Кузнецов, Алексей Федотович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Алексей Федотович Кузнецов

Депутат Второй Думы, 1907 г.
Род деятельности:

Кузнец, депутат Государственной думы Российской империи, наводчик грабителей.

Дата рождения:

1878(1878)

Место рождения:

дер. Чиграсёво Старицкий уезд Тверской губернии

Гражданство:

Российская империя Российская империя

Алексей Федотович (вариант Тимофеевич[1][2]) Кузнецов (кличка в криминальном мире — Депутат; 1878[3]—после 1914 года) — русский кузнец, депутат Государственной думы Российской империи II созыва от Тверской губернии, впоследствии наводчик грабителей.





Биография

Крестьянин деревни Чиграсёво Старицкого уезда Тверской губернии. Земледелец, владел наделом в 27 десятин. Окончил земскую школу. Работал кузнецом в Санкт-Петербурге, по другим сведениям в Торжке[4]. Член партии социалистов-революционеров, несколько раз подвергался арестам и высылке из столиц.

6 февраля 1907 избран во Государственную думу Российской империи II созыва от общего состава выборщиков Тверского губернского избирательного собрания. Входил в состав думской группы социалистов-революционеров. Член комиссии о нормальном отдыхе служащих в торговых и ремесленных заведениях. Выступил в Думе по поводу привлечения к уголовной ответственности 55 её членов, заявив от своего имени и от имени 4 товарищей о сочувствии теоретическим и тактическим взглядам Социал-демократической фракции.

В Санкт-Петербурге полиция неоднократно задерживала А. Ф. Кузнецова в нетрезвом виде. Одно такое очередное задержание депутата госдумы описывал А. И. Лавров в журнале «Клад»ː

Около 3-х часов ночи 19 мая член государственной думы Алексей Фёдорович Кузнецов и сотрудник газеты «Русь» Василий Павлович Ликин, проходя в нетрезвом виде мимо ресторана «Яр», по Большому пр., остановились против постовых городовых Кришталя и Кандаулова. Депутат Кузнецов, стал с тротуара отправлять естественную надобность и приговаривалː «Пусть городовые посмотрят». Затем, депутат Кузнецов, продолжая свои неприличные действия стал кричать и ругаться площадной бранью, кричаː «Ишь, алкоголики, не хотят посмотретьǃ». Городовые подошли к безобразникам и попросили их идти своей дорогой, но депутат Кузнецов, продолжал ругаться и спорить с городовыми. В это время проезжал мимо младший помощник пристава, который услыхав брань остановился, узнать в чём дело, после чего распорядился отправить неизвестных, то есть Кузнецова и Ликина, в участок для выяснения личности. По доставлении в участок «народный представитель» и там вёл себя вызывающе, кричал и сначала не желал назвать себя. «Я выше всякой полиции и с полицией разговаривать не желаюǃ И вашим требованиям, вашему произволу не подчинюсьǃ» — говорил Кузнецов. Тогда полицейский офицер предложил обыскать Кузнецова, но последний не допустил этого и предъявил билет члена государственной думы за № 66-м, выданный на имя Алексея Фёдоровича Кузнецова. После этого задержанные за безобразия на улице депутат Кузнецов и сотрудник газеты «Русь» Ликин были отпущены, но полиция их привлекает к ответственности за оскорбление городовых и за нарушение тишины на улице.
Это и был тот самый Кузнецов, который скандалил в думе, ругая генерал-губернаторов и уверяя, при общем хохоте, будто министры его, Кузнецова, ужасно боятся.

Лавров А.И. Около думы // «Клад» журнал беспл. прилож. к ил. ж-лу и газ. «Родина». — Спб.: Изд-во А.А. Каспари, 1907. — № 11. — С. 13-14.

После очередного задержания, когда полиция отпустила Кузнецова благодаря его депутатской неприкосновенности, он уехал в Тверскую губернию. В одном из трактиров Торжка учинил пьяную драку с посетителями, называя их «кулаками» и «мироедами». Разорвал портрет Николая II, ударив им по голове одного из участников драки. К ответственности привлечён не был, опять же как имеющий депутатскую неприкосновенность, но власти Торжка сообщили об инциденте в Государственную Думу. Кузнецов дал письменные объяснения[4]. После чего его исключили из состава Группы социалистов-революционеров. Его поведение обсуждалось Распорядительной комиссией. 29 мая 1907, то есть за 5 дней до роспуска Думы, заявил о намерении сложить с себя депутатские полномочия.

После роспуска Государственной думы второго созыва Кузнецов вернулся в свою деревню, но «односельчане встретили неохотно»[5]. Кузнецов пытался заняться заготовкой и продажей белых грибов, но успеха не имел. После очередной пьяной драки Кузнецов вновь был арестован. Во время отбытия наказания два года находился в одной камере с известным «медвежатником» Яном Петерсом по кличке «Васька Страус» или «Штраус»[1].

После выхода из тюрьмы Кузнецов сменил много специальностей, но в какой-то момент встретил случайно встретил Петерса, к тому времени бежавшего с каторги. Петерс привлек Кузнецова в свою преступную группу[4].

В 1912 году шайка Петерса совершила несколько краж и грабежей с участием Алексея Кузнецова:

  • 18 июля 1912 года ими был ограблен магазин осветительных приборов «Оболинг и сыновья» на углу Вознесенского проспекта и Екатерининского канала. Добычей преступников стали ценности на сумму 10 тысяч рублей.
  • 26 июля шайкой был ограблен магазин готовой одежды Рыбакова на Невском проспекте, в доме № 69. Взломщики проникли в пустующую квартиру на втором этаже дома, проделали отверстие в перекрытии и спустились внутрь. Сейф вскрыть им на сей раз не удалось, но преступники унесли товара на 600 рублей.
  • 17 августа шайка ограбила магазин кондитерских изделий «Блигген и Робинсон», располагавшийся по адресу: Большой проспект Петроградской стороны, 29. Их добычей стали 588 рублей[4].

Кузнецов на улице Петербурга случайно встретил своего земляка Чугунова, который работал в артели паркетчиков, ремонтировавшей пол Строгановского дворца. За 90 рублей Чугунов нарисовал план домовой конторы с сейфами[1]. После чего, 4 октября 1912 года Петерс вместе с сообщниками совершили кражу в Строгановском дворце процентных бумаг на сумму 22 тысячи рублей и около 4 тысяч наличными.

Следствие по делу об ограблении Строгановского дворца возглавлял начальник Петербургской сыскной полиции Владимир Филиппов. Чугунов попытался уехать из Петербурга, но был задержан в ночлежке на Лиговском проспекте. Он выдал Кузнецова, который 15 октября 1912 года был арестован. При обысках были найдены одежда, пропавшая в июле из магазина Рыбакова, а также часть процентных бумаг, похищенных денег и воровской инструмент. Шайка в полном составе была арестована. На скамью подсудимых сели 13 человек[4].

14 апреля 1914 года состоялся суд. Алексей Кузнецов был приговорён к шести годам тюрьмы, а лидер преступной группы Петерс — к пяти с половиной. Остальные участники банды получили меньшие сроки. Дальнейшая судьба членов банды точно неизвестна. Исследователи предполагают, что все её участники могли быть амнистированы в 1917 году Временным правительством[1][4].

Документальные фильмы

Напишите отзыв о статье "Кузнецов, Алексей Федотович"

Литература

  • От парламента до ночлежного дома. // Новое время. 5 ноября 1912.
  • [www.tez-rus.net/ViewGood30832.html Государственная дума Российской империи: 1906—1917. Б. Ю. Иванов, А. А. Комзолова, И. С. Ряховская. Москва. РОССПЭН. 2008. С. 306.]
  • [dlib.rsl.ru/viewer/01003732207#page540?page=395 Боиович М. М. Члены Государственной думы (Портреты и биографии). Второй созыв. М, 1907] С. 353.
  • Российский государственный исторический архив. Фонд 1278. Опись 1 (2-й созыв). Дело 221; Дело 525. Лист 5.

Примечания

  1. 1 2 3 4 [www.litmir.net/br/?b=149246&p=83 Кузнецов С. Строгоновы. 500 лет рода. Выше только цари. — М.: Центрполиграф, 2012. — ISBN 978-5-227-03730-5]
  2. [magazines.russ.ru/nlo/2007/85/sl10.html Слово и дело: письма Е. А. Шабельской из архива Департамента полиции. (публ., коммент. и вступ. статья Д. И. Зубарева), НЛО 2007, № 85]
  3. Упоминается и иная дата рождения — 1877 г. — [magazines.russ.ru/nlo/2007/85/sl10.html Примечания к «Слово и дело: письма Е. А. Шабельской из архива Департамента полиции». (публ., коммент. и вступ. статья Д. И. Зубарева), НЛО 2007, № 85]
  4. 1 2 3 4 5 6 Михаил ПАЗИН. [www.allkriminal.ru/archives/576 «Приключения» депутата Государственной Думы] (рус.). Криминал (газета). Проверено 5 августа 2011. [www.webcitation.org/69xZnxo3G Архивировано из первоисточника 16 августа 2012].
  5. От парламента до ночлежного дома. // Новое время. 5 ноября 1912.

Отрывок, характеризующий Кузнецов, Алексей Федотович

– …И вот, братец ты мой, – продолжал Платон с улыбкой на худом, бледном лице и с особенным, радостным блеском в глазах, – вот, братец ты мой…
Пьер знал эту историю давно, Каратаев раз шесть ему одному рассказывал эту историю, и всегда с особенным, радостным чувством. Но как ни хорошо знал Пьер эту историю, он теперь прислушался к ней, как к чему то новому, и тот тихий восторг, который, рассказывая, видимо, испытывал Каратаев, сообщился и Пьеру. История эта была о старом купце, благообразно и богобоязненно жившем с семьей и поехавшем однажды с товарищем, богатым купцом, к Макарью.
Остановившись на постоялом дворе, оба купца заснули, и на другой день товарищ купца был найден зарезанным и ограбленным. Окровавленный нож найден был под подушкой старого купца. Купца судили, наказали кнутом и, выдернув ноздри, – как следует по порядку, говорил Каратаев, – сослали в каторгу.
– И вот, братец ты мой (на этом месте Пьер застал рассказ Каратаева), проходит тому делу годов десять или больше того. Живет старичок на каторге. Как следовает, покоряется, худого не делает. Только у бога смерти просит. – Хорошо. И соберись они, ночным делом, каторжные то, так же вот как мы с тобой, и старичок с ними. И зашел разговор, кто за что страдает, в чем богу виноват. Стали сказывать, тот душу загубил, тот две, тот поджег, тот беглый, так ни за что. Стали старичка спрашивать: ты за что, мол, дедушка, страдаешь? Я, братцы мои миленькие, говорит, за свои да за людские грехи страдаю. А я ни душ не губил, ни чужого не брал, акромя что нищую братию оделял. Я, братцы мои миленькие, купец; и богатство большое имел. Так и так, говорит. И рассказал им, значит, как все дело было, по порядку. Я, говорит, о себе не тужу. Меня, значит, бог сыскал. Одно, говорит, мне свою старуху и деток жаль. И так то заплакал старичок. Случись в их компании тот самый человек, значит, что купца убил. Где, говорит, дедушка, было? Когда, в каком месяце? все расспросил. Заболело у него сердце. Подходит таким манером к старичку – хлоп в ноги. За меня ты, говорит, старичок, пропадаешь. Правда истинная; безвинно напрасно, говорит, ребятушки, человек этот мучится. Я, говорит, то самое дело сделал и нож тебе под голова сонному подложил. Прости, говорит, дедушка, меня ты ради Христа.
Каратаев замолчал, радостно улыбаясь, глядя на огонь, и поправил поленья.
– Старичок и говорит: бог, мол, тебя простит, а мы все, говорит, богу грешны, я за свои грехи страдаю. Сам заплакал горючьми слезьми. Что же думаешь, соколик, – все светлее и светлее сияя восторженной улыбкой, говорил Каратаев, как будто в том, что он имел теперь рассказать, заключалась главная прелесть и все значение рассказа, – что же думаешь, соколик, объявился этот убийца самый по начальству. Я, говорит, шесть душ загубил (большой злодей был), но всего мне жальче старичка этого. Пускай же он на меня не плачется. Объявился: списали, послали бумагу, как следовает. Место дальнее, пока суд да дело, пока все бумаги списали как должно, по начальствам, значит. До царя доходило. Пока что, пришел царский указ: выпустить купца, дать ему награждения, сколько там присудили. Пришла бумага, стали старичка разыскивать. Где такой старичок безвинно напрасно страдал? От царя бумага вышла. Стали искать. – Нижняя челюсть Каратаева дрогнула. – А его уж бог простил – помер. Так то, соколик, – закончил Каратаев и долго, молча улыбаясь, смотрел перед собой.
Не самый рассказ этот, но таинственный смысл его, та восторженная радость, которая сияла в лице Каратаева при этом рассказе, таинственное значение этой радости, это то смутно и радостно наполняло теперь душу Пьера.


– A vos places! [По местам!] – вдруг закричал голос.
Между пленными и конвойными произошло радостное смятение и ожидание чего то счастливого и торжественного. Со всех сторон послышались крики команды, и с левой стороны, рысью объезжая пленных, показались кавалеристы, хорошо одетые, на хороших лошадях. На всех лицах было выражение напряженности, которая бывает у людей при близости высших властей. Пленные сбились в кучу, их столкнули с дороги; конвойные построились.
– L'Empereur! L'Empereur! Le marechal! Le duc! [Император! Император! Маршал! Герцог!] – и только что проехали сытые конвойные, как прогремела карета цугом, на серых лошадях. Пьер мельком увидал спокойное, красивое, толстое и белое лицо человека в треугольной шляпе. Это был один из маршалов. Взгляд маршала обратился на крупную, заметную фигуру Пьера, и в том выражении, с которым маршал этот нахмурился и отвернул лицо, Пьеру показалось сострадание и желание скрыть его.
Генерал, который вел депо, с красным испуганным лицом, погоняя свою худую лошадь, скакал за каретой. Несколько офицеров сошлось вместе, солдаты окружили их. У всех были взволнованно напряженные лица.
– Qu'est ce qu'il a dit? Qu'est ce qu'il a dit?.. [Что он сказал? Что? Что?..] – слышал Пьер.
Во время проезда маршала пленные сбились в кучу, и Пьер увидал Каратаева, которого он не видал еще в нынешнее утро. Каратаев в своей шинельке сидел, прислонившись к березе. В лице его, кроме выражения вчерашнего радостного умиления при рассказе о безвинном страдании купца, светилось еще выражение тихой торжественности.
Каратаев смотрел на Пьера своими добрыми, круглыми глазами, подернутыми теперь слезою, и, видимо, подзывал его к себе, хотел сказать что то. Но Пьеру слишком страшно было за себя. Он сделал так, как будто не видал его взгляда, и поспешно отошел.
Когда пленные опять тронулись, Пьер оглянулся назад. Каратаев сидел на краю дороги, у березы; и два француза что то говорили над ним. Пьер не оглядывался больше. Он шел, прихрамывая, в гору.
Сзади, с того места, где сидел Каратаев, послышался выстрел. Пьер слышал явственно этот выстрел, но в то же мгновение, как он услыхал его, Пьер вспомнил, что он не кончил еще начатое перед проездом маршала вычисление о том, сколько переходов оставалось до Смоленска. И он стал считать. Два французские солдата, из которых один держал в руке снятое, дымящееся ружье, пробежали мимо Пьера. Они оба были бледны, и в выражении их лиц – один из них робко взглянул на Пьера – было что то похожее на то, что он видел в молодом солдате на казни. Пьер посмотрел на солдата и вспомнил о том, как этот солдат третьего дня сжег, высушивая на костре, свою рубаху и как смеялись над ним.
Собака завыла сзади, с того места, где сидел Каратаев. «Экая дура, о чем она воет?» – подумал Пьер.
Солдаты товарищи, шедшие рядом с Пьером, не оглядывались, так же как и он, на то место, с которого послышался выстрел и потом вой собаки; но строгое выражение лежало на всех лицах.


Депо, и пленные, и обоз маршала остановились в деревне Шамшеве. Все сбилось в кучу у костров. Пьер подошел к костру, поел жареного лошадиного мяса, лег спиной к огню и тотчас же заснул. Он спал опять тем же сном, каким он спал в Можайске после Бородина.
Опять события действительности соединялись с сновидениями, и опять кто то, сам ли он или кто другой, говорил ему мысли, и даже те же мысли, которые ему говорились в Можайске.
«Жизнь есть всё. Жизнь есть бог. Все перемещается и движется, и это движение есть бог. И пока есть жизнь, есть наслаждение самосознания божества. Любить жизнь, любить бога. Труднее и блаженнее всего любить эту жизнь в своих страданиях, в безвинности страданий».
«Каратаев» – вспомнилось Пьеру.
И вдруг Пьеру представился, как живой, давно забытый, кроткий старичок учитель, который в Швейцарии преподавал Пьеру географию. «Постой», – сказал старичок. И он показал Пьеру глобус. Глобус этот был живой, колеблющийся шар, не имеющий размеров. Вся поверхность шара состояла из капель, плотно сжатых между собой. И капли эти все двигались, перемещались и то сливались из нескольких в одну, то из одной разделялись на многие. Каждая капля стремилась разлиться, захватить наибольшее пространство, но другие, стремясь к тому же, сжимали ее, иногда уничтожали, иногда сливались с нею.
– Вот жизнь, – сказал старичок учитель.
«Как это просто и ясно, – подумал Пьер. – Как я мог не знать этого прежде».
– В середине бог, и каждая капля стремится расшириться, чтобы в наибольших размерах отражать его. И растет, сливается, и сжимается, и уничтожается на поверхности, уходит в глубину и опять всплывает. Вот он, Каратаев, вот разлился и исчез. – Vous avez compris, mon enfant, [Понимаешь ты.] – сказал учитель.
– Vous avez compris, sacre nom, [Понимаешь ты, черт тебя дери.] – закричал голос, и Пьер проснулся.
Он приподнялся и сел. У костра, присев на корточках, сидел француз, только что оттолкнувший русского солдата, и жарил надетое на шомпол мясо. Жилистые, засученные, обросшие волосами, красные руки с короткими пальцами ловко поворачивали шомпол. Коричневое мрачное лицо с насупленными бровями ясно виднелось в свете угольев.