Культура боевых топоров

Культурно-историческая общность • Бронзовый век
←Катакомбная ←Шаровидных амфор ←Неманская Колоколовидных кубков→ Стжижовская→ Фатьяновская→ Сосницкая культура→ Жуцевская→ Культура боевых топоров (шнуровой керамики)' '
Культуры в составе	одиночных погребений, кубков с утолщённым дном, альпийская культура свайных жилищ), центральногерманская, богемско-моравская, малопольская, Злота, ладьевидных топоров, жуцевская культура, среднеднепровская культура, фатьяновская культура, балановская культура
Датировка	3200 год до н. э./2300 год до н. э. — 2300 год до н. э./1800 год до н. э.
Территория распространения	континентальная Европа
Этническая принадлежность	индоевропейцы
Культура боевых топоров (шнуровой керамики) на Викискладе

Культура боевых топоров, культура шнуровой керамики (нем. Schnurkeramik) — археологическая культура медного и бронзового веков, распространённая на обширных территориях Центральной и Восточной Европы и датированная 3200 г. до н. э./2300 до н. э. — 2300 г. до н. э./1800 г. до н. э.

Территория

Охватывает большую часть континентальной Европы, за исключением стран средиземноморского и западного атлантического региона, где обитало доиндоевропейское население (лигуры, иберы и др., а также предки современных басков), и севера Скандинавии, где обитали предки саамов.

Название

Название «боевых топоров» возникло благодаря обычаю этих людей класть в мужские могилы каменный боевой топор. Другие названия, «шнуровой керамики» и «одиночных могил» основаны на характерном способе орнаментации керамики и погребальном обряде.

Происхождение и развитие

А. Я. Брюсов происхождение всех «культур боевых топоров» связывает с катакомбной культурой юга Европейской части СССР. Другие исследователи связывают формирование культуры боевых топоров с более ранней ямной культурой.

На западе включает в себя все области более ранней культуры воронковидных кубков и, очевидно, является её наследником (не обязательно единственным). На территории современных балтийских стран и Калининградской области культура шнуровой керамики, видимо, стала культурой пришельцев, сменившей юго-западную часть нарвской культуры.

Согласно исследованиям анализа геномов 170 обитателей различных районов Евразии, живших от 8000 до 2000 лет назад, «культура боевых топоров» была сформирована потомками мигрантов из Восточной Европы и Причерноморско-Каспийской степи в Западную Европу. Данные показали, что генофонд носителей «культуры боевых топоров» на 79 % происходит от генофонда общего с генофондом ямников и лишь на 21 % — от местных аборигенов (потомков палеолитических охотников и переселившихся ранее в Европу ближневосточных земледельцев).

Хозяйство

Характерны очень маленькие поселения и земледелие, схожее с культурой воронковидных кубков, а также содержание домашнего скота. Большинство, по-видимому, вело кочевой или полукочевой образ жизни. Использовался колёсный транспорт (предположительно с волами в качестве тягловой силы). Лошади, возможно одомашненные, были представлены тарпаном. Основным домашним животным была свинья.

Могилы

Погребения делались глубиной около метра, без каких-либо внешних признаков, в скорченном положении; мужчины лежали на правом боку, женщины на левом, и те и другие лицом на юг. Могилы часто расположены в ряд. Многие отмечены небольшой насыпью. Могилы мужчин обычно содержат каменный боевой топор.

Существовавшая примерно в то же время культура колоколовидных кубков имела схожие погребальные традиции, и вместе эти две культуры занимали большую часть Западной и Центральной Европы.

Антропологический тип

А. Г. Киселёв пишет:

Культуру шнуровой керамики часто рассматривают как исходную индоевропейскую. В свете вышеизложенного надежнее рассматривать её как одну из индоевропейских. Но безусловно, что именно связанный с ней антропологический тип ближе всего стоит к «классическому» кроманьонцу. В эпоху позднего неолита и бронзы (конец III—II тыс. до н. э.) культуры шнуровой керамики локализуются по большим пространствам северо-запада европейского побережья и Прибалтики, в Надпорожье и Приазовье, а также в некоторых районах Центральной Европы, где она входит в соприкосновение с культурой ленточной керамики. Именно основной антропологический тип населения, связанный с культурой шнуровой керамики, озадачил антропологов чрезвычайно широкой географией своего распространения. К тому же к названным областям надо прибавить Кавказ (кавкасионская группа населения) и Балканы (динарский тип в районе Албании и Черногории).

Гипотезы о протокультуре

В первой половине XX в. была весьма популярна гипотеза о культуре шнуровой керамики как протокультуре праиндоевропейцев. Эта точка зрения была поколеблена работами Марии Гимбутас и её энергичным продвижением Курганной гипотезы.

Культура шнуровой керамики в терминах теории Гимбутас может рассматриваться как «курганная» культура, возникшая в Европе в эпоху позднего неолита (в России культуры шнуровой керамики относят к энеолиту или ранней бронзе). Начало этой «курганизации» или индоевропеизации примерно совпадает с Культурой шаровидных амфор. (около 3400-2800 до н. э.) и Баденской культурой (около 3600-2800 до н. э.), процесс, описываемый Гимбутас как вторая волна «вторжения» курганной культуры. См.также Гипотеза германского субстрата. Похоже, что в ранней фазе существовала большая неиндоевропейская общность, часть которой Гимбутас обозначила как Старая Европа. Впоследствии эта общность возможно становилась более индоевропейской.

В настоящее время культуры шнуровой керамики рассматриваются (в том числе критиками курганной гипотезы) не как общий предок всех народов Индоевропейской языковой семьи, а как одна из крупных ветвей данной семьи, а именно протобалтославян на востоке и протогерманцев, протокельтов и протоиталийцев на западе.

Митохондриальные и Y-хромосомные гаплогруппы

По данным сайта Eupedia, в образцах представителей культуры боевых топоров из Германии (Саксония-Анхальт) и Швейцарии существует следующее распределение митохондриальных гаплогрупп: HV, H, I, J, K, T, U, W, X.

Y-хромосомная гаплогруппа R1a1 была выявлена у одного представителя культуры шнуровой керамики из Эсперштедта (Esperstedt, № I0104) и у двух представителей из Эйлау (Eulau). В другом исследовании 2015 года у представителей шнуровой керамики были определены Y-хромосомные гаплогруппы R, R1a, и митохондриальные гаплогруппы H5a1, J1c1b, J1b1a1, K1a2a, K1b1a1, T2e, U4, U5b1c2. Индивид мужского пола RISE431 из польского Леки Мале, живший в 2286—2048 годах до н. э., у которого была обнаружена Y-хромосомная гаплогруппа R1a (R1a1a1 M417) и митохондриальная гаплогруппа T2e, может относиться не к культуре шнуровой керамики, а к прото-унетицкой культуре (Corded/proto-Unetice).

У двух обитателей кургана в районе Ягодно на окраине Вроцлава, живших 2800 лет до н. э., с очень высокой вероятностью обнаружены: NO.1 — Y-хромосомная гаплогруппа G; NO.2 — одна из трёх Y-хромосомных гаплогрупп — J, I или E. Однако, относятся ли они к раннему этапу культуры шнуровой керамики или к неолитической культуре шаровидных амфор пока неясно.

Генетические связи

                         Боевых топоров                            
                      _________|________________________________________                        
                     |                |             |                   |
                  Унетецкая  Нордическая бронза   Стжижовская       Сосницкая                                                      
                       |                |             |                 |
               Курганных погребений  Ясторфская Тшинецкая        Лебедовская 
                       |                |             |-----------------|              
             Погребальных урн   Пшеворская   Милоградская        Юхновская            
               ________|_________       |-------------|                |             
              |                  | Вельбарская  Зарубинецкая           |       
           Вилланова   Гальштатская     |-------------+----------------+                                
                                 |   Черняховская  Пражская     _______|_______                            
                         Латенская                             |               |
                                                             Мощинская    Почепская

Подгруппы

Культура шнуровой керамики — боевых топоров имела довольно широкую территорию распространения и делилась на региональные варианты:

• культура одиночных погребений
• культура кубков с утолщённым дном — Нидерланды
• альпийская культура шнуровой керамики (свайных жилищ)
• центральногерманская культура шнуровой керамики
• богемско-моравская культура шнуровой керамики
• малопольская культура шнуровой керамики
• культура Злота
• культура ладьевидных топоров, или культура боевых топоров в узком смысле — Норвегия и Швеция
• жуцевская культура
• среднеднепровская культура
• фатьяновская культура
• балановская культура

Культура шнуровой керамики

Памятники культуры шнуровой керамики, послужившей прототипом для культуры боевых топоров обнаружены в Центральной Европе, в основном в Германии и Польше, и представляют собой характерную керамику: влажная глина украшалась отпечатками верёвок. Это относится главным образом к захоронениям, в могилах и мужчин и женщин находят характерно украшенную посуду. Это были льняные либо пеньковые верёвки.

Голландская культура шнуровой керамики

Представляет собой ветвь культуры шнуровой керамики, иногда называемую культурой кубков с утолщённым дном. Памятники культуры обнаружены в Нидерландах и в нижнем течении Рейна на территории Германии. Для данной культуры характерна форма сосудов с расширяющимся горлом, S-образным профилем и плоским утолщённым дном. Сосуды украшались шнуровым орнаментом, отпечатками зубчатой лопаточки или насечками (при помощи рыбных косточек). Наблюдается также влияние на более позднюю культуру колоколовидных кубков.

Шведско-норвежская культура боевых топоров

Шведско-норвежская культура боевых топоров, или Культура ладьевидных топоров, возникла около 2800 до н. э. и известна по примерно 3000 могил от Сконе до Уппланд и Трёнделаг. Время их появления и распространения по Скандинавии названо Период раздробленных черепов, потому что к этому времени относятся находки захоронений людей с раздробленными черепами, причём не только мужчин, но и много женщин и детей (Lindquist 1993:43). Наступление этой культуры было насильственным и быстрым, наиболее вероятно, что оно произошло в результате индоевропейского вторжения (особенно протогерманского).

По всей Скандинавии найдено около 3000 боевых топоров, большей частью в северной Норвегии. Известно менее 100 поселений и их остатки незначительны, так как располагаются на местах, занятых фермами и подвергавшихся интенсивной распашке. Известны поселения за Полярным кругом.

Базировалась на тех же приёмах земледелия, что и предшествовавшая Культура воронковидных кубков, но использование металла изменило общественную систему. Это ознаменовалось тем фактом, что для культуры трубчатого кубка были свойственны коллективные мегалитические захоронения и обильные жертвоприношения, а для культуры боевых топоров характерны одиночные могилы и персональные жертвы.

В 1993 в Туринге, Сёдерманланд, были произведены раскопки дома смерти, что дало новые факты. За тяжёлыми деревянными стенами были найдены остатки примерно двадцати глиняных сосудов, шесть рабочих топоров и один боевой, относящиеся к последнему периоду культуры. Кроме того, здесь же были найдены кремированные останки как минимум шести человек. Это самый ранний из известных примеров кремации в Скандинавии, показывающий близкие контакты с Центральной Европой.

Ввиду вторжения в этот регион германцев Эйнар Ёстмо подчёркивает, что атлантическое и североморское побережье Скандинавии, как и Прибалтика, вели оживлённую морскую торговлю, что было обусловлено более широким географическим распространением и более близким культурным единством, чем имели внутриконтинентальные культуры. Он указывает на широко разбросанные находки большого количества резных изделий из камня этой эпохи, на которых изображены «тысячи» кораблей. Для культур мореходов, подобных этой, море — это дорога, а не препятствие.

Финская культура боевых топоров

Финская культура боевых топоров была изначально культурой охотников и собирателей, и в их поселениях этого периода сделано очень мало находок.

Средний Днепр и культура Фатьяново-Баланово

Восточным форпостом культуры шнуровой керамики была среднеднепровская культура и фатьяновская культура в верховьях Волги. Иногда отдельно выделяют балановскую культуру, которую часть исследователей считает восточным вариантом фатьяновской. Среднеднепровская культура оставила крайне мало следов, однако занимала самый удобный путь в Центральную и Северную Европу из степей. Располагалась она, как видно из названия, по течению Днепра и его притоков примерно между Смоленском и Киевом. Синхронна катакомбной культуре Северного Причерноморья.

Жуцевская культура

Испытала влияние соседних культур — шаровидных амфор и нарвской. Жуцевская культура представляла собой гибрид доиндоевропейской нарвской культуры с индоевропейскими культурами шаровидных амфор и шнуровой керамики. Традиционно жуцевская культура определялась как местный вариант культуры шнуровой керамики, однако более поздние исследования показали, что она сложилась ещё до появления шнуровой керамики. В дальнейшем она эволюционировала в культуру самбийских курганов.

Литература

• J. P. Mallory, «Corded Ware Culture», Encyclopedia of Indo-European Culture, Fitzroy Dearborn, 1997.
• Einar Østmo, «The Indo-European Question: a Norwegian perspective», pp. 23-41, in The Indo-Europeanization of Northern Europe, Martin E. Huld & Karlene Jones-Bley editors, Journal of Indo-European Studies Monograph No. 17, Institute for the Study of Man, Washington, DC, 1996.
• Lindquist, H. Historien om Sverige, 1993.

См. также

• Культура трубчатого кубка
• Фатьяновская культура
• Среднеднепровская культура
• Лабрис

Ссылки

• [www.google.ch/url?sa=t&ct=res&cd=1&url=http%3A//www.bris.ac.uk/archanth/staff/heyd/Copper2.pdf The transition from the Copper Age to the Early Bronze Age at the north-western edge of the Carpathian basin] Volker Heyd & Francois Bertemes 2002
• [ethesis.helsinki.fi/julkaisut/hum/kultt/vk/kriiska/tekstid/05.html Corded Ware Culture Sites in North-Eastern Estonia] Aivar Kriiska
• [www.forntidateknik.z.se/IFT/MNTarb/1985/stenborr.htm Människa-Natur-Teknologi Nr.2 1985 Stenborrning] Технология изготовления каменного топора.

Отрывок, характеризующий Культура боевых топоров

Холодный и строгий тон человека, которого Пьер видел почти всегда на балах с любезною улыбкою, в обществе самых блестящих женщин, поразил Пьера.
– Да, я желаю, – сказал Пьер.
Вилларский наклонил голову. – Еще один вопрос, граф, сказал он, на который я вас не как будущего масона, но как честного человека (galant homme) прошу со всею искренностью отвечать мне: отреклись ли вы от своих прежних убеждений, верите ли вы в Бога?
Пьер задумался. – Да… да, я верю в Бога, – сказал он.
– В таком случае… – начал Вилларский, но Пьер перебил его. – Да, я верю в Бога, – сказал он еще раз.
– В таком случае мы можем ехать, – сказал Вилларский. – Карета моя к вашим услугам.
Всю дорогу Вилларский молчал. На вопросы Пьера, что ему нужно делать и как отвечать, Вилларский сказал только, что братья, более его достойные, испытают его, и что Пьеру больше ничего не нужно, как говорить правду.
Въехав в ворота большого дома, где было помещение ложи, и пройдя по темной лестнице, они вошли в освещенную, небольшую прихожую, где без помощи прислуги, сняли шубы. Из передней они прошли в другую комнату. Какой то человек в странном одеянии показался у двери. Вилларский, выйдя к нему навстречу, что то тихо сказал ему по французски и подошел к небольшому шкафу, в котором Пьер заметил невиданные им одеяния. Взяв из шкафа платок, Вилларский наложил его на глаза Пьеру и завязал узлом сзади, больно захватив в узел его волоса. Потом он пригнул его к себе, поцеловал и, взяв за руку, повел куда то. Пьеру было больно от притянутых узлом волос, он морщился от боли и улыбался от стыда чего то. Огромная фигура его с опущенными руками, с сморщенной и улыбающейся физиономией, неверными робкими шагами подвигалась за Вилларским.
Проведя его шагов десять, Вилларский остановился.
– Что бы ни случилось с вами, – сказал он, – вы должны с мужеством переносить всё, ежели вы твердо решились вступить в наше братство. (Пьер утвердительно отвечал наклонением головы.) Когда вы услышите стук в двери, вы развяжете себе глаза, – прибавил Вилларский; – желаю вам мужества и успеха. И, пожав руку Пьеру, Вилларский вышел.
Оставшись один, Пьер продолжал всё так же улыбаться. Раза два он пожимал плечами, подносил руку к платку, как бы желая снять его, и опять опускал ее. Пять минут, которые он пробыл с связанными глазами, показались ему часом. Руки его отекли, ноги подкашивались; ему казалось, что он устал. Он испытывал самые сложные и разнообразные чувства. Ему было и страшно того, что с ним случится, и еще более страшно того, как бы ему не выказать страха. Ему было любопытно узнать, что будет с ним, что откроется ему; но более всего ему было радостно, что наступила минута, когда он наконец вступит на тот путь обновления и деятельно добродетельной жизни, о котором он мечтал со времени своей встречи с Осипом Алексеевичем. В дверь послышались сильные удары. Пьер снял повязку и оглянулся вокруг себя. В комнате было черно – темно: только в одном месте горела лампада, в чем то белом. Пьер подошел ближе и увидал, что лампада стояла на черном столе, на котором лежала одна раскрытая книга. Книга была Евангелие; то белое, в чем горела лампада, был человечий череп с своими дырами и зубами. Прочтя первые слова Евангелия: «Вначале бе слово и слово бе к Богу», Пьер обошел стол и увидал большой, наполненный чем то и открытый ящик. Это был гроб с костями. Его нисколько не удивило то, что он увидал. Надеясь вступить в совершенно новую жизнь, совершенно отличную от прежней, он ожидал всего необыкновенного, еще более необыкновенного чем то, что он видел. Череп, гроб, Евангелие – ему казалось, что он ожидал всего этого, ожидал еще большего. Стараясь вызвать в себе чувство умиленья, он смотрел вокруг себя. – «Бог, смерть, любовь, братство людей», – говорил он себе, связывая с этими словами смутные, но радостные представления чего то. Дверь отворилась, и кто то вошел.
При слабом свете, к которому однако уже успел Пьер приглядеться, вошел невысокий человек. Видимо с света войдя в темноту, человек этот остановился; потом осторожными шагами он подвинулся к столу и положил на него небольшие, закрытые кожаными перчатками, руки.
Невысокий человек этот был одет в белый, кожаный фартук, прикрывавший его грудь и часть ног, на шее было надето что то вроде ожерелья, и из за ожерелья выступал высокий, белый жабо, окаймлявший его продолговатое лицо, освещенное снизу.
– Для чего вы пришли сюда? – спросил вошедший, по шороху, сделанному Пьером, обращаясь в его сторону. – Для чего вы, неверующий в истины света и не видящий света, для чего вы пришли сюда, чего хотите вы от нас? Премудрости, добродетели, просвещения?
В ту минуту как дверь отворилась и вошел неизвестный человек, Пьер испытал чувство страха и благоговения, подобное тому, которое он в детстве испытывал на исповеди: он почувствовал себя с глазу на глаз с совершенно чужим по условиям жизни и с близким, по братству людей, человеком. Пьер с захватывающим дыханье биением сердца подвинулся к ритору (так назывался в масонстве брат, приготовляющий ищущего к вступлению в братство). Пьер, подойдя ближе, узнал в риторе знакомого человека, Смольянинова, но ему оскорбительно было думать, что вошедший был знакомый человек: вошедший был только брат и добродетельный наставник. Пьер долго не мог выговорить слова, так что ритор должен был повторить свой вопрос.
– Да, я… я… хочу обновления, – с трудом выговорил Пьер.
– Хорошо, – сказал Смольянинов, и тотчас же продолжал: – Имеете ли вы понятие о средствах, которыми наш святой орден поможет вам в достижении вашей цели?… – сказал ритор спокойно и быстро.
– Я… надеюсь… руководства… помощи… в обновлении, – сказал Пьер с дрожанием голоса и с затруднением в речи, происходящим и от волнения, и от непривычки говорить по русски об отвлеченных предметах.
– Какое понятие вы имеете о франк масонстве?
– Я подразумеваю, что франк масонство есть fraterienité [братство]; и равенство людей с добродетельными целями, – сказал Пьер, стыдясь по мере того, как он говорил, несоответственности своих слов с торжественностью минуты. Я подразумеваю…
– Хорошо, – сказал ритор поспешно, видимо вполне удовлетворенный этим ответом. – Искали ли вы средств к достижению своей цели в религии?
– Нет, я считал ее несправедливою, и не следовал ей, – сказал Пьер так тихо, что ритор не расслышал его и спросил, что он говорит. – Я был атеистом, – отвечал Пьер.
– Вы ищете истины для того, чтобы следовать в жизни ее законам; следовательно, вы ищете премудрости и добродетели, не так ли? – сказал ритор после минутного молчания.
– Да, да, – подтвердил Пьер.
Ритор прокашлялся, сложил на груди руки в перчатках и начал говорить:
– Теперь я должен открыть вам главную цель нашего ордена, – сказал он, – и ежели цель эта совпадает с вашею, то вы с пользою вступите в наше братство. Первая главнейшая цель и купно основание нашего ордена, на котором он утвержден, и которого никакая сила человеческая не может низвергнуть, есть сохранение и предание потомству некоего важного таинства… от самых древнейших веков и даже от первого человека до нас дошедшего, от которого таинства, может быть, зависит судьба рода человеческого. Но так как сие таинство такого свойства, что никто не может его знать и им пользоваться, если долговременным и прилежным очищением самого себя не приуготовлен, то не всяк может надеяться скоро обрести его. Поэтому мы имеем вторую цель, которая состоит в том, чтобы приуготовлять наших членов, сколько возможно, исправлять их сердце, очищать и просвещать их разум теми средствами, которые нам преданием открыты от мужей, потрудившихся в искании сего таинства, и тем учинять их способными к восприятию оного. Очищая и исправляя наших членов, мы стараемся в третьих исправлять и весь человеческий род, предлагая ему в членах наших пример благочестия и добродетели, и тем стараемся всеми силами противоборствовать злу, царствующему в мире. Подумайте об этом, и я опять приду к вам, – сказал он и вышел из комнаты.
– Противоборствовать злу, царствующему в мире… – повторил Пьер, и ему представилась его будущая деятельность на этом поприще. Ему представлялись такие же люди, каким он был сам две недели тому назад, и он мысленно обращал к ним поучительно наставническую речь. Он представлял себе порочных и несчастных людей, которым он помогал словом и делом; представлял себе угнетателей, от которых он спасал их жертвы. Из трех поименованных ритором целей, эта последняя – исправление рода человеческого, особенно близка была Пьеру. Некое важное таинство, о котором упомянул ритор, хотя и подстрекало его любопытство, не представлялось ему существенным; а вторая цель, очищение и исправление себя, мало занимала его, потому что он в эту минуту с наслаждением чувствовал себя уже вполне исправленным от прежних пороков и готовым только на одно доброе.
Через полчаса вернулся ритор передать ищущему те семь добродетелей, соответствующие семи ступеням храма Соломона, которые должен был воспитывать в себе каждый масон. Добродетели эти были: 1) скромность , соблюдение тайны ордена, 2) повиновение высшим чинам ордена, 3) добронравие, 4) любовь к человечеству, 5) мужество, 6) щедрость и 7) любовь к смерти.
– В седьмых старайтесь, – сказал ритор, – частым помышлением о смерти довести себя до того, чтобы она не казалась вам более страшным врагом, но другом… который освобождает от бедственной сей жизни в трудах добродетели томившуюся душу, для введения ее в место награды и успокоения.
«Да, это должно быть так», – думал Пьер, когда после этих слов ритор снова ушел от него, оставляя его уединенному размышлению. «Это должно быть так, но я еще так слаб, что люблю свою жизнь, которой смысл только теперь по немногу открывается мне». Но остальные пять добродетелей, которые перебирая по пальцам вспомнил Пьер, он чувствовал в душе своей: и мужество , и щедрость , и добронравие , и любовь к человечеству , и в особенности повиновение , которое даже не представлялось ему добродетелью, а счастьем. (Ему так радостно было теперь избавиться от своего произвола и подчинить свою волю тому и тем, которые знали несомненную истину.) Седьмую добродетель Пьер забыл и никак не мог вспомнить ее.
В третий раз ритор вернулся скорее и спросил Пьера, всё ли он тверд в своем намерении, и решается ли подвергнуть себя всему, что от него потребуется.
– Я готов на всё, – сказал Пьер.
– Еще должен вам сообщить, – сказал ритор, – что орден наш учение свое преподает не словами токмо, но иными средствами, которые на истинного искателя мудрости и добродетели действуют, может быть, сильнее, нежели словесные токмо объяснения. Сия храмина убранством своим, которое вы видите, уже должна была изъяснить вашему сердцу, ежели оно искренно, более нежели слова; вы увидите, может быть, и при дальнейшем вашем принятии подобный образ изъяснения. Орден наш подражает древним обществам, которые открывали свое учение иероглифами. Иероглиф, – сказал ритор, – есть наименование какой нибудь неподверженной чувствам вещи, которая содержит в себе качества, подобные изобразуемой.
Пьер знал очень хорошо, что такое иероглиф, но не смел говорить. Он молча слушал ритора, по всему чувствуя, что тотчас начнутся испытанья.
– Ежели вы тверды, то я должен приступить к введению вас, – говорил ритор, ближе подходя к Пьеру. – В знак щедрости прошу вас отдать мне все драгоценные вещи.
– Но я с собою ничего не имею, – сказал Пьер, полагавший, что от него требуют выдачи всего, что он имеет.
– То, что на вас есть: часы, деньги, кольца…
Пьер поспешно достал кошелек, часы, и долго не мог снять с жирного пальца обручальное кольцо. Когда это было сделано, масон сказал:
– В знак повиновенья прошу вас раздеться. – Пьер снял фрак, жилет и левый сапог по указанию ритора. Масон открыл рубашку на его левой груди, и, нагнувшись, поднял его штанину на левой ноге выше колена. Пьер поспешно хотел снять и правый сапог и засучить панталоны, чтобы избавить от этого труда незнакомого ему человека, но масон сказал ему, что этого не нужно – и подал ему туфлю на левую ногу. С детской улыбкой стыдливости, сомнения и насмешки над самим собою, которая против его воли выступала на лицо, Пьер стоял, опустив руки и расставив ноги, перед братом ритором, ожидая его новых приказаний.
– И наконец, в знак чистосердечия, я прошу вас открыть мне главное ваше пристрастие, – сказал он.
– Мое пристрастие! У меня их было так много, – сказал Пьер.
– То пристрастие, которое более всех других заставляло вас колебаться на пути добродетели, – сказал масон.
Пьер помолчал, отыскивая.
«Вино? Объедение? Праздность? Леность? Горячность? Злоба? Женщины?» Перебирал он свои пороки, мысленно взвешивая их и не зная которому отдать преимущество.
– Женщины, – сказал тихим, чуть слышным голосом Пьер. Масон не шевелился и не говорил долго после этого ответа. Наконец он подвинулся к Пьеру, взял лежавший на столе платок и опять завязал ему глаза.
– Последний раз говорю вам: обратите всё ваше внимание на самого себя, наложите цепи на свои чувства и ищите блаженства не в страстях, а в своем сердце. Источник блаженства не вне, а внутри нас…
Пьер уже чувствовал в себе этот освежающий источник блаженства, теперь радостью и умилением переполнявший его душу.


Скоро после этого в темную храмину пришел за Пьером уже не прежний ритор, а поручитель Вилларский, которого он узнал по голосу. На новые вопросы о твердости его намерения, Пьер отвечал: «Да, да, согласен», – и с сияющею детскою улыбкой, с открытой, жирной грудью, неровно и робко шагая одной разутой и одной обутой ногой, пошел вперед с приставленной Вилларским к его обнаженной груди шпагой. Из комнаты его повели по коридорам, поворачивая взад и вперед, и наконец привели к дверям ложи. Вилларский кашлянул, ему ответили масонскими стуками молотков, дверь отворилась перед ними. Чей то басистый голос (глаза Пьера всё были завязаны) сделал ему вопросы о том, кто он, где, когда родился? и т. п. Потом его опять повели куда то, не развязывая ему глаз, и во время ходьбы его говорили ему аллегории о трудах его путешествия, о священной дружбе, о предвечном Строителе мира, о мужестве, с которым он должен переносить труды и опасности. Во время этого путешествия Пьер заметил, что его называли то ищущим, то страждущим, то требующим, и различно стучали при этом молотками и шпагами. В то время как его подводили к какому то предмету, он заметил, что произошло замешательство и смятение между его руководителями. Он слышал, как шопотом заспорили между собой окружающие люди и как один настаивал на том, чтобы он был проведен по какому то ковру. После этого взяли его правую руку, положили на что то, а левою велели ему приставить циркуль к левой груди, и заставили его, повторяя слова, которые читал другой, прочесть клятву верности законам ордена. Потом потушили свечи, зажгли спирт, как это слышал по запаху Пьер, и сказали, что он увидит малый свет. С него сняли повязку, и Пьер как во сне увидал, в слабом свете спиртового огня, несколько людей, которые в таких же фартуках, как и ритор, стояли против него и держали шпаги, направленные в его грудь. Между ними стоял человек в белой окровавленной рубашке. Увидав это, Пьер грудью надвинулся вперед на шпаги, желая, чтобы они вонзились в него. Но шпаги отстранились от него и ему тотчас же опять надели повязку. – Теперь ты видел малый свет, – сказал ему чей то голос. Потом опять зажгли свечи, сказали, что ему надо видеть полный свет, и опять сняли повязку и более десяти голосов вдруг сказали: sic transit gloria mundi. [так проходит мирская слава.]
Пьер понемногу стал приходить в себя и оглядывать комнату, где он был, и находившихся в ней людей. Вокруг длинного стола, покрытого черным, сидело человек двенадцать, всё в тех же одеяниях, как и те, которых он прежде видел. Некоторых Пьер знал по петербургскому обществу. На председательском месте сидел незнакомый молодой человек, в особом кресте на шее. По правую руку сидел итальянец аббат, которого Пьер видел два года тому назад у Анны Павловны. Еще был тут один весьма важный сановник и один швейцарец гувернер, живший прежде у Курагиных. Все торжественно молчали, слушая слова председателя, державшего в руке молоток. В стене была вделана горящая звезда; с одной стороны стола был небольшой ковер с различными изображениями, с другой было что то в роде алтаря с Евангелием и черепом. Кругом стола было 7 больших, в роде церковных, подсвечников. Двое из братьев подвели Пьера к алтарю, поставили ему ноги в прямоугольное положение и приказали ему лечь, говоря, что он повергается к вратам храма.
– Он прежде должен получить лопату, – сказал шопотом один из братьев.
– А! полноте пожалуйста, – сказал другой.
Пьер, растерянными, близорукими глазами, не повинуясь, оглянулся вокруг себя, и вдруг на него нашло сомнение. «Где я? Что я делаю? Не смеются ли надо мной? Не будет ли мне стыдно вспоминать это?» Но сомнение это продолжалось только одно мгновение. Пьер оглянулся на серьезные лица окружавших его людей, вспомнил всё, что он уже прошел, и понял, что нельзя остановиться на половине дороги. Он ужаснулся своему сомнению и, стараясь вызвать в себе прежнее чувство умиления, повергся к вратам храма. И действительно чувство умиления, еще сильнейшего, чем прежде, нашло на него. Когда он пролежал несколько времени, ему велели встать и надели на него такой же белый кожаный фартук, какие были на других, дали ему в руки лопату и три пары перчаток, и тогда великий мастер обратился к нему. Он сказал ему, чтобы он старался ничем не запятнать белизну этого фартука, представляющего крепость и непорочность; потом о невыясненной лопате сказал, чтобы он трудился ею очищать свое сердце от пороков и снисходительно заглаживать ею сердце ближнего. Потом про первые перчатки мужские сказал, что значения их он не может знать, но должен хранить их, про другие перчатки мужские сказал, что он должен надевать их в собраниях и наконец про третьи женские перчатки сказал: «Любезный брат, и сии женские перчатки вам определены суть. Отдайте их той женщине, которую вы будете почитать больше всех. Сим даром уверите в непорочности сердца вашего ту, которую изберете вы себе в достойную каменьщицу». И помолчав несколько времени, прибавил: – «Но соблюди, любезный брат, да не украшают перчатки сии рук нечистых». В то время как великий мастер произносил эти последние слова, Пьеру показалось, что председатель смутился. Пьер смутился еще больше, покраснел до слез, как краснеют дети, беспокойно стал оглядываться и произошло неловкое молчание.
Молчание это было прервано одним из братьев, который, подведя Пьера к ковру, начал из тетради читать ему объяснение всех изображенных на нем фигур: солнца, луны, молотка. отвеса, лопаты, дикого и кубического камня, столба, трех окон и т. д. Потом Пьеру назначили его место, показали ему знаки ложи, сказали входное слово и наконец позволили сесть. Великий мастер начал читать устав. Устав был очень длинен, и Пьер от радости, волнения и стыда не был в состоянии понимать того, что читали. Он вслушался только в последние слова устава, которые запомнились ему.
«В наших храмах мы не знаем других степеней, – читал „великий мастер, – кроме тех, которые находятся между добродетелью и пороком. Берегись делать какое нибудь различие, могущее нарушить равенство. Лети на помощь к брату, кто бы он ни был, настави заблуждающегося, подними упадающего и не питай никогда злобы или вражды на брата. Будь ласков и приветлив. Возбуждай во всех сердцах огнь добродетели. Дели счастье с ближним твоим, и да не возмутит никогда зависть чистого сего наслаждения. Прощай врагу твоему, не мсти ему, разве только деланием ему добра. Исполнив таким образом высший закон, ты обрящешь следы древнего, утраченного тобой величества“.