Культура Эстонии

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Культура Эстонии — культурные явления, созданные на территории Эстонии представителями народов Эстонии.

Средневековье

Можно предположить, что на культуру предков современных эстонцев некоторое влияние оказывала древнерусская культура. Об этом свидетельствуют такие древние заимствования в эстонском языке из русского, как raamat (книга, от грамота) и leib (хлеб). Одно из первых упоминаний в «Повести временных лет» о деятельности русских князей на территории современной Эстонии: поход великого князя Ярослава Владимировича в 1030 году на чудь и основание им города под названием Юрьев (ныне Тарту).

После захвата Ливонии крестоносцами во второй четверти XIII века в стране поселились немцы и датчане; власть оказалась в руках иноземцев. Постепенно образовалось сословное сообщество, правящей элитой которого были, главным образом, немцы и онемечившиеся местные вожаки. Предки эстонцев вошли в сферу непосредственного влияния западноевропейской культуры, но оставались на её периферии, на границе западного и восточного культурных пространств. Немецкая культура повлияла на эстонскую в довольно значительной степени.

Больше всего внешнему влиянию была подвержена религия. Народ связывал обряды католической церкви со своими древними обрядами, христианские святые слились с языческими духами-хранителями дома, поля и скота. Объединению этих понятий способствовало и то, что новые церкви, как правило, возводились на древних культовых местах поклонения. Образовалось так называемое «сельское католичество». Монастыри стали первыми образовательными центрами. До XIV—XV века сохранялись старые дохристианские имена эстов; с XV века детям стали давать христианские имена, переделанные на местный народный манер (Йоханнес — Яан, Антониус — Тынис, Катарина — Кадри и т. д.).

Появилось новое явление — городская культура. Расцвету эстонских городов в средние века способствовал Ганзейский Союз; общение с Европой принесло с собой европейский уклад жизни, как в духовной, так и в материальной культуре. В этот период в архитектурном стиле доминировала готика. В Ревеле были сооружены монументальные храмы — церковь св. Николая, церковь св. Олая, церковь Святого духа, Доминиканский монастырь. Дерптская Иоанновская церковь стала уникальной по обилию керамических скульптур. Вскоре веяния центрально- и западноевропейского искусства начали находить отголосок и в крестьянской культуре. Селяне стали использовать готические орнаменты при украшении народных костюмов и домашней утвари.

В 1523 году до Эстонии дошло движение Реформации. Лютеранство, придававшее большое значение народному образованию, заложило основу эстонской грамотности и крестьянской школе. В 1535 году в Любеке вышла первая книга на эстонском языке — катехизис ревельских пасторов Симона Ванрата (Simon Wanradt) и Йоханна Коелля (Johann Koell). В 1632 году шведским королём Густавом II Адольфом был основан Дерптский университет (ныне Тартуский университет), преподавание в котором велось на немецком языке. Огромную роль в развитии народного образования сыграл Бенгт Готфрид Форселиус (Bengt Gottfried Forselius), который в 1684 основал семинарию для учителей крестьянских школ и издал азбуку эстонского языка.

Новое время

После 1630 года в городах стали больше строить. Во второй половине XVII века оживилась торговля с Россией, что вызвало расцвет барокко в Нарве; самыми значительными сооружениями этого периода стали Иоанновская церковь и здание биржи. В 80-х годах XVII века в городах и мызах наступило время классицизма, в городах появились прямые широкие улицы и четкое расположение строений. В северной Эстонии при строительстве использовали известняк, в южной — кирпич.

Выдающимся примером стиля барокко в Ревеле (Таллин) стал царский дворец в парке Екатериненталь (Кадриорг), построенный с 1719 по 1725 годы. Со второй половины XVIII века до наших дней сохранились классические здания в центре города Тарту.

Крестьянская культура во многом оставалась неизменной, но новые веяния повлияли, например, на народный костюм эстонцев. То, что в наши дни называется национальной одеждой, в старину считалось торжественным нарядом. Полный комплект такого костюма молодые эстонцы и эстонки получали к совершеннолетию. Девушки ходили обычно с непокрытой головой, а замужние женщины носили головной убор. К наряду прилагались украшения, сделанные, в основном, из серебра. Исконные черты сохранил национальный костюм Южной Эстонии, особенно Мульгимаа, где до XIX века носили юбки-ковры. Народной одежде Северной Эстонии характерна короткая широкая рубашка (англ. käised — рукава) с цветочной вышивкой, Западной Эстонии — коричневая и чёрная верхняя часть одеяния. В мужской одежде разнообразия было несколько меньше.

В первой половине XVIII века благодаря религиозным общинам (гернгутеров) христианская вера стала ближе простому люду. Гернгутерские общины пропагандировали набожность, покорность, нравственный и трезвый образ жизни, выступали за социальное равенство и братство, уделяли огромное внимание распространению грамотности, переводили и составляли религиозные книги. Многие просветители вышли из семей гернгутеров. Благодаря общинам крепло самосознание крестьянства. В то же время многие явления народной культуры (народные музыкальные инструменты, украшения и т. п.) были заброшены как языческие и грешные.

В 1739 году вышел первый полный перевод Библии на эстонский язык, переводчик Антон Тор Хелле (Anton Thor Helle). Этот перевод утвердил господство северо-эстонского диалекта в стране. Благодаря остзейским пасторам-просветителям в Эстонляндии распространялся рационализм, стали издаваться первые светские просветительские книги.

Большое значение для культурного развития Эстонии имело восстановление в 1802 году Императорского Юрьевского университета в Дерпте (ныне Тарту). Именно университет стал проводником западноевропейских идейных влияний — идеалов свободы, равенства и братства Французской революции, немецкого романтизма «бури и натиска». В Дерпте учились и работали такие известные ученые, как астроном Фридрих Георг Вильгельм фон Струве (Friedrich Georg Wilhelm von Struwe), биолог Карл Эрнст фон Бэр (Karl Ernst von Baer), хирург Николай Пирогов. Студенты (в основном, дети богатых немецких помещиков-баронов) учились на немецком языке. Университет стал колыбелью эстонского национального пробуждения. В числе немногих эстонцев, которым удалось поступить в университет, был первый эстонский поэт Кристьян Яак Петерсон. В своих стихах он использовал язык народных песен, высказывал веру в будущее эстонского языка, старался пробудить в крестьянах оптимизм и уверенность в своих силах.

Большой вклад в развитие эстонской письменности и литературы внёс Отто Вильгельм Мазинг (Otto Wilhelm Masing). Мазинг избавил письменный язык от немецкого построения предложений, уменьшил разницу между произношением и написанием слов, ввёл в использование букву õ. Широкую известность получила газета Мазинга «Крестьянский Еженедельник» (1821—1825), в которой рассказывалось о событиях в мире.

В середине 20-х годов XIX века в Дерптском университете сформировалась группа молодых эстонских интеллигентов. Идеи европейского рационализма и просветительства затронули их умы и души. Во главе этого кружка стоял врач и литератор Фридрих Роберт Фельман (Friedrich Robert Faehlmann), активное участие принимал Фридрих Рейнхолд Крейцвальд (Friedrich Reinhold Kreutzwald). Своей главной задачей они считали пробуждение чувства национального самоуважения и достоинства народа, для чего нужно было вывести эстонский язык на более высокий уровень и доказать миру, что и на нём можно создавать достойные литературные произведения. Созрел план создания эстонского народного эпоса и возвращения его народу в высокохудожественной форме. В 1838 году Фельман основал Эстонское научное сообщество, которое занималось изучением эстонского языка и фольклора. Фельман начал собирать предания о Калевипоэге, чтобы потом объединить их в единое произведение. После смерти Фельмана эту работу продолжил Крейцвальд. Эстонский народный эпос «Калевипоэг» был издан в 1862 году. Фельман также подготовил сборник квазифольклорных мифологических сказаний (1840) на основе финского народного наследия. Возникла так называемая псевдомифология с пантеоном богов (Ванемуйне, Илмарине и др.), которая благодаря школьным учебникам и газетам быстро овладела народным сознанием.

В 1830-40-х годах появились первые учебники русского и немецкого языка для эстонских детей. Во всех крестьянских волостных школах письмо и счёт стали обязательными предметами для мальчиков. Для подготовки учителей было создано около десяти учительских семинарий. Первой школой, преподавательский состав которой был полностью эстонским, стала гимназия Хуго Треффнера (основана в 1884) в Тарту.

Летом 1845 года в Южной Эстляндии начался массовый переход эстонцев в православие. Крестьяне были убеждены в том, что, приняв «царскую» веру, они получат земли и будут освобождены от барщины. В течение трёх лет в православие перешло более 60 000 эстонцев. Убедившись, что никакой земли им не дадут, крестьяне захотели вернуться в лоно лютеранства, но правительство выступало решительно против этого. Некоторым из сменивших веру приходилось тайком посещать лютеранскую церковь.

Национальное пробуждение

После отмены крепостного права и барщины экономическое положение эстонцев стало улучшаться. Начавшийся в 1860-е годы выкуп хуторов ускорил экономическое и культурное развитие эстонского народа. Численность населения увеличилась. Улучшились возможности передвижения, благодаря чему расширились границы окружающего мира. Более тесное общение помогало выработке единого литературного языка на основе диалектов Северной Эстонии. С середины XIX века жители Эстонии стали называть себя эстонцами (eestlased). Вместе с общей экономической жизнью и письменным языком зарождалась национальная культура, образованные эстонцы-патриоты призывали народа участвовать в общественной жизни. Этот период истории Эстонии называется периодом национального пробуждения.

Один из самых знаменитых деятелей культуры периода пробуждения был Йоханн Вольдемар Яннсен. Он начал выпускать газету «Пярнуский почтальон», позже в Тарту «Эстонский почтальон», что заложило основу эстонской периодической печати. Газеты на эстонском языке являлись важной частью национального движения, помогали расширять кругозор и улучшали грамотность народа.

Во второй половине XIX века стали образовываться различные сообщества: певческие хоры и оркестры, крестьянские товарищества, общества трезвости, объединения пожарных и т. д. Члены сообществ стремились развивать эстонскую культуру, устраивали дискуссии на актуальные темы. В Тарту образовалось театральное объединение «Ванемуйне», в Таллине — «Эстония». В начале 1870-х годов появилось Эстонское литературное общество (1872—1893), которое издавало книги и учебники на эстонском языке, активно занималось развитием языка, собирало фольклор и этнографический материал. Движение сбора средств на основание высшего учебного заведения с преподаванием на эстонском языке (Эстонская Александровская Школа) было первой общенародной организацией. Главный комитет движения (1870—1884) занимался агитацией и организовывал культурные мероприятия.

Во времена народного пробуждения было положено начало эстонскому национальному музыкальному творчеству и хоровому пению. В 1869 году в Тарту в честь 50-летия отмены крепостного права состоялся первый певческий праздник, инициатором и руководителем которого был Яннсен. Участие принимали мужские хоры и духовые оркестры, со всей Эстонии собралось около 800 певцов и музыкантов, более 1600 слушателей. Традиция певческих праздников до сегодняшнего дня является важной частью эстонской культуры и национального идентитета.

Одной из самых крупных национальных акций в конце XIX века — сбором старинного наследия — начал свою деятельность Якоб Хурт. На его призыв (1888) откликнулись крестьяне, ремесленники и учителя, всего около 1400 человек, которые записывали стихи, сказки, пословицы, поговорки, загадки и обычаи. В то же время традиционные формы сельской жизни и народной культуры стали уступать современным. Вместо жилой риги строили дома с большими окнами, деревянным полом и трубой. В связи с распространением городского стиля жизни перестали пользоваться национальной одеждой, которую, однако, продолжали носить в торжественных случаях.

В период подъема эстонского национального сознания возникла и эстонская художественная литература. Заметными деятелями культуры были писатели Михаил Веске (Mihkel Veske), Фридрих Кулбарс (Friedrich Kuhlbars), Карл Роберт Якобсон (Carl Robert Jakobson) и другие. В литературе преобладал романтический стиль, идеализировавший период древней независимости, прославлявший красоту природы Эстонии и выражавший любовь к родному краю. Выдающуюся роль в развитии художественно-зрелой патриотической поэзии сыграла дочь Яннсена (которая писала и стала известной под псевдонимом Лидия Койдула); она была также создателем эстонской драматургии и театра. Эдуард Борнхёэ написал первые исторические повести.

С 1880 года началась всеобщая русификация. Период русификации затормозил народное движение. Образование и делопроизводство было переведено с немецкого на русский язык, произведена замена учителей и служащих. Наряду со всем этим проводилась пропаганда всего русского. В то же время знание русского языка предоставляло эстонцам возможности войти наряду с немцами в более престижные круги общества — государственных деятелей, адвокатов и др. Возросло влияние эстонцев и в органах городского самоуправления. В 1883 году было образовано Эстонское Студенческое Общество, для флага которого были выбраны синий, черный и белый цвета. Общество эстонских литераторов продолжало быть центром литературной лингвистической и фольклористической деятельности.

По состоянию на 1897 год средняя грамотность по Эстляндской губернии среди протестантов составляла 83 % (среди всех жителей Эстляндии — 79,9 %).

В 1890-х годах эстонская литература развивалась в направлении критического реализма. Для этого периода характерно переплетение элементов романтики и реализма — в поэзии Юхана Лийва, Анны Хаавы.

Во время национального движения получили известность композиторы Александер Кунилейд, Александр Эдуард Томсон, Фридрих Аугуст Сабельманн и Карл Аугуст Херманн. Их хоровое творчество является первым образцом эстонского национального музыкального творчества. Большая часть профессиональных музыкантов Эстонии получили образовании в Петербургской консерватории.

Во второй половине XIX века зародилась эстонская живопись и скульптура. Основателем эстонской живописи считается Иоганн Кёлер. Он вырос в бедной крестьянской семье, с большим трудом ему удалось закончить Петербургскую Художественную академию. Самыми известными произведениями Кёлера являются «Пряха», «Пробуждение от колдовства», портрет Фр. Р. Крейцвальда. Первыми эстонскими скульпторами были Аугуст Вейценберг и Амандус Адамсон. К выдающимся произведениям Вейценберга относятся скульптуры «Линда», «Калевипоэг», «Сумерки», «Заря». Адамсон отображал в своем творчестве морскую тему и жизнь рыбаков. Широко известен его монумент «Русалка», а также произведения «Последний вздох корабля» и «Заря и Сумерки». Сознательный поиск эстонским искусством своего пути начался в самом конце столетия, когда в Эстонию проник стиль югенд.

На рубеже XIX—XX веков на эстонскую культуру сильное влияние оказали индустриализация, модернизация и быстрое развитие городов. Первые десятилетия XX века были периодом больших перемен, во время которых эстонское общество достигло уровня развития, достаточного для создания самостоятельного государства. Под влиянием революции 1905 и 1907 гг начиналась вторая волна национального движения, которая взяла курс на создание уже самостоятельного государства. В результате революции 1905 года было получено разрешение царского правительства на открытие эстоноязычных начальных и среднеобразовательных частных школ. В 1906 году театры «Эстония» и «Ванемуйне» получили статус профессиональных. В первое десятилетие XX века появились первые эстонские фильмы. Балтийско-немецкая культура в Эстонии отодвинулась на задний план.

В 1909 году в Таллине и Тарту состоялись первые самостоятельные выставки эстонского искусства. В эстонской архитектуре того периода, как и в музыке, наряду с приверженностью мировым течениям возникают признаки национального стиля.

Первые профессиональные эстонские композиторы — Йоханнес Каппель, Мийна Хярма и Константин Тюрнпу. Мийна Хярма была первой женщиной-композитором Эстонии, её творчество состоит из героическо-патриотических хоровых песен, лирических произведений, а также обработок народных песен. Творчество К. Тюрнпу составляет лучшую часть эстонской хоровой классики. В 1896 году Рудольф Тобиас написал первое национальное симфоническое произведение — увертюру «Юлий Цезарь». Он же является автором оратории «Посольство Ионы» (1909). В 1900 году Александр Ляте основал в Тарту первый симфонический оркестр. Петербургскую консерваторию окончили, а затем работали профессорами первые эстонские профессиональные исполнители братья-пианисты Артур и Теодор Лемба; Артур Лемба был автором первой эстонской симфонии (1908) и оперы «Дочь Лембиту» (1908).

См. также

• Эсты

Ссылки

• [www.erm.ee/?node=201&lang=RUS Материалы Эстонского Народного Музея]
• [www.paneuro.ru/main/estonia/culture]
• [www.countries.ru/index.cgi?pid=965]
• [www.estonica.org/eng/teema.html?kateg=41]

Отрывок, характеризующий Культура Эстонии

– Vous etes le bourgeois? [Вы хозяин?] – обратился офицер к Герасиму.
Герасим испуганно вопросительно смотрел на офицера.
– Quartire, quartire, logement, – сказал офицер, сверху вниз, с снисходительной и добродушной улыбкой глядя на маленького человека. – Les Francais sont de bons enfants. Que diable! Voyons! Ne nous fachons pas, mon vieux, [Квартир, квартир… Французы добрые ребята. Черт возьми, не будем ссориться, дедушка.] – прибавил он, трепля по плечу испуганного и молчаливого Герасима.
– A ca! Dites donc, on ne parle donc pas francais dans cette boutique? [Что ж, неужели и тут никто не говорит по французски?] – прибавил он, оглядываясь кругом и встречаясь глазами с Пьером. Пьер отстранился от двери.
Офицер опять обратился к Герасиму. Он требовал, чтобы Герасим показал ему комнаты в доме.
– Барин нету – не понимай… моя ваш… – говорил Герасим, стараясь делать свои слова понятнее тем, что он их говорил навыворот.
Французский офицер, улыбаясь, развел руками перед носом Герасима, давая чувствовать, что и он не понимает его, и, прихрамывая, пошел к двери, у которой стоял Пьер. Пьер хотел отойти, чтобы скрыться от него, но в это самое время он увидал из отворившейся двери кухни высунувшегося Макара Алексеича с пистолетом в руках. С хитростью безумного Макар Алексеич оглядел француза и, приподняв пистолет, прицелился.
– На абордаж!!! – закричал пьяный, нажимая спуск пистолета. Французский офицер обернулся на крик, и в то же мгновенье Пьер бросился на пьяного. В то время как Пьер схватил и приподнял пистолет, Макар Алексеич попал, наконец, пальцем на спуск, и раздался оглушивший и обдавший всех пороховым дымом выстрел. Француз побледнел и бросился назад к двери.
Забывший свое намерение не открывать своего знания французского языка, Пьер, вырвав пистолет и бросив его, подбежал к офицеру и по французски заговорил с ним.
– Vous n'etes pas blesse? [Вы не ранены?] – сказал он.
– Je crois que non, – отвечал офицер, ощупывая себя, – mais je l'ai manque belle cette fois ci, – прибавил он, указывая на отбившуюся штукатурку в стене. – Quel est cet homme? [Кажется, нет… но на этот раз близко было. Кто этот человек?] – строго взглянув на Пьера, сказал офицер.
– Ah, je suis vraiment au desespoir de ce qui vient d'arriver, [Ах, я, право, в отчаянии от того, что случилось,] – быстро говорил Пьер, совершенно забыв свою роль. – C'est un fou, un malheureux qui ne savait pas ce qu'il faisait. [Это несчастный сумасшедший, который не знал, что делал.]
Офицер подошел к Макару Алексеичу и схватил его за ворот.
Макар Алексеич, распустив губы, как бы засыпая, качался, прислонившись к стене.
– Brigand, tu me la payeras, – сказал француз, отнимая руку.
– Nous autres nous sommes clements apres la victoire: mais nous ne pardonnons pas aux traitres, [Разбойник, ты мне поплатишься за это. Наш брат милосерд после победы, но мы не прощаем изменникам,] – прибавил он с мрачной торжественностью в лице и с красивым энергическим жестом.
Пьер продолжал по французски уговаривать офицера не взыскивать с этого пьяного, безумного человека. Француз молча слушал, не изменяя мрачного вида, и вдруг с улыбкой обратился к Пьеру. Он несколько секунд молча посмотрел на него. Красивое лицо его приняло трагически нежное выражение, и он протянул руку.
– Vous m'avez sauve la vie! Vous etes Francais, [Вы спасли мне жизнь. Вы француз,] – сказал он. Для француза вывод этот был несомненен. Совершить великое дело мог только француз, а спасение жизни его, m r Ramball'я capitaine du 13 me leger [мосье Рамбаля, капитана 13 го легкого полка] – было, без сомнения, самым великим делом.
Но как ни несомненен был этот вывод и основанное на нем убеждение офицера, Пьер счел нужным разочаровать его.
– Je suis Russe, [Я русский,] – быстро сказал Пьер.
– Ти ти ти, a d'autres, [рассказывайте это другим,] – сказал француз, махая пальцем себе перед носом и улыбаясь. – Tout a l'heure vous allez me conter tout ca, – сказал он. – Charme de rencontrer un compatriote. Eh bien! qu'allons nous faire de cet homme? [Сейчас вы мне все это расскажете. Очень приятно встретить соотечественника. Ну! что же нам делать с этим человеком?] – прибавил он, обращаясь к Пьеру, уже как к своему брату. Ежели бы даже Пьер не был француз, получив раз это высшее в свете наименование, не мог же он отречься от него, говорило выражение лица и тон французского офицера. На последний вопрос Пьер еще раз объяснил, кто был Макар Алексеич, объяснил, что пред самым их приходом этот пьяный, безумный человек утащил заряженный пистолет, который не успели отнять у него, и просил оставить его поступок без наказания.
Француз выставил грудь и сделал царский жест рукой.
– Vous m'avez sauve la vie. Vous etes Francais. Vous me demandez sa grace? Je vous l'accorde. Qu'on emmene cet homme, [Вы спасли мне жизнь. Вы француз. Вы хотите, чтоб я простил его? Я прощаю его. Увести этого человека,] – быстро и энергично проговорил французский офицер, взяв под руку произведенного им за спасение его жизни во французы Пьера, и пошел с ним в дом.
Солдаты, бывшие на дворе, услыхав выстрел, вошли в сени, спрашивая, что случилось, и изъявляя готовность наказать виновных; но офицер строго остановил их.
– On vous demandera quand on aura besoin de vous, [Когда будет нужно, вас позовут,] – сказал он. Солдаты вышли. Денщик, успевший между тем побывать в кухне, подошел к офицеру.
– Capitaine, ils ont de la soupe et du gigot de mouton dans la cuisine, – сказал он. – Faut il vous l'apporter? [Капитан у них в кухне есть суп и жареная баранина. Прикажете принести?]
– Oui, et le vin, [Да, и вино,] – сказал капитан.


Французский офицер вместе с Пьером вошли в дом. Пьер счел своим долгом опять уверить капитана, что он был не француз, и хотел уйти, но французский офицер и слышать не хотел об этом. Он был до такой степени учтив, любезен, добродушен и истинно благодарен за спасение своей жизни, что Пьер не имел духа отказать ему и присел вместе с ним в зале, в первой комнате, в которую они вошли. На утверждение Пьера, что он не француз, капитан, очевидно не понимая, как можно было отказываться от такого лестного звания, пожал плечами и сказал, что ежели он непременно хочет слыть за русского, то пускай это так будет, но что он, несмотря на то, все так же навеки связан с ним чувством благодарности за спасение жизни.
Ежели бы этот человек был одарен хоть сколько нибудь способностью понимать чувства других и догадывался бы об ощущениях Пьера, Пьер, вероятно, ушел бы от него; но оживленная непроницаемость этого человека ко всему тому, что не было он сам, победила Пьера.
– Francais ou prince russe incognito, [Француз или русский князь инкогнито,] – сказал француз, оглядев хотя и грязное, но тонкое белье Пьера и перстень на руке. – Je vous dois la vie je vous offre mon amitie. Un Francais n'oublie jamais ni une insulte ni un service. Je vous offre mon amitie. Je ne vous dis que ca. [Я обязан вам жизнью, и я предлагаю вам дружбу. Француз никогда не забывает ни оскорбления, ни услуги. Я предлагаю вам мою дружбу. Больше я ничего не говорю.]
В звуках голоса, в выражении лица, в жестах этого офицера было столько добродушия и благородства (во французском смысле), что Пьер, отвечая бессознательной улыбкой на улыбку француза, пожал протянутую руку.
– Capitaine Ramball du treizieme leger, decore pour l'affaire du Sept, [Капитан Рамбаль, тринадцатого легкого полка, кавалер Почетного легиона за дело седьмого сентября,] – отрекомендовался он с самодовольной, неудержимой улыбкой, которая морщила его губы под усами. – Voudrez vous bien me dire a present, a qui' j'ai l'honneur de parler aussi agreablement au lieu de rester a l'ambulance avec la balle de ce fou dans le corps. [Будете ли вы так добры сказать мне теперь, с кем я имею честь разговаривать так приятно, вместо того, чтобы быть на перевязочном пункте с пулей этого сумасшедшего в теле?]
Пьер отвечал, что не может сказать своего имени, и, покраснев, начал было, пытаясь выдумать имя, говорить о причинах, по которым он не может сказать этого, но француз поспешно перебил его.
– De grace, – сказал он. – Je comprends vos raisons, vous etes officier… officier superieur, peut etre. Vous avez porte les armes contre nous. Ce n'est pas mon affaire. Je vous dois la vie. Cela me suffit. Je suis tout a vous. Vous etes gentilhomme? [Полноте, пожалуйста. Я понимаю вас, вы офицер… штаб офицер, может быть. Вы служили против нас. Это не мое дело. Я обязан вам жизнью. Мне этого довольно, и я весь ваш. Вы дворянин?] – прибавил он с оттенком вопроса. Пьер наклонил голову. – Votre nom de bapteme, s'il vous plait? Je ne demande pas davantage. Monsieur Pierre, dites vous… Parfait. C'est tout ce que je desire savoir. [Ваше имя? я больше ничего не спрашиваю. Господин Пьер, вы сказали? Прекрасно. Это все, что мне нужно.]
Когда принесены были жареная баранина, яичница, самовар, водка и вино из русского погреба, которое с собой привезли французы, Рамбаль попросил Пьера принять участие в этом обеде и тотчас сам, жадно и быстро, как здоровый и голодный человек, принялся есть, быстро пережевывая своими сильными зубами, беспрестанно причмокивая и приговаривая excellent, exquis! [чудесно, превосходно!] Лицо его раскраснелось и покрылось потом. Пьер был голоден и с удовольствием принял участие в обеде. Морель, денщик, принес кастрюлю с теплой водой и поставил в нее бутылку красного вина. Кроме того, он принес бутылку с квасом, которую он для пробы взял в кухне. Напиток этот был уже известен французам и получил название. Они называли квас limonade de cochon (свиной лимонад), и Морель хвалил этот limonade de cochon, который он нашел в кухне. Но так как у капитана было вино, добытое при переходе через Москву, то он предоставил квас Морелю и взялся за бутылку бордо. Он завернул бутылку по горлышко в салфетку и налил себе и Пьеру вина. Утоленный голод и вино еще более оживили капитана, и он не переставая разговаривал во время обеда.
– Oui, mon cher monsieur Pierre, je vous dois une fiere chandelle de m'avoir sauve… de cet enrage… J'en ai assez, voyez vous, de balles dans le corps. En voila une (on показал на бок) a Wagram et de deux a Smolensk, – он показал шрам, который был на щеке. – Et cette jambe, comme vous voyez, qui ne veut pas marcher. C'est a la grande bataille du 7 a la Moskowa que j'ai recu ca. Sacre dieu, c'etait beau. Il fallait voir ca, c'etait un deluge de feu. Vous nous avez taille une rude besogne; vous pouvez vous en vanter, nom d'un petit bonhomme. Et, ma parole, malgre l'atoux que j'y ai gagne, je serais pret a recommencer. Je plains ceux qui n'ont pas vu ca. [Да, мой любезный господин Пьер, я обязан поставить за вас добрую свечку за то, что вы спасли меня от этого бешеного. С меня, видите ли, довольно тех пуль, которые у меня в теле. Вот одна под Ваграмом, другая под Смоленском. А эта нога, вы видите, которая не хочет двигаться. Это при большом сражении 7 го под Москвою. О! это было чудесно! Надо было видеть, это был потоп огня. Задали вы нам трудную работу, можете похвалиться. И ей богу, несмотря на этот козырь (он указал на крест), я был бы готов начать все снова. Жалею тех, которые не видали этого.]
– J'y ai ete, [Я был там,] – сказал Пьер.
– Bah, vraiment! Eh bien, tant mieux, – сказал француз. – Vous etes de fiers ennemis, tout de meme. La grande redoute a ete tenace, nom d'une pipe. Et vous nous l'avez fait cranement payer. J'y suis alle trois fois, tel que vous me voyez. Trois fois nous etions sur les canons et trois fois on nous a culbute et comme des capucins de cartes. Oh!! c'etait beau, monsieur Pierre. Vos grenadiers ont ete superbes, tonnerre de Dieu. Je les ai vu six fois de suite serrer les rangs, et marcher comme a une revue. Les beaux hommes! Notre roi de Naples, qui s'y connait a crie: bravo! Ah, ah! soldat comme nous autres! – сказал он, улыбаясь, поело минутного молчания. – Tant mieux, tant mieux, monsieur Pierre. Terribles en bataille… galants… – он подмигнул с улыбкой, – avec les belles, voila les Francais, monsieur Pierre, n'est ce pas? [Ба, в самом деле? Тем лучше. Вы лихие враги, надо признаться. Хорошо держался большой редут, черт возьми. И дорого же вы заставили нас поплатиться. Я там три раза был, как вы меня видите. Три раза мы были на пушках, три раза нас опрокидывали, как карточных солдатиков. Ваши гренадеры были великолепны, ей богу. Я видел, как их ряды шесть раз смыкались и как они выступали точно на парад. Чудный народ! Наш Неаполитанский король, который в этих делах собаку съел, кричал им: браво! – Га, га, так вы наш брат солдат! – Тем лучше, тем лучше, господин Пьер. Страшны в сражениях, любезны с красавицами, вот французы, господин Пьер. Не правда ли?]
До такой степени капитан был наивно и добродушно весел, и целен, и доволен собой, что Пьер чуть чуть сам не подмигнул, весело глядя на него. Вероятно, слово «galant» навело капитана на мысль о положении Москвы.
– A propos, dites, donc, est ce vrai que toutes les femmes ont quitte Moscou? Une drole d'idee! Qu'avaient elles a craindre? [Кстати, скажите, пожалуйста, правда ли, что все женщины уехали из Москвы? Странная мысль, чего они боялись?]
– Est ce que les dames francaises ne quitteraient pas Paris si les Russes y entraient? [Разве французские дамы не уехали бы из Парижа, если бы русские вошли в него?] – сказал Пьер.
– Ah, ah, ah!.. – Француз весело, сангвинически расхохотался, трепля по плечу Пьера. – Ah! elle est forte celle la, – проговорил он. – Paris? Mais Paris Paris… [Ха, ха, ха!.. А вот сказал штуку. Париж?.. Но Париж… Париж…]
– Paris la capitale du monde… [Париж – столица мира…] – сказал Пьер, доканчивая его речь.
Капитан посмотрел на Пьера. Он имел привычку в середине разговора остановиться и поглядеть пристально смеющимися, ласковыми глазами.
– Eh bien, si vous ne m'aviez pas dit que vous etes Russe, j'aurai parie que vous etes Parisien. Vous avez ce je ne sais, quoi, ce… [Ну, если б вы мне не сказали, что вы русский, я бы побился об заклад, что вы парижанин. В вас что то есть, эта…] – и, сказав этот комплимент, он опять молча посмотрел.
– J'ai ete a Paris, j'y ai passe des annees, [Я был в Париже, я провел там целые годы,] – сказал Пьер.
– Oh ca se voit bien. Paris!.. Un homme qui ne connait pas Paris, est un sauvage. Un Parisien, ca se sent a deux lieux. Paris, s'est Talma, la Duschenois, Potier, la Sorbonne, les boulevards, – и заметив, что заключение слабее предыдущего, он поспешно прибавил: – Il n'y a qu'un Paris au monde. Vous avez ete a Paris et vous etes reste Busse. Eh bien, je ne vous en estime pas moins. [О, это видно. Париж!.. Человек, который не знает Парижа, – дикарь. Парижанина узнаешь за две мили. Париж – это Тальма, Дюшенуа, Потье, Сорбонна, бульвары… Во всем мире один Париж. Вы были в Париже и остались русским. Ну что же, я вас за то не менее уважаю.]
Под влиянием выпитого вина и после дней, проведенных в уединении с своими мрачными мыслями, Пьер испытывал невольное удовольствие в разговоре с этим веселым и добродушным человеком.
– Pour en revenir a vos dames, on les dit bien belles. Quelle fichue idee d'aller s'enterrer dans les steppes, quand l'armee francaise est a Moscou. Quelle chance elles ont manque celles la. Vos moujiks c'est autre chose, mais voua autres gens civilises vous devriez nous connaitre mieux que ca. Nous avons pris Vienne, Berlin, Madrid, Naples, Rome, Varsovie, toutes les capitales du monde… On nous craint, mais on nous aime. Nous sommes bons a connaitre. Et puis l'Empereur! [Но воротимся к вашим дамам: говорят, что они очень красивы. Что за дурацкая мысль поехать зарыться в степи, когда французская армия в Москве! Они пропустили чудесный случай. Ваши мужики, я понимаю, но вы – люди образованные – должны бы были знать нас лучше этого. Мы брали Вену, Берлин, Мадрид, Неаполь, Рим, Варшаву, все столицы мира. Нас боятся, но нас любят. Не вредно знать нас поближе. И потом император…] – начал он, но Пьер перебил его.
– L'Empereur, – повторил Пьер, и лицо его вдруг привяло грустное и сконфуженное выражение. – Est ce que l'Empereur?.. [Император… Что император?..]
– L'Empereur? C'est la generosite, la clemence, la justice, l'ordre, le genie, voila l'Empereur! C'est moi, Ram ball, qui vous le dit. Tel que vous me voyez, j'etais son ennemi il y a encore huit ans. Mon pere a ete comte emigre… Mais il m'a vaincu, cet homme. Il m'a empoigne. Je n'ai pas pu resister au spectacle de grandeur et de gloire dont il couvrait la France. Quand j'ai compris ce qu'il voulait, quand j'ai vu qu'il nous faisait une litiere de lauriers, voyez vous, je me suis dit: voila un souverain, et je me suis donne a lui. Eh voila! Oh, oui, mon cher, c'est le plus grand homme des siecles passes et a venir. [Император? Это великодушие, милосердие, справедливость, порядок, гений – вот что такое император! Это я, Рамбаль, говорю вам. Таким, каким вы меня видите, я был его врагом тому назад восемь лет. Мой отец был граф и эмигрант. Но он победил меня, этот человек. Он завладел мною. Я не мог устоять перед зрелищем величия и славы, которым он покрывал Францию. Когда я понял, чего он хотел, когда я увидал, что он готовит для нас ложе лавров, я сказал себе: вот государь, и я отдался ему. И вот! О да, мой милый, это самый великий человек прошедших и будущих веков.]