Кульман, Квирин

Квирин Кульман

Quirinus Kuhlmann

Квири́н(ус) Ку́льман (нем. Quirinus Kuhlmann, также Culmannus, Kühlmann, Kuhlman; 25 февраля 1651, Бреслау (ныне Вроцлав) — 4 октября 1689, Москва) — немецкий мистик, писатель и поэт.

Начало деятельности

Родом из купеческой семьи. В детстве отличался слабым здоровьем, с трудом говорил, проводил много времени в богатой городской библиотеке. Первые сочинения Кульмана относятся ко времени его учёбы в гимназии. В 1669 году он серьёзно заболел, был на краю смерти; у Кульмана начались видения, в течение пяти лет он считал, что за ним неотступно следуют два ангела.

В 1670 году он публикует сочинение «Ростки немецкой пальмы» (Entsprossenen teutschen Palmen) — экстатическую похвалу Плодоносному обществу, занимавшемуся обновлением немецкого языка и литературы, через год — «Небесные поцелуи любви» (Himmlische Libes-Küssen). За сборник сонетов был удостоен венца поэта-лауреата и высокого покровительства. Изучав в течение трёх лет право в Йене, он переезжает в нидерландский город Лейден, где полностью посвящает себя духовным исканиям, знакомится с учением Бёме и делается его последователем (книга «Нововдохновлённый Бёме» (Neubegeisterter Böhme, 1674). Также сильное влияние на взгляды Кульмана в этот период оказывают чешские мистики — Ян Амос Коменский, Христофор Коттер, Николай Драбик (Драбиций), Христина Понятовская.

Мистическое учение

Кульманн переиначивает своё имя, называя себя Kühlmonarch («хладный властитель (монарх)»; Бог, по его представлению, охлаждает жар дьявола), разрабатывает утопические планы по объединению иудаизма, ислама и христианства в единую религию, объявляет себя «Сыном Сына Божьего» и проповедует собственное мистическое учение о скором крушении «Вавилона» и наступлении «иезуэлитского царства», в котором люди будут жить, «как до грехопадения Адама». В 1678 году он отправился из Парижа в Константинополь, желая обратить в свою веру самого турецкого султана; потерпев закономерную неудачу, Кульман вынужден был вернуться обратно. Приехав в Лондон в 1682 году, он женился на англичанке Анне Гулд (вскоре умершей), затем скитался с проповедями по Англии, Нидерландам, Швейцарии, выпустил в свет сборник стихов «Прохладительная псалтырь» (Kühl-Psalt, 1684-86), предпринял путешествие в Иерусалим, но уже через неделю повернул обратно. В 1687 году заключил брак с Эстер Михаэлис, от которой родилась умершая во младенчестве дочь. За свои проповеди неоднократно подвергался арестам в Германии, Нидерландах, Англии.

Путешествие в Москву и смерть

В том же году от живописца Отто Генина, чей родственник состоял на службе русского государя, Кульман узнал, что в России есть приверженцы идей Якоба Бёме. Составив послание, полное апокалиптических пророчеств и излагающее суть его учения, он попытался доставить его к московскому двору через Генина, а после неудачи сам отправился в путь. 27 апреля 1689 года Кульман добрался до Москвы, где был с восторгом встречен в Немецкой слободе, где действительно жили последователи Бёме и других мистиков, и нашёл себе покровителя — богатого купца Конрада Нордермана. Опасаясь влияния Кульмана, Иоахим Мейнеке, главный пастор московской немецкой общины, подал жалобу патриарху Иоакиму, обвиняя Кульмана в ереси и неуважении к царской власти. Переводчики Посольского приказа Юрий Гивнер и Иван Тяжкогорский, ознакомившись с изъятыми у Кульмана бумагами, составили т. н. «Мнение переводчиков», приложенное затем к розыскному делу. Кульман и Нордерман подверглись пыткам и, не желая отказаться от своего учения, по указу царей-соправителей Петра I и Ивана V были сожжены в срубе на Красной площади вместе с письменными трудами Кульмана.

В культуре

Казнь Кульмана изображена в романе А. Н. Толстого «Пётр Первый». М. Л. Гаспаров в своих «Записях и выписках» упоминает некую немецкую антологию, «с порога» предупреждающую читателей: «От комментирования стихов Квирина Кульмана мы отказываемся»; самого поэта он сравнивает с растерзанным толпой «за плохие стихи» поэтом Цинной — персонажем шекспировского «Юлия Цезаря».

Литература

• Кульман Квирин // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Claus Victor Bock. Quirinus Kuhlmann als Dichter. — Bern: Francke Verlag, 1957. — 133 pp. (Basler Studien zur deutschen Sprache und. Literatur, 18)
• Hughes L. Russia in the Age of Peter the Great. — New Haven: Yale University Press, 1998. — 604 с. — ISBN 0-300-07539-1.

Ссылки

• [shchedrovitskiy.ru/poetry_translates_de.php?id=92&cid=5443#2 Двадцать третий поцелуй любви. Ночь Рождества Господня /пер. Д. В. Щедровицкого]
• [magazines.russ.ru/inostran/2006/2/le7.html Стихотворения Кульмана в переводе В. Летучего]
• [dic.yandex.ru/dict/religion/article/rel/rel-1041.htm?text=%D0%BA%D1%83%D0%BB%D1%8C%D0%BC%D0%B0%D0%BD Статья о Кульмане в энциклопедии «Религия»]
• [www.portal-credo.ru/site/?act=lib&id=338 Антицерковные ереси и вольнодумство конца XVII—начала XVIII в. Кружки Дмитрия Тверитинова и Квирина Кульмана]
• [www.zeno.org/Literatur/M/Kuhlmann,+Quirinus Произведения Кульмана в оригинале]  (нем.)

Отрывок, характеризующий Кульман, Квирин

Сначала он рассказывал с тем насмешливым, кротким взглядом, который он имел теперь на людей и в особенности на самого себя; но потом, когда он дошел до рассказа об ужасах и страданиях, которые он видел, он, сам того не замечая, увлекся и стал говорить с сдержанным волнением человека, в воспоминании переживающего сильные впечатления.
Княжна Марья с кроткой улыбкой смотрела то на Пьера, то на Наташу. Она во всем этом рассказе видела только Пьера и его доброту. Наташа, облокотившись на руку, с постоянно изменяющимся, вместе с рассказом, выражением лица, следила, ни на минуту не отрываясь, за Пьером, видимо, переживая с ним вместе то, что он рассказывал. Не только ее взгляд, но восклицания и короткие вопросы, которые она делала, показывали Пьеру, что из того, что он рассказывал, она понимала именно то, что он хотел передать. Видно было, что она понимала не только то, что он рассказывал, но и то, что он хотел бы и не мог выразить словами. Про эпизод свой с ребенком и женщиной, за защиту которых он был взят, Пьер рассказал таким образом:
– Это было ужасное зрелище, дети брошены, некоторые в огне… При мне вытащили ребенка… женщины, с которых стаскивали вещи, вырывали серьги…
Пьер покраснел и замялся.
– Тут приехал разъезд, и всех тех, которые не грабили, всех мужчин забрали. И меня.
– Вы, верно, не все рассказываете; вы, верно, сделали что нибудь… – сказала Наташа и помолчала, – хорошее.
Пьер продолжал рассказывать дальше. Когда он рассказывал про казнь, он хотел обойти страшные подробности; но Наташа требовала, чтобы он ничего не пропускал.
Пьер начал было рассказывать про Каратаева (он уже встал из за стола и ходил, Наташа следила за ним глазами) и остановился.
– Нет, вы не можете понять, чему я научился у этого безграмотного человека – дурачка.
– Нет, нет, говорите, – сказала Наташа. – Он где же?
– Его убили почти при мне. – И Пьер стал рассказывать последнее время их отступления, болезнь Каратаева (голос его дрожал беспрестанно) и его смерть.
Пьер рассказывал свои похождения так, как он никогда их еще не рассказывал никому, как он сам с собою никогда еще не вспоминал их. Он видел теперь как будто новое значение во всем том, что он пережил. Теперь, когда он рассказывал все это Наташе, он испытывал то редкое наслаждение, которое дают женщины, слушая мужчину, – не умные женщины, которые, слушая, стараются или запомнить, что им говорят, для того чтобы обогатить свой ум и при случае пересказать то же или приладить рассказываемое к своему и сообщить поскорее свои умные речи, выработанные в своем маленьком умственном хозяйстве; а то наслажденье, которое дают настоящие женщины, одаренные способностью выбирания и всасыванья в себя всего лучшего, что только есть в проявлениях мужчины. Наташа, сама не зная этого, была вся внимание: она не упускала ни слова, ни колебания голоса, ни взгляда, ни вздрагиванья мускула лица, ни жеста Пьера. Она на лету ловила еще не высказанное слово и прямо вносила в свое раскрытое сердце, угадывая тайный смысл всей душевной работы Пьера.
Княжна Марья понимала рассказ, сочувствовала ему, но она теперь видела другое, что поглощало все ее внимание; она видела возможность любви и счастия между Наташей и Пьером. И в первый раз пришедшая ей эта мысль наполняла ее душу радостию.
Было три часа ночи. Официанты с грустными и строгими лицами приходили переменять свечи, но никто не замечал их.
Пьер кончил свой рассказ. Наташа блестящими, оживленными глазами продолжала упорно и внимательно глядеть на Пьера, как будто желая понять еще то остальное, что он не высказал, может быть. Пьер в стыдливом и счастливом смущении изредка взглядывал на нее и придумывал, что бы сказать теперь, чтобы перевести разговор на другой предмет. Княжна Марья молчала. Никому в голову не приходило, что три часа ночи и что пора спать.
– Говорят: несчастия, страдания, – сказал Пьер. – Да ежели бы сейчас, сию минуту мне сказали: хочешь оставаться, чем ты был до плена, или сначала пережить все это? Ради бога, еще раз плен и лошадиное мясо. Мы думаем, как нас выкинет из привычной дорожки, что все пропало; а тут только начинается новое, хорошее. Пока есть жизнь, есть и счастье. Впереди много, много. Это я вам говорю, – сказал он, обращаясь к Наташе.
– Да, да, – сказала она, отвечая на совсем другое, – и я ничего бы не желала, как только пережить все сначала.
Пьер внимательно посмотрел на нее.
– Да, и больше ничего, – подтвердила Наташа.
– Неправда, неправда, – закричал Пьер. – Я не виноват, что я жив и хочу жить; и вы тоже.
Вдруг Наташа опустила голову на руки и заплакала.
– Что ты, Наташа? – сказала княжна Марья.
– Ничего, ничего. – Она улыбнулась сквозь слезы Пьеру. – Прощайте, пора спать.
Пьер встал и простился.

Княжна Марья и Наташа, как и всегда, сошлись в спальне. Они поговорили о том, что рассказывал Пьер. Княжна Марья не говорила своего мнения о Пьере. Наташа тоже не говорила о нем.
– Ну, прощай, Мари, – сказала Наташа. – Знаешь, я часто боюсь, что мы не говорим о нем (князе Андрее), как будто мы боимся унизить наше чувство, и забываем.
Княжна Марья тяжело вздохнула и этим вздохом признала справедливость слов Наташи; но словами она не согласилась с ней.
– Разве можно забыть? – сказала она.
– Мне так хорошо было нынче рассказать все; и тяжело, и больно, и хорошо. Очень хорошо, – сказала Наташа, – я уверена, что он точно любил его. От этого я рассказала ему… ничего, что я рассказала ему? – вдруг покраснев, спросила она.
– Пьеру? О нет! Какой он прекрасный, – сказала княжна Марья.
– Знаешь, Мари, – вдруг сказала Наташа с шаловливой улыбкой, которой давно не видала княжна Марья на ее лице. – Он сделался какой то чистый, гладкий, свежий; точно из бани, ты понимаешь? – морально из бани. Правда?