Кулунджич, Звонимир

Звонимир Кулунджич
Zvonimir Kulundžić
Имя при рождении:	Zvonimir Kulundžić
Род деятельности:	историк, публицист, книговед и историк письменности
Дата рождения:	16 января 1911(1911-01-16)
Место рождения:	Осиек
Гражданство:	хорват
Дата смерти:	27 декабря 1994(1994-12-27) (83 года)
Место смерти:	Загреб

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Звонимир Кулунджич (хорв. Zvonimir Kulundžić 16 января 1911, Осиек — 27 декабря 1994, Загреб) — хорватский историк, публицист, книговед и историк письменности.

Биография

Автор исследований об известных деятелях Хорватии, таких, как Степан Радич, Антун Радич, Эвген Кватерник, Миховил Павлек Мичкин, Славко Колар, Мирослав Крлежа, работ по хорватской культуре и историографии. К темам работ подходил с фактической стороны, иногда эмоционально. В публицистических работах затрагивал многие актуальные вопросы хорватского общества. Автор объёмного труда «История письма». Он редактировал сборник литературных произведений М. П. Мичкина (1968 г., в 4 томах), Славко Колара (1970 и 1971 гг. в 6 томах), а также избранные произведения Степана Радича под заголовком «Политические сочинения» (1971 г.), содержащие автобиографию Радича, статьи, выступления и дискуссии.

В своей знаменитой работе он выдвинул предположение, что первая печатная книга на хорватском языке, Миссал, о законах римского права начиная с 22 февраля 1483 года отпечатана в Kosinj, в Лике. В своей книге «Kosinj — колыбель книгопечатания славянского юга» он дал много утверждений в пользу указанной гипотезы и по сегодняшний день научному сообществу не удалось ни полностью доказать, ни опровергнуть результаты и выводы его исследований о том, что происхождение первой печатной инкунабулы, до получения новых сведений, должно относиться именно к Kosinj или Kosinjski Bakovac, небольшому поселению близ Perušića, в Лике. Он также открыл первую прозу Марулича на хорватском языке, которая была старше его поэмы «Юдифь», и являясь на самом деле переводом средневекового труда «De imitatione Christi» под заголовком «Od naslidovanja Isukarstova» (от 1500 года) и опубликовал вместе с Джулье Деросси в 1989 году.

Из-за своей полемичности, непримиримости с существующим положением, неприятии авторитета и высокопоставленных людей власти, его называли Quercus croaticus incorruptibilis et indelebilis (хорватский дуб, неподкупный и несокрушимый), и так эта метафора вошла в хорватский политический лексикон «Hrvoja Šošića».

Работы

Книги

• «Kroz istoriju pisanja» (Загреб, 1948)
• «Ljudski govor i jezici» (Загреб, 1949)
• «Knjiga o Knjizi» (Загреб, 1951 и 1957)
• «Razgovor neugodni naroda književnog» (Загреб, 1952 и 1970)
• «Put do knjige» (Загреб, 1959)
• «Kosinj, kolijevka štamparstva Slavenskog juga» (Загреб, 1960)
• «Đačka trilogija» (Драма, написана за 30 лет до опубликования в качестве новаторской литературной работы; Осиек, 1962)
• «Atentat na Stjepana Radića» (Загреб, 1962 и 1967)
• «Gutenberg und sein Werk im Slavischen Süden, Inauguralrede zur 500-Jahr-Feier von Gutenberg Tode» (Майнц, 1964)
• «Problematika najstarijeg hrvatskog štamparstva» (Риека, 1966)
• «Zgodovina Knjige» (Любляна, 1967)
• «Miškina, presjek kroz stvarnost hrvatskog sela, od Khuena do Poglavnika» (Копривница, 1968)
• «Politika i korupcija u Kraljevskoj Jugoslaviji» (Загреб, 1968)
• «Tragedija hrvatske historiografije» (Загреб, 1970, два издания)
• «Živi Radić» (К столетию со дна рождения Степана Радича, Загреб, 1970, три издания)
• «Slavko Kolar i njegovo vrijeme» (Загреб, 1977)
• «Ta rič hrvacka, starinska naša draga… ča zvoni kroz stolića» (том I, Загреб, 1977; том II, Загреб, 1979)
• «Petstota obljetnica Kosinjskog Misala» (1983)
• «Stara hrvatska knjiga u svjetskom kontekstu» (Загреб, 1986)
• «Stjepan Radić und die kroatische Bauernpartei im Kampf für Freiheit und Demokratie» (Цюрих, 1988)
• «Tajne i kompleksi Miroslava Krleže» (Любляна, 1988)
• «Stjepan Radić i njegov republikanski ustav» (Загреб, 1990 и 1991)
• «Odgonetavanje „Zagonetke Rakovica“» (Загреб, 1994)

Отрывок, характеризующий Кулунджич, Звонимир

Берг покраснел и улыбнулся.
– И я люблю ее, потому что у нее характер рассудительный – очень хороший. Вот другая ее сестра – одной фамилии, а совсем другое, и неприятный характер, и ума нет того, и эдакое, знаете?… Неприятно… А моя невеста… Вот будете приходить к нам… – продолжал Берг, он хотел сказать обедать, но раздумал и сказал: «чай пить», и, проткнув его быстро языком, выпустил круглое, маленькое колечко табачного дыма, олицетворявшее вполне его мечты о счастьи.
Подле первого чувства недоуменья, возбужденного в родителях предложением Берга, в семействе водворилась обычная в таких случаях праздничность и радость, но радость была не искренняя, а внешняя. В чувствах родных относительно этой свадьбы были заметны замешательство и стыдливость. Как будто им совестно было теперь за то, что они мало любили Веру, и теперь так охотно сбывали ее с рук. Больше всех смущен был старый граф. Он вероятно не умел бы назвать того, что было причиной его смущенья, а причина эта была его денежные дела. Он решительно не знал, что у него есть, сколько у него долгов и что он в состоянии будет дать в приданое Вере. Когда родились дочери, каждой было назначено по 300 душ в приданое; но одна из этих деревень была уж продана, другая заложена и так просрочена, что должна была продаваться, поэтому отдать имение было невозможно. Денег тоже не было.
Берг уже более месяца был женихом и только неделя оставалась до свадьбы, а граф еще не решил с собой вопроса о приданом и не говорил об этом с женою. Граф то хотел отделить Вере рязанское именье, то хотел продать лес, то занять денег под вексель. За несколько дней до свадьбы Берг вошел рано утром в кабинет к графу и с приятной улыбкой почтительно попросил будущего тестя объявить ему, что будет дано за графиней Верой. Граф так смутился при этом давно предчувствуемом вопросе, что сказал необдуманно первое, что пришло ему в голову.
– Люблю, что позаботился, люблю, останешься доволен…
И он, похлопав Берга по плечу, встал, желая прекратить разговор. Но Берг, приятно улыбаясь, объяснил, что, ежели он не будет знать верно, что будет дано за Верой, и не получит вперед хотя части того, что назначено ей, то он принужден будет отказаться.
– Потому что рассудите, граф, ежели бы я теперь позволил себе жениться, не имея определенных средств для поддержания своей жены, я поступил бы подло…
Разговор кончился тем, что граф, желая быть великодушным и не подвергаться новым просьбам, сказал, что он выдает вексель в 80 тысяч. Берг кротко улыбнулся, поцеловал графа в плечо и сказал, что он очень благодарен, но никак не может теперь устроиться в новой жизни, не получив чистыми деньгами 30 тысяч. – Хотя бы 20 тысяч, граф, – прибавил он; – а вексель тогда только в 60 тысяч.
– Да, да, хорошо, – скороговоркой заговорил граф, – только уж извини, дружок, 20 тысяч я дам, а вексель кроме того на 80 тысяч дам. Так то, поцелуй меня.


Наташе было 16 лет, и был 1809 год, тот самый, до которого она четыре года тому назад по пальцам считала с Борисом после того, как она с ним поцеловалась. С тех пор она ни разу не видала Бориса. Перед Соней и с матерью, когда разговор заходил о Борисе, она совершенно свободно говорила, как о деле решенном, что всё, что было прежде, – было ребячество, про которое не стоило и говорить, и которое давно было забыто. Но в самой тайной глубине ее души, вопрос о том, было ли обязательство к Борису шуткой или важным, связывающим обещанием, мучил ее.
С самых тех пор, как Борис в 1805 году из Москвы уехал в армию, он не видался с Ростовыми. Несколько раз он бывал в Москве, проезжал недалеко от Отрадного, но ни разу не был у Ростовых.
Наташе приходило иногда к голову, что он не хотел видеть ее, и эти догадки ее подтверждались тем грустным тоном, которым говаривали о нем старшие: