Кузьминки (усадьба)

Культурное наследие Российской Федерации, объект № 7710369000

Уса́дьба Кузьми́нки (также Влахе́рнское-Кузьми́нки, позже Ста́рые Кузьми́нки) — бывшая усадьба князей Голицыных на землях Кузьминского парка в современных московских районах Кузьминки и Выхино-Жулебино. Постройки расположены по обоим берегам реки Чурилихи (Пономарки), на которой устроена система Кузьминских прудов.

Название

В писцовой книге XVII века упоминается «пустошь, что была Кузьминская мельница». Со временем мельница была восстановлена и в документе 1680-х гг. фигурирует как мельница Кузьминка. После передачи мельницы Г. Д. Строганову за имением закрепилось название «Мельница», по почти единственному находившемуся на его территории сооружению, другим его названием стало собственное наименование мельницы — Кузьминка (Кузьминская), со временем трансформировавшееся в форму «Кузьминки». Почему мельница называлась Кузьминской, неизвестно. Возможно, её первым владельцем был некий Кузьма либо рядом стоял храм Косьмы (Кузьмы) и Дамиана, никаких сведений о котором, впрочем, не сохранилось.

История

Кузьминская мельница, принадлежавшая подмосковному Николо-Угрешскому монастырю, предположительно, стояла на реке Голедянке (р. Голеде, современное название рек Чурилиха и Пономарка) и была сожжена в Смутное время. В 1623—1624 годах местность упоминается в «книге Московского уезду письма и меры Семена Васильевича Колтовского и подъячего Онисима Ильина» как пустошь.

При Строгановых

В 1704 г. (по некоторым данным 1702 г.) Петр I подарил Строганову земли, именовавшиеся Мельницей и принадлежавшие до этого Симонову и Николо-Угрешскому монастырям. С этого момента началось усадебное строительство: при Строганове или чуть позже появился дубовый господский дом и хозяйственные строения. Григорий Дмитриевич Строганов стал владеть мельницей, вместе с прудом (ныне Нижним Кузьминским, ранее Мельничным), лесом и сенными покосами, за ежегодную плату 50 рублей оброчных денег. В том же году на аналогичных условиях за 24 рубля в год ему, его жене Марии Яковлевне, урождённой Новосильцевой (1678—1734) и сыновьям: Александру, Николаю (1700—1758) и Сергею (1707—1756) были переданы соседние пустоши: Борисково (Дубки), Волынкино, Куровая и Остеево белище, отрезанные от угодий деревни Грайвороново, принадлежавшей московскому Симонову монастырю.

Между 1716 и 1720 годом сооружена деревянная церковь, освящённая в честь Влахернской иконы Божьей матери. После строительства церкви в документах стали писать: «село Влахернское, Мельница тож». В 1653 году отцу Петра I царю Алексею Михайловичу из Иерусалима были присланы два списка с этой иконы, считавшейся чудотворной. Один образ был помещён в Успенском соборе московского Кремля, а второй образ за заслуги был пожалован Дмитрию Григорьевичу Строганову, отцу первого владельца усадьбы Кузьминки. Этот список Влахернской иконы Божьей матери — фамильной святыни Строгановых, ныне находится в фондах Государственной Третьяковской галереи. Позже церковь сгорела и была заменена другой, также деревянной.

В 1740—1754 гг. — по разделу с братьями А. Г. Строганов стал единственным хозяином имения. При нём, путём постановки плотин на речке Чурилихе был создан огромный пруд, ныне называемый Верхним Кузьминским.

При Голицыных

В 1757 году Анна Александровна (1739—1816), старшая дочь А. Г. Строганова (от второго брака), вышла замуж за князя Михаила Михайловича Голицына (1731—1804), младшего брата вице-канцлера. В приданое она принесла ему Влахернское с 518 десятинами земли. Голицыным усадьба принадлежала до самой революции.

При князе Михаиле Голицыне усадьба обновляется, благоустраивается и расширяется. Он уделял много внимания ландшафтному дизайну и в этот период на реке был сооружён каскад из четырёх прудов, сохранившихся до наших дней и придающих особый микроклимат данной местности. Его младший сын князь Сергей Михайлович Голицын (1774—1859) превращает эти земли в майорат, за счет постепенного приобретения многочисленных соседних земель, расположенных южнее и юго-восточнее: села Котельниково (ныне Московская область), сельца Мотяково (Ильинское), деревни Чагино и покупки у «неслужащего дворянина» Е. Д. Фалеева 192 десятин в пустоши Вешки).

На протяжении всего XIX века в усадьбе перестраивались дома, конный двор и другие постройки. Следует упомянуть построенные в середине XIX века новые въездные ворота в усадьбу (на Липовой аллее), специально отлитые на уральских заводах Голицыных и впоследствии давшие название улице Чугунные ворота.

У С. М. Голицына и его знаменитой супруги, прозванной «полуночной княгиней», в Кузьминках неоднократно бывали представители дома Романовых:

• Императрица Мария Федоровна прожила в Кузьминках с 26 июня по 16 июля 1826 года вместе со своим небольшим двором. Об этом визите до революции напоминала беседка Марии Фёдоровны.
• Впоследствии С. М. Голицына в Кузьминках навещали сыновья Марии Федоровны: великий князь Михаил Павлович 27 июля 1830 года и император Николай I в 1835 году. Чтобы увековечить царский визит, Голицыны соорудили памятник.
• 29 июля 1837 года в Кузьминки вместе со своей свитой, среди которой был поэт В. А. Жуковский, заезжал наследник престола цесаревич Александр Николаевич (впоследствии император Александр II). 29 августа 1858 года он снова побывал в Кузьминках, уже вместе со своею женой императрицей Марией Александровной.
• Последними представителями династии Романовых, посетившими Кузьминки, были московский генерал-губернатор великий князь Сергий Александрович и его жена великая княгиня Елизавета Федоровна. 19 мая 1901 г. они дважды побывали в Кузьминках по дороге в Николо-Угрешский монастырь и на обратном пути из монастыря (в отсутствие владельца их принимали служащие имения).

После смерти в 1859 году старого князя Голицына, детей не имевшего, во владение усадьбой вступил его внучатый племянник, также Сергей Михайлович (1843—1915). Он проводил здесь с семьёй каждое лето до 1883 года, когда предоставил имение для проживания своей первой жены Александры Осиповны, а сам перебрался в другое дедовское имение, Дубровицы.

В конце XIX века на землях имения возникают наёмные дачи. Летом 1866 года в Кузьминках побывал писатель Ф. М. Достоевский. Тогда он снимал дачу в соседней усадьбе Люблино, где работал над романом «Преступление и наказание». Также летом 1894 г. в Кузьминках бывал В. И. Ленин, живший неподалёку на даче в усадьбе Вешки (Толоконниково).

В 1912 году князь Сергей Михайлович окончательно продал усадьбу городским властям и перевёз семейные реликвии в Дубровицы. Усадебный дом в Кузьминках сгорел через несколько месяцев после смерти старого князя, 19 февраля 1916 года. Пожар продолжался почти весь день, уничтожив помимо самого княжеского дворца, хранившиеся там на антресолях драгоценную старинную мебель красного дерева, старинные картины, коллекцию в несколько сотен ценных гравюр. В прессе предполагали, что пожар возник от неисправности печных дымоходов или же от небрежности офицеров размещавшегося там госпиталя.

После революции

В 1917 году усадьба была национализирована и передана выведенному из Петрограда Институту экспериментальной ветеринарии позднее ставшим Всесоюзным научно-исследовательским институтом экспериментальной ветеринарии, который занимал здания до 2001 года. В течение последующих десятилетий Кузьминки пришли в запустение и упадок. Многие здания перестроили под лаборатории, жилые и административные помещения. Были сданы на металлолом чугунные скамейки и диваны, являвшиеся единственным в своем роде комплектом парковой мебели, все металлические памятники и чугунные ворота, украшавшие въезд в Кузьминки. На месте сгоревшего господского дома был выстроен главный корпус института ветеринарии, закрыта и перестроена церковь, частично вырублен парк, уничтожен ряд зданий, сгорели почти все деревянные объекты и т. д.

На основе дачной застройки перед въездом в усадьбу к концу 1930-х гг. сложился Ново-Кузьминский посёлок. Сама усадьба, соответственно, стала называться Старые Кузьминки. В 1978 г. сгорел Музыкальный павильон в ограде Конного двора, впоследствии воссозданный.

В 1997 году был образован природный и историко-культурный комплекс «Кузьминки-Люблино». В 1999 г. в здании Служительского флигеля на Тополевой аллее был открыт Музей русской усадебной культуры "Усадьба князей Голицыных «Влахернское-Кузьминки» как отдел музейного объединения «Музей Москвы». В 2004 году, к 300-летнему юбилею усадьбы в Служительском флигеле была подготовлена экспозиция «Знакомьтесь, Голицыны», посвященная истории и владельцам усадьбы, дворянскому и крестьянскому быту XIX в. Сегодня музейные экспозиции и выставки размещаются также и на Конном дворе, в южном флигеле Конного двора работает Детский музейный центр.

Ныне это самая большая по количеству объектов (в настоящее время более 20) усадьба на территории города Москвы, значительную часть которых, правда, составляют новоделы.

Объекты усадьбы

Список

Список архитектурно-паркового ансамбля усадьбы Кузьминки на середину 19 века:

Въездные чугунные ворота Белый обелиск Господский дом Западный флигель господского дома Восточный флигель господского дома Египетский павильон (кухня) Ограда парадного двора Пристань и «перевозной» плотик Галерея за прудом Оранжерея Конный двор с музыкальным павильоном Памятник на месте жилища императора Петра Великого Чугунный мостик

Кузница Баня Мост Влахернский храм Ризница Хозяйственные флигели Флигель священнослужителей Флигель для служилых людей Прачечная Больница для крестьян Дача сенатора П. С. Полуденского Садоводство

Дом садовника Скотный двор Плашкоутный мост Постик Монумент в честь посещения с. Влахернского императрицей Марией Федоровной Березовая беседка Французский парк (парк двенадцати проспектов) Плотина на нижнем пруду Мельница Английский парк

Здание на месте господского двора

Главный господский дом был построен во времена владения усадьбой Строгановых, впоследствии значительно перестроен Голицыными. Однако при обоих хозяевах дом оставался деревянным. Господский дом соединялся галереей с боковыми флигелями, которые иногда называли Классическими павильонами. В феврале 1916 года в период, когда в доме уже был расположен военный госпиталь в здании возник пожар, который его полностью уничтожил. В 1930-х годах на месте старого главного дома было построено новое здание (архитектор Торопов), сохранившиеся до наших дней.

По обеим сторонам его обрамляют сохранившиеся боковые флигели, отреставрированные в 2011 году. В настоящее время во флигелях размещаются экспозиции, посвященные истории усадьбы.

Современное здание института		Утраченный дворец Голицыных		Флигель

Египетский павильон

Здание, служившее барской кухней, было построено в 1813—1815 годах по проекту Доменико Жилярди. Использовалось институтом ветеринарии в качестве лаборатории и операционной для животных. Находится в руинированном состоянии. Сохранились элементы отделки фасада здания в египетском стиле.

Круглая пристань

На берегу Верхнего пруда между господским домом и оранжереей в 1811 году была построена Львиная (по установленным на ней скульптурам львов) или Круглая пристань (по форме) — она соединялась паромом с пристанью на противоположном берегу пруда. В начале XX века круглая пристань была разрушена, с конца 2006 года проводится её восстановление.

Оранжерея

Здание Померанцевой (Ранжевой) оранжереи было построено в 1811—1815 годах на берегу Верхнего пруда на месте небольшой деревянной оранжереи. Состоит из трех частей: центральной с высокими потолками для самых крупных деревьев и двух боковых. В 1890-х годах здание частично было перестроено. В 2007 году в оранжерее случился пожар, после которого она не была восстановлена. В здании частично сохранилось первоначальное декоративное убранство начала, в том числе — роспись плафона в «египетском» стиле. В настоящее время здание в полуразрушенном состоянии. Огорожено. Не используется музеем. Восстановительные работы не проводятся.

Конный двор

Здание конного двора на левом берегу Верхнего пруда недалеко от плотины было построено в 1805 году, перестраивалось в 1823 году архитектором Доменико Жилярди. В помещениях конного двора находились конюшни, склады для хранения фуража и специальной утвари, стояли сани и кареты. В стене, огораживающей двор и выходящей на Верхний пруд, встроены здания двух жилых павильонов (по углам), служивших гостиницами для приезжавших в усадьбу гостей и в центре — Музыкального павильона. По краям музыкального павильона в 1846 году были установлены скульптуры, аналогичные установленным на петербургском Аничковом мосту и также отлитыми на голицынских заводах.

В 1978 году здание Музыкального павильона сгорело, другие помещения Конного двора находились в заброшенном состоянии. В начале 2000-х годов весь комплекс двора был восстановлен, а в его помещениях — организованы музейные экспозиции, демонстрирующие конюшни, каретный, фуражный и сенной сараи и манеж, в котором проводятся конно-спортивные мероприятия. В музыкальном павильоне двора организуются концерты со зрительными местами на берегу пруда.

Храм Влахернской иконы Божьей Матери

Храм Влахернской иконы Божией Матери в Кузьминках расположен в конце Кузьминской улицы, к северо-востоку от бывшего господского двора и места нахождения господского дома. Назван в честь Влахернской иконы Божьей Матери, которая была привезена В Россию из Константинополя в XVII веке. Икона, названная «Влахернской» по местности недалеко от Константинополя, сохранилась до наших дней; 2 июля отмечается её праздник.

Первый деревянный храм в усадьбе Кузьминки был построен в 1720 году, а каменный — в 1759—1774 годах на средства князя Голицына, в конце XVII века был перестроен в стиле раннего классицизма. В 1929 году храм был закрыт и перестроен под жильё.

В 1992 году передан церкви, вместе с приделами святого Сергия Радонежского и святого Александра Невского. В сентябре 1995 году по окончании реставрационных работ храм был освящён. Престолы: Влахернская икона Божией Матери, Житие святого благоверного князя Александра Невского, Житие преподобного Сергия Радонежского. Святыни: Частица мощей святого благоверного князя Александра Невского, Частица мощей апостола Андрея Первозванного.

Слободка

В усадебной слободке располагались вспомогательные здания, хозяйственные строения, погреба и дома, в которых жили люди, обслуживающие усадьбу. Тут же находились квартира священника и воскресная школа. В деревянном одноэтажном здании располагалась больница, которая обслуживала не только владельцев усадьбы, но и окрестные селения.

Хозяйственные флигели

Южный флигель, построенный в 1832 году, служил погребом. Здание перестраивалось в 1930-х годах, находится в руинированном состоянии.

Дом садовника

Дом садовника («Серая дача») — памятник деревянной архитектуры XVIII века. В здании располагается литературный музей Константина Паустовского.

Скотный двор

В конце Тополевой аллеи на берегу Верхнего пруда в 1840 году архитектором Жилярди были построены здания Скотного двора (Молочной фермы). В зданиях располагались конюшни, коровник, кладовые помещения, в боковых флигелях жили конюхи и скотники. В 1889 году здания были перестроены для размещения в них новых помещений Влахернской больницы. В настоящее время находятся в заброшенном состоянии.

Птичий двор

Здания птичьего двора располагались полуциркулем вблизи Нижнего пруда, во внутреннем дворе находился бассейн, наполненный водой. Здесь содержались различные птицы, в том числе, декоративных и редких пород. Во время войны 1812 года птичий двор был разграблен, после чего птицеводческое хозяйство уже не восстанавливалось. Здания были перестроены под кузницу, центральное строение было надстроено (2-й этаж был отдан под квартиру кузнеца).

• Vlakhernskoye-Kuzminki (14).jpg

  Ванный домик

• Vlakhernskoye-Kuzminki (16).jpg

  Водонапорное здание

• Kuzminki - museum 03 by shakko.JPG

  Здание музея

• Vlakhernskoye-Kuzminki (01).jpg

  Здание больницы

Рисунки И.Н.Рауха

• Kuzminki prud.jpg

  Парк и пруд

• Kuzminki-3.jpg
• Kuzminki park.jpg
• Kuzminki park2.jpg
• Kuzminki-2.jpg
• Kuzminki besedka pamyatnik Marii Fyodorovne.jpg

  Беседка-памятник императрицы Марии Федоровны

• Kuzminki melnitsa.jpg

  Мельница

• Kuzminki pavilyon Bronzovy domik.jpg

  Павильон «Бронзовый домик»

• Kuzminki 4.jpg
• Kuzminki vorota J Rauh 1820.jpg

  Чугунные ворота в Кузьминках. Рис. Ж. Рауха, 1820-е гг.

• Kuzminki-1.jpg

  Померанцевая оранжерея

• Kuzminki Skotny dvor i plashkoutny most.jpg

  Скотный двор и плашкоутный мост

Примечания

Источники

Комментарии

Литература

• Греч А. Н. Венок усадьбам. М., 2006;
• Греч А. Н. Кузьминки/ Подмосковные музеи. М., 1925. Вып. 6.;
• Коробко М. Ю. Московский Версаль: Кузьминки-Люблино. М., 2001;
• Коробко М. Ю. Кузьминки. М., 2002/ Русская усадьба;
• Коробко М. Ю. Кузьминки-Люблино. М., 1999.
• Коробко М. Ю. Москва усадебная. Путеводитель. М., 2005/ Новый московский путеводитель;
• Коробко М. Ю. Усадьба Кузьминки. М., 2009/ Усадьбы, дворцы, особняки Москвы;
• Коробко М. Ю., Рысин Л. П., Авилова К. В. Кузьминки. М., 1997. — (Природное и культурное наследие Москвы);
• Порецкий Н. А. Село Влахернское. М., 1913; Изд. 2-е, репринт. М., 2000.
• «История Юго-Востока Москвы», Учебное пособие для учащихся старших классов. М., Издательство объединения «Мосгорархив», 2000.
• Косино. Маленький уголок моей Родины: /О. И. Трифиленкова (Павлова) / Трифиленкова Ольга Ильинична. — Москва, 1992. — 84 с.

Ссылки

• [www.kuzpark.ru/ Официальный сайт особо охраняемой природной территории «Природно-исторический парк „Кузьминки-Люблино“»]
• [kuzminki-msk.ru/ Усадьба «Кузьминки». Музей русской усадебной культуры]
• [www.kuzminky.ru/ Сайт об усадьбе «Кузьминки»]
• [lugerovski.livejournal.com/264273.html Статья «Усадьба Кузьминки» Михаила Коробко]
• [hist-usadba.narod.ru/text10-5-1.html Коробко М. Ю., Рысин Л. П., Авилова К. В."Кузьминки",Москва, 1997]

Фотографии

• [www.kuzminki.myoptimus.com/ Фотографии парка и усадьбы Кузьминки Кузьминки — Фото Альбом: 310 фотографий и 113 цифровых картин Кузьминок]
• [fotki.yandex.ru/users/anna-ya1/album/50304/ Фотоальбом «Кузьминки — Фестиваль цветников»]

Отрывок, характеризующий Кузьминки (усадьба)

В десятом часу за Наташей и Петей приехали линейка, дрожки и трое верховых, посланных отыскивать их. Граф и графиня не знали где они и крепко беспокоились, как сказал посланный.
Петю снесли и положили как мертвое тело в линейку; Наташа с Николаем сели в дрожки. Дядюшка укутывал Наташу и прощался с ней с совершенно новой нежностью. Он пешком проводил их до моста, который надо было объехать в брод, и велел с фонарями ехать вперед охотникам.
– Прощай, племянница дорогая, – крикнул из темноты его голос, не тот, который знала прежде Наташа, а тот, который пел: «Как со вечера пороша».
В деревне, которую проезжали, были красные огоньки и весело пахло дымом.
– Что за прелесть этот дядюшка! – сказала Наташа, когда они выехали на большую дорогу.
– Да, – сказал Николай. – Тебе не холодно?
– Нет, мне отлично, отлично. Мне так хорошо, – с недоумением даже cказала Наташа. Они долго молчали.
Ночь была темная и сырая. Лошади не видны были; только слышно было, как они шлепали по невидной грязи.
Что делалось в этой детской, восприимчивой душе, так жадно ловившей и усвоивавшей все разнообразнейшие впечатления жизни? Как это всё укладывалось в ней? Но она была очень счастлива. Уже подъезжая к дому, она вдруг запела мотив песни: «Как со вечера пороша», мотив, который она ловила всю дорогу и наконец поймала.
– Поймала? – сказал Николай.
– Ты об чем думал теперь, Николенька? – спросила Наташа. – Они любили это спрашивать друг у друга.
– Я? – сказал Николай вспоминая; – вот видишь ли, сначала я думал, что Ругай, красный кобель, похож на дядюшку и что ежели бы он был человек, то он дядюшку всё бы еще держал у себя, ежели не за скачку, так за лады, всё бы держал. Как он ладен, дядюшка! Не правда ли? – Ну а ты?
– Я? Постой, постой. Да, я думала сначала, что вот мы едем и думаем, что мы едем домой, а мы Бог знает куда едем в этой темноте и вдруг приедем и увидим, что мы не в Отрадном, а в волшебном царстве. А потом еще я думала… Нет, ничего больше.
– Знаю, верно про него думала, – сказал Николай улыбаясь, как узнала Наташа по звуку его голоса.
– Нет, – отвечала Наташа, хотя действительно она вместе с тем думала и про князя Андрея, и про то, как бы ему понравился дядюшка. – А еще я всё повторяю, всю дорогу повторяю: как Анисьюшка хорошо выступала, хорошо… – сказала Наташа. И Николай услыхал ее звонкий, беспричинный, счастливый смех.
– А знаешь, – вдруг сказала она, – я знаю, что никогда уже я не буду так счастлива, спокойна, как теперь.
– Вот вздор, глупости, вранье – сказал Николай и подумал: «Что за прелесть эта моя Наташа! Такого другого друга у меня нет и не будет. Зачем ей выходить замуж, всё бы с ней ездили!»
«Экая прелесть этот Николай!» думала Наташа. – А! еще огонь в гостиной, – сказала она, указывая на окна дома, красиво блестевшие в мокрой, бархатной темноте ночи.


Граф Илья Андреич вышел из предводителей, потому что эта должность была сопряжена с слишком большими расходами. Но дела его всё не поправлялись. Часто Наташа и Николай видели тайные, беспокойные переговоры родителей и слышали толки о продаже богатого, родового Ростовского дома и подмосковной. Без предводительства не нужно было иметь такого большого приема, и отрадненская жизнь велась тише, чем в прежние годы; но огромный дом и флигеля всё таки были полны народом, за стол всё так же садилось больше человек. Всё это были свои, обжившиеся в доме люди, почти члены семейства или такие, которые, казалось, необходимо должны были жить в доме графа. Таковы были Диммлер – музыкант с женой, Иогель – танцовальный учитель с семейством, старушка барышня Белова, жившая в доме, и еще многие другие: учителя Пети, бывшая гувернантка барышень и просто люди, которым лучше или выгоднее было жить у графа, чем дома. Не было такого большого приезда как прежде, но ход жизни велся тот же, без которого не могли граф с графиней представить себе жизни. Та же была, еще увеличенная Николаем, охота, те же 50 лошадей и 15 кучеров на конюшне, те же дорогие подарки в именины, и торжественные на весь уезд обеды; те же графские висты и бостоны, за которыми он, распуская всем на вид карты, давал себя каждый день на сотни обыгрывать соседям, смотревшим на право составлять партию графа Ильи Андреича, как на самую выгодную аренду.
Граф, как в огромных тенетах, ходил в своих делах, стараясь не верить тому, что он запутался и с каждым шагом всё более и более запутываясь и чувствуя себя не в силах ни разорвать сети, опутавшие его, ни осторожно, терпеливо приняться распутывать их. Графиня любящим сердцем чувствовала, что дети ее разоряются, что граф не виноват, что он не может быть не таким, каким он есть, что он сам страдает (хотя и скрывает это) от сознания своего и детского разорения, и искала средств помочь делу. С ее женской точки зрения представлялось только одно средство – женитьба Николая на богатой невесте. Она чувствовала, что это была последняя надежда, и что если Николай откажется от партии, которую она нашла ему, надо будет навсегда проститься с возможностью поправить дела. Партия эта была Жюли Карагина, дочь прекрасных, добродетельных матери и отца, с детства известная Ростовым, и теперь богатая невеста по случаю смерти последнего из ее братьев.
Графиня писала прямо к Карагиной в Москву, предлагая ей брак ее дочери с своим сыном и получила от нее благоприятный ответ. Карагина отвечала, что она с своей стороны согласна, что всё будет зависеть от склонности ее дочери. Карагина приглашала Николая приехать в Москву.
Несколько раз, со слезами на глазах, графиня говорила сыну, что теперь, когда обе дочери ее пристроены – ее единственное желание состоит в том, чтобы видеть его женатым. Она говорила, что легла бы в гроб спокойной, ежели бы это было. Потом говорила, что у нее есть прекрасная девушка на примете и выпытывала его мнение о женитьбе.
В других разговорах она хвалила Жюли и советовала Николаю съездить в Москву на праздники повеселиться. Николай догадывался к чему клонились разговоры его матери, и в один из таких разговоров вызвал ее на полную откровенность. Она высказала ему, что вся надежда поправления дел основана теперь на его женитьбе на Карагиной.
– Что ж, если бы я любил девушку без состояния, неужели вы потребовали бы, maman, чтобы я пожертвовал чувством и честью для состояния? – спросил он у матери, не понимая жестокости своего вопроса и желая только выказать свое благородство.
– Нет, ты меня не понял, – сказала мать, не зная, как оправдаться. – Ты меня не понял, Николинька. Я желаю твоего счастья, – прибавила она и почувствовала, что она говорит неправду, что она запуталась. – Она заплакала.
– Маменька, не плачьте, а только скажите мне, что вы этого хотите, и вы знаете, что я всю жизнь свою, всё отдам для того, чтобы вы были спокойны, – сказал Николай. Я всем пожертвую для вас, даже своим чувством.
Но графиня не так хотела поставить вопрос: она не хотела жертвы от своего сына, она сама бы хотела жертвовать ему.
– Нет, ты меня не понял, не будем говорить, – сказала она, утирая слезы.
«Да, может быть, я и люблю бедную девушку, говорил сам себе Николай, что ж, мне пожертвовать чувством и честью для состояния? Удивляюсь, как маменька могла мне сказать это. Оттого что Соня бедна, то я и не могу любить ее, думал он, – не могу отвечать на ее верную, преданную любовь. А уж наверное с ней я буду счастливее, чем с какой нибудь куклой Жюли. Пожертвовать своим чувством я всегда могу для блага своих родных, говорил он сам себе, но приказывать своему чувству я не могу. Ежели я люблю Соню, то чувство мое сильнее и выше всего для меня».
Николай не поехал в Москву, графиня не возобновляла с ним разговора о женитьбе и с грустью, а иногда и озлоблением видела признаки всё большего и большего сближения между своим сыном и бесприданной Соней. Она упрекала себя за то, но не могла не ворчать, не придираться к Соне, часто без причины останавливая ее, называя ее «вы», и «моя милая». Более всего добрая графиня за то и сердилась на Соню, что эта бедная, черноглазая племянница была так кротка, так добра, так преданно благодарна своим благодетелям, и так верно, неизменно, с самоотвержением влюблена в Николая, что нельзя было ни в чем упрекнуть ее.
Николай доживал у родных свой срок отпуска. От жениха князя Андрея получено было 4 е письмо, из Рима, в котором он писал, что он уже давно бы был на пути в Россию, ежели бы неожиданно в теплом климате не открылась его рана, что заставляет его отложить свой отъезд до начала будущего года. Наташа была так же влюблена в своего жениха, так же успокоена этой любовью и так же восприимчива ко всем радостям жизни; но в конце четвертого месяца разлуки с ним, на нее начинали находить минуты грусти, против которой она не могла бороться. Ей жалко было самое себя, жалко было, что она так даром, ни для кого, пропадала всё это время, в продолжение которого она чувствовала себя столь способной любить и быть любимой.
В доме Ростовых было невесело.


Пришли святки, и кроме парадной обедни, кроме торжественных и скучных поздравлений соседей и дворовых, кроме на всех надетых новых платьев, не было ничего особенного, ознаменовывающего святки, а в безветренном 20 ти градусном морозе, в ярком ослепляющем солнце днем и в звездном зимнем свете ночью, чувствовалась потребность какого нибудь ознаменования этого времени.
На третий день праздника после обеда все домашние разошлись по своим комнатам. Было самое скучное время дня. Николай, ездивший утром к соседям, заснул в диванной. Старый граф отдыхал в своем кабинете. В гостиной за круглым столом сидела Соня, срисовывая узор. Графиня раскладывала карты. Настасья Ивановна шут с печальным лицом сидел у окна с двумя старушками. Наташа вошла в комнату, подошла к Соне, посмотрела, что она делает, потом подошла к матери и молча остановилась.
– Что ты ходишь, как бесприютная? – сказала ей мать. – Что тебе надо?
– Его мне надо… сейчас, сию минуту мне его надо, – сказала Наташа, блестя глазами и не улыбаясь. – Графиня подняла голову и пристально посмотрела на дочь.
– Не смотрите на меня. Мама, не смотрите, я сейчас заплачу.
– Садись, посиди со мной, – сказала графиня.
– Мама, мне его надо. За что я так пропадаю, мама?… – Голос ее оборвался, слезы брызнули из глаз, и она, чтобы скрыть их, быстро повернулась и вышла из комнаты. Она вышла в диванную, постояла, подумала и пошла в девичью. Там старая горничная ворчала на молодую девушку, запыхавшуюся, с холода прибежавшую с дворни.
– Будет играть то, – говорила старуха. – На всё время есть.
– Пусти ее, Кондратьевна, – сказала Наташа. – Иди, Мавруша, иди.
И отпустив Маврушу, Наташа через залу пошла в переднюю. Старик и два молодые лакея играли в карты. Они прервали игру и встали при входе барышни. «Что бы мне с ними сделать?» подумала Наташа. – Да, Никита, сходи пожалуста… куда бы мне его послать? – Да, сходи на дворню и принеси пожалуста петуха; да, а ты, Миша, принеси овса.
– Немного овса прикажете? – весело и охотно сказал Миша.
– Иди, иди скорее, – подтвердил старик.
– Федор, а ты мелу мне достань.
Проходя мимо буфета, она велела подавать самовар, хотя это было вовсе не время.
Буфетчик Фока был самый сердитый человек из всего дома. Наташа над ним любила пробовать свою власть. Он не поверил ей и пошел спросить, правда ли?
– Уж эта барышня! – сказал Фока, притворно хмурясь на Наташу.
Никто в доме не рассылал столько людей и не давал им столько работы, как Наташа. Она не могла равнодушно видеть людей, чтобы не послать их куда нибудь. Она как будто пробовала, не рассердится ли, не надуется ли на нее кто из них, но ничьих приказаний люди не любили так исполнять, как Наташиных. «Что бы мне сделать? Куда бы мне пойти?» думала Наташа, медленно идя по коридору.
– Настасья Ивановна, что от меня родится? – спросила она шута, который в своей куцавейке шел навстречу ей.
– От тебя блохи, стрекозы, кузнецы, – отвечал шут.
– Боже мой, Боже мой, всё одно и то же. Ах, куда бы мне деваться? Что бы мне с собой сделать? – И она быстро, застучав ногами, побежала по лестнице к Фогелю, который с женой жил в верхнем этаже. У Фогеля сидели две гувернантки, на столе стояли тарелки с изюмом, грецкими и миндальными орехами. Гувернантки разговаривали о том, где дешевле жить, в Москве или в Одессе. Наташа присела, послушала их разговор с серьезным задумчивым лицом и встала. – Остров Мадагаскар, – проговорила она. – Ма да гас кар, – повторила она отчетливо каждый слог и не отвечая на вопросы m me Schoss о том, что она говорит, вышла из комнаты. Петя, брат ее, был тоже наверху: он с своим дядькой устраивал фейерверк, который намеревался пустить ночью. – Петя! Петька! – закричала она ему, – вези меня вниз. с – Петя подбежал к ней и подставил спину. Она вскочила на него, обхватив его шею руками и он подпрыгивая побежал с ней. – Нет не надо – остров Мадагаскар, – проговорила она и, соскочив с него, пошла вниз.
Как будто обойдя свое царство, испытав свою власть и убедившись, что все покорны, но что всё таки скучно, Наташа пошла в залу, взяла гитару, села в темный угол за шкапчик и стала в басу перебирать струны, выделывая фразу, которую она запомнила из одной оперы, слышанной в Петербурге вместе с князем Андреем. Для посторонних слушателей у ней на гитаре выходило что то, не имевшее никакого смысла, но в ее воображении из за этих звуков воскресал целый ряд воспоминаний. Она сидела за шкапчиком, устремив глаза на полосу света, падавшую из буфетной двери, слушала себя и вспоминала. Она находилась в состоянии воспоминания.
Соня прошла в буфет с рюмкой через залу. Наташа взглянула на нее, на щель в буфетной двери и ей показалось, что она вспоминает то, что из буфетной двери в щель падал свет и что Соня прошла с рюмкой. «Да и это было точь в точь также», подумала Наташа. – Соня, что это? – крикнула Наташа, перебирая пальцами на толстой струне.
– Ах, ты тут! – вздрогнув, сказала Соня, подошла и прислушалась. – Не знаю. Буря? – сказала она робко, боясь ошибиться.
«Ну вот точно так же она вздрогнула, точно так же подошла и робко улыбнулась тогда, когда это уж было», подумала Наташа, «и точно так же… я подумала, что в ней чего то недостает».
– Нет, это хор из Водоноса, слышишь! – И Наташа допела мотив хора, чтобы дать его понять Соне.
– Ты куда ходила? – спросила Наташа.
– Воду в рюмке переменить. Я сейчас дорисую узор.
– Ты всегда занята, а я вот не умею, – сказала Наташа. – А Николай где?
– Спит, кажется.
– Соня, ты поди разбуди его, – сказала Наташа. – Скажи, что я его зову петь. – Она посидела, подумала о том, что это значит, что всё это было, и, не разрешив этого вопроса и нисколько не сожалея о том, опять в воображении своем перенеслась к тому времени, когда она была с ним вместе, и он влюбленными глазами смотрел на нее.
«Ах, поскорее бы он приехал. Я так боюсь, что этого не будет! А главное: я стареюсь, вот что! Уже не будет того, что теперь есть во мне. А может быть, он нынче приедет, сейчас приедет. Может быть приехал и сидит там в гостиной. Может быть, он вчера еще приехал и я забыла». Она встала, положила гитару и пошла в гостиную. Все домашние, учителя, гувернантки и гости сидели уж за чайным столом. Люди стояли вокруг стола, – а князя Андрея не было, и была всё прежняя жизнь.
– А, вот она, – сказал Илья Андреич, увидав вошедшую Наташу. – Ну, садись ко мне. – Но Наташа остановилась подле матери, оглядываясь кругом, как будто она искала чего то.
– Мама! – проговорила она. – Дайте мне его , дайте, мама, скорее, скорее, – и опять она с трудом удержала рыдания.
Она присела к столу и послушала разговоры старших и Николая, который тоже пришел к столу. «Боже мой, Боже мой, те же лица, те же разговоры, так же папа держит чашку и дует точно так же!» думала Наташа, с ужасом чувствуя отвращение, подымавшееся в ней против всех домашних за то, что они были всё те же.
После чая Николай, Соня и Наташа пошли в диванную, в свой любимый угол, в котором всегда начинались их самые задушевные разговоры.


– Бывает с тобой, – сказала Наташа брату, когда они уселись в диванной, – бывает с тобой, что тебе кажется, что ничего не будет – ничего; что всё, что хорошее, то было? И не то что скучно, а грустно?
– Еще как! – сказал он. – У меня бывало, что всё хорошо, все веселы, а мне придет в голову, что всё это уж надоело и что умирать всем надо. Я раз в полку не пошел на гулянье, а там играла музыка… и так мне вдруг скучно стало…
– Ах, я это знаю. Знаю, знаю, – подхватила Наташа. – Я еще маленькая была, так со мной это бывало. Помнишь, раз меня за сливы наказали и вы все танцовали, а я сидела в классной и рыдала, никогда не забуду: мне и грустно было и жалко было всех, и себя, и всех всех жалко. И, главное, я не виновата была, – сказала Наташа, – ты помнишь?
– Помню, – сказал Николай. – Я помню, что я к тебе пришел потом и мне хотелось тебя утешить и, знаешь, совестно было. Ужасно мы смешные были. У меня тогда была игрушка болванчик и я его тебе отдать хотел. Ты помнишь?
– А помнишь ты, – сказала Наташа с задумчивой улыбкой, как давно, давно, мы еще совсем маленькие были, дяденька нас позвал в кабинет, еще в старом доме, а темно было – мы это пришли и вдруг там стоит…
– Арап, – докончил Николай с радостной улыбкой, – как же не помнить? Я и теперь не знаю, что это был арап, или мы во сне видели, или нам рассказывали.
– Он серый был, помнишь, и белые зубы – стоит и смотрит на нас…
– Вы помните, Соня? – спросил Николай…
– Да, да я тоже помню что то, – робко отвечала Соня…
– Я ведь спрашивала про этого арапа у папа и у мама, – сказала Наташа. – Они говорят, что никакого арапа не было. А ведь вот ты помнишь!
– Как же, как теперь помню его зубы.
– Как это странно, точно во сне было. Я это люблю.
– А помнишь, как мы катали яйца в зале и вдруг две старухи, и стали по ковру вертеться. Это было, или нет? Помнишь, как хорошо было?
– Да. А помнишь, как папенька в синей шубе на крыльце выстрелил из ружья. – Они перебирали улыбаясь с наслаждением воспоминания, не грустного старческого, а поэтического юношеского воспоминания, те впечатления из самого дальнего прошедшего, где сновидение сливается с действительностью, и тихо смеялись, радуясь чему то.
Соня, как и всегда, отстала от них, хотя воспоминания их были общие.
Соня не помнила многого из того, что они вспоминали, а и то, что она помнила, не возбуждало в ней того поэтического чувства, которое они испытывали. Она только наслаждалась их радостью, стараясь подделаться под нее.
Она приняла участие только в том, когда они вспоминали первый приезд Сони. Соня рассказала, как она боялась Николая, потому что у него на курточке были снурки, и ей няня сказала, что и ее в снурки зашьют.
– А я помню: мне сказали, что ты под капустою родилась, – сказала Наташа, – и помню, что я тогда не смела не поверить, но знала, что это не правда, и так мне неловко было.
Во время этого разговора из задней двери диванной высунулась голова горничной. – Барышня, петуха принесли, – шопотом сказала девушка.
– Не надо, Поля, вели отнести, – сказала Наташа.
В середине разговоров, шедших в диванной, Диммлер вошел в комнату и подошел к арфе, стоявшей в углу. Он снял сукно, и арфа издала фальшивый звук.
– Эдуард Карлыч, сыграйте пожалуста мой любимый Nocturiene мосье Фильда, – сказал голос старой графини из гостиной.
Диммлер взял аккорд и, обратясь к Наташе, Николаю и Соне, сказал: – Молодежь, как смирно сидит!
– Да мы философствуем, – сказала Наташа, на минуту оглянувшись, и продолжала разговор. Разговор шел теперь о сновидениях.
Диммлер начал играть. Наташа неслышно, на цыпочках, подошла к столу, взяла свечу, вынесла ее и, вернувшись, тихо села на свое место. В комнате, особенно на диване, на котором они сидели, было темно, но в большие окна падал на пол серебряный свет полного месяца.