Культура Сербии

Сербская культура — это культура Сербии и сербов. Она развивалась под сильным влиянием Византийской империи и православия.

Письменность

Развитие письменности в Сербии связано с просветительской деятельностью учеников Кирилла и Мефодия, проповедовавших и отправлявших богослужение на славянском языке. Необходимо отметить, что сербы довольно долго употребляли глаголицу наряду с кириллицей. Глаголическая традиция подпитывалась в сербских землях благодаря поступлению глаголической письменности из Хорватии, где осели некоторые последователи Кирилла и Мефодия. Распространение получила и латинская письменность. Особое сильное влияние исходило из таких крупных романских городов на Адриатике, как Дубровник и Бар. Характерной особенностью функционирования письменности в сербских землях в IX—XII вв. было то, что славянские глаголица, кириллица и памятники на латинском языке употреблялись не в каких-то компактных зонах с четко очерченными границами, а вперемешку в одних и тех же областях. От того периода письменных памятников не охранялось.

Литература

Средние века

Старейшей из уцелевших сербских кириллических датированных рукописей является «Мирославово Евангелие» (серб. Мирослављево Јевађеље, 1185 год). Оно было создано по заказу хумского князя Мирослава (серб. Мирослав Завидовић) и отражает нормы правописания зетско-хумской школы. Чуть младше его написанная на сербском народном языке «Грамота бана Кулина» (1189) — боснийского правителя, заключившего мир с Дубровником. Более древним считается глаголический Клоцов сборник X—XI вв., возникший скорее всего в болгарско-сербской культурной контактной зоне. Спорным является место происхождения глаголического «Мариинского Евангелия», написанного в Македонии или на юго-востоке Сербии в то же время.

Оригинальным сербским литературными памятниками X—XII вв. предположительно считаются «Хроника сербских князей», житие князя Владимира (997—1019) и «Дуклянская летопись» X—XII вв., вошедшие в сокращенном и переработанном виде в так называемую «Летопись попа Дуклянина» или «Барский родослов». Это произведение было создано анонимным сербским священником из Дукли (Зеты) и составлено первоначально на славянском языке, а затем переведено на латинский язык.

Более упорядоченный и регулярный характер развитие сербской литературной жизни приобрело в конце XII — начале XIII в. после образования сильного сербского централизованного государства и утверждения у власти представителей династии Неманичей. В этот период появление в сербских землях значительного количества переводной и оригинальной болгарской, русской и греческой литературы способствовало зарождению собственного оригинального литературного творчества. Начало ему положил Савва Сербский, составив житие своего отца Стефана Немани (в монашестве Симеона) в 1208 году. Вносили свой вклад в развитие литературы того времени и анонимные сербские книжники. Один из них составил в Хиландаре житие Саввы вскоре после смерти святого, которое было затем расширенно за счет рассказа о перенесении мощей подвижника в Милешево и обогатилось другими добавлениями, вошедшими в текст так называемого «Краткого жития св. Саввы» (1240 г.).

Большое место занимает героический эпос. Весь сербский средневековый эпос фольклористы делят на несколько основных циклов:

1. докосовский, включающий песни о представителях династии Неманичей;
2. косовский — о поражении войска князя Лазаря от турок;
3. кралимарковский — о сербском королевиче Марко;
4. о сербских и несербских правителях XV-XVII вв., боровшихся против турецких поработителей;
5. гайдуцкий — о благородных разбойниках, мстивших туркам за народные беды и унижения в XV—XVIII вв.;
6. ускокский — о сербах из пограничных поселений на венецианских и австрийских территориях, совершавших набеги на турок в XVII—XIX вв.

Косовская битва (1389 г.) (серб. Косовска битка) и её последствия имели сильное влияние на сербскую культуру. В частности, на литературу. Создается Косовский цикл, принадлежащий к жанру героического эпоса. Песни цикла призваны возбуждать героические чувства и призывали на борьбу с завоевателями, прославляли героев и обличали трусость и измену. В целом произведение глубоко драматично, а центральная фигура песен — князь Лазарь, возглавивший сербов во время битвы.

Третий цикл песен объединяется фигурой Марко Кралевича, прототипом которого послужил сын деспота Вукашина. В эпосе он превратился в богатыря с усами и волосами до земли. Он стал олицетворением доблести, мужества, честности. Он вступает в бой только по необходимости, и не боится никого кроме Бога. Он становится любимым сербским эпическим героем. После косовской битвы появляются проложное житие, служба, похвальные слова посвященные князю Лазарю. Появляется летописный жанр: «Старшая летопись», «Младшая летопись». В целом, сербская культура периода турецкого владычества переживает упадок.

Вторая половина XX века

Культурная жизнь Сербии после освобождения страны в 1945 году развивалась в тесной связи с культурой других народов Югославии. Глубокие экономические преобразования, осуществлённые в период построения югославской модели социализма, привели к быстрому увеличению населения городов и значительному повышению уровня жизни. Расход с Советским Союзом в 1948 году способствовал активному проникновению в Сербию западноевропейской культуры и актуального искусства. Несмотря на сохранение идеологического контроля коммунистической партии над культурой, в целом она развивалась достаточно свободно. Литература и искусство конца 1940-х — начала 1950-х достигли свои вершины в книгах Иво Андрича и Бранко Чопича, картинах Джордже Андреевича Куна и архитектуре Нового Белграда. Либерализация общественной жизни в 1950-х способствовала развитию новых тенденций в искусстве. Большое влияние на сербскую культуру оказала деятельность философского кружка, группировавшегося вокруг загребского журнала «Praxis». Среди авторов новой волны особую роль играли Михайло Лалич, Добрица Чосич, Миодраг Булатович, Меша Селимович и другие. Мировую славу завоевали произведения Данилы Киша. Лидером современного театрального искусства бесспорно являлся белградский театр «Ателье 212». В 1967 году в Белграде был основан международный театральный фестиваль BITEF, вскоре ставший одним из ведущих театральных смотров Европы. Высокого уровня достигло сербское киноискусство в работах режиссёров Владимира Погачича, Александра Петровича, Горана Паскалевича и других. Развитие художественного искусства в Сербии было тесно связано с мировыми тенденциями в живописи (абстракционизм, поп-арт, неокубизм, новый реализм, неоконструктивизм, минимализм) и скульптуре (работы Ольги Янчич, Матии Вуковича и др.). Широкую известность приобрело так называемое «наивное искусство», основанное на фольклорных традициях. В середине 1950-х возник и стал быстро развиваться феномен поп-культуры. Огромную популярность завоевал певец Джордже Марьянович. С 1960-х гг. в среде сербской молодёжи быстро расширялась увлечение рок-музыкой. В архитектуре преобладало массовое жилищное строительство. К наилучшим образцам югославской современной архитектуры относятся дворец «Београдянка», здание Национальной библиотеки и Музей современного искусства в Белграде. Коррозия коммунистического режима в 1980-х гг. способствовала переосмыслению югославской истории, развитию молодёжной неофициальной культуры, главным центром которой стал Белград, и усилению либеральных идей в литературе (Д. Киш, А. Исакович, М. Ковач). Великое влияние для развития сербской культуры имело и патриотическое направление в литературе и искусстве, стремящееся к возрождению сербской нации и великосербской идеи. Эти тенденции нашли своё отражение в выступлениях деятелей науки и искусства, произведениях Вука Драшковича, Данко Поповича, Милорада Павича, в режиссёрских работах Борислава Михайловича-Михиза и других. Существенно также усилилось общественное влияние Сербской православной церкви. В то же время, 1990-е гг. характеризовались снижением уровня массовой культуры и доминированием «лёгких жанров». Огромную популярность приобрела поп-музыка стиля турбо-фолк. Параллельно развивалось актуальное искусство, представленное, в частности, работами участников арт-группы FotograFIA, театром «KULT», проектами «URBAZONA», «Dibidon» и др. Важными центрами современного искусства являлись независимая радиостанция «Радио Б92» и белградский киноцентр «Rex». Мирового признания достигло сербское киноискусство в режиссёрских работах Горана Паскалевича, Срджана Драгоевича, Раши Андрича и, особенно, Эмира Кустурицы.

См. также

• Культурное наследие Сербии
• Марьянович, Джордже

Литература

• История культур славянских народов. В 3-х тт. — Т. I: Древность и Средневековье. — М.: ГАСК, 2003. — 488 с.
• Мельников Г. П. Культура зарубежных славянских народов. — М.:Интерпаркс, 1994. — 189 с.

Ссылки

• [www.srpska.ru/rubrics.php?sq=19,236&crypt= Сербская культура]

Отрывок, характеризующий Культура Сербии

Этого только и ждал Мишо для вставления своей игры слов.
– Sire, – сказал он с почтительной игривостью выражения, – ils craignent seulement que Votre Majeste par bonte de c?ur ne se laisse persuader de faire la paix. Ils brulent de combattre, – говорил уполномоченный русского народа, – et de prouver a Votre Majeste par le sacrifice de leur vie, combien ils lui sont devoues… [Государь, они боятся только того, чтобы ваше величество по доброте души своей не решились заключить мир. Они горят нетерпением снова драться и доказать вашему величеству жертвой своей жизни, насколько они вам преданы…]
– Ah! – успокоенно и с ласковым блеском глаз сказал государь, ударяя по плечу Мишо. – Vous me tranquillisez, colonel. [А! Вы меня успокоиваете, полковник.]
Государь, опустив голову, молчал несколько времени.
– Eh bien, retournez a l'armee, [Ну, так возвращайтесь к армии.] – сказал он, выпрямляясь во весь рост и с ласковым и величественным жестом обращаясь к Мишо, – et dites a nos braves, dites a tous mes bons sujets partout ou vous passerez, que quand je n'aurais plus aucun soldat, je me mettrai moi meme, a la tete de ma chere noblesse, de mes bons paysans et j'userai ainsi jusqu'a la derniere ressource de mon empire. Il m'en offre encore plus que mes ennemis ne pensent, – говорил государь, все более и более воодушевляясь. – Mais si jamais il fut ecrit dans les decrets de la divine providence, – сказал он, подняв свои прекрасные, кроткие и блестящие чувством глаза к небу, – que ma dinastie dut cesser de rogner sur le trone de mes ancetres, alors, apres avoir epuise tous les moyens qui sont en mon pouvoir, je me laisserai croitre la barbe jusqu'ici (государь показал рукой на половину груди), et j'irai manger des pommes de terre avec le dernier de mes paysans plutot, que de signer la honte de ma patrie et de ma chere nation, dont je sais apprecier les sacrifices!.. [Скажите храбрецам нашим, скажите всем моим подданным, везде, где вы проедете, что, когда у меня не будет больше ни одного солдата, я сам стану во главе моих любезных дворян и добрых мужиков и истощу таким образом последние средства моего государства. Они больше, нежели думают мои враги… Но если бы предназначено было божественным провидением, чтобы династия наша перестала царствовать на престоле моих предков, тогда, истощив все средства, которые в моих руках, я отпущу бороду до сих пор и скорее пойду есть один картофель с последним из моих крестьян, нежели решусь подписать позор моей родины и моего дорогого народа, жертвы которого я умею ценить!..] Сказав эти слова взволнованным голосом, государь вдруг повернулся, как бы желая скрыть от Мишо выступившие ему на глаза слезы, и прошел в глубь своего кабинета. Постояв там несколько мгновений, он большими шагами вернулся к Мишо и сильным жестом сжал его руку пониже локтя. Прекрасное, кроткое лицо государя раскраснелось, и глаза горели блеском решимости и гнева.
– Colonel Michaud, n'oubliez pas ce que je vous dis ici; peut etre qu'un jour nous nous le rappellerons avec plaisir… Napoleon ou moi, – сказал государь, дотрогиваясь до груди. – Nous ne pouvons plus regner ensemble. J'ai appris a le connaitre, il ne me trompera plus… [Полковник Мишо, не забудьте, что я вам сказал здесь; может быть, мы когда нибудь вспомним об этом с удовольствием… Наполеон или я… Мы больше не можем царствовать вместе. Я узнал его теперь, и он меня больше не обманет…] – И государь, нахмурившись, замолчал. Услышав эти слова, увидав выражение твердой решимости в глазах государя, Мишо – quoique etranger, mais Russe de c?ur et d'ame – почувствовал себя в эту торжественную минуту – entousiasme par tout ce qu'il venait d'entendre [хотя иностранец, но русский в глубине души… восхищенным всем тем, что он услышал] (как он говорил впоследствии), и он в следующих выражениях изобразил как свои чувства, так и чувства русского народа, которого он считал себя уполномоченным.
– Sire! – сказал он. – Votre Majeste signe dans ce moment la gloire de la nation et le salut de l'Europe! [Государь! Ваше величество подписывает в эту минуту славу народа и спасение Европы!]
Государь наклонением головы отпустил Мишо.


В то время как Россия была до половины завоевана, и жители Москвы бежали в дальние губернии, и ополченье за ополченьем поднималось на защиту отечества, невольно представляется нам, не жившим в то время, что все русские люди от мала до велика были заняты только тем, чтобы жертвовать собою, спасать отечество или плакать над его погибелью. Рассказы, описания того времени все без исключения говорят только о самопожертвовании, любви к отечеству, отчаянье, горе и геройстве русских. В действительности же это так не было. Нам кажется это так только потому, что мы видим из прошедшего один общий исторический интерес того времени и не видим всех тех личных, человеческих интересов, которые были у людей того времени. А между тем в действительности те личные интересы настоящего до такой степени значительнее общих интересов, что из за них никогда не чувствуется (вовсе не заметен даже) интерес общий. Большая часть людей того времени не обращали никакого внимания на общий ход дел, а руководились только личными интересами настоящего. И эти то люди были самыми полезными деятелями того времени.
Те же, которые пытались понять общий ход дел и с самопожертвованием и геройством хотели участвовать в нем, были самые бесполезные члены общества; они видели все навыворот, и все, что они делали для пользы, оказывалось бесполезным вздором, как полки Пьера, Мамонова, грабившие русские деревни, как корпия, щипанная барынями и никогда не доходившая до раненых, и т. п. Даже те, которые, любя поумничать и выразить свои чувства, толковали о настоящем положении России, невольно носили в речах своих отпечаток или притворства и лжи, или бесполезного осуждения и злобы на людей, обвиняемых за то, в чем никто не мог быть виноват. В исторических событиях очевиднее всего запрещение вкушения плода древа познания. Только одна бессознательная деятельность приносит плоды, и человек, играющий роль в историческом событии, никогда не понимает его значения. Ежели он пытается понять его, он поражается бесплодностью.
Значение совершавшегося тогда в России события тем незаметнее было, чем ближе было в нем участие человека. В Петербурге и губернских городах, отдаленных от Москвы, дамы и мужчины в ополченских мундирах оплакивали Россию и столицу и говорили о самопожертвовании и т. п.; но в армии, которая отступала за Москву, почти не говорили и не думали о Москве, и, глядя на ее пожарище, никто не клялся отомстить французам, а думали о следующей трети жалованья, о следующей стоянке, о Матрешке маркитантше и тому подобное…
Николай Ростов без всякой цели самопожертвования, а случайно, так как война застала его на службе, принимал близкое и продолжительное участие в защите отечества и потому без отчаяния и мрачных умозаключений смотрел на то, что совершалось тогда в России. Ежели бы у него спросили, что он думает о теперешнем положении России, он бы сказал, что ему думать нечего, что на то есть Кутузов и другие, а что он слышал, что комплектуются полки, и что, должно быть, драться еще долго будут, и что при теперешних обстоятельствах ему не мудрено года через два получить полк.
По тому, что он так смотрел на дело, он не только без сокрушения о том, что лишается участия в последней борьбе, принял известие о назначении его в командировку за ремонтом для дивизии в Воронеж, но и с величайшим удовольствием, которое он не скрывал и которое весьма хорошо понимали его товарищи.
За несколько дней до Бородинского сражения Николай получил деньги, бумаги и, послав вперед гусар, на почтовых поехал в Воронеж.
Только тот, кто испытал это, то есть пробыл несколько месяцев не переставая в атмосфере военной, боевой жизни, может понять то наслаждение, которое испытывал Николай, когда он выбрался из того района, до которого достигали войска своими фуражировками, подвозами провианта, гошпиталями; когда он, без солдат, фур, грязных следов присутствия лагеря, увидал деревни с мужиками и бабами, помещичьи дома, поля с пасущимся скотом, станционные дома с заснувшими смотрителями. Он почувствовал такую радость, как будто в первый раз все это видел. В особенности то, что долго удивляло и радовало его, – это были женщины, молодые, здоровые, за каждой из которых не было десятка ухаживающих офицеров, и женщины, которые рады и польщены были тем, что проезжий офицер шутит с ними.
В самом веселом расположении духа Николай ночью приехал в Воронеж в гостиницу, заказал себе все то, чего он долго лишен был в армии, и на другой день, чисто начисто выбрившись и надев давно не надеванную парадную форму, поехал являться к начальству.
Начальник ополчения был статский генерал, старый человек, который, видимо, забавлялся своим военным званием и чином. Он сердито (думая, что в этом военное свойство) принял Николая и значительно, как бы имея на то право и как бы обсуживая общий ход дела, одобряя и не одобряя, расспрашивал его. Николай был так весел, что ему только забавно было это.
От начальника ополчения он поехал к губернатору. Губернатор был маленький живой человечек, весьма ласковый и простой. Он указал Николаю на те заводы, в которых он мог достать лошадей, рекомендовал ему барышника в городе и помещика за двадцать верст от города, у которых были лучшие лошади, и обещал всякое содействие.
– Вы графа Ильи Андреевича сын? Моя жена очень дружна была с вашей матушкой. По четвергам у меня собираются; нынче четверг, милости прошу ко мне запросто, – сказал губернатор, отпуская его.
Прямо от губернатора Николай взял перекладную и, посадив с собою вахмистра, поскакал за двадцать верст на завод к помещику. Все в это первое время пребывания его в Воронеже было для Николая весело и легко, и все, как это бывает, когда человек сам хорошо расположен, все ладилось и спорилось.
Помещик, к которому приехал Николай, был старый кавалерист холостяк, лошадиный знаток, охотник, владетель коверной, столетней запеканки, старого венгерского и чудных лошадей.