Культовый фильм

Ку́льтовый фильм (от англ. cult film) — фильм, ставший объектом почитания у сплочённой (иногда узкой) группы поклонников, образуя подобие религиозного культа. Хотя культовым может стать как авторский, так и мейнстримный фильм, иногда к ним относят фильмы, не достигшие успеха в широком прокате и получившие популярность в маргинальных (и не только) социальных группах и субкультурах. Поклонение может проявляться в регулярных просмотрах, ритуалах при совместном просмотре («Братья Блюз», «Шоу ужасов Рокки Хоррора») и вплоть до создания субкультуры и даже религии на основе вымышленного мира («Звёздные войны» и др.).

Понятие культового фильма

Культовым фильмом называют фильм, вокруг которого сложился своего рода культ — узкий, но сплочённый круг фанатов, однако этот термин расплывчат, не имеет жёстких рамок и может применяться к различным фильмам. Так, например, это определение может уточняться таким образом, что культовым не считается фильм, добившийся широкого успеха у публики и критиков или выпущенный крупной студией с большим бюджетом. Культовые фильмы определяются через свою аудиторию в той же степени, что и своим содержанием. Поклонение может приобретать формы косплея, тематических вечеринок и фестивалей, ролевых игр.

В 2008 году журнал «Cineaste» опросил ряд киноведов, предложив им дать определение культового фильма. Некоторые из них определяют культовый фильм через оппозицию к мейнстримному кинематографу и наличие элемента трансгрессии. Другие возражают, указывая, что культовые фильмы стали частью мейнстрима и нацелены на аудиторию, преимущественно состоящую из белых молодых людей. Большинство определений так или иначе включали указание на существование вокруг фильма какого-то сообщества фанатов. Майкел Дж. Ковен указывает на различия между понятием «культовый фильм» и такими терминами как грайндхаус, фильм категории B, жанровое кино, полуночное кино, которые часто смешиваются с феноменом культового кино. Мэтт Хиллс предлагает определение в духе теории структурации, где особая реакция фанатов может быть обусловлена свойствами самого фильма, и оба этих фактора имеют значение. Эрнест Матейс считает, что приобретение культового статуса — это случайный процесс, и одно из его свойств в том, что оно плохо поддаётся маркетинговым стратегиям.

История

Культовые фильмы появлялись ещё в ранние периоды истории кино. Так, «Носферату. Симфония ужаса» (1922) был неавторизованной экранизацией романа Брэма Стокера «Дракула», и вдова Стокера через суд добилась уничтожения известных копий фильма. У «Носферату» сложился культовый статус, так как с фильмом стало возможно ознакомиться только через нелегально циркулировавшие пиратские копии. Чак Клейнханс относит к первым культовым фильмам работы братьев Маркс, вокруг которых стали появляться преданные фанаты, наизусть знавшие их фильмы. Некоторые фильмы, сейчас повсеместно признанные классическими и этапными для киноязыка, такие как "Ночь охотника" (1955), в момент выхода получали плохую прессу и терпели неудачу в прокате, затем долгое время довольствуясь культовым статусом у немногочисленных поклонников. В 1950-х и 1960-х из-за особенностей кинопроката в США европейские артхаусные фильмы и местное эксплуатационное кино распространялись и рекламировались сходным образом, вместе влияя на формирование нишевого культового кино.

Культовое кино в современном понимании выросло на рубеже 1950-х и 1960-х из кинотеатров-«грайндхаусов» и кинотеатров под открытым небом для автомобилистов («драйв-инов»), в которых показывались малобюджетные коммерческие фильмы («королём» таких фильмов был Роджер Корман) и по тем или иным причинам ставшие маргинальными знаковые фильмы прошлых лет, в первую очередь «Уродцы» Тода Броунинга. Позднее, с появлением в начале 1970-х полуночных кинотеатров, специализировавшихся на фильмах ужасов, эксплойтейшне и разнообразном маргинальном кино, сложилась особая культура просмотра фильмов, включавшая посещение сеансов в самодельных костюмах, громкое обсуждение происходящего на экране и другие способы вовлечения зрителей. Именно полуночным кинотеатрам обязаны культовым статусом «Крот» А. Ходоровски, «Розовые фламинго» Дж. Уотерса, «Ночь живых мертвецов» Дж. Ромеро, «Голова-ластик» Д. Линча. Тогда же были заново открыты фильмы Эда Вуда, один из которых — «План девять из открытого космоса» — стал широко известен как «худший фильм всех времён». Фильм «Шоу ужасов Рокки Хоррора», вокруг которого сложилась собственная субкультура, ознаменовал приход к полуночным кинотеатрам широкой популярности.

В конце 1980-х феномен культовых фильмов был замечен зрителями и кинокритиками. Был придуман и стал всё чаще употребляться термин — «культовый фильм». В 1990-х Квентин Тарантино частично стилизовал свои картины под эстетику «старых» культовых фильмов, а также, безусловно, внёс и свой авторский вклад в культовое кино.

Литература

• Ernest Mathijs, Jamie Sexton. Cult Cinema. Wiley, 2012. 304 с.  (англ.)
• Mathijs, Ernest, Mendik, Xavier. The Cult Film Reader. McGraw-Hill International, 2007. 549 с.  (англ.)
• Danny Peary. Cult Movies. Random House Publishing Group, 1982.  (англ.)
• Kate Egan, Sarah Thomas (ред.). [books.google.com/books?id=x2hQSUYG7RQC Cult Film Stardom: Offbeat Attractions and Processes of Cultification]. Palgrave Macmillan, 2012. 304 с.  (англ.)
• Mikita Brottman [archive.org/stream/Encyclopedia_Of_Film_Schirmer_Vol_2_Criticism_To_Ideology/Encyclopedia_Of_Film_Schirmer_Vol_2_Criticism_To_Ideology_djvu.txt Cult Films]. // Schirmer Encyclopedia of Film (vol.2). Schirmer Reference, 2007. — С.17-23.  (англ.)

Ссылки

• [postnauka.ru/video/39723 Понятие культового кинематографа: Философ Александр Павлов об истории полночного кино и теории авторского кинематографа (19.01.2015)]

Отрывок, характеризующий Культовый фильм

– А кто ё знает, ваше благородие, – неохотно отвечал гусар.
– По месту должно быть неприятель? – опять повторил Ростов.
– Може он, а може, и так, – проговорил гусар, – дело ночное. Ну! шали! – крикнул он на свою лошадь, шевелившуюся под ним.
Лошадь Ростова тоже торопилась, била ногой по мерзлой земле, прислушиваясь к звукам и приглядываясь к огням. Крики голосов всё усиливались и усиливались и слились в общий гул, который могла произвести только несколько тысячная армия. Огни больше и больше распространялись, вероятно, по линии французского лагеря. Ростову уже не хотелось спать. Веселые, торжествующие крики в неприятельской армии возбудительно действовали на него: Vive l'empereur, l'empereur! [Да здравствует император, император!] уже ясно слышалось теперь Ростову.
– А недалеко, – должно быть, за ручьем? – сказал он стоявшему подле него гусару.
Гусар только вздохнул, ничего не отвечая, и прокашлялся сердито. По линии гусар послышался топот ехавшего рысью конного, и из ночного тумана вдруг выросла, представляясь громадным слоном, фигура гусарского унтер офицера.
– Ваше благородие, генералы! – сказал унтер офицер, подъезжая к Ростову.
Ростов, продолжая оглядываться на огни и крики, поехал с унтер офицером навстречу нескольким верховым, ехавшим по линии. Один был на белой лошади. Князь Багратион с князем Долгоруковым и адъютантами выехали посмотреть на странное явление огней и криков в неприятельской армии. Ростов, подъехав к Багратиону, рапортовал ему и присоединился к адъютантам, прислушиваясь к тому, что говорили генералы.
– Поверьте, – говорил князь Долгоруков, обращаясь к Багратиону, – что это больше ничего как хитрость: он отступил и в арьергарде велел зажечь огни и шуметь, чтобы обмануть нас.
– Едва ли, – сказал Багратион, – с вечера я их видел на том бугре; коли ушли, так и оттуда снялись. Г. офицер, – обратился князь Багратион к Ростову, – стоят там еще его фланкёры?
– С вечера стояли, а теперь не могу знать, ваше сиятельство. Прикажите, я съезжу с гусарами, – сказал Ростов.
Багратион остановился и, не отвечая, в тумане старался разглядеть лицо Ростова.
– А что ж, посмотрите, – сказал он, помолчав немного.
– Слушаю с.
Ростов дал шпоры лошади, окликнул унтер офицера Федченку и еще двух гусар, приказал им ехать за собою и рысью поехал под гору по направлению к продолжавшимся крикам. Ростову и жутко и весело было ехать одному с тремя гусарами туда, в эту таинственную и опасную туманную даль, где никто не был прежде его. Багратион закричал ему с горы, чтобы он не ездил дальше ручья, но Ростов сделал вид, как будто не слыхал его слов, и, не останавливаясь, ехал дальше и дальше, беспрестанно обманываясь, принимая кусты за деревья и рытвины за людей и беспрестанно объясняя свои обманы. Спустившись рысью под гору, он уже не видал ни наших, ни неприятельских огней, но громче, яснее слышал крики французов. В лощине он увидал перед собой что то вроде реки, но когда он доехал до нее, он узнал проезженную дорогу. Выехав на дорогу, он придержал лошадь в нерешительности: ехать по ней, или пересечь ее и ехать по черному полю в гору. Ехать по светлевшей в тумане дороге было безопаснее, потому что скорее можно было рассмотреть людей. «Пошел за мной», проговорил он, пересек дорогу и стал подниматься галопом на гору, к тому месту, где с вечера стоял французский пикет.
– Ваше благородие, вот он! – проговорил сзади один из гусар.
И не успел еще Ростов разглядеть что то, вдруг зачерневшееся в тумане, как блеснул огонек, щелкнул выстрел, и пуля, как будто жалуясь на что то, зажужжала высоко в тумане и вылетела из слуха. Другое ружье не выстрелило, но блеснул огонек на полке. Ростов повернул лошадь и галопом поехал назад. Еще раздались в разных промежутках четыре выстрела, и на разные тоны запели пули где то в тумане. Ростов придержал лошадь, повеселевшую так же, как он, от выстрелов, и поехал шагом. «Ну ка еще, ну ка еще!» говорил в его душе какой то веселый голос. Но выстрелов больше не было.
Только подъезжая к Багратиону, Ростов опять пустил свою лошадь в галоп и, держа руку у козырька, подъехал к нему.
Долгоруков всё настаивал на своем мнении, что французы отступили и только для того, чтобы обмануть нас, разложили огни.
– Что же это доказывает? – говорил он в то время, как Ростов подъехал к ним. – Они могли отступить и оставить пикеты.
– Видно, еще не все ушли, князь, – сказал Багратион. – До завтрашнего утра, завтра всё узнаем.
– На горе пикет, ваше сиятельство, всё там же, где был с вечера, – доложил Ростов, нагибаясь вперед, держа руку у козырька и не в силах удержать улыбку веселья, вызванного в нем его поездкой и, главное, звуками пуль.
– Хорошо, хорошо, – сказал Багратион, – благодарю вас, г. офицер.
– Ваше сиятельство, – сказал Ростов, – позвольте вас просить.
– Что такое?
– Завтра эскадрон наш назначен в резервы; позвольте вас просить прикомандировать меня к 1 му эскадрону.
– Как фамилия?
– Граф Ростов.
– А, хорошо. Оставайся при мне ординарцем.
– Ильи Андреича сын? – сказал Долгоруков.
Но Ростов не отвечал ему.
– Так я буду надеяться, ваше сиятельство.
– Я прикажу.
«Завтра, очень может быть, пошлют с каким нибудь приказанием к государю, – подумал он. – Слава Богу».

Крики и огни в неприятельской армии происходили оттого, что в то время, как по войскам читали приказ Наполеона, сам император верхом объезжал свои бивуаки. Солдаты, увидав императора, зажигали пуки соломы и с криками: vive l'empereur! бежали за ним. Приказ Наполеона был следующий:
«Солдаты! Русская армия выходит против вас, чтобы отмстить за австрийскую, ульмскую армию. Это те же баталионы, которые вы разбили при Голлабрунне и которые вы с тех пор преследовали постоянно до этого места. Позиции, которые мы занимаем, – могущественны, и пока они будут итти, чтоб обойти меня справа, они выставят мне фланг! Солдаты! Я сам буду руководить вашими баталионами. Я буду держаться далеко от огня, если вы, с вашей обычной храбростью, внесете в ряды неприятельские беспорядок и смятение; но если победа будет хоть одну минуту сомнительна, вы увидите вашего императора, подвергающегося первым ударам неприятеля, потому что не может быть колебания в победе, особенно в тот день, в который идет речь о чести французской пехоты, которая так необходима для чести своей нации.
Под предлогом увода раненых не расстроивать ряда! Каждый да будет вполне проникнут мыслию, что надо победить этих наемников Англии, воодушевленных такою ненавистью против нашей нации. Эта победа окончит наш поход, и мы можем возвратиться на зимние квартиры, где застанут нас новые французские войска, которые формируются во Франции; и тогда мир, который я заключу, будет достоин моего народа, вас и меня.
Наполеон».


В 5 часов утра еще было совсем темно. Войска центра, резервов и правый фланг Багратиона стояли еще неподвижно; но на левом фланге колонны пехоты, кавалерии и артиллерии, долженствовавшие первые спуститься с высот, для того чтобы атаковать французский правый фланг и отбросить его, по диспозиции, в Богемские горы, уже зашевелились и начали подниматься с своих ночлегов. Дым от костров, в которые бросали всё лишнее, ел глаза. Было холодно и темно. Офицеры торопливо пили чай и завтракали, солдаты пережевывали сухари, отбивали ногами дробь, согреваясь, и стекались против огней, бросая в дрова остатки балаганов, стулья, столы, колеса, кадушки, всё лишнее, что нельзя было увезти с собою. Австрийские колонновожатые сновали между русскими войсками и служили предвестниками выступления. Как только показывался австрийский офицер около стоянки полкового командира, полк начинал шевелиться: солдаты сбегались от костров, прятали в голенища трубочки, мешочки в повозки, разбирали ружья и строились. Офицеры застегивались, надевали шпаги и ранцы и, покрикивая, обходили ряды; обозные и денщики запрягали, укладывали и увязывали повозки. Адъютанты, батальонные и полковые командиры садились верхами, крестились, отдавали последние приказания, наставления и поручения остающимся обозным, и звучал однообразный топот тысячей ног. Колонны двигались, не зная куда и не видя от окружавших людей, от дыма и от усиливающегося тумана ни той местности, из которой они выходили, ни той, в которую они вступали.