Культура Черногории

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Культура современной Черногории впитала многие обычаи своих соседей: Сербии, Хорватии, Греции, Италии, Турции и Албании.





История черногорской культуры

К эпохе неолита относится керамика со скромным лепным узором или расписным геометрическим орнаментом, близкая памятникам Сербии и Румынии (находки в Црвена-Стене), к концу эпохи бронзы и началу эпохи железа — укреплённые поселения и некрополи иллирийцев. В период греческих и римских завоеваний Черногория включается в орбиту античной культуры, традиции которой в упрощённом варианте сохраняются в византийский период (6 в. н. э.) и после появления славян (7 в.) — остатки укреплений, домов, базилики, архитектурных фрагментов с нарядным резным декором в г. Дукля (Диоклея), близ Титограда.

В средневековый период Черногория испытывала воздействие культуры Италии и Далмации, которое скрещивалось с влиянием Сербии и Византии. В 9—10 вв. сооружались скромные однонефные, крестообразные и триконховые церкви из тёсаного и ломаного камня. Появившиеся в 11 в. церкви в романском стиле сохраняли связь с дороманским зодчеством. В приморских районах в 12—13 вв. строились 3-нефные базилики с плоским деревянным потолком или крестовыми сводами (собор св. Трипуна в Которе, с 1166), а также однонефные постройки с полуциркульным сводом (церковь св. Павла в Которе, 1263—66), иногда с куполом на низком барабане, опирающемся на тромпы или пандативы (церковь св. Луки в Которе, конец 12 в.). Такие церкви, покрытые двускатными черепичными кровлями, часто имели глухие стены, арочную звонницу на западном фасаде, тщательно профилированный западный портал и «розу» над ним. Алтарная часть отделялась от храма каменной преградой с нарядной резьбой, в которой многообразные мотивы плетёнки сочетались с зооморфными и растительными узорами, несущими отголоски античных традиций (постройки в Улцине, Баре и др.). В период вхождения Черногории в государство Неманичей в её внутренних районах ощущалось воздействие архитектурной школы Рашки. В 12—13 вв. здесь сооружались строгие по формам однонефные церкви с боковыми пристройками в виде пониженного трансепта и с куполом на кубическом основании (церковь монастыря Морача, 1252). Архитекторы Черногории строили и на территории Сербии (Вит из Котора — автор церкви монастыря Дечани). В 14—16 вв. в постройках приморских районов появились отдельные готические детали (очертания окон и сводов), которые сочетались с романскими формами (церкви и дома в Сваче, Баре, Которе).

Наиболее ранние образцы монументальной живописи Черногории (фрески церкви св. Михаила близ Стона, 11—12 вв., с портретами князей Зеты) отражают воздействие искусства «Каролингского возрождения». Для изобразительного искусства 13—14 вв. характерно сочетание элементов романского и готических стилей с мотивами византийской иконографии («Вуканово евангелие», 1202; киворий в соборе св. Трипуна в Которе, 1362). Фрески этого времени (в церкви монастыря Морача, 1252) близки сербскому искусству и отличаются изысканной и выразительной линеарной манерой.

Османское нашествие и многовековой национальный гнёт отрицательно сказались на развитии культуры Черногории. Большинство городов вплоть до 20 в. сохранило скученную малоэтажную каменную застройку. Ренессанс и барокко не получили развития в светском зодчестве и проявились лишь в деталях отдельных построек (дворцы в Которе, Баре, Перасте и Доброте). Стиль барокко получил наибольшее распространение в 17—18 вв. в церковном зодчестве Боки Которской, где работали главным образом итальянские архитекторы (церковь в Прчане, начата в 1790). В постройках местных архитекторов (церковь монастыря Савина близ Херцегнови, 1777—99, Н. Форетич) барочные черты сочетались с романскими и византийскими традициями. Среди живописцев в 15—16 вв. выделяются Ловро Маринов и Вицко Добричевичи (работавшие главным образом на территории Далмации), творчество которых отмечено ренессансными тенденциями, Т. Вукович и др. Скульптура эпохи барокко (рельефы и статуи алтарей) представлена главным образом работами иностранных мастеров. Среди местных живописцев в 17—18 вв. выделяются Дж. Митрофанович, А. Вуичич, а также Т. Коколя, автор стенных росписей, картин и портретов в духе позднего венецианского Возрождения. В работах живописцев из семьи Рафайловичей поздневизантийские традиции сочетались с отдельными барочными приёмами. Поздневизантийским канонам вплоть до 19 в. следовала и миниатюра Черногория

После освобождения Черногории от османского ига (1878) в городах появляются парадные постройки черногорской знати в духе позднего ампира (т. н. Данилов двор в Цетине, 1894—95). В 1870-е гг. сооружается г. Подгорица с прямоугольной сеткой улиц. Появляются постройки в стиле эклектики (церковь св. Николая в Которе, 1910, неовизантийский стиль). В городах продолжают строиться простые и суровые 2—3-этажные жилые здания из нетёсаного камня с черепичными кровлями и небольшими окнами и дверьми.

В изобразительном искусстве 2-й половины 19 — 1-й трети 20 вв. формировалось национальное направление. В портретах, композициях на темы национальной истории, жанровых сценах П. Почека, А. Бокарича, М. Греговича, акварелиста И. Шобаича сосуществовали наивно-реалистические и академические черты. В 1920—30-е гг. национальные пейзажи и жанровые сцены в духе постимпрессионизма создавали М. Милунович, П. Лубарда. Социально-критические тенденции проявились в линогравюрах и картинах И. Новаковича. В скульптуре выделялись работы Р. Стийовича, отмеченные стилизованными обобщёнными формами.

Коренной поворот в истории культуры Черногория наступил после установления народной власти. На руинах разрушенного в годы 2-й мировой войны г. Подгорица была создана новая столица Черногории — г. Титоград. Началась разработка планов застройки городов, типовых проектов жилых зданий. В ней принимали участие и архитекторы других республик Югославии. В конце 1950—60-х гг. развернулось жилищное строительство (5-этажные секционные панельные здания в Титограде). Сооружаются школы, больницы, учреждения бытового обслуживания. В строительстве используются сборные железобетонные каркасы. На побережье Адриатического моря реконструируются старые и сооружаются новые города, в которых создаются благоустроенные курортные комплексы (Будва, Трстено, Яз, Могрен и др.). Расположенный на острове древний г. Свети-Стефан превращается в город-отель. Успехи достигнуты в строительстве гостиниц, мотелей, административных зданий, отличающихся гибким использованием типовых конструктивных звеньев (гостиницы в Цетине, Херцегнови, административное здание в Которе, универмаг «Беко» в Титограде). Поиски национального своеобразия характерны для построек архитектора С. Радевич, отмеченных пластичной выразительностью деталей, фактурными контрастами (сочетание бетона с местным камнем и речной галькой), органичной связью с ландшафтом (гостиница «Подгорица» в Титограде). В 1992 Титоград переименовали в Подгорицу.

Литература

Первые литературные произведения, написанные в этом регионе появились в десятом веке, а первая черногорская книга была напечатана 500 лет назад. Первая государственная типография (Типография Черноевича) была установлена в Цетинье в 1494 году, где в том же году была напечатана первая южнославянская книга (Октоих — Псалтырь). количество средневековых рукописей, начиная с 13 века, хранятся в монастырях Черногории.

Одними из самых знаменитых писателей Черногории были её правители такие, как Петр I и Петр II Петрович Негоши. Эпическая поэма Горски вијенац (Горский венец), написанная Петром II на местном диалекте, показывает культуру и традиции Черногории.

После освобождения территории Черногория от фашистских оккупантов и их пособников (31 декабря 1944), установления в 1945 народного строя (с 1963 Черногория — социалистическая республика) литература вступила в наиболее плодотворный период развития. В послевоенные годы происходит интенсивный рост и дальнейшая консолидация литературных сил Черногории. Начали выходить литературные журналы «Стваранье» (1946), «Народна культура» (1951) и др. В 1956 было создано Общество черногорских писателей.

Центральная фигура в литературе 50—70-х гг. — М. Лалич, в романах которого наиболее ярко отразилась тема народно-освободительной борьбы и революции: «Свадьба» (1950), «Ненастная весна» (1953), «Разрыв» (1955), «Облава» (1960), «Лелейская гора» (1962). К истории Черногория, к национальным проблемам конца 19 — начала 20 вв. обратился Лалич в романе «Военное счастье» (1973). Прозаики А. Асанович (р. 1931; сборники рассказов «Долгие мгновения», 1956; «Игра с огнём», 1966), Черногория Вукович (р. 1920; романы «Намертво — глубокое», 1959; «Водораздел», 1968, и др.), Бр. Щепанович (р. 1937; сборник рассказов «Перед истиной», 1961; повесть «Рот полон земли», 1974) наряду с событиями народно-освободительной войны изображают современную жизнь страны, обращаются к морально-этическим и психологическим проблемам.

Основные достижения поэзии связаны с творчеством Зоговича (сборники «Упрямые строфы», 1947; «Артикулированное слово», 1965; «Лично, совсем лично», 1971), Джоновича (сборники «Горные ручьи», 1947, «Жажда дорог», 1961), Баневича (поэма «Сутеска», 1946, сборник «До искры», 1961), Д. Костича (р. 1917; сборники «Стихи», 1947; «Сети», 1955; «Забытые снега», 1958, и др.), Р. Вешовича (р. 1921; сборники «Вихри», 1950; «Ленты в долине», 1955). Для поэтов М. Краля (р. 1933), С. Перовича (р. 1932), Бл. Щепановича (1934—66), Е. Брковича (р. 1933) характерны поиски новых тем и форм.

Живопись и скульптура

Художники и ваятели из Черногории сделали большой вклад в утверждение черногорской культуры в мире. Оставаясь в других частях мира (Париж, Белград, Загреб …), они заняли свои черногорские души работами, посвященными пейзажам своей родины, и тем самым показали миру её красоту. За последние 15 лет был открыт факультет изобразительного искусства в Цетинье, в результате чего появились новые волны талантов. Некоторые из наиболее известных художников, перечислены ниже:

Бюсты из Пераста и Прчаня:

Музыка

Основная статья: Музыка Черногории

Музыка Черногории была не сильно развита, особенно в сравнении с её литературой и изобразительным искусством. До конца 19 в. в Черногории развивалась только народная музыкальная культура. Сохранились древние традиции исполнения народных эпических, героических (в сопровождении народного инструмента гусле), лирических и обрядовых песен. Драматической экспрессией отличаются обрядовые песни-плачи, особенно женские — тужбалицы; поэтичны лирические «пейзажные» (пастушеские). Для мелодий черногорских песен характерны небольшой диапазон, преобладание архаических попевок в натуральных ладах, нередко смешанные и переменные размеры, свободное ритмическое строение; типично многоголосие (часто с секундовыми диссонансами). Музыкально-общественные организации и исполнительные коллективы начали возникать в Черногория в последней четверти 19 в.; были созданы: военные оркестры (осн. А. Шульцем, 1871, и Ф. Вимером, 1889), хоровые общества «Бранко» в Подгорице (ныне Титоград, 1892), «Негош» (Цетине, 1908), «Захумле» (Никшич, 1898). Один из первых профессиональных музыкантов — композитор Й. Иванишевич (конец 19 в.), получивший образование в Праге (ученик З. Фибиха). Первая музыкальная школа работала в Цетине (1924—25 и 1932—41). После 2-й мировой войны 1939—45 открылся ряд музыкальных школ — в Цетине (начальная школа «Негош», 1947; преобразована в 1948 в среднюю музыкальную школу), им. М. Милянова в Титограде (1950), в Которе (1951) и других городах. Организованы симфонический оркестр и смешанный хор Радио в Титограде, государственный ансамбль народной песни и танца «Оро». Кроме существовавших и продолжающих функционировать, в 1960-х гг. созданы хоровые общества любителей «Станко Драгоевич» в Титограде, «Никола Джуркович» в Которе, Общество композиторов и музыкантов-исполнителей Черногория, Союз культурных и художественных обществ Черногория (в Титограде). Специализированные музыкальные вузы в Которе и Титограде могли предложить классическое музыкальное образование, но в последнем десятилетии 20 века они получили звание академии. Особое внимание уделяется хору и камерной музыке. Кроме того есть профессиональный оркестр, который располагается в Подгорице.

Архитектура

Черногория имеет ряд значительных культурных и исторических объектов, в том числе объекты культурного наследия в барокко, романском и готическом стилях. Черногорские прибрежные регионы особенно хорошо известны своими религиозным памятникам, в том числе собор Святого Трифона, базилика Св. Луки (более 800 лет), Госпа од Шкрпела, Савина монастырь и другие. Византийское влияние в архитектуре и в религиозных работах особенно заметно в интерьере старых зданий. Венецианцкое влияние также очень хорошо заметно в ряде старых зданий и крепостей (например: крепость Хай-Нехай, в которой также заметно и турецкое влияние). Древний город Котор входит в список всемирного наследия ЮНЕСКО.

Театр и кинематограф

Следы старинных театрализованных обрядов (подробных сведений о них не сохранилось) остались в народных обычаях, многие из которых бытовали ещё в XIX—XX вв. Значительным вкладом в театральную культуру Черногории было творчество Петра II Петровича Негоша, автора драматической поэмы «Горный венец» (1847) и драмы «Лжецарь Степан Мали» (1851), написанных на сюжеты из исторического прошлого Черногории (ставились в любительских кружках). В Цетинье также устраивались любительские спектакли, гастролировали труппы из Сербии, Хорватии и других областей. После освобождения Черногории от фашистских оккупантов и их пособников (31 декабря 1944) в 1953 в Титограде был создан черногорский Национальный театр, включающий драматическую и оперную труппы. В репертуаре драматической труппы были югославская и зарубежная классика, произведения Петра II Петровича Негоша, черногорских драматургов В. Радовича, Ж. Команина, а также других республик Югославии. Ставились пьесы русских драматургов (Н. В. Гоголя, А. Н. Островского, А. П. Чехова), советских авторов (А. Н. Арбузова). В состав драматической труппы входили: режиссёр Б. Эракович, Н. Вавич, актёры В. Мандич, Д. Томас, З. Раичевич, Г. Ленголд, П. Бегович, Д. Малович, Б. Вукович, Ч. Вуканович, З. Стоимиров. В работе театра участвовали режиссёры из других республик Югославии. На сегодняшний день Черногорский национальный театр в Подгорице является единственным профессиональным театром страны и вместе с факультетом драмы, расположен в Цетинье и несет ответственность за большинство театральных постановок в стране. Во время летних месяцев, Городской театр Будвы имеет является привлекательной сценой для исполнителей из всех углов бывшей Югославии и со всего мира.

Также Черногория подготовила ряд выдающихся режиссёров и актеров кинематографа и анимации, включая Душана Вукотича, первого югослава, получившего Оскар, в категории коротких анимационных фильмов в 1961 году.

Кроме того, можно упомянуть, что фильм Казино Рояль частично снимался в Черногории.

Традиции и обычаи

Этические убеждения

Очень важным аспектом культуры черногорского является этический идеал Чойство и Юнашство, который примерно переводится как «Человечность и Отвага». Другим результатом черногорской вековой истории является скрытое рыцарское правило, которое гласит, что заслужить истинное уважение своего народа, человек должен показав такие достоинства, как честность, достоинство, смирение, самопожертвование ради правого дела, уважение к другим, и честность вместе с храбростью. В старые времена битв, это приводило черногорцев к бравой смерти в бою, так как пленение считалось высшим позором. Этот кодекс поведения по-прежнему укореняется в разумах молодых черногорцев. То что Черногория никогда не была полностью захвачена, хотя все другие страны Юго-славянских народов когда-то побывали под иноземным игом, считается результатом национальной приверженности к этим правилам. Большинство примеров поведения черногорцев за свою долгую историю можно проследить в этих правилах.

Традиции черногорского народа стали законами в Черногории во время правления короля Николы.

  • В древнем черногорском коде чести «Заклетва» имеется клятва кровной мести «Крвна Освета»: черногорец должен отомстить убийце своего родственника или одному из его близких родственников.
  • Молодожены в день своей свадьбы сажают оливковое дерево как символ брака.
  • В черногорских обычаях считается позволительным пропустить чью-то свадьбу, но пропустить похороны нельзя.

Имена и фамилии

Многие черногорские имена относятся именно к Сербии, но в Черногории также распространенно много имен, употребляющихся только в её пределах Черногорские фамилии обычно представляют собой слово оканчивающееся на -ч(что часто путают с отчеством). Причина этому то, что почти все сербские и черногорские фамилии устанавливались людьми в свою или в честь прославленного родственника. Также многие черногорские фамилии произошли от названия места (деревни, города) откуда род берет свои корни. Пример: Петрович-Негош — фамилия княжеского (королевского) рода Черногории произошла от имени деда Савы Петровича-Негоша Петра Калуджера и названия села Негуши, откуда род и берет свои корни.

Эпос и песни

Давняя история, черногорской борьбы за свободу и независимость неизменно связана с сильными традициями устной эпической поэзии. Традиционно, эти песни в аудитории сопровождаются музыкой гуслей, а гусляр поёт или читает рассказы о героях и сражениях и десятисложные стихи. Исторически, эти песни имели огромную мотивационную власть над населением. Гусляры имели почти такое же уважение, как лучшие из воинов.

В лучших «традициях» современного общественного достояния, эти песни были написаны и переданы неизвестными гуслярами со средних веков. Другие гусляры перенимали песни и могли изменить их по своему усмотрению, что обычно приводило к ряду нескольких различных версий одной и той же истории, различной достоверности. «Контролировали» достоверность сами слушатели, которые могли громко возразить во время исполнения, если некоторые части истории были неточными или сильно украшенными. У гусляров было больше «поэтической свободы», когда они интерпретировали события из далекого прошлого, так как у них не было свидетелей из тех времен. Таким образом, исторические песни, которые были позже были более достоверными. Большинство песен были собраны, оценены и записаны на бумаге Вуком Караджичем в 19 веке вместе с сербской эпической поэзией, причем некоторые из них были исключительно литературного качества.

Наиболее известным гусляром-интерпретатором, бесспорно, был Петр Перунович Перун(en.wikipedia.org/wiki/Petar_Perunović), из племени Пешивцы. Он достиг своей знаменитости в течение первых десятилетий 20-го века, когда он сделал множество записей и участвовал во многих гастролях по Америке и по всей Европе.

Наиболее популярными черногорскими героями эпосов являются Байо Пивлянин, Никац од Ровина и поп Мило Йовович[1][2]. Современный автор альтернативного рока Рамбо Амадеус доказал своей Smrt Popa Mila Jovovica(Смерть попа Мило Йововича), что эти песни могут быть очень успешно адаптированы к современным форматам и стилям музыки без потери первоначальной привлекательности.[3] В настоящее время эти традиционные песни несколько чаще поются в северной части страны, (а также в частично в Восточной Герцеговине, Западной Сербии и центральной Далмации).

Танцы

Танец Коло (в древнеславянском означало круг) — массовая пляска, близкая русскому хороводу. Распространена у народов, населяющих Балканский полуостров и области к северу от него (у болгар — хоро(оттуда хоровод), у румын и молдаван — хора и сырба). Коло —национальный танец Сербии. Для Коло характерно построение цепью, сомкнутым или разомкнутым кругом. Исполняется в сопровождении народных инструментов, иногда пения. Музыка Коло отличается разнообразием размеров. Существуют Коло быстрого и медленного темпа.

Другой традиционный танец этнических черногорцев называется Оро (иногда с названиями областей перед ним: Црмнички, Риечки, Катунски, Зетски) Оро почти как сбор или игра, как танец в строгом смысле этого слова. Как правило, молодые мужчины и женщины собираются и образуют круг (коло), затем начинают петь, а обычно после пения парень с одной стороны начинает брать под руку девушку с другой стороны и ведет её по кругу танцевать. Один из более смелых молодых людей затем входит в круг и начинает танцевать, изображая из себя орла. Цель здесь, чтобы произвести впечатление. Тогда толпа немедленно реагирует и с «специальной» песней, либо хвалит либо высмеивает его. Вскоре к нему присоединится девушка, довольно часто его подруга или, возможно, кто-то привлекший его во время Оро. Она также подражает орлу, но более элегантно. Толпа ходит по кругу. Когда пара устает, они целуют друг друга в щеку, уходят а на их место встает другая пара орлов, чтобы сохранить Коло, в то время как пение окружающей толпы не останавливается. Обычно молодые ребята заканчивают Оро путём формирования двухэтажного круга, стоя на плечах у товарищей, внутри большого круга и этот момент и есть тот, который является самым узнаваемым и наиболее часто фотографируемым в этом танце. Оро является черногорской разновидностью Коло, с особенностью — пением. Музыкальные инструменты никогда не являлись частью истинного Оро.

Также можно упомянуть танец мусульман Черногории Шота. Этот танец происходит на свадьбах и встречах между мужчиной и женщиной. Танец состоит из сложных быстрых шагов партнеров, все ближе и дальше друг от друга в постановке с быстро развивающимся ритмом, и партнерша должна во время танца, махать платком в воздухе во время выполнения шагов. Обычно этот танец исполняется под барабаны. Шота происходит в основном в регионе Санджак.

Одежда

Струка — род пледа, который носят как мужчины, так и женщины. Женская струка отличается несколько меньшими размерами и наличием почти незаметных поперечных полос. В трудных условиях военных походов струка защищала черногорца от дождя и холода, служила ему постелью. Пастухи и охотники для переходов по снегу употребляли своеобразную деревянную обувь — крплье.

Черногорскую национальную одежду первоначально изготовляли женщины каждой семьи из домотканой шерсти или хлопчатобумажных тканей, а с начала прошлого века её стали шить портные из покупных, привозных материалов.

Повседневная летняя одежда мужчины состоит из белой рубахи, белых холщевых или суконных коротких (до колен) штанов, суконного жилета (цмадан), длинного шелкового пояса, круглой и неглубокой шапочки (Капа), облегающих шерстяных гетр (доколеньица) и опанок. Зимой к этому костюму добавляется куртка из грубого сукна (гунъ), суконный пиджак (капут) и шерстяная струка.

Праздничный костюм, как летний, так и зимний, во многом схож с будничным, но богато украшен. Иногда молодые люди надевают поверх рубахи суконный жилет (душанка) с ложными рукавами, вышитый золотом. Пожилые носят суконный кафтан (долама), а поверх него суконный жилет (jелек или токе). За поясом как составную часть одежды обычно носят револьвер или пистоль.

Составные элементы женского костюма — рубаха туникообразного покроя, с разрезом на груди и вышивкой по вороту и рукавам, вязаный или шерстяной жакет (jакета), жилет и юбка (раша) темных цветов, передник (прегача) или платье и шерстяная струка. Праздничный костюм по покрою не отличается от будничного, но его обычно шьют профессионалы-портные из шелка, разноцветного сукна или бархата, украшают вышивкой шелком и золотом, серебряными бляхами и поясами. На праздники носят шелковую головную повязку (вео); рубашку, вышитую шелком по вороту; куртку (долактица, jакета); юбку; распашное платье без застежки (корет), подпоясанное серебряным поясом; опанки или башмаки. Девичий костюм проще, чем женский. Женщины причесывают волосы на прямой пробор и заплетают в две косы, укладывая их вокруг головы; девушки укладывают косы на затылке.

В некоторых районах бытуют местные типы женского костюма (крушевацкая, ораховацкая, ластовская, грбальская, паштровская, спичанская, шестанская, малисорская, брегасорская и мусульманская одежда).

Традиционный черногорский костюм бытует и в наши дни, в основном как праздничная и обрядовая одежда. Особенно стойко сохраняется мужской народный костюм. Черногорец среднего и пожилого возраста с гордостью надевает народную одежду в особо торжественных случаях — при выходе в город или в гости, на праздники и т. д. В последние годы в Черногорию все шире проникает городская одежда, особенно в среду молодежи, но среди старшего поколения народный костюм в известной мере сохраняется. И в городе и в деревне иногда носят некоторые предметы народного костюма (например опанки, шапочки-капы) в сочетании с городской одеждой. Народный костюм распространен и как обрядовая (похоронная и свадебная) одежда. На свадьбе он обязателен для невесты и сватов. Если у невесты нет такого костюма, то его покупают или берут напрокат.

Кухня

Основная статья: Черногорская кухня

Черногорская кухня сложилась благодаря географическому положению страны и её долгой истории. Также очень многие блюда переняты у соседей.

См. также

Напишите отзыв о статье "Культура Черногории"

Ссылки

  • [www.me/english/podaci/culture.htm Официальный сайт культуры Черногории]
  • [www.montenegro.org/endanger.html Montenegrin P.E.N On the Endangerment of Montenegrin Culture, People and State]
  • [www.montenegrina.net/pages/pages1/knjizevnost/knjizevnost_main.htm Черногорские литературные работы]
  • [www.montenegrina.net/pages/pages1/muzika/muzika.htm Традиционная черногорская музыка]
  • [www.montenegro.org/music.html Краткая история черногорский музыки]
  • [www.youtube.com/watch?v=H97zHEv5Jw8 Черногорский Оро]
  • [njegosev.narod.ru/emigrants/perun.htm Gusle Story Teller Perun]
  • [mercury-mont.ru/dostoprimechatelnosti-chernogorii.html Достопримечательности Черногории]

Литература

Примечания

  1. ↑ [www.youtube.com/watch?v=f7xSmDGAheg YouTube — ‪Smrt popa Mila Jovovica (1/2)‬‏]
  2. ↑ [www.youtube.com/watch?v=nBzr79WMo6g&feature=related YouTube — ‪Smrt popa Mila Jovovica (2/2)‬‏]
  3. ↑ [www.youtube.com/watch?v=kFFpIBcByvE YouTube — ‪Rambo Amadeus — Smrt Popa Mila Jovovica‬‏]

Отрывок, характеризующий Культура Черногории

– Так я тебе говорила, Andre, будь добр и великодушен, каким ты всегда был. Не суди строго Lise, – начала она. – Она так мила, так добра, и положение ее очень тяжело теперь.
– Кажется, я ничего не говорил тебе, Маша, чтоб я упрекал в чем нибудь свою жену или был недоволен ею. К чему ты всё это говоришь мне?
Княжна Марья покраснела пятнами и замолчала, как будто она чувствовала себя виноватою.
– Я ничего не говорил тебе, а тебе уж говорили . И мне это грустно.
Красные пятна еще сильнее выступили на лбу, шее и щеках княжны Марьи. Она хотела сказать что то и не могла выговорить. Брат угадал: маленькая княгиня после обеда плакала, говорила, что предчувствует несчастные роды, боится их, и жаловалась на свою судьбу, на свекра и на мужа. После слёз она заснула. Князю Андрею жалко стало сестру.
– Знай одно, Маша, я ни в чем не могу упрекнуть, не упрекал и никогда не упрекну мою жену , и сам ни в чем себя не могу упрекнуть в отношении к ней; и это всегда так будет, в каких бы я ни был обстоятельствах. Но ежели ты хочешь знать правду… хочешь знать, счастлив ли я? Нет. Счастлива ли она? Нет. Отчего это? Не знаю…
Говоря это, он встал, подошел к сестре и, нагнувшись, поцеловал ее в лоб. Прекрасные глаза его светились умным и добрым, непривычным блеском, но он смотрел не на сестру, а в темноту отворенной двери, через ее голову.
– Пойдем к ней, надо проститься. Или иди одна, разбуди ее, а я сейчас приду. Петрушка! – крикнул он камердинеру, – поди сюда, убирай. Это в сиденье, это на правую сторону.
Княжна Марья встала и направилась к двери. Она остановилась.
– Andre, si vous avez. la foi, vous vous seriez adresse a Dieu, pour qu'il vous donne l'amour, que vous ne sentez pas et votre priere aurait ete exaucee. [Если бы ты имел веру, то обратился бы к Богу с молитвою, чтоб Он даровал тебе любовь, которую ты не чувствуешь, и молитва твоя была бы услышана.]
– Да, разве это! – сказал князь Андрей. – Иди, Маша, я сейчас приду.
По дороге к комнате сестры, в галлерее, соединявшей один дом с другим, князь Андрей встретил мило улыбавшуюся m lle Bourienne, уже в третий раз в этот день с восторженною и наивною улыбкой попадавшуюся ему в уединенных переходах.
– Ah! je vous croyais chez vous, [Ах, я думала, вы у себя,] – сказала она, почему то краснея и опуская глаза.
Князь Андрей строго посмотрел на нее. На лице князя Андрея вдруг выразилось озлобление. Он ничего не сказал ей, но посмотрел на ее лоб и волосы, не глядя в глаза, так презрительно, что француженка покраснела и ушла, ничего не сказав.
Когда он подошел к комнате сестры, княгиня уже проснулась, и ее веселый голосок, торопивший одно слово за другим, послышался из отворенной двери. Она говорила, как будто после долгого воздержания ей хотелось вознаградить потерянное время.
– Non, mais figurez vous, la vieille comtesse Zouboff avec de fausses boucles et la bouche pleine de fausses dents, comme si elle voulait defier les annees… [Нет, представьте себе, старая графиня Зубова, с фальшивыми локонами, с фальшивыми зубами, как будто издеваясь над годами…] Xa, xa, xa, Marieie!
Точно ту же фразу о графине Зубовой и тот же смех уже раз пять слышал при посторонних князь Андрей от своей жены.
Он тихо вошел в комнату. Княгиня, толстенькая, румяная, с работой в руках, сидела на кресле и без умолку говорила, перебирая петербургские воспоминания и даже фразы. Князь Андрей подошел, погладил ее по голове и спросил, отдохнула ли она от дороги. Она ответила и продолжала тот же разговор.
Коляска шестериком стояла у подъезда. На дворе была темная осенняя ночь. Кучер не видел дышла коляски. На крыльце суетились люди с фонарями. Огромный дом горел огнями сквозь свои большие окна. В передней толпились дворовые, желавшие проститься с молодым князем; в зале стояли все домашние: Михаил Иванович, m lle Bourienne, княжна Марья и княгиня.
Князь Андрей был позван в кабинет к отцу, который с глазу на глаз хотел проститься с ним. Все ждали их выхода.
Когда князь Андрей вошел в кабинет, старый князь в стариковских очках и в своем белом халате, в котором он никого не принимал, кроме сына, сидел за столом и писал. Он оглянулся.
– Едешь? – И он опять стал писать.
– Пришел проститься.
– Целуй сюда, – он показал щеку, – спасибо, спасибо!
– За что вы меня благодарите?
– За то, что не просрочиваешь, за бабью юбку не держишься. Служба прежде всего. Спасибо, спасибо! – И он продолжал писать, так что брызги летели с трещавшего пера. – Ежели нужно сказать что, говори. Эти два дела могу делать вместе, – прибавил он.
– О жене… Мне и так совестно, что я вам ее на руки оставляю…
– Что врешь? Говори, что нужно.
– Когда жене будет время родить, пошлите в Москву за акушером… Чтоб он тут был.
Старый князь остановился и, как бы не понимая, уставился строгими глазами на сына.
– Я знаю, что никто помочь не может, коли натура не поможет, – говорил князь Андрей, видимо смущенный. – Я согласен, что и из миллиона случаев один бывает несчастный, но это ее и моя фантазия. Ей наговорили, она во сне видела, и она боится.
– Гм… гм… – проговорил про себя старый князь, продолжая дописывать. – Сделаю.
Он расчеркнул подпись, вдруг быстро повернулся к сыну и засмеялся.
– Плохо дело, а?
– Что плохо, батюшка?
– Жена! – коротко и значительно сказал старый князь.
– Я не понимаю, – сказал князь Андрей.
– Да нечего делать, дружок, – сказал князь, – они все такие, не разженишься. Ты не бойся; никому не скажу; а ты сам знаешь.
Он схватил его за руку своею костлявою маленькою кистью, потряс ее, взглянул прямо в лицо сына своими быстрыми глазами, которые, как казалось, насквозь видели человека, и опять засмеялся своим холодным смехом.
Сын вздохнул, признаваясь этим вздохом в том, что отец понял его. Старик, продолжая складывать и печатать письма, с своею привычною быстротой, схватывал и бросал сургуч, печать и бумагу.
– Что делать? Красива! Я всё сделаю. Ты будь покоен, – говорил он отрывисто во время печатания.
Андрей молчал: ему и приятно и неприятно было, что отец понял его. Старик встал и подал письмо сыну.
– Слушай, – сказал он, – о жене не заботься: что возможно сделать, то будет сделано. Теперь слушай: письмо Михайлу Иларионовичу отдай. Я пишу, чтоб он тебя в хорошие места употреблял и долго адъютантом не держал: скверная должность! Скажи ты ему, что я его помню и люблю. Да напиши, как он тебя примет. Коли хорош будет, служи. Николая Андреича Болконского сын из милости служить ни у кого не будет. Ну, теперь поди сюда.
Он говорил такою скороговоркой, что не доканчивал половины слов, но сын привык понимать его. Он подвел сына к бюро, откинул крышку, выдвинул ящик и вынул исписанную его крупным, длинным и сжатым почерком тетрадь.
– Должно быть, мне прежде тебя умереть. Знай, тут мои записки, их государю передать после моей смерти. Теперь здесь – вот ломбардный билет и письмо: это премия тому, кто напишет историю суворовских войн. Переслать в академию. Здесь мои ремарки, после меня читай для себя, найдешь пользу.
Андрей не сказал отцу, что, верно, он проживет еще долго. Он понимал, что этого говорить не нужно.
– Всё исполню, батюшка, – сказал он.
– Ну, теперь прощай! – Он дал поцеловать сыну свою руку и обнял его. – Помни одно, князь Андрей: коли тебя убьют, мне старику больно будет… – Он неожиданно замолчал и вдруг крикливым голосом продолжал: – а коли узнаю, что ты повел себя не как сын Николая Болконского, мне будет… стыдно! – взвизгнул он.
– Этого вы могли бы не говорить мне, батюшка, – улыбаясь, сказал сын.
Старик замолчал.
– Еще я хотел просить вас, – продолжал князь Андрей, – ежели меня убьют и ежели у меня будет сын, не отпускайте его от себя, как я вам вчера говорил, чтоб он вырос у вас… пожалуйста.
– Жене не отдавать? – сказал старик и засмеялся.
Они молча стояли друг против друга. Быстрые глаза старика прямо были устремлены в глаза сына. Что то дрогнуло в нижней части лица старого князя.
– Простились… ступай! – вдруг сказал он. – Ступай! – закричал он сердитым и громким голосом, отворяя дверь кабинета.
– Что такое, что? – спрашивали княгиня и княжна, увидев князя Андрея и на минуту высунувшуюся фигуру кричавшего сердитым голосом старика в белом халате, без парика и в стариковских очках.
Князь Андрей вздохнул и ничего не ответил.
– Ну, – сказал он, обратившись к жене.
И это «ну» звучало холодною насмешкой, как будто он говорил: «теперь проделывайте вы ваши штуки».
– Andre, deja! [Андрей, уже!] – сказала маленькая княгиня, бледнея и со страхом глядя на мужа.
Он обнял ее. Она вскрикнула и без чувств упала на его плечо.
Он осторожно отвел плечо, на котором она лежала, заглянул в ее лицо и бережно посадил ее на кресло.
– Adieu, Marieie, [Прощай, Маша,] – сказал он тихо сестре, поцеловался с нею рука в руку и скорыми шагами вышел из комнаты.
Княгиня лежала в кресле, m lle Бурьен терла ей виски. Княжна Марья, поддерживая невестку, с заплаканными прекрасными глазами, всё еще смотрела в дверь, в которую вышел князь Андрей, и крестила его. Из кабинета слышны были, как выстрелы, часто повторяемые сердитые звуки стариковского сморкания. Только что князь Андрей вышел, дверь кабинета быстро отворилась и выглянула строгая фигура старика в белом халате.
– Уехал? Ну и хорошо! – сказал он, сердито посмотрев на бесчувственную маленькую княгиню, укоризненно покачал головою и захлопнул дверь.



В октябре 1805 года русские войска занимали села и города эрцгерцогства Австрийского, и еще новые полки приходили из России и, отягощая постоем жителей, располагались у крепости Браунау. В Браунау была главная квартира главнокомандующего Кутузова.
11 го октября 1805 года один из только что пришедших к Браунау пехотных полков, ожидая смотра главнокомандующего, стоял в полумиле от города. Несмотря на нерусскую местность и обстановку (фруктовые сады, каменные ограды, черепичные крыши, горы, видневшиеся вдали), на нерусский народ, c любопытством смотревший на солдат, полк имел точно такой же вид, какой имел всякий русский полк, готовившийся к смотру где нибудь в середине России.
С вечера, на последнем переходе, был получен приказ, что главнокомандующий будет смотреть полк на походе. Хотя слова приказа и показались неясны полковому командиру, и возник вопрос, как разуметь слова приказа: в походной форме или нет? в совете батальонных командиров было решено представить полк в парадной форме на том основании, что всегда лучше перекланяться, чем не докланяться. И солдаты, после тридцативерстного перехода, не смыкали глаз, всю ночь чинились, чистились; адъютанты и ротные рассчитывали, отчисляли; и к утру полк, вместо растянутой беспорядочной толпы, какою он был накануне на последнем переходе, представлял стройную массу 2 000 людей, из которых каждый знал свое место, свое дело и из которых на каждом каждая пуговка и ремешок были на своем месте и блестели чистотой. Не только наружное было исправно, но ежели бы угодно было главнокомандующему заглянуть под мундиры, то на каждом он увидел бы одинаково чистую рубаху и в каждом ранце нашел бы узаконенное число вещей, «шильце и мыльце», как говорят солдаты. Было только одно обстоятельство, насчет которого никто не мог быть спокоен. Это была обувь. Больше чем у половины людей сапоги были разбиты. Но недостаток этот происходил не от вины полкового командира, так как, несмотря на неоднократные требования, ему не был отпущен товар от австрийского ведомства, а полк прошел тысячу верст.
Полковой командир был пожилой, сангвинический, с седеющими бровями и бакенбардами генерал, плотный и широкий больше от груди к спине, чем от одного плеча к другому. На нем был новый, с иголочки, со слежавшимися складками мундир и густые золотые эполеты, которые как будто не книзу, а кверху поднимали его тучные плечи. Полковой командир имел вид человека, счастливо совершающего одно из самых торжественных дел жизни. Он похаживал перед фронтом и, похаживая, подрагивал на каждом шагу, слегка изгибаясь спиною. Видно, было, что полковой командир любуется своим полком, счастлив им, что все его силы душевные заняты только полком; но, несмотря на то, его подрагивающая походка как будто говорила, что, кроме военных интересов, в душе его немалое место занимают и интересы общественного быта и женский пол.
– Ну, батюшка Михайло Митрич, – обратился он к одному батальонному командиру (батальонный командир улыбаясь подался вперед; видно было, что они были счастливы), – досталось на орехи нынче ночью. Однако, кажется, ничего, полк не из дурных… А?
Батальонный командир понял веселую иронию и засмеялся.
– И на Царицыном лугу с поля бы не прогнали.
– Что? – сказал командир.
В это время по дороге из города, по которой расставлены были махальные, показались два верховые. Это были адъютант и казак, ехавший сзади.
Адъютант был прислан из главного штаба подтвердить полковому командиру то, что было сказано неясно во вчерашнем приказе, а именно то, что главнокомандующий желал видеть полк совершенно в том положении, в котором oн шел – в шинелях, в чехлах и без всяких приготовлений.
К Кутузову накануне прибыл член гофкригсрата из Вены, с предложениями и требованиями итти как можно скорее на соединение с армией эрцгерцога Фердинанда и Мака, и Кутузов, не считая выгодным это соединение, в числе прочих доказательств в пользу своего мнения намеревался показать австрийскому генералу то печальное положение, в котором приходили войска из России. С этою целью он и хотел выехать навстречу полку, так что, чем хуже было бы положение полка, тем приятнее было бы это главнокомандующему. Хотя адъютант и не знал этих подробностей, однако он передал полковому командиру непременное требование главнокомандующего, чтобы люди были в шинелях и чехлах, и что в противном случае главнокомандующий будет недоволен. Выслушав эти слова, полковой командир опустил голову, молча вздернул плечами и сангвиническим жестом развел руки.
– Наделали дела! – проговорил он. – Вот я вам говорил же, Михайло Митрич, что на походе, так в шинелях, – обратился он с упреком к батальонному командиру. – Ах, мой Бог! – прибавил он и решительно выступил вперед. – Господа ротные командиры! – крикнул он голосом, привычным к команде. – Фельдфебелей!… Скоро ли пожалуют? – обратился он к приехавшему адъютанту с выражением почтительной учтивости, видимо относившейся к лицу, про которое он говорил.
– Через час, я думаю.
– Успеем переодеть?
– Не знаю, генерал…
Полковой командир, сам подойдя к рядам, распорядился переодеванием опять в шинели. Ротные командиры разбежались по ротам, фельдфебели засуетились (шинели были не совсем исправны) и в то же мгновение заколыхались, растянулись и говором загудели прежде правильные, молчаливые четвероугольники. Со всех сторон отбегали и подбегали солдаты, подкидывали сзади плечом, через голову перетаскивали ранцы, снимали шинели и, высоко поднимая руки, натягивали их в рукава.
Через полчаса всё опять пришло в прежний порядок, только четвероугольники сделались серыми из черных. Полковой командир, опять подрагивающею походкой, вышел вперед полка и издалека оглядел его.
– Это что еще? Это что! – прокричал он, останавливаясь. – Командира 3 й роты!..
– Командир 3 й роты к генералу! командира к генералу, 3 й роты к командиру!… – послышались голоса по рядам, и адъютант побежал отыскивать замешкавшегося офицера.
Когда звуки усердных голосов, перевирая, крича уже «генерала в 3 ю роту», дошли по назначению, требуемый офицер показался из за роты и, хотя человек уже пожилой и не имевший привычки бегать, неловко цепляясь носками, рысью направился к генералу. Лицо капитана выражало беспокойство школьника, которому велят сказать невыученный им урок. На красном (очевидно от невоздержания) носу выступали пятна, и рот не находил положения. Полковой командир с ног до головы осматривал капитана, в то время как он запыхавшись подходил, по мере приближения сдерживая шаг.
– Вы скоро людей в сарафаны нарядите! Это что? – крикнул полковой командир, выдвигая нижнюю челюсть и указывая в рядах 3 й роты на солдата в шинели цвета фабричного сукна, отличавшегося от других шинелей. – Сами где находились? Ожидается главнокомандующий, а вы отходите от своего места? А?… Я вас научу, как на смотр людей в казакины одевать!… А?…
Ротный командир, не спуская глаз с начальника, всё больше и больше прижимал свои два пальца к козырьку, как будто в одном этом прижимании он видел теперь свое спасенье.
– Ну, что ж вы молчите? Кто у вас там в венгерца наряжен? – строго шутил полковой командир.
– Ваше превосходительство…
– Ну что «ваше превосходительство»? Ваше превосходительство! Ваше превосходительство! А что ваше превосходительство – никому неизвестно.
– Ваше превосходительство, это Долохов, разжалованный… – сказал тихо капитан.
– Что он в фельдмаршалы, что ли, разжалован или в солдаты? А солдат, так должен быть одет, как все, по форме.
– Ваше превосходительство, вы сами разрешили ему походом.
– Разрешил? Разрешил? Вот вы всегда так, молодые люди, – сказал полковой командир, остывая несколько. – Разрешил? Вам что нибудь скажешь, а вы и… – Полковой командир помолчал. – Вам что нибудь скажешь, а вы и… – Что? – сказал он, снова раздражаясь. – Извольте одеть людей прилично…
И полковой командир, оглядываясь на адъютанта, своею вздрагивающею походкой направился к полку. Видно было, что его раздражение ему самому понравилось, и что он, пройдясь по полку, хотел найти еще предлог своему гневу. Оборвав одного офицера за невычищенный знак, другого за неправильность ряда, он подошел к 3 й роте.
– Кааак стоишь? Где нога? Нога где? – закричал полковой командир с выражением страдания в голосе, еще человек за пять не доходя до Долохова, одетого в синеватую шинель.
Долохов медленно выпрямил согнутую ногу и прямо, своим светлым и наглым взглядом, посмотрел в лицо генерала.
– Зачем синяя шинель? Долой… Фельдфебель! Переодеть его… дря… – Он не успел договорить.
– Генерал, я обязан исполнять приказания, но не обязан переносить… – поспешно сказал Долохов.
– Во фронте не разговаривать!… Не разговаривать, не разговаривать!…
– Не обязан переносить оскорбления, – громко, звучно договорил Долохов.
Глаза генерала и солдата встретились. Генерал замолчал, сердито оттягивая книзу тугой шарф.
– Извольте переодеться, прошу вас, – сказал он, отходя.


– Едет! – закричал в это время махальный.
Полковой командир, покраснел, подбежал к лошади, дрожащими руками взялся за стремя, перекинул тело, оправился, вынул шпагу и с счастливым, решительным лицом, набок раскрыв рот, приготовился крикнуть. Полк встрепенулся, как оправляющаяся птица, и замер.
– Смир р р р на! – закричал полковой командир потрясающим душу голосом, радостным для себя, строгим в отношении к полку и приветливым в отношении к подъезжающему начальнику.
По широкой, обсаженной деревьями, большой, бесшоссейной дороге, слегка погромыхивая рессорами, шибкою рысью ехала высокая голубая венская коляска цугом. За коляской скакали свита и конвой кроатов. Подле Кутузова сидел австрийский генерал в странном, среди черных русских, белом мундире. Коляска остановилась у полка. Кутузов и австрийский генерал о чем то тихо говорили, и Кутузов слегка улыбнулся, в то время как, тяжело ступая, он опускал ногу с подножки, точно как будто и не было этих 2 000 людей, которые не дыша смотрели на него и на полкового командира.
Раздался крик команды, опять полк звеня дрогнул, сделав на караул. В мертвой тишине послышался слабый голос главнокомандующего. Полк рявкнул: «Здравья желаем, ваше го го го го ство!» И опять всё замерло. Сначала Кутузов стоял на одном месте, пока полк двигался; потом Кутузов рядом с белым генералом, пешком, сопутствуемый свитою, стал ходить по рядам.
По тому, как полковой командир салютовал главнокомандующему, впиваясь в него глазами, вытягиваясь и подбираясь, как наклоненный вперед ходил за генералами по рядам, едва удерживая подрагивающее движение, как подскакивал при каждом слове и движении главнокомандующего, – видно было, что он исполнял свои обязанности подчиненного еще с большим наслаждением, чем обязанности начальника. Полк, благодаря строгости и старательности полкового командира, был в прекрасном состоянии сравнительно с другими, приходившими в то же время к Браунау. Отсталых и больных было только 217 человек. И всё было исправно, кроме обуви.
Кутузов прошел по рядам, изредка останавливаясь и говоря по нескольку ласковых слов офицерам, которых он знал по турецкой войне, а иногда и солдатам. Поглядывая на обувь, он несколько раз грустно покачивал головой и указывал на нее австрийскому генералу с таким выражением, что как бы не упрекал в этом никого, но не мог не видеть, как это плохо. Полковой командир каждый раз при этом забегал вперед, боясь упустить слово главнокомандующего касательно полка. Сзади Кутузова, в таком расстоянии, что всякое слабо произнесенное слово могло быть услышано, шло человек 20 свиты. Господа свиты разговаривали между собой и иногда смеялись. Ближе всех за главнокомандующим шел красивый адъютант. Это был князь Болконский. Рядом с ним шел его товарищ Несвицкий, высокий штаб офицер, чрезвычайно толстый, с добрым, и улыбающимся красивым лицом и влажными глазами; Несвицкий едва удерживался от смеха, возбуждаемого черноватым гусарским офицером, шедшим подле него. Гусарский офицер, не улыбаясь, не изменяя выражения остановившихся глаз, с серьезным лицом смотрел на спину полкового командира и передразнивал каждое его движение. Каждый раз, как полковой командир вздрагивал и нагибался вперед, точно так же, точь в точь так же, вздрагивал и нагибался вперед гусарский офицер. Несвицкий смеялся и толкал других, чтобы они смотрели на забавника.
Кутузов шел медленно и вяло мимо тысячей глаз, которые выкатывались из своих орбит, следя за начальником. Поровнявшись с 3 й ротой, он вдруг остановился. Свита, не предвидя этой остановки, невольно надвинулась на него.
– А, Тимохин! – сказал главнокомандующий, узнавая капитана с красным носом, пострадавшего за синюю шинель.
Казалось, нельзя было вытягиваться больше того, как вытягивался Тимохин, в то время как полковой командир делал ему замечание. Но в эту минуту обращения к нему главнокомандующего капитан вытянулся так, что, казалось, посмотри на него главнокомандующий еще несколько времени, капитан не выдержал бы; и потому Кутузов, видимо поняв его положение и желая, напротив, всякого добра капитану, поспешно отвернулся. По пухлому, изуродованному раной лицу Кутузова пробежала чуть заметная улыбка.
– Еще измайловский товарищ, – сказал он. – Храбрый офицер! Ты доволен им? – спросил Кутузов у полкового командира.
И полковой командир, отражаясь, как в зеркале, невидимо для себя, в гусарском офицере, вздрогнул, подошел вперед и отвечал:
– Очень доволен, ваше высокопревосходительство.
– Мы все не без слабостей, – сказал Кутузов, улыбаясь и отходя от него. – У него была приверженность к Бахусу.
Полковой командир испугался, не виноват ли он в этом, и ничего не ответил. Офицер в эту минуту заметил лицо капитана с красным носом и подтянутым животом и так похоже передразнил его лицо и позу, что Несвицкий не мог удержать смеха.
Кутузов обернулся. Видно было, что офицер мог управлять своим лицом, как хотел: в ту минуту, как Кутузов обернулся, офицер успел сделать гримасу, а вслед за тем принять самое серьезное, почтительное и невинное выражение.
Третья рота была последняя, и Кутузов задумался, видимо припоминая что то. Князь Андрей выступил из свиты и по французски тихо сказал:
– Вы приказали напомнить о разжалованном Долохове в этом полку.
– Где тут Долохов? – спросил Кутузов.
Долохов, уже переодетый в солдатскую серую шинель, не дожидался, чтоб его вызвали. Стройная фигура белокурого с ясными голубыми глазами солдата выступила из фронта. Он подошел к главнокомандующему и сделал на караул.
– Претензия? – нахмурившись слегка, спросил Кутузов.
– Это Долохов, – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Кутузов. – Надеюсь, что этот урок тебя исправит, служи хорошенько. Государь милостив. И я не забуду тебя, ежели ты заслужишь.
Голубые ясные глаза смотрели на главнокомандующего так же дерзко, как и на полкового командира, как будто своим выражением разрывая завесу условности, отделявшую так далеко главнокомандующего от солдата.
– Об одном прошу, ваше высокопревосходительство, – сказал он своим звучным, твердым, неспешащим голосом. – Прошу дать мне случай загладить мою вину и доказать мою преданность государю императору и России.
Кутузов отвернулся. На лице его промелькнула та же улыбка глаз, как и в то время, когда он отвернулся от капитана Тимохина. Он отвернулся и поморщился, как будто хотел выразить этим, что всё, что ему сказал Долохов, и всё, что он мог сказать ему, он давно, давно знает, что всё это уже прискучило ему и что всё это совсем не то, что нужно. Он отвернулся и направился к коляске.
Полк разобрался ротами и направился к назначенным квартирам невдалеке от Браунау, где надеялся обуться, одеться и отдохнуть после трудных переходов.
– Вы на меня не претендуете, Прохор Игнатьич? – сказал полковой командир, объезжая двигавшуюся к месту 3 ю роту и подъезжая к шедшему впереди ее капитану Тимохину. Лицо полкового командира выражало после счастливо отбытого смотра неудержимую радость. – Служба царская… нельзя… другой раз во фронте оборвешь… Сам извинюсь первый, вы меня знаете… Очень благодарил! – И он протянул руку ротному.
– Помилуйте, генерал, да смею ли я! – отвечал капитан, краснея носом, улыбаясь и раскрывая улыбкой недостаток двух передних зубов, выбитых прикладом под Измаилом.
– Да господину Долохову передайте, что я его не забуду, чтоб он был спокоен. Да скажите, пожалуйста, я всё хотел спросить, что он, как себя ведет? И всё…
– По службе очень исправен, ваше превосходительство… но карахтер… – сказал Тимохин.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Культура_Черногории&oldid=80910464»