен) начинали лениво и привычно петь: «Спаси от бед рабы твоя, богородице», и священник и дьякон подхватывали: «Яко вси по бозе к тебе прибегаем, яко нерушимой стене и предстательству», – на всех лицах вспыхивало опять то же выражение сознания торжественности наступающей минуты, которое он видел под горой в Можайске и урывками на многих и многих лицах, встреченных им в это утро; и чаще опускались головы, встряхивались волоса и слышались вздохи и удары крестов по грудям.
Толпа, окружавшая икону, вдруг раскрылась и надавила Пьера. Кто то, вероятно, очень важное лицо, судя по поспешности, с которой перед ним сторонились, подходил к иконе.
Это был Кутузов, объезжавший позицию. Он, возвращаясь к Татариновой, подошел к молебну. Пьер тотчас же узнал Кутузова по его особенной, отличавшейся от всех фигуре.
В длинном сюртуке на огромном толщиной теле, с сутуловатой спиной, с открытой белой головой и с вытекшим, белым глазом на оплывшем лице, Кутузов вошел своей ныряющей, раскачивающейся походкой в круг и остановился позади священника. Он перекрестился привычным жестом, достал рукой до земли и, тяжело вздохнув, опустил свою седую голову. За Кутузовым был Бенигсен и свита. Несмотря на присутствие главнокомандующего, обратившего на себя внимание всех высших чинов, ополченцы и солдаты, не глядя на него, продолжали молиться.
Когда кончился молебен, Кутузов подошел к иконе, тяжело опустился на колена, кланяясь в землю, и долго пытался и не мог встать от тяжести и слабости. Седая голова его подергивалась от усилий. Наконец он встал и с детски наивным вытягиванием губ приложился к иконе и опять поклонился, дотронувшись рукой до земли. Генералитет последовал его примеру; потом офицеры, и за ними, давя друг друга, топчась, пыхтя и толкаясь, с взволнованными лицами, полезли солдаты и ополченцы.
Покачиваясь от давки, охватившей его, Пьер оглядывался вокруг себя.
– Граф, Петр Кирилыч! Вы как здесь? – сказал чей то голос. Пьер оглянулся.
Борис Друбецкой, обчищая рукой коленки, которые он запачкал (вероятно, тоже прикладываясь к иконе), улыбаясь подходил к Пьеру. Борис был одет элегантно, с оттенком походной воинственности. На нем был длинный сюртук и плеть через плечо, так же, как у Кутузова.
Кутузов между тем подошел к деревне и сел в тени ближайшего дома на лавку, которую бегом принес один казак, а другой поспешно покрыл ковриком. Огромная блестящая свита окружила главнокомандующего.
Икона тронулась дальше, сопутствуемая толпой. Пьер шагах в тридцати от Кутузова остановился, разговаривая с Борисом.
Пьер объяснил свое намерение участвовать в сражении и осмотреть позицию.
– Вот как сделайте, – сказал Борис. – Je vous ferai les honneurs du camp. [Я вас буду угощать лагерем.] Лучше всего вы увидите все оттуда, где будет граф Бенигсен. Я ведь при нем состою. Я ему доложу. А если хотите объехать позицию, то поедемте с нами: мы сейчас едем на левый фланг. А потом вернемся, и милости прошу у меня ночевать, и партию составим. Вы ведь знакомы с Дмитрием Сергеичем? Он вот тут стоит, – он указал третий дом в Горках.
– Но мне бы хотелось видеть правый фланг; говорят, он очень силен, – сказал Пьер. – Я бы хотел проехать от Москвы реки и всю позицию.
– Ну, это после можете, а главный – левый фланг…
– Да, да. А где полк князя Болконского, не можете вы указать мне? – спросил Пьер.
– Андрея Николаевича? мы мимо проедем, я вас проведу к нему.
– Что ж левый фланг? – спросил Пьер.
– По правде вам сказать, entre nous, [между нами,] левый фланг наш бог знает в каком положении, – сказал Борис, доверчиво понижая голос, – граф Бенигсен совсем не то предполагал. Он предполагал укрепить вон тот курган, совсем не так… но, – Борис пожал плечами. – Светлейший не захотел, или ему наговорили. Ведь… – И Борис не договорил, потому что в это время к Пьеру подошел Кайсаров, адъютант Кутузова. – А! Паисий Сергеич, – сказал Борис, с свободной улыбкой обращаясь к Кайсарову, – А я вот стараюсь объяснить графу позицию. Удивительно, как мог светлейший так верно угадать замыслы французов!
– Вы про левый фланг? – сказал Кайсаров.
– Да, да, именно. Левый фланг наш теперь очень, очень силен.
Несмотря на то, что Кутузов выгонял всех лишних из штаба, Борис после перемен, произведенных Кутузовым, сумел удержаться при главной квартире. Борис пристроился к графу Бенигсену. Граф Бенигсен, как и все люди, при которых находился Борис, считал молодого князя Друбецкого неоцененным человеком.
В начальствовании армией были две резкие, определенные партии: партия Кутузова и партия Бенигсена, начальника штаба. Борис находился при этой последней партии, и никто так, как он, не умел, воздавая раболепное уважение Кутузову, давать чувствовать, что старик плох и что все дело ведется Бенигсеном. Теперь наступила решительная минута сражения, которая должна была или уничтожить Кутузова и передать власть Бенигсену, или, ежели бы даже Кутузов выиграл сражение, дать почувствовать, что все сделано Бенигсеном. Во всяком случае, за завтрашний день должны были быть розданы большие награды и выдвинуты вперед новые люди. И вследствие этого Борис находился в раздраженном оживлении весь этот день.
Кудеяр (от тюрк. перс. Xudāyār «возлюбленный Богом»)[1] — в некоторых из легендарных версий — брат Ивана Грозного или сын Жигмонда Батори, в устном народном творчестве — легендарный разбойный персонаж русского фольклора (с XVI века).
Также словом «кудеяр» называли кудесника, волшебника; женская форма — «кудеярица».
Содержание
Легендарный Кудеяр
Рассказы о разбойнике Кудеяре были широко распространены в легендах во всех южных и центральных губерниях России — от Смоленской до Саратовской. Годы его жизни, как говорят — очень древние, предположительно до Смутного времени. Сколотил ватагу, с которой грабил богатые обозы. С его именем связано название множества мелких географических пунктов на Руси (Кудеярова крепость, гора, лес, село Кудеяровка).
- Жили двенадцать разбойников,
- Жил Кудеяр — атаман.
- Много разбойники пролили
- Крови честных христиан[2].
Легенды Тульского края гласят, что он из этих мест, бывшего Белевского уезда.
Часто встречаются рассказы о многочисленных кладах, спрятанных разбойником, которые активно разыскивались в XIX в. по подложным письмам и описям. Таких Кудеяровых городков, где, по преданию, зарыты разбойничьи клады, известно в Южной России около сотни. Особенно много таких мест находилось в пределах Воронежской губернии.
|
В Брянских лесах называли места, где скрыты клады, закопанные Кудеяром. Говорили, что над камнями, прикрывающими эти сокровища, вспыхивают огоньки, а два раза в неделю в 12 часов слышен жалобный плач ребёнка. | 
|
В числе соратников Кудеяра называют разбойницу Анну, Болдыря и проклятую им дочь Любашу (её призрак показывался неподалеку от Оптиной пустыни).
Могилу его помещают недалеко от Тулы за Косой горой или в одном из курганов Саратовской губернии (по поволжским легендам).
Идентификация Кудеяра
- Согласно распространённой легенде, Кудеяр — сын Василия III и его жены Соломонии, рождённый уже после того, как она была сослана в монастырь за неплодие. Таким образом, он оказывается старшим братом Ивана Грозного и его настоящее имя — князь Георгий (Юрий) Васильевич. Соломонию силой заточили в монастырь под именем Софьи, для того чтобы Василий III смог жениться на Елене Глинской. В монастыре Соломония родила Кудеяра и его вывезли в Керженские леса, где тайно воспитывали в лесных скитах.[3]
- Согласно другой легенде, Кудеяр — сын Жигмонда Батория, рождённый ещё до того, как его родственник Стефан Баторий (Жигмонд приходился Стефану племянником) стал королём польского государства. Поссорившись с отцом, который к тому времени уже был стар, он бежал к казакам на Днепр. Затем он переходит на службу к русскому царю. Таким образом, он оказывается среди опричников царя Ивана Грозного и его настоящее имя — князь Габор-Георгий (в русском варианте Сигизмундович).
- Ещё одна версия гласит, что им мог быть предатель Кудеяр Тишенков (XVI в.) — сын боярский, родом из г. Белёва. Современник Ивана Грозного. В мае 1571 года он показал ордам крымского хана Девлета I Гирея пути подхода к Москве — тайные броды через реку Оку. Отступая вместе с крымскими татарами, Кудеяр покинул пределы Московского государства и остался в Крыму. Затем его имя упоминается в письмах пленного опричника Василия Грязного из Крыма к царю. Через некоторое время Тишенков лично обращается к Ивану IV с просьбой о помиловании и разрешении вернуться в Москву. Такое разрешение ему было дано, но далее следы исторического Кудеяра Тишенкова теряются. Никаких свидетельств о том, что разбойник Кудеяр (живший примерно в ту же эпоху и, как рассказывают, также родом из Белёва) и Тишенков — один и тот же человек, нет. О том, что Кудеяр принадлежал к их семейству, рассказывали также в курском роду Марковых.
- По упомянутой ранее версии, Кудеяр принадлежал к роду Батори, был отправлен к казакам на Днепр, служил затем Ивану IV опричником, а после царской опалы бежал и разбойничал, имея лагерь у села Божедаровка.
- Так как область распространения легенд очень широка, исследователи предлагают версию, согласно которой имя Кудеяра могло стать нарицательным, и им пользовалось несколько атаманов.
Потомки
«Кудеяр», как имя собственное, встречалось в Воронежской, Тамбовской, Саратовской, Харьковской, Курской, Орловской, Тульской, Калужской губерниях. Отсюда пошла фамилия Кудеяров.
- Имеется костромской дворянский род Волковых, ведущий своё начало от Кудеяра (П. Н. Петров, «История родов Российского дворянства», СПб, 1886 г., т. 2, стр. 239). Весьма вероятной является версия о том, что Кудеяр являлся потомком «знатного» литвина Григория Волка герба Трубы, родоначальника древнего дворянского рода Волковых, выехавшего из Великого княжества Литовского в начале XVI века, к отцу Ивана Грозного, Великому князю Василию. В одном документе Кудеяра называют Григорьевичем, что по мнению П. Н. Петрова, может «навести на возможность допущения, даже признания его за сына Григория Фёдоровича Волка, принимая равное количество колен (XI) до нашего времени в костромской ветви».
- П. Н. Петров во 2-м томе «Истории родов Российского дворянства» указывает на Правотарха Кудеяровича Волкова — представителя костромской ветви Волковых.
- Шляхетский род Волки «выводят» себя от потомка князя Всеслава Чародея, что может служить косвенным свидетельством принадлежности Кудеяра (сильнейшего из чародеев) к роду Волков. У Н. И. Костомарова Кудеяр приезжает в Великое Московское княжество из Великого Литовского княжества вместе князем Д. Вишневецким, а у родоначальника древнего дворянского рода Волковых — литвина Григория Волка герба Трубы остались в Великом княжестве Литовском правнуки — сыновья Григория Фёдоровича Волка (Волкова) — Леон Григорьевич (основатель шляхетского рода Волк-Леоновичи герба Трубы) и Василий. Судьба Василия неизвестна, но можно предположить, что Кудеяр могло быть не именем, а прозвищем, которое впоследствии закрепилось как имя родоначальника костромской ветви Волковых.
Образ в искусстве
В русском искусстве XIX в.
- Роман Н. Костомарова «Кудеяр» — исторический роман, полный авантюр и реконструкций. В частности, оттуда идет следующий рассказ, о том, что во время одного из татарских набегов сына Соломонии Сабуровой захватили в плен. Елена Глинская отказалась его выкупа́ть, чтобы спровоцировать татар на убийство — ещё один наследник был не нужен. Но татары Юрия (Георгия) не убили, а дали ему другое имя — Кудеяр. Он вырос, собрал отряд и решил мстить брату.
- Рассказ Ионушки «О двух великих грешниках» в поэме Некрасова «Кому на Руси жить хорошо»: рассказывает о том, что в пожилом возрасте Кудеяр подался в монахи с целью искупить свои грехи. Ему было сказано перепилить ножичком дуб, и тогда они будут отпущены. Он тратил на это годы и годы. Но как-то польский шляхтич стал перед ним хвастаться, как убивает и мучает своих холопов. Старик не выдержал и всадил нож в сердце пана — и в этот момент дуб рухнул сам собой.
- На стихи Некрасова написана песня «12 разбойников», входившая, в частности, в репертуар Шаляпина.
- Сказание А. Навроцкого «Последняя любовь Кудеяра».
В советской литературе
- Сравнение дядьки Груни с разбойником Кудеяром в рассказе А. И. Куприна «Груня»
- В. Бахревский. «Клад атамана» — Историческая повесть о Кудеяре.
- Ю. Александров. «Кудеяров стан».
- Б. Ширяев. «Кудеяров дуб».
- В. Бахревский. «Разбойник Кудеяр» — Роман, события XVIII века.
- Действие романа-фельетона «Не проходите мимо» Бориса Егорова, Яна Полищука и Бориса Привалова происходит в вымышленном городе Кудеярове,
названном в честь знаменитого разбойника (в книге, правда, Кудеяр почему-то назван пиратом).
Историческая достопримечательность города — дуб, якобы посаженный самим Кудеяром в память о своей невесте, шемаханской боярыне Февронии,
которая пятьдесят лет ждала возвращения атамана из разбойничьих набегов, да так и не дождалась.
В современной массовой культуре
- «Кудеяр» — цикл романов Марии Семёновой, в котором это прозвище носит главный герой, современный полковник.
- Кудеяр Кудеярыч — персонаж романа Татьяны Толстой («Кысь»).
- Разбойник Кудеяр упоминается в качестве сравнения в романах Акунина из цикла «Пелагея».
- Кличка одного из персонажей в романе А. Бушкова «Непристойный танец».
- Имя одного из лордов королевства Вегирс в компьютерной игре «Mount&Blade», локализованной 1С.
См. также
Конь-камень (Липецкая область) (Кудеяр камень или Синь-камень) — по преданию это окаменевшая лошадь Кудеяра.
Напишите отзыв о статье "Кудеяр"
Примечания
- ↑ Ряд исследователей не согласны с тюркским происхождением имени Кудеяр и указывают на то, что имя Кудеяр было досточно распространено в Западной и Центральной Руси и означало «сильнейший из чародеев».
- ↑ [az.lib.ru/n/nekrasow_n_a/text_0030.shtml Н. А. Некрасов. Кому на Руси жить хорошо: О двух великих грешниках]
- ↑ Балязин В. Н. Неофициальная история России 2007 ISBN 978-5-373-01229
Ссылки
- В. К. Кюхельбекер. Кудеяр. Баллада. www.friends-partners.org/friends/literature/19century/kyuhelbeker/kudeyar.html(opt,mozilla,mac,russian,win,new)
- [ru.rodovid.org/wk/Запись:419257 Кудеяр] на «Родоводе». Дерево предков и потомков
- [www.gazeta.shuya.ru/kotlyarsky/kotlyarsky6.shtml О. Котлярский. Кудеяр: правда и вымысел]
- [www.vokrugsveta.com/S4/proshloe/kudiyar.htm Статья в журнале «Вокруг Света»]
- [saratov-digital.com/presentation/past/kydeyar/ Онлайн-экскурсия по легендам о Кудеяре в Саратове]
- [new-burassity.3dn.ru/publ/1-1-0-3 Легенда о Кудеяре]
- [coshop.ru/kudeyarklad17.html Поиск сокровищ Кудеяра в XVII веке]
- П. Н. Петров «История родов Российского дворянства» СПб 1886 г. т.2
| ||||||||||
Отрывок, характеризующий Кудеяр
– Бурдино или как? – сказал офицер, с вопросом обращаясь к своему товарищу.– Бородино, – поправляя, отвечал другой.
Офицер, видимо, довольный случаем поговорить, подвинулся к Пьеру.
– Там наши? – спросил Пьер.
– Да, а вон подальше и французы, – сказал офицер. – Вон они, вон видны.
– Где? где? – спросил Пьер.
– Простым глазом видно. Да вот, вот! – Офицер показал рукой на дымы, видневшиеся влево за рекой, и на лице его показалось то строгое и серьезное выражение, которое Пьер видел на многих лицах, встречавшихся ему.
– Ах, это французы! А там?.. – Пьер показал влево на курган, около которого виднелись войска.
– Это наши.
– Ах, наши! А там?.. – Пьер показал на другой далекий курган с большим деревом, подле деревни, видневшейся в ущелье, у которой тоже дымились костры и чернелось что то.
– Это опять он, – сказал офицер. (Это был Шевардинский редут.) – Вчера было наше, а теперь его.
– Так как же наша позиция?
– Позиция? – сказал офицер с улыбкой удовольствия. – Я это могу рассказать вам ясно, потому что я почти все укрепления наши строил. Вот, видите ли, центр наш в Бородине, вот тут. – Он указал на деревню с белой церковью, бывшей впереди. – Тут переправа через Колочу. Вот тут, видите, где еще в низочке ряды скошенного сена лежат, вот тут и мост. Это наш центр. Правый фланг наш вот где (он указал круто направо, далеко в ущелье), там Москва река, и там мы три редута построили очень сильные. Левый фланг… – и тут офицер остановился. – Видите ли, это трудно вам объяснить… Вчера левый фланг наш был вот там, в Шевардине, вон, видите, где дуб; а теперь мы отнесли назад левое крыло, теперь вон, вон – видите деревню и дым? – это Семеновское, да вот здесь, – он указал на курган Раевского. – Только вряд ли будет тут сраженье. Что он перевел сюда войска, это обман; он, верно, обойдет справа от Москвы. Ну, да где бы ни было, многих завтра не досчитаемся! – сказал офицер.
Старый унтер офицер, подошедший к офицеру во время его рассказа, молча ожидал конца речи своего начальника; но в этом месте он, очевидно, недовольный словами офицера, перебил его.
– За турами ехать надо, – сказал он строго.
Офицер как будто смутился, как будто он понял, что можно думать о том, сколь многих не досчитаются завтра, но не следует говорить об этом.
– Ну да, посылай третью роту опять, – поспешно сказал офицер.
– А вы кто же, не из докторов?
– Нет, я так, – отвечал Пьер. И Пьер пошел под гору опять мимо ополченцев.
– Ах, проклятые! – проговорил следовавший за ним офицер, зажимая нос и пробегая мимо работающих.
– Вон они!.. Несут, идут… Вон они… сейчас войдут… – послышались вдруг голоса, и офицеры, солдаты и ополченцы побежали вперед по дороге.
Из под горы от Бородина поднималось церковное шествие. Впереди всех по пыльной дороге стройно шла пехота с снятыми киверами и ружьями, опущенными книзу. Позади пехоты слышалось церковное пение.
Обгоняя Пьера, без шапок бежали навстречу идущим солдаты и ополченцы.
– Матушку несут! Заступницу!.. Иверскую!..
– Смоленскую матушку, – поправил другой.
Ополченцы – и те, которые были в деревне, и те, которые работали на батарее, – побросав лопаты, побежали навстречу церковному шествию. За батальоном, шедшим по пыльной дороге, шли в ризах священники, один старичок в клобуке с причтом и певчпми. За ними солдаты и офицеры несли большую, с черным ликом в окладе, икону. Это была икона, вывезенная из Смоленска и с того времени возимая за армией. За иконой, кругом ее, впереди ее, со всех сторон шли, бежали и кланялись в землю с обнаженными головами толпы военных.
Взойдя на гору, икона остановилась; державшие на полотенцах икону люди переменились, дьячки зажгли вновь кадила, и начался молебен. Жаркие лучи солнца били отвесно сверху; слабый, свежий ветерок играл волосами открытых голов и лентами, которыми была убрана икона; пение негромко раздавалось под открытым небом. Огромная толпа с открытыми головами офицеров, солдат, ополченцев окружала икону. Позади священника и дьячка, на очищенном месте, стояли чиновные люди. Один плешивый генерал с Георгием на шее стоял прямо за спиной священника и, не крестясь (очевидно, пемец), терпеливо дожидался конца молебна, который он считал нужным выслушать, вероятно, для возбуждения патриотизма русского народа. Другой генерал стоял в воинственной позе и потряхивал рукой перед грудью, оглядываясь вокруг себя. Между этим чиновным кружком Пьер, стоявший в толпе мужиков, узнал некоторых знакомых; но он не смотрел на них: все внимание его было поглощено серьезным выражением лиц в этой толпе солдат и оиолченцев, однообразно жадно смотревших на икону. Как только уставшие дьячки (певшие двадцатый молебен) начинали лениво и привычно петь: «Спаси от бед рабы твоя, богородице», и священник и дьякон подхватывали: «Яко вси по бозе к тебе прибегаем, яко нерушимой стене и предстательству», – на всех лицах вспыхивало опять то же выражение сознания торжественности наступающей минуты, которое он видел под горой в Можайске и урывками на многих и многих лицах, встреченных им в это утро; и чаще опускались головы, встряхивались волоса и слышались вздохи и удары крестов по грудям.
Толпа, окружавшая икону, вдруг раскрылась и надавила Пьера. Кто то, вероятно, очень важное лицо, судя по поспешности, с которой перед ним сторонились, подходил к иконе.
Это был Кутузов, объезжавший позицию. Он, возвращаясь к Татариновой, подошел к молебну. Пьер тотчас же узнал Кутузова по его особенной, отличавшейся от всех фигуре.
В длинном сюртуке на огромном толщиной теле, с сутуловатой спиной, с открытой белой головой и с вытекшим, белым глазом на оплывшем лице, Кутузов вошел своей ныряющей, раскачивающейся походкой в круг и остановился позади священника. Он перекрестился привычным жестом, достал рукой до земли и, тяжело вздохнув, опустил свою седую голову. За Кутузовым был Бенигсен и свита. Несмотря на присутствие главнокомандующего, обратившего на себя внимание всех высших чинов, ополченцы и солдаты, не глядя на него, продолжали молиться.
Когда кончился молебен, Кутузов подошел к иконе, тяжело опустился на колена, кланяясь в землю, и долго пытался и не мог встать от тяжести и слабости. Седая голова его подергивалась от усилий. Наконец он встал и с детски наивным вытягиванием губ приложился к иконе и опять поклонился, дотронувшись рукой до земли. Генералитет последовал его примеру; потом офицеры, и за ними, давя друг друга, топчась, пыхтя и толкаясь, с взволнованными лицами, полезли солдаты и ополченцы.
Покачиваясь от давки, охватившей его, Пьер оглядывался вокруг себя.
– Граф, Петр Кирилыч! Вы как здесь? – сказал чей то голос. Пьер оглянулся.
Борис Друбецкой, обчищая рукой коленки, которые он запачкал (вероятно, тоже прикладываясь к иконе), улыбаясь подходил к Пьеру. Борис был одет элегантно, с оттенком походной воинственности. На нем был длинный сюртук и плеть через плечо, так же, как у Кутузова.
Кутузов между тем подошел к деревне и сел в тени ближайшего дома на лавку, которую бегом принес один казак, а другой поспешно покрыл ковриком. Огромная блестящая свита окружила главнокомандующего.
Икона тронулась дальше, сопутствуемая толпой. Пьер шагах в тридцати от Кутузова остановился, разговаривая с Борисом.
Пьер объяснил свое намерение участвовать в сражении и осмотреть позицию.
– Вот как сделайте, – сказал Борис. – Je vous ferai les honneurs du camp. [Я вас буду угощать лагерем.] Лучше всего вы увидите все оттуда, где будет граф Бенигсен. Я ведь при нем состою. Я ему доложу. А если хотите объехать позицию, то поедемте с нами: мы сейчас едем на левый фланг. А потом вернемся, и милости прошу у меня ночевать, и партию составим. Вы ведь знакомы с Дмитрием Сергеичем? Он вот тут стоит, – он указал третий дом в Горках.
– Но мне бы хотелось видеть правый фланг; говорят, он очень силен, – сказал Пьер. – Я бы хотел проехать от Москвы реки и всю позицию.
– Ну, это после можете, а главный – левый фланг…
– Да, да. А где полк князя Болконского, не можете вы указать мне? – спросил Пьер.
– Андрея Николаевича? мы мимо проедем, я вас проведу к нему.
– Что ж левый фланг? – спросил Пьер.
– По правде вам сказать, entre nous, [между нами,] левый фланг наш бог знает в каком положении, – сказал Борис, доверчиво понижая голос, – граф Бенигсен совсем не то предполагал. Он предполагал укрепить вон тот курган, совсем не так… но, – Борис пожал плечами. – Светлейший не захотел, или ему наговорили. Ведь… – И Борис не договорил, потому что в это время к Пьеру подошел Кайсаров, адъютант Кутузова. – А! Паисий Сергеич, – сказал Борис, с свободной улыбкой обращаясь к Кайсарову, – А я вот стараюсь объяснить графу позицию. Удивительно, как мог светлейший так верно угадать замыслы французов!
– Вы про левый фланг? – сказал Кайсаров.
– Да, да, именно. Левый фланг наш теперь очень, очень силен.
Несмотря на то, что Кутузов выгонял всех лишних из штаба, Борис после перемен, произведенных Кутузовым, сумел удержаться при главной квартире. Борис пристроился к графу Бенигсену. Граф Бенигсен, как и все люди, при которых находился Борис, считал молодого князя Друбецкого неоцененным человеком.
В начальствовании армией были две резкие, определенные партии: партия Кутузова и партия Бенигсена, начальника штаба. Борис находился при этой последней партии, и никто так, как он, не умел, воздавая раболепное уважение Кутузову, давать чувствовать, что старик плох и что все дело ведется Бенигсеном. Теперь наступила решительная минута сражения, которая должна была или уничтожить Кутузова и передать власть Бенигсену, или, ежели бы даже Кутузов выиграл сражение, дать почувствовать, что все сделано Бенигсеном. Во всяком случае, за завтрашний день должны были быть розданы большие награды и выдвинуты вперед новые люди. И вследствие этого Борис находился в раздраженном оживлении весь этот день.
