Кулиш, Александра Михайловна

Александра Михайловна Кулиш

Алекса́ндра Миха́йловна Кули́ш (урождённая Белозе́рская, 23 апреля [5 мая] 1828 год — 20 июня [6 июля] 1911 год) — украинская писательница.

Биография

Родилась на хуторе Мотроновке, под Борзною, Черниговской губернии. В аристократической семье её соблюдались украинские обычаи и использовался народный язык. Обучение её начиналось с крепостного слуги, который считал необходимым применение розги. Однако её мать, узнав об этом, прекратила эту практику и взяла образование дочери в свои руки.

Когда Александре исполнилось семь лет, отец её умер. Мать, обременённая восемью детьми и всем хозяйством, отправила дочь к своей приятельнице О. И. Козиковой. Здесь прожила Леся до 12 лет, обучаясь вместе с детьми Козиковой и узнавая народную поэзию по произведениям Котляревского, Гулак-Артемовского и В. Забилы.

Однако, по смерти Козиковой, Александра вернулась к матери и до своего 18-летия помогала ей по хозяйству. Отсюда она почерпнула знание быта и нравов простых людей, которое впоследствии проявилось в её произведениях.

Вероятнее всего, в гостях у её родственника Тимковского, произошло её знакомство с П. А. Кулишем. 22 января 1847 года была сыграна свадьба, на которой шафером был Т. Шевченко.

Литературная деятельность

Ганна Барвинок (литературный псевдоним Александры Кулиш) появилась в литературе довольно поздно, лишь в 1860 году. Утверждают, что к писательству побудил её пример Марии Маркович (Марко Вовчок). Повести «Лихо не без добра» и «В осени лето» были напечатаны в альманахе «Хата».

В 1861 году под псевдонимом А. Нечуй-ветер были изданы три повести:

• «Сиритський жаль»
• «Не було з малку, не буде й до ‘станку»
• «Хатне лихо»

В 1862 году под псевдонимом Барвинок вышла в «Основе» её повесть «Наш дид и пип». Затем печатались:

• «Домонтар» («Правда», Львов, 1869)
• В альманахе «Руська Хата», 1877:
  • «Трудящий шукае доле, а доля шукае трудящого»
  • «Чорт у крепацтве»
• «Квитки с сльозами, сльозы з квитками» («Рада», Киев, 1884)
• В издании «Перший винок», Львов, 1887:
  • «Перемогла!»
  • «Жиноче бидуванне»
• «Пьяныця» («Складка». Альманах. Харьков, 1887)
• «Вирна пара» (иллюстр. календ. товарищества «Просвета» на 1886)
• «Подожна пара» («Дзвонок», Львов, 1890)

Кроме того, Барвинок написала шесть этнографического характера рассказов на русском языке, напечатанных в «Киевской старине» (1888, № 6 и 12, 1889, № 7):

• «С Волыни» (1861);
• «С дороги» (1861);
• «Жизнь в одном селе» (1862) — автобиографический;
• «Молотники» (1888);
• «Половинщик» (1888);
• «Русалка» (1889).

В некоторых произведениях, например в «Не було з малку, не буде й до ‘станку» Ганна Барвинок подражала М. Маркович. Повесть «Домонтар», изображение тихой домашней жизни — более самостоятельна.

Произведения, в основу которых были положены народные истории («Трудящий шукае доле, а доля шукае трудящого», «Чорт у крепацтве», «Пьяныця», «Перемогла!», «Жиноче бидувание») лучше удавались Ганне Барвинок.

Некоторые критики считают выдающейся повесть «Верна пара», отмечая, однако, совершенную её неправдоподобность; гораздо выше уровень повести «Перемогла!», в основу которой положены слова песни: «Батько милый, маты мила, дружина милійшы».

Хорошо написаны также её рассказы на русском языке.

Примечания

• Кулиш, Александра Михайловна // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• [www.rgali.ru/showObject.do?object=10880174 в РГАЛИ]
• [rusinst.ru/articletext.asp?rzd=1&id=3762 в Институте Русской Цивилизации]
• Иван Корсак. «Кольцо Ганны Барвинок». Роман. Киев, Ярославив Вал. 2015

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Отрывок, характеризующий Кулиш, Александра Михайловна

Даву был Аракчеев императора Наполеона – Аракчеев не трус, но столь же исправный, жестокий и не умеющий выражать свою преданность иначе как жестокостью.
В механизме государственного организма нужны эти люди, как нужны волки в организме природы, и они всегда есть, всегда являются и держатся, как ни несообразно кажется их присутствие и близость к главе правительства. Только этой необходимостью можно объяснить то, как мог жестокий, лично выдиравший усы гренадерам и не могший по слабости нерв переносить опасность, необразованный, непридворный Аракчеев держаться в такой силе при рыцарски благородном и нежном характере Александра.
Балашев застал маршала Даву в сарае крестьянскои избы, сидящего на бочонке и занятого письменными работами (он поверял счеты). Адъютант стоял подле него. Возможно было найти лучшее помещение, но маршал Даву был один из тех людей, которые нарочно ставят себя в самые мрачные условия жизни, для того чтобы иметь право быть мрачными. Они для того же всегда поспешно и упорно заняты. «Где тут думать о счастливой стороне человеческой жизни, когда, вы видите, я на бочке сижу в грязном сарае и работаю», – говорило выражение его лица. Главное удовольствие и потребность этих людей состоит в том, чтобы, встретив оживление жизни, бросить этому оживлению в глаза спою мрачную, упорную деятельность. Это удовольствие доставил себе Даву, когда к нему ввели Балашева. Он еще более углубился в свою работу, когда вошел русский генерал, и, взглянув через очки на оживленное, под впечатлением прекрасного утра и беседы с Мюратом, лицо Балашева, не встал, не пошевелился даже, а еще больше нахмурился и злобно усмехнулся.
Заметив на лице Балашева произведенное этим приемом неприятное впечатление, Даву поднял голову и холодно спросил, что ему нужно.
Предполагая, что такой прием мог быть сделан ему только потому, что Даву не знает, что он генерал адъютант императора Александра и даже представитель его перед Наполеоном, Балашев поспешил сообщить свое звание и назначение. В противность ожидания его, Даву, выслушав Балашева, стал еще суровее и грубее.
– Где же ваш пакет? – сказал он. – Donnez le moi, ije l'enverrai a l'Empereur. [Дайте мне его, я пошлю императору.]
Балашев сказал, что он имеет приказание лично передать пакет самому императору.
– Приказания вашего императора исполняются в вашей армии, а здесь, – сказал Даву, – вы должны делать то, что вам говорят.
И как будто для того чтобы еще больше дать почувствовать русскому генералу его зависимость от грубой силы, Даву послал адъютанта за дежурным.
Балашев вынул пакет, заключавший письмо государя, и положил его на стол (стол, состоявший из двери, на которой торчали оторванные петли, положенной на два бочонка). Даву взял конверт и прочел надпись.
– Вы совершенно вправе оказывать или не оказывать мне уважение, – сказал Балашев. – Но позвольте вам заметить, что я имею честь носить звание генерал адъютанта его величества…
Даву взглянул на него молча, и некоторое волнение и смущение, выразившиеся на лице Балашева, видимо, доставили ему удовольствие.
– Вам будет оказано должное, – сказал он и, положив конверт в карман, вышел из сарая.
Через минуту вошел адъютант маршала господин де Кастре и провел Балашева в приготовленное для него помещение.
Балашев обедал в этот день с маршалом в том же сарае, на той же доске на бочках.
На другой день Даву выехал рано утром и, пригласив к себе Балашева, внушительно сказал ему, что он просит его оставаться здесь, подвигаться вместе с багажами, ежели они будут иметь на то приказания, и не разговаривать ни с кем, кроме как с господином де Кастро.