Кузари

Кузари
араб. كتاب الخزر‎ (Книга доказательства и довода в защиту униженной веры)
Варшавское издание, 1880 год. Классический ивритский перевод Иехуды Ибн Тиббона
Жанр:	философский диалог
Автор:	Иехуда Галеви
Язык оригинала:	арабский
Дата написания:	1140 год

«Кузари» (араб. كتاب الخزر‎) — философское произведение на арабском языке врача, поэта и философа раввина Иехуды Галеви. Почти вся книга представляет собой диалог хазарского царя и еврейского мудреца. Книга была написана около 1140 года, и уже в XII веке была переведена на иврит известным переводчиком Иеудой Ибн-Тибоном под названием «ивр. ‏Сэфеэр а-охаха ве-а-реая ле-аганат а-дат а-безуя‏‎» (Книга доказательства и обоснования в защиту презираемой религии), устоялось, однако, краткое название «Кузари».

Сюжет

Исторически известно, что часть хазар перешла в еврейскую веру. На основании этого Иехуда Галеви строит следующий сюжет. Царь хазар много раз видел сон, в котором ангел говорит ему: «Намерения твои угодны Богу, но действия твои Ему не угодны». Несмотря на тщательное соблюдение предписаний хазарской религии, сон повторяется. Тогда царь понял, что ему надо перейти в другую веру. Он пригласил к себе представителей разных вероучений: философа, христианина и мусульманина, но не еврея, так как приниженное положение евреев слишком хорошо известно.

В экспозиции книги описаны беседы приглашённых мудрецов с царём, и все они оставили его неудовлетворённым. При этом мусульманин и христианин ссылались на исход евреев из Египта и другие чудеса, произошедшие с древними евреями. Всё это привело хазарского царя к мысли пригласить еврейского мудреца, называемого в книге «хавер» (талмудический термин для учёного и надёжного в соблюдении заповедей еврея).

Диалог с евреем налаживается с трудом, и не раз находится на грани срыва. Тем не менее, с течением времени царь осознаёт истинность еврейской религии. В начале второй главы кратко рассказывается как царь, вместе со своим визирем, тайно делает обрезание и переходит в иудаизм, затем открывает это немногим избранным, затем и другим. Как весь народ перешёл в еврейство, как они приобрели мудрость и усилились, как победили врагов. Диалог продолжается ещё четыре главы, раввин отвечает на вопросы нового иудея. В конце книги еврейский мудрец, разъяснив множество тонких мест в Торе и еврейской философии, просит у царя разрешение осуществить мечту и совершить восхождение (ивр. ‏Алия‏‎) в Землю Израиля. Царь милостиво разрешает.

Идеи

Недостаточность спекулятивной философии

В начале книги философ излагает аристотелевско-неоплатоническое учение, которое приводит, по его мысли, к познанию Бога, пророчеству и святости. Но просьба царя привести пример философа, достигшего уровня пророчества, оказывается непосильной. Тем самым, в первый раз возникает лейтмотив книги, что одним разумом невозможно понять Волю Божию, на что указывал и сон царя.

В основных диалогах царя и раввина, проводится сравнение религии с аптекой. В аптеке много лекарств, но только фармацевт и врач знают, какое и когда надо применять. Подобно этому, все религии содержат сходные предписания обрядов, жертв, молитв и тому подобного, но человеческий разум без помощи свыше не может постичь, что и как надо делать.

Разум, по Галеви, имеет свои пределы, и религия не является служанкой философии.

Доказательства Бытия Божия

Уже в экспозиции книги мусульманин и христианин ссылаются на свидетельства о чудесах с древними евреями. В дальнейшем развивается доказательства из группы исторических доказательств, главное из них — свидетельство передаваемое евреями о Даровании Торы на горе Синай. По Галеви, никакой обманщик не смог бы убедить весь народ, что такое событие как Дарование Торы на горе Синай произошло, если бы его не было. Стало быть, оно действительно было.

Человечество и Израиль

Галеви полемизирует с рационалистическим взглядом, что ценность людей определяется их разумом и ценностью постигнутых истин, который впоследствии нашёл выражение у Маймонида. В «Кузари» развивается взгляд, что человечество всегда делилось на две части, разные по ценности, как ядро ореха и его скорлупа. Так, потомки Авраама — ядро, а все остальные — скорлупа. Затем и Исаак становится ядром, а Измаил и другие дети Авраама — скорлупой. Так продолжается до возникновения народа Израиля, который единственно и является ядром. Другое сравнение, используемое Галеви — сердце в теле.

Пророчество может быть лишь в народе Израиля, и даже иудеи-прозелиты к этому неспособны. Тем самым утверждается особая роль избранного народа. То, что он находится в приниженном состоянии, не только не опровергает его взглядов, как первоначально думал царь. Более того, все религии гордятся именно периодом унижения и преследований, тем более Израиль, который страдал более всех.

Земля Израиля

Земля Израиля лучше всех земель и даже пророчество может быть лишь в Земле Израиля или, по крайней мере, в связи с ней. Все евреи молятся о возвращении в Землю. На вопрос царя, почему они тогда не едут туда, раввин отвечает, что ему стыдно, так как «все наши молитвы — как чириканье скворца», мы просим собрать, но не едем. Повествование заканчивается на том, еврейской мудрец отбывает в Землю Израиля, как сделал и сам автор.

Мир

Галеви решительно отвергает взгляд Аристотеля, что Мир был всегда. Дополнительно он отвергает как ненадёжные свидетельства из Индии о том, что мир более древний, чем рассчитали Мудрецы Талмуда. Галеви интерпретирует книгу «Сефер Йецира» как древнюю книгу еврейской мудрости об устройстве природы, и не как каббалисты, считающие её началом каббалы.

Заповеди

Галеви даёт ряд толкований заповедей, в том числе и построения Святилища. Храм он сравнивает с телом, которое поддерживает душу, так и Храм вмещал в себе Божественное Присутствие. При этом жертвенник для курения соответствует сердцу, жертвенник для животных — желудку, Левиты — мышцам и т. п.

Влияние книги

Книга содержит много интересных идей, она оказала влияние на дальнейший ход еврейской мысли, а также представила евреям утешение и опору, поэтому неудивительно, что она стала одной из любимых философских книг евреев. Она также переводилась на английский, немецкий, французский, а также русский и, естественно, иврит. Книгу ценили противники аристотелизма, многие считали, что именно это книга аутентично выражает специальный характер иудаизма.

«Кузари» естественным образом упоминается в выдающемся произведении современной литературы «Хазарский словарь» сербского писателя Милорада Павича (вышел в 1984 году).

Литература

• Галеви, Иегуда // Еврейская энциклопедия Брокгауза и Ефрона. — СПб., 1908—1913.
• Иехуда Галеви, перевод на русский: Голда Липш (с ивритского перевода И. Эвен Шмуэля). Кузари = араб. Китаб ал-хиджджа в-ад-далил фи наср ад-дин аз-залил‎ / Герман Брановер. — Иерусалим: Шамир, 1980. — 336 с. — ISBN 0-915448-75-0.
• [www.eleven.co.il/article/11695 Иехуда ха-Леви] — статья из Электронной еврейской энциклопедии

Ссылки

• [plato.stanford.edu/entries/halevi/ Judah Halevi] англ. Stanford Encyclopedia of Philosophy

Отрывок, характеризующий Кузари

– Я ни в чем не беру назад своего слова, – сказал он. – И потом, Соня такая прелесть, что какой же дурак станет отказываться от своего счастия?
– Нет, нет, – закричала Наташа. – Мы про это уже с нею говорили. Мы знали, что ты это скажешь. Но это нельзя, потому что, понимаешь, ежели ты так говоришь – считаешь себя связанным словом, то выходит, что она как будто нарочно это сказала. Выходит, что ты всё таки насильно на ней женишься, и выходит совсем не то.
Ростов видел, что всё это было хорошо придумано ими. Соня и вчера поразила его своей красотой. Нынче, увидав ее мельком, она ему показалась еще лучше. Она была прелестная 16 тилетняя девочка, очевидно страстно его любящая (в этом он не сомневался ни на минуту). Отчего же ему было не любить ее теперь, и не жениться даже, думал Ростов, но теперь столько еще других радостей и занятий! «Да, они это прекрасно придумали», подумал он, «надо оставаться свободным».
– Ну и прекрасно, – сказал он, – после поговорим. Ах как я тебе рад! – прибавил он.
– Ну, а что же ты, Борису не изменила? – спросил брат.
– Вот глупости! – смеясь крикнула Наташа. – Ни об нем и ни о ком я не думаю и знать не хочу.
– Вот как! Так ты что же?
– Я? – переспросила Наташа, и счастливая улыбка осветила ее лицо. – Ты видел Duport'a?
– Нет.
– Знаменитого Дюпора, танцовщика не видал? Ну так ты не поймешь. Я вот что такое. – Наташа взяла, округлив руки, свою юбку, как танцуют, отбежала несколько шагов, перевернулась, сделала антраша, побила ножкой об ножку и, став на самые кончики носков, прошла несколько шагов.
– Ведь стою? ведь вот, – говорила она; но не удержалась на цыпочках. – Так вот я что такое! Никогда ни за кого не пойду замуж, а пойду в танцовщицы. Только никому не говори.
Ростов так громко и весело захохотал, что Денисову из своей комнаты стало завидно, и Наташа не могла удержаться, засмеялась с ним вместе. – Нет, ведь хорошо? – всё говорила она.
– Хорошо, за Бориса уже не хочешь выходить замуж?
Наташа вспыхнула. – Я не хочу ни за кого замуж итти. Я ему то же самое скажу, когда увижу.
– Вот как! – сказал Ростов.
– Ну, да, это всё пустяки, – продолжала болтать Наташа. – А что Денисов хороший? – спросила она.
– Хороший.
– Ну и прощай, одевайся. Он страшный, Денисов?
– Отчего страшный? – спросил Nicolas. – Нет. Васька славный.
– Ты его Васькой зовешь – странно. А, что он очень хорош?
– Очень хорош.
– Ну, приходи скорей чай пить. Все вместе.
И Наташа встала на цыпочках и прошлась из комнаты так, как делают танцовщицы, но улыбаясь так, как только улыбаются счастливые 15 летние девочки. Встретившись в гостиной с Соней, Ростов покраснел. Он не знал, как обойтись с ней. Вчера они поцеловались в первую минуту радости свидания, но нынче они чувствовали, что нельзя было этого сделать; он чувствовал, что все, и мать и сестры, смотрели на него вопросительно и от него ожидали, как он поведет себя с нею. Он поцеловал ее руку и назвал ее вы – Соня . Но глаза их, встретившись, сказали друг другу «ты» и нежно поцеловались. Она просила своим взглядом у него прощения за то, что в посольстве Наташи она смела напомнить ему о его обещании и благодарила его за его любовь. Он своим взглядом благодарил ее за предложение свободы и говорил, что так ли, иначе ли, он никогда не перестанет любить ее, потому что нельзя не любить ее.
– Как однако странно, – сказала Вера, выбрав общую минуту молчания, – что Соня с Николенькой теперь встретились на вы и как чужие. – Замечание Веры было справедливо, как и все ее замечания; но как и от большей части ее замечаний всем сделалось неловко, и не только Соня, Николай и Наташа, но и старая графиня, которая боялась этой любви сына к Соне, могущей лишить его блестящей партии, тоже покраснела, как девочка. Денисов, к удивлению Ростова, в новом мундире, напомаженный и надушенный, явился в гостиную таким же щеголем, каким он был в сражениях, и таким любезным с дамами и кавалерами, каким Ростов никак не ожидал его видеть.


Вернувшись в Москву из армии, Николай Ростов был принят домашними как лучший сын, герой и ненаглядный Николушка; родными – как милый, приятный и почтительный молодой человек; знакомыми – как красивый гусарский поручик, ловкий танцор и один из лучших женихов Москвы.
Знакомство у Ростовых была вся Москва; денег в нынешний год у старого графа было достаточно, потому что были перезаложены все имения, и потому Николушка, заведя своего собственного рысака и самые модные рейтузы, особенные, каких ни у кого еще в Москве не было, и сапоги, самые модные, с самыми острыми носками и маленькими серебряными шпорами, проводил время очень весело. Ростов, вернувшись домой, испытал приятное чувство после некоторого промежутка времени примеривания себя к старым условиям жизни. Ему казалось, что он очень возмужал и вырос. Отчаяние за невыдержанный из закона Божьего экзамен, занимание денег у Гаврилы на извозчика, тайные поцелуи с Соней, он про всё это вспоминал, как про ребячество, от которого он неизмеримо был далек теперь. Теперь он – гусарский поручик в серебряном ментике, с солдатским Георгием, готовит своего рысака на бег, вместе с известными охотниками, пожилыми, почтенными. У него знакомая дама на бульваре, к которой он ездит вечером. Он дирижировал мазурку на бале у Архаровых, разговаривал о войне с фельдмаршалом Каменским, бывал в английском клубе, и был на ты с одним сорокалетним полковником, с которым познакомил его Денисов.
Страсть его к государю несколько ослабела в Москве, так как он за это время не видал его. Но он часто рассказывал о государе, о своей любви к нему, давая чувствовать, что он еще не всё рассказывает, что что то еще есть в его чувстве к государю, что не может быть всем понятно; и от всей души разделял общее в то время в Москве чувство обожания к императору Александру Павловичу, которому в Москве в то время было дано наименование ангела во плоти.
В это короткое пребывание Ростова в Москве, до отъезда в армию, он не сблизился, а напротив разошелся с Соней. Она была очень хороша, мила, и, очевидно, страстно влюблена в него; но он был в той поре молодости, когда кажется так много дела, что некогда этим заниматься, и молодой человек боится связываться – дорожит своей свободой, которая ему нужна на многое другое. Когда он думал о Соне в это новое пребывание в Москве, он говорил себе: Э! еще много, много таких будет и есть там, где то, мне еще неизвестных. Еще успею, когда захочу, заняться и любовью, а теперь некогда. Кроме того, ему казалось что то унизительное для своего мужества в женском обществе. Он ездил на балы и в женское общество, притворяясь, что делал это против воли. Бега, английский клуб, кутеж с Денисовым, поездка туда – это было другое дело: это было прилично молодцу гусару.
В начале марта, старый граф Илья Андреич Ростов был озабочен устройством обеда в английском клубе для приема князя Багратиона.
Граф в халате ходил по зале, отдавая приказания клубному эконому и знаменитому Феоктисту, старшему повару английского клуба, о спарже, свежих огурцах, землянике, теленке и рыбе для обеда князя Багратиона. Граф, со дня основания клуба, был его членом и старшиною. Ему было поручено от клуба устройство торжества для Багратиона, потому что редко кто умел так на широкую руку, хлебосольно устроить пир, особенно потому, что редко кто умел и хотел приложить свои деньги, если они понадобятся на устройство пира. Повар и эконом клуба с веселыми лицами слушали приказания графа, потому что они знали, что ни при ком, как при нем, нельзя было лучше поживиться на обеде, который стоил несколько тысяч.
– Так смотри же, гребешков, гребешков в тортю положи, знаешь! – Холодных стало быть три?… – спрашивал повар. Граф задумался. – Нельзя меньше, три… майонез раз, – сказал он, загибая палец…
– Так прикажете стерлядей больших взять? – спросил эконом. – Что ж делать, возьми, коли не уступают. Да, батюшка ты мой, я было и забыл. Ведь надо еще другую антре на стол. Ах, отцы мои! – Он схватился за голову. – Да кто же мне цветы привезет?