Мотильяс

Культура Мотильяс (в испаноязычной литературе используется иной термин, «ламанчская бронза», исп. Bronce Manchego) — цивилизация оседлых земледельцев и скотоводов, существовая на территории исторической области Ла-Манча (занимавшей часть провинции Сьюдад-Реаль, практически всю провинцию Альбасете и несколько анклавов в провинциях Толедо и Куэнка) в период энеолита и бронзового века (около 2200—1500 вв. до н. э.). Считается, что носители культуры принадлежали к одному из доиндоевропейских народов, позднее влившихся в состав культуры иберов.

Эта культура характеризовалась главным образом сооружением сильно укреплённых поселений, известных как «мотилья» (отсюда и название культуры), выглядевших как опоясывающие друг друга в несколько концентрических колец стены жилых зданий, что облегчало защиту от вторжений и контроль окружающей территории.

Распространение

Установить точные границы распространения культуры непросто, поскольку в ряде мест друг на друга накладываются признаки сразу трёх культур, существовавших одновременно. Довольно чёткой границей является река Сегура, к северу от которой возникли первые поселения, не связанные с аргарской культурой, но связанные с ламанчской бронзой. Условная линия Эллин — Альбатана — Монтеалегре-дель-Кастильо — Альманса (которая одновременно совпадает с современной административной границей между провинциями Альбасете, Аликанте и Мурсия), составляет южную границу. Долина Виналопо составляет границу между валенсийской и ламанчской бронзой на востоке. Северная граница простиралась до долины Тахо и Серрания-де-Куэнка. Западная граница недостаточно изучена.

Характеристика

Металлические изделия

Несмотря на то, что по формальным признакам культура Ламанчской бронзы относится к культурам бронзового века, одной из её курьёзных характерных особенностей является весьма малое количество, а в ряде погребений — полное отсутствие изделий из бронзы, и наряду с этим — изобилие изделий из других медных сплавов (медь с мышьяком) или просто меди. Этот парадокс объясняется не столько отсутствием технологий производства бронзы, сколько трудностью с добычей олова — одного из важнейших компонентов бронзы.

См. также

• Бронза Леванте
• Коготас
• Традиция колоколовидных кубков
• Эль-Аргарская культура

Литература

• GILMAN GUILLÉN, A., FERNÁNDEZ MIRANDA, M., FERNÁNDEZ- POSSE, M. D. & MARTÍN, C. (1997). «Preliminary Report on a Survey Program of the Bronze Age of Northern Albacete Province, Spain». Encounters and Transformations: The Archeology of Iberia in Transition (Ed. M.S. Balmuth, A. Gilman & L. Prados- Torreira). Sheffield, Sheffield Academic Press. ISBN 1-85075-593-0.
• GILMAN GUILLÉN, A., FERNÁNDEZ- POSSE, M. D. & MARTÍN, C. (1996). «Consideraciones Cronológicas sobre la Edad del Bronce en La Mancha». Complutum Extra II (6, pp. 111—137). ISSN 1131-6993.. www.ucm.es/BUCM/revistas/ghi/11316993/articulos/CMPL9696330111A.PDF.
• GILMAN GUILLÉN, A., MARTÍN, C. & FERNÁNDEZ- POSSE, M. D. (2000—2001). «Avance de un estudio del territorio del Bronce manchego». Zephyrus: Revista de prehistoria y arqueología (53-54, pp. 311—322). ISSN 0514-7336..
• RUIZ TABOADA, A. (1997). «Asentamiento y Subsistencia en La Mancha durante la Edad del Bronce: El Sector Noroccidental como Modelo». Complutum (8, pp. 57- 72). ISSN 1131-6993.. www.ucm.es/BUCM/revistas/ghi/11316993/articulos/CMPL9797120057A.PDF.

Ссылки

• [www.turismocastillalamancha.com/arte-cultura/monumentos/daimiel/motilla-del-azuer/ Motilla del Azuer, Daimiel]
• [www.turismocastillalamancha.com/arte-cultura/monumentos/munera/yacimiento-arqueologico-morra-del-quintanar/ Morra del Quintanar, Munera]
• [www.turismocastillalamancha.com/arte-cultura/monumentos/granatula-de-calatrava/cerro-de-la-encantada/ Cerro de la Encantada, Granátula de Calatrava]
• [www.turismocastillalamancha.com/arte-cultura/monumentos/munera/castillo-de-munera/ Castillo de Munera]

Отрывок, характеризующий Мотильяс

Многие поотошли от кружка, заметив презрительную улыбку сенатора и то, что Пьер говорит вольно; только Илья Андреич был доволен речью Пьера, как он был доволен речью моряка, сенатора и вообще всегда тою речью, которую он последнею слышал.
– Я полагаю, что прежде чем обсуждать эти вопросы, – продолжал Пьер, – мы должны спросить у государя, почтительнейше просить его величество коммюникировать нам, сколько у нас войска, в каком положении находятся наши войска и армии, и тогда…
Но Пьер не успел договорить этих слов, как с трех сторон вдруг напали на него. Сильнее всех напал на него давно знакомый ему, всегда хорошо расположенный к нему игрок в бостон, Степан Степанович Апраксин. Степан Степанович был в мундире, и, от мундира ли, или от других причин, Пьер увидал перед собой совсем другого человека. Степан Степанович, с вдруг проявившейся старческой злобой на лице, закричал на Пьера:
– Во первых, доложу вам, что мы не имеем права спрашивать об этом государя, а во вторых, ежели было бы такое право у российского дворянства, то государь не может нам ответить. Войска движутся сообразно с движениями неприятеля – войска убывают и прибывают…
Другой голос человека, среднего роста, лет сорока, которого Пьер в прежние времена видал у цыган и знал за нехорошего игрока в карты и который, тоже измененный в мундире, придвинулся к Пьеру, перебил Апраксина.
– Да и не время рассуждать, – говорил голос этого дворянина, – а нужно действовать: война в России. Враг наш идет, чтобы погубить Россию, чтобы поругать могилы наших отцов, чтоб увезти жен, детей. – Дворянин ударил себя в грудь. – Мы все встанем, все поголовно пойдем, все за царя батюшку! – кричал он, выкатывая кровью налившиеся глаза. Несколько одобряющих голосов послышалось из толпы. – Мы русские и не пожалеем крови своей для защиты веры, престола и отечества. А бредни надо оставить, ежели мы сыны отечества. Мы покажем Европе, как Россия восстает за Россию, – кричал дворянин.
Пьер хотел возражать, но не мог сказать ни слова. Он чувствовал, что звук его слов, независимо от того, какую они заключали мысль, был менее слышен, чем звук слов оживленного дворянина.
Илья Андреич одобривал сзади кружка; некоторые бойко поворачивались плечом к оратору при конце фразы и говорили:
– Вот так, так! Это так!
Пьер хотел сказать, что он не прочь ни от пожертвований ни деньгами, ни мужиками, ни собой, но что надо бы знать состояние дел, чтобы помогать ему, но он не мог говорить. Много голосов кричало и говорило вместе, так что Илья Андреич не успевал кивать всем; и группа увеличивалась, распадалась, опять сходилась и двинулась вся, гудя говором, в большую залу, к большому столу. Пьеру не только не удавалось говорить, но его грубо перебивали, отталкивали, отворачивались от него, как от общего врага. Это не оттого происходило, что недовольны были смыслом его речи, – ее и забыли после большого количества речей, последовавших за ней, – но для одушевления толпы нужно было иметь ощутительный предмет любви и ощутительный предмет ненависти. Пьер сделался последним. Много ораторов говорило после оживленного дворянина, и все говорили в том же тоне. Многие говорили прекрасно и оригинально.
Издатель Русского вестника Глинка, которого узнали («писатель, писатель! – послышалось в толпе), сказал, что ад должно отражать адом, что он видел ребенка, улыбающегося при блеске молнии и при раскатах грома, но что мы не будем этим ребенком.
– Да, да, при раскатах грома! – повторяли одобрительно в задних рядах.
Толпа подошла к большому столу, у которого, в мундирах, в лентах, седые, плешивые, сидели семидесятилетние вельможи старики, которых почти всех, по домам с шутами и в клубах за бостоном, видал Пьер. Толпа подошла к столу, не переставая гудеть. Один за другим, и иногда два вместе, прижатые сзади к высоким спинкам стульев налегающею толпой, говорили ораторы. Стоявшие сзади замечали, чего не досказал говоривший оратор, и торопились сказать это пропущенное. Другие, в этой жаре и тесноте, шарили в своей голове, не найдется ли какая мысль, и торопились говорить ее. Знакомые Пьеру старички вельможи сидели и оглядывались то на того, то на другого, и выражение большей части из них говорило только, что им очень жарко. Пьер, однако, чувствовал себя взволнованным, и общее чувство желания показать, что нам всё нипочем, выражавшееся больше в звуках и выражениях лиц, чем в смысле речей, сообщалось и ему. Он не отрекся от своих мыслей, но чувствовал себя в чем то виноватым и желал оправдаться.