Кулигин, Виталий Сергеевич

Виталий Сергеевич Кулигин
Дата рождения	23 ноября 1922(1922-11-23)
Место рождения	Ярославль
Дата смерти	14 мая 1977(1977-05-14) (54 года)
Место смерти	Ярославль
Принадлежность	СССР СССР
Сражения/войны	Великая Отечественная война
Награды и премии

Виталий Сергеевич Кулигин (23.11.1922 — 14.05.1977) — советский военнослужащий, участник Великой Отечественной войны, полный кавалер ордена Славы, разведчик 30-й отдельной разведывательной роты, младший сержант — на момент представления к награждению орденом Славы 1-й степени.

Биография

Родился 23 ноября 1922 года в городе Ярославле. Окончил 7 классов. Работал на автомобильном заводе.

В сентябре 1941 года был призван в Красную Армию. В запасном полку получил воинскую специальность сапера и только через 8 месяцев попал на фронт. Воевал в составе 44-го отдельного саперного батальона. Боевое крещение получил зимой 1942 года в боях под Старой Руссой: в составе разведгруппы участвовал в захвате языка, обеспечил разведчикам проход в минных полях, прикрывал их отход. Из 12 саперов к своим вернулся один Кулигин.

В дальнейшем сапер Кулигин участвовал в десятках операций, много раз в сложных условиях проделывал проходы в минных полях и проволочных заграждениях, обеспечивал нашим частям и подразделениям успешные прорывы во вражеской обороне, выполнял ответственные задания в тылу врага. 28 декабря 1943 года, все там же под Старой Руссой, группа саперов под командованием ефрейтора Кулигина разминировала дорогу и переустановила вражеские мины на направлении предполагаемой контратаки противников. За эту операцию командованием 51-й стрелковой дивизии ефрейтор Кулигин отмечен первой боевой наградой — медалью «За отвагу».

В ночь на 29 апреля 1944 года ефрейтор Кулигин с группой саперов в районе населенного пункта Зазерье под огнём противника подготовил два прохода в проволочных заграждениях, снял несколько десятков мин. В во время артиллерийского налета путём подрыва проволочных заграждений был образован ещё один проход шириной 30 м. На рассвете, когда пехота поднялась в атаку, саперы Кулигина шли в первых рядах. Непосредственно у вражеских траншей Кулигин снял ещё 23 мины. Наша пехота, вклинившись во вражескую оборону в результате неожиданной ночной атаки, в течение всего следующего дня с боями пробивалась вперед и к вечеру закрепилась на новых позициях. Саперы, прикрывая минными заграждениями подступы к нашей обороне, за короткую весеннюю ночь поставили свыше трехсот мин, 50 из которых установил лично Кулигин. Приказом от 11 мая 1944 года ефрейтор Кулигин Виталий Сергеевич награждён орденом Славы 3-й степени.

Осенью 1944 года саперам вновь пришлось много работать — уже на 1-м Прибалтийском фронте, когда наши войска готовились к прорыву вражеской обороны. В ночь на 6 сентябре 1944 года в районе в 10 км юго-восточнее города Бауска ефрейтор Кулигин, действуя в группе разведчиков, скрытно выдвинулся к переднему краю обороны противника. Определил границу минного поля, тип установленных мин и характер заграждений. Остальные разведчики в это время изучили систему проволочных заграждений, характер и расположение траншей. В ходе разведки обезвредил 8 противотанковых мин, из которых две незнакомой конструкции доставил в штаб батальона. Собранные разведывательной группой данные сыграли большую роль при разработке плана наступательной операции дивизии. Все участники разведки были отмечены боевыми наградами. Приказом от 24 сентября 1944 года ефрейтор Кулигин Виталий Сергеевич награждён орденом Славы 2-й степени.

В начале 1945 года, в боях в восточной Пруссии младший сержант Кулигин сражался в составе 30-й отдельной разведывательной роты. При овладении сильно укрепленным опорным пунктом Тюльксдорф в ночь на 23 февраля 1945 года, действуя в составе разведгруппы, Кулигин одним из первых проник в расположение противника. С двумя бойцами незаметно подобрался к вражескому пулемету, обойдя сарай с тыла, забросал его гранатами. Ворвавшись в сарай, автоматными очередями уложил пытавшихся бежать противников. Разведчики, поднявшись в атаку, овладели важным рубежом. Последние выстрелы сапер-разведчик сделал в апреле 1945 года в столице Восточной Пруссии.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 19 апреля 1945 года за образцовое выполнение заданий командования в боях с немецко-вражескими захватчиками младший сержант Кулигин Виталий Сергеевич награждён орденом Славы 1-й степени. Стал полным кавалером ордена Славы.

В 1947 году сержант Кулигин был демобилизован. Вернулся в город Ярославль, на родной завод. До последних дней работал в инструментальном цехе Ярославского моторного завода. Скончался 14 мая 1977 года. Похоронен на Западном гражданском кладбище города Ярославля.

Награждён орденами Красной Звезды, Славы 3-х степеней, медалями.

В Ярославле на доме, где жил ветеран, установлена мемориальная доска.

Литература

• Гришко Г. А. Жаворонкин М. Ю. Орденская книжка. Москва, 2005
• Кавалеры ордена Славы трёх степеней: Краткий биографический словарь / Пред. ред. коллегии Д. С. Сухоруков. — М.: Воениздат, 2000. — 703 с. — 10 000 экз. — ISBN 5-203-01883-9.
• Радовская Н. Н., Беляков Ю. П. Славы солдатской созвездие. Ярославль, 1978

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=8932 Виталий Сергеевич Кулигин]. Сайт «Герои Страны». Проверено 5 июля 2014.

Отрывок, характеризующий Кулигин, Виталий Сергеевич

На зарево первого занявшегося 2 го сентября пожара с разных дорог с разными чувствами смотрели убегавшие и уезжавшие жители и отступавшие войска.
Поезд Ростовых в эту ночь стоял в Мытищах, в двадцати верстах от Москвы. 1 го сентября они выехали так поздно, дорога так была загромождена повозками и войсками, столько вещей было забыто, за которыми были посылаемы люди, что в эту ночь было решено ночевать в пяти верстах за Москвою. На другое утро тронулись поздно, и опять было столько остановок, что доехали только до Больших Мытищ. В десять часов господа Ростовы и раненые, ехавшие с ними, все разместились по дворам и избам большого села. Люди, кучера Ростовых и денщики раненых, убрав господ, поужинали, задали корму лошадям и вышли на крыльцо.
В соседней избе лежал раненый адъютант Раевского, с разбитой кистью руки, и страшная боль, которую он чувствовал, заставляла его жалобно, не переставая, стонать, и стоны эти страшно звучали в осенней темноте ночи. В первую ночь адъютант этот ночевал на том же дворе, на котором стояли Ростовы. Графиня говорила, что она не могла сомкнуть глаз от этого стона, и в Мытищах перешла в худшую избу только для того, чтобы быть подальше от этого раненого.
Один из людей в темноте ночи, из за высокого кузова стоявшей у подъезда кареты, заметил другое небольшое зарево пожара. Одно зарево давно уже видно было, и все знали, что это горели Малые Мытищи, зажженные мамоновскими казаками.
– А ведь это, братцы, другой пожар, – сказал денщик.
Все обратили внимание на зарево.
– Да ведь, сказывали, Малые Мытищи мамоновские казаки зажгли.
– Они! Нет, это не Мытищи, это дале.
– Глянь ка, точно в Москве.
Двое из людей сошли с крыльца, зашли за карету и присели на подножку.
– Это левей! Как же, Мытищи вон где, а это вовсе в другой стороне.
Несколько людей присоединились к первым.
– Вишь, полыхает, – сказал один, – это, господа, в Москве пожар: либо в Сущевской, либо в Рогожской.
Никто не ответил на это замечание. И довольно долго все эти люди молча смотрели на далекое разгоравшееся пламя нового пожара.
Старик, графский камердинер (как его называли), Данило Терентьич подошел к толпе и крикнул Мишку.
– Ты чего не видал, шалава… Граф спросит, а никого нет; иди платье собери.
– Да я только за водой бежал, – сказал Мишка.
– А вы как думаете, Данило Терентьич, ведь это будто в Москве зарево? – сказал один из лакеев.
Данило Терентьич ничего не отвечал, и долго опять все молчали. Зарево расходилось и колыхалось дальше и дальше.
– Помилуй бог!.. ветер да сушь… – опять сказал голос.
– Глянь ко, как пошло. О господи! аж галки видно. Господи, помилуй нас грешных!
– Потушат небось.
– Кому тушить то? – послышался голос Данилы Терентьича, молчавшего до сих пор. Голос его был спокоен и медлителен. – Москва и есть, братцы, – сказал он, – она матушка белока… – Голос его оборвался, и он вдруг старчески всхлипнул. И как будто только этого ждали все, чтобы понять то значение, которое имело для них это видневшееся зарево. Послышались вздохи, слова молитвы и всхлипывание старого графского камердинера.


Камердинер, вернувшись, доложил графу, что горит Москва. Граф надел халат и вышел посмотреть. С ним вместе вышла и не раздевавшаяся еще Соня, и madame Schoss. Наташа и графиня одни оставались в комнате. (Пети не было больше с семейством; он пошел вперед с своим полком, шедшим к Троице.)
Графиня заплакала, услыхавши весть о пожаре Москвы. Наташа, бледная, с остановившимися глазами, сидевшая под образами на лавке (на том самом месте, на которое она села приехавши), не обратила никакого внимания на слова отца. Она прислушивалась к неумолкаемому стону адъютанта, слышному через три дома.
– Ах, какой ужас! – сказала, со двора возвративись, иззябшая и испуганная Соня. – Я думаю, вся Москва сгорит, ужасное зарево! Наташа, посмотри теперь, отсюда из окошка видно, – сказала она сестре, видимо, желая чем нибудь развлечь ее. Но Наташа посмотрела на нее, как бы не понимая того, что у ней спрашивали, и опять уставилась глазами в угол печи. Наташа находилась в этом состоянии столбняка с нынешнего утра, с того самого времени, как Соня, к удивлению и досаде графини, непонятно для чего, нашла нужным объявить Наташе о ране князя Андрея и о его присутствии с ними в поезде. Графиня рассердилась на Соню, как она редко сердилась. Соня плакала и просила прощенья и теперь, как бы стараясь загладить свою вину, не переставая ухаживала за сестрой.
– Посмотри, Наташа, как ужасно горит, – сказала Соня.
– Что горит? – спросила Наташа. – Ах, да, Москва.
И как бы для того, чтобы не обидеть Сони отказом и отделаться от нее, она подвинула голову к окну, поглядела так, что, очевидно, не могла ничего видеть, и опять села в свое прежнее положение.
– Да ты не видела?
– Нет, право, я видела, – умоляющим о спокойствии голосом сказала она.
И графине и Соне понятно было, что Москва, пожар Москвы, что бы то ни было, конечно, не могло иметь значения для Наташи.
Граф опять пошел за перегородку и лег. Графиня подошла к Наташе, дотронулась перевернутой рукой до ее головы, как это она делала, когда дочь ее бывала больна, потом дотронулась до ее лба губами, как бы для того, чтобы узнать, есть ли жар, и поцеловала ее.
– Ты озябла. Ты вся дрожишь. Ты бы ложилась, – сказала она.
– Ложиться? Да, хорошо, я лягу. Я сейчас лягу, – сказала Наташа.
С тех пор как Наташе в нынешнее утро сказали о том, что князь Андрей тяжело ранен и едет с ними, она только в первую минуту много спрашивала о том, куда? как? опасно ли он ранен? и можно ли ей видеть его? Но после того как ей сказали, что видеть его ей нельзя, что он ранен тяжело, но что жизнь его не в опасности, она, очевидно, не поверив тому, что ей говорили, но убедившись, что сколько бы она ни говорила, ей будут отвечать одно и то же, перестала спрашивать и говорить. Всю дорогу с большими глазами, которые так знала и которых выражения так боялась графиня, Наташа сидела неподвижно в углу кареты и так же сидела теперь на лавке, на которую села. Что то она задумывала, что то она решала или уже решила в своем уме теперь, – это знала графиня, но что это такое было, она не знала, и это то страшило и мучило ее.