Культ личности Сталина

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Культ личности И. В. Сталина — возвеличивание личности И. В. Сталина средствами массовой пропаганды, в произведениях культуры и искусства, государственных документах, законах, создание вокруг его имени полубожественного ореола[1].

Аналогичные по характеру, но меньшие по масштабу явления наблюдались и в отношении других государственных руководителей этого периода (М. И. Калинина, В. М. Молотова, А. А. Жданова, Л. П. Берия и пр.), однако сопоставимым с культом И. В. Сталина был только культ В. И. Ленина.

Выражение «культ личности И. В. Сталина» получило широкое распространение после появления в 1956 году в докладе Н. С. Хрущёва «О культе личности и его последствиях» и в постановлении ЦК КПСС «О преодолении культа личности и его последствий».





Причины возникновения

Марксизм-ленинизм, идеологическая основа Советской власти, исходя из марксистского положения о равенстве, теоретически отвергает вождизм, ограничивая «роль личности в истории». В то же время некоторые учёные считают вождизм естественным следствием практического социализма. Например, русский философ Н. А. Бердяев считал, что «Ленинизм есть вождизм нового типа, он выдвигает вождя масс, наделённого диктаторской властью». После Октябрьской революции 1917 года в Советской России и СССР стали использоваться во множественном и единственном числе титулы «вожди революции» и просто «вожди» применительно к В. И. Ленину и Л. Д. Троцкому.

Возникновение культа личности И. В. Сталина связывают как с направленной деятельностью высшего руководства ВКП(б) и самого И. В. Сталина, так и с историческими и культурными особенностями развития государства в тот период.

Так, по мнению политолога А. А. Кара-Мурзы, культ личности был создан самим И. В. Сталиным, который занимался этим как приоритетной темой все годы своего правления, вплоть до марта 1953 года[2]. Идея культа заключалась[3] в том, чтобы весь советский народ всем оказывался обязан партии, государству и своему вождю[3]. Одним из аспектов этой системы являлась необходимость выражения благодарности И. В. Сталину, например, за социальные услуги и вообще за всё, что есть у граждан[3]. Профессор русской истории университета Джонса Хопкинса Джеффри Брукс отмечает, что известная фраза «Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство!» подчёркивала, что у детей счастливое детство потому лишь, что его обеспечил им И. В. Сталин[3].

В учебнике для юридических вузов и факультетов «Теория государства и права», изданном авторским коллективом под редакцией профессора С. С. Алексеева, об одной из причин культа личности Сталина говорится следующее[4]:

Российская многовековая традиция патернализма нашла воплощение в мелкобуржуазном вождизме, характерном для многомиллионной крестьянской страны. Психология вождизма, бюрократическое обожествление авторитета и послужили питательной средой культу личности Сталина. К началу 30-х годов тоталитарный режим стал суровой политической реальностью.

Среди лиц, положительно оценивающих правление И. В. Сталина (часть коммунистов, этатистов и др.) бытует мнение, что культ был вызван с личностными чертами Сталина и успехами, связанными с его правлениемК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 2877 дней]. Так, после «разоблачения культа личности» получила известность фраза, приписываемая обыкновенно М. А. Шолохову (но также и другим персонам)[5][6][7]: «Да, был культ… Но была и личность!».

Проявления

Вождизм

В сталинский период советская пропаганда создала вокруг И. В. Сталина ореол непогрешимого вождя. После обретения И. В. Сталиным всей полноты власти применительно к нему часто использовались и были почти обязательны в официальных публицистике и риторике титулы «великий вождь», «великий вождь и учитель», «отец народов», «великий полководец», «гениальный учёный», «лучший друг (учёных, писателей, физкультурников и др.)» и т. д.

И. В. Сталин был единственным Генералиссимусом Советского Союза.

Ввиду объявления И. В. Сталина теоретиком марксизма-ленинизма его имя упоминалось и его портретный образ помещался в одном ряду с К. Марксом, Ф. Энгельсом и В. И. Лениным, а также, подобно «марксизму-ленинизму», иногда использовался термин «сталинизм», десятилетия спустя ставший понятием-определением созданного им политического режима с отрицательной оценкой-осмыслением.

Наименование объектов

Именем И. В. Сталина (а также его ближайших соратников) были названы многочисленные географические, народно-хозяйственные, технические, военные, транспортные, культурные и прочие объекты, предметы, награды.

Города

В честь Сталина были названы следующие крупные советские населенные пункты:

В 1937—1938 годах выдвигались предложения переименовать Москву в Сталинодар.

В 1950-х города в честь И. В. Сталина были во всех странах Варшавского договора и СЭВ (на тот момент), кроме Чехословакии:

В ГДР и ВНР города были построены практически с нуля и должны были стать «новыми социалистическими городами».

Прочие объекты

Названия, связанные со И. В. Сталиным, были присвоены высочайшим вершинам СССР (Пик Коммунизма), Болгарии (Мусала), Словакии и всех Карпат (Герлаховски-Штит), а также расположенной на территории Канады горе Маунт-Пек.

Имя И. В. Сталина носили станции метро «Семёновская» и «Измайловский парк» в Москве, Беломорско-Балтийский канал, Завод имени Лихачёва, ряд вузов, в том числе Тбилисский государственный университет, Московский институт стали и сплавов (Национальный исследовательский технологический университет «МИСиС»), Московский государственный горный университет, Московский государственный технологический университет «Станкин», Белорусский национальный технический университет и др.

В честь И. В. Сталина были названы серии танков, паровозов, и бронепоезд.

Памятники

Сталиниана

Литература

Образ И. В. Сталина стал одним из центральных в советской литературе 1930-х-1950-х годов; произведения о вожде писали также зарубежные писатели-коммунисты, в том числе Анри Барбюс (автор изданной посмертно книги «Сталин»), Пабло Неруда, эти произведения переводились и тиражировались в СССР. Произведения, прославляющие И. В. Сталина, в изобилии появлялись и в публикациях фольклора практически всех народов СССР.

Сталиниана постоянно присутствовала в первую очередь в советской печати, кинематографии, музыке, живописи и скульптуре этого периода, включая монументальное, изобразительное и массовое искусство. Прижизненные памятники И. В. Сталину, как и памятники В. И. Ленину, устанавливались массово в большинстве городов СССР, а после 1945 и Восточной Европы. В дни государственных праздников обязательным и широко отражённым в кинематографе стал ритуал поднятия над Москвой на аэростатах огромного портрета И. В. Сталина, подсвечиваемого прожекторами. Особую роль в создании пропагандистского образа И. В. Сталина сыграли массовый советский плакат, посвящённый самой разнообразной тематике с его изображением, а также обязательное размещение его портретов во всех государственных и общественных зданиях и помещениях и на транспорте.

Кинематограф

Живопись

Филателия

Мифологизация картины истории

Главную роль в искажении и создании мифологической картины советской истории сыграл созданный, частью лично И. В. Сталиным, частью под его редакцией, «Краткий курс истории ВКП(б)».

К концу сталинского периода из истории революции и Гражданской войны исчезли многие деятели, игравшие видные роли в этих событиях. Их действия были приписаны И. В. Сталину и узкому кругу его соратников, зачастую игравших в реальности второстепенные и третьестепенные роли, и нескольким видным большевикам, умершим до начала большого террора: Я. М. Свердлову, Ф. Э. Дзержинскому, М. В. Фрунзе, С. М. Кирову и другим[9].

Партия большевиков представлялась единственной революционной силой; революционная роль остальных партий отрицалась. Отдельным лидерам революции приписывались предательские и контрреволюционные действия[9].

В официальной историографии Великой Отечественной войны для описания крупнейших наступательных операций Красной Армии, приведших к разгрому Третьего Рейха, использовался термин «Десять Сталинских ударов».

Также при И. В. Сталине, особенно в последнее десятилетие его правления, произошло изменение отношения к дореволюционной истории России, в частности, правлению Ивана Грозного и Петра Первого[9], что было связано с акцентированием внимания на роли государства и сильного правителя.

Культ личности И. В. Сталина вне СССР

Культ личности И. В. Сталина был также распространён в большинстве социалистических стран мира. После XX съезда КПСС сталиниская направленность государственной политики и связанный с ней культа личности И. В. Сталина сохранились в Албании (до смерти в 1985 г. Энвера Ходжи), КНР и КНДР.

В настоящее время на официальном уровне отдельные проявления культа существуют в КНР, где есть ряд памятных изображений И. В. Сталина и выпускаются сувениры с его изображением, а также в КНДР. К наследию И. В. Сталина обращаются отдельные партии коммунистической направленности по всему миру.

Люди названные в честь Сталина

Отношение И. В. Сталина к культу личности

Н. С. Хрущёв, развенчивая культ личности в своём знаменитом докладе на XX съезде КПСС утверждал, что И. В. Сталин всячески поощрял такое положение вещей. Так, Н. С. Хрущёв заявил, что редактируя подготовленную к печати собственную биографию, И. В. Сталин вписывал туда целые страницы, где называл себя вождём народов, великим полководцем, высочайшим теоретиком марксизма, гениальным учёным и т. д.[10] В частности, Н. С. Хрущёв утверждал, что самим И. В. Сталиным был вписан следующий отрывок: «Мастерски выполняя задачи вождя партии и народа, имея полную поддержку всего советского народа, Сталин, однако, не допускал в своей деятельности и тени самомнения, зазнайства, самолюбования»[1].

На замечание Лиона Фейхтвангера «о безвкусном, преувеличенном преклонении перед его личностью», И. В. Сталин «пожал плечами» и «извинил своих крестьян и рабочих тем, что они были слишком заняты другими делами и не могли развить в себе хороший вкус»[11].

В то же время известно, что И. В. Сталин пресекал некоторые акты своего восхваления. Так, по словам писателя О. С. Смысловского, первые эскизы орденов Победы и Славы были выполнены с профилем И. В. Сталина, однако Сталин якобы попросил заменить его профиль на Спасскую башню[12]. В 1949 году, когда МГУ хотели присвоить его имя, И. В. Сталин категорически возразил: «Главный университет страны может носить лишь одно имя — Ломоносова»[13].
Возьмем, например, [проходы Сталина] по коридорам Кремля. Это было одним из своеобразных ритуалов его культа. Идешь с бумагами, смотришь: сам, в окружении охраны. Впереди Сталина метрах в 25-30 шел один охранник. А за ним примерно в двух метрах шло еще два человека. Полагалось стать к стене спиной, держать руки на виду и ждать, когда он пройдет.


Насчет того, как здороваться, никаких указаний не существовало. Я, к примеру, когда он проходил мимо меня, говорил: «Здравствуйте, товарищ Сталин». Он в ответ поднимал правую руку и молча шел дальше. Шел уверенно, размеренно, спокойно, причем смотрел не на того, кто с ним здоровался, а куда-то вдаль, впереди себя. Выражение лица было такое значительное, что я тогда думал: наверное, голова у него занята какими-то особыми мыслями, до которых нам, смертным, и не додуматься никогда.

— из воспоминаний Михаила Смиртюкова, заместителя заведующего секретариатом Совнаркома СССР

Современные исследователи сталинской эпохи считают что подобные действия должны были символизировать так называемую «сталинскую скромность» — одну из сталинских идеологем, важную часть его образа, подчеркивавшуюся пропагандой. По словам немецкого историка Яна Плампера[de] «сложился образ Сталина, находившегося в откровенной оппозиции к своему собственному культу или в лучшем случае неохотно его терпевшего»[14]. Российская исследовательница Ольга Эдельман считает феномен «сталинской скромности» хитрым политическим ходом, позволявшим Сталину под видом нежелания «выпячивать» свою личость пресекать излишнее любопытство касательно своего прошлого, заодно оставляя себе возможность отбирать то, что он сам считал годным для печати и таким образом самому формировать свой общественный образ.[15]

Десталинизация

Самым известным разоблачителем культа личности был Н. С. Хрущёв, выступивший в 1956 году на XX съезде КПСС с докладом «О культе личности и его последствиях», в котором он развенчал культ личности покойного И. В. Сталина. Н. С. Хрущёв, в частности, сказал:

Культ личности приобрёл такие чудовищные размеры главным образом потому, что сам Сталин всячески поощрял и поддерживал возвеличивание его персоны. Об этом свидетельствуют многочисленные факты. Одним из наиболее характерных проявлений самовосхваления и отсутствия элементарной скромности у Сталина является издание его «Краткой биографии», вышедшей в свет в 1948 году.

Эта книга представляет собой выражение самой безудержной лести, образец обожествления человека, превращения его в непогрешимого мудреца, самого «великого вождя» и «непревзойдённого полководца всех времён и народов». Не было уже других слов, чтобы ещё больше восхвалять роль Сталина.

Нет необходимости цитировать тошнотворно-льстивые характеристики, нагромождённые в этой книге одна на другую. Следует только подчеркнуть, что все они одобрены и отредактированы лично Сталиным, а некоторые из них собственноручно вписаны им в макет книги.

В своём докладе Н. С. Хрущев выделил кинематограф, как один из инструментов насаждения культа личности, в последующие пять лет художественные фильмы, где присутствовала фигура И. В. Сталина, не демонстрировались[16].

В 1961 году тело И. В. Сталина было вынесено из Мавзолея Ленина — Сталина. Прошли массовые переименования. В частности, город Сталинград был переименован в Волгоград, столица Таджикской ССР Сталинабад — в Душанбе. Почти повсеместно был произведен демонтаж памятников И. В. Сталину. По решению правительства многие художественные киноленты были подвергнуты цензуре и освобождены от «навязчивого образа» (И. В. Сталина)[16].

В 1962 году были переименованы паровозы ИС (Иосиф Сталин) в ФДп (Феликс Дзержинский, пассажирский вариант) и прочие объекты.

Перестройка

В годы правления Л. И. Брежнева не было ни дальнейших разоблачений, ни возрождения культа; дабы не накалять страсти в обществе по поводу столь противоречивой и резонансной темы, о И. В. Сталине без лишнего повода старались просто не вспоминать. О нём осталась нейтральная статья в Большой советской энциклопедии. В 1979 году сообщили о 100-летии И. В. Сталина в советских СМИ, но особых торжеств не устраивали.

Во второй половине 80-х годов ситуация изменилась: на волне Перестройки и Гласности тема И. В. Сталина и его правления вновь стала одной из самых обсуждаемых.

Российская Федерация

Галерея

См. также

Напишите отзыв о статье "Культ личности Сталина"

Ссылки

В Викитеке есть тексты по теме
Культ личности Сталина
  • [tapemark.narod.ru/kommunizm/083.html Научный коммунизм: Словарь (1983) / Культ личности]
  • [lib.ru/MEMUARY/HRUSHEW/kult.txt О культе личности и его последствиях. Доклад Хрущёва Н. С. XX съезду КПСС] 25 февраля 1956 г.
  • Постановление ЦК КПСС [aleksandr-kommari.narod.ru/1956_postanovlenije.htm О преодолении культа личности и его последствий] 30 июня 1956 г.
  • [www.rureferat.ru/articles/stalin/ Серия статей о культе личности]
  • Дж. Дэвлин. [www.ec-dejavu.net/s-2/Stalin.html Миф о Сталине: развитие культа] // Труды «Русской Антропологической школы»: Вып. 6. М.: РГГУ, 2009, с. 213—240

Примечания

  1. 1 2 Никита Сергеевич Хрущев. [lib.ru/MEMUARY/HRUSHEW/kult.txt О культе личности и его последствиях. Доклад XX съезду КПСС]
  2. [www.echo.msk.ru/programs/staliname/620506-echo/#element-text Профессор политологии и историк Алексей Кара-Мурза в программе «Именем Сталина: историческое наследие сталинской эпохи»]
  3. 1 2 3 4 [www.youtube.com/watch?v=_tocHNH8bME Профессор русской истории университета Джонса Хопкинса, Джеффри Брукс. 16 минут 00 секунд]
  4. [my-shop.ru/shop/books/431862.html?partner=02022&pin=90387 «Теория государства и права. Гриф МО РФ»], издательство «Норма», ISBN 978-5-89123-785-8
  5. К. М. Лебединский [www.lebedinski.com/TheSenseOfTime.htm Чувство Времени], 2005.
  6. С. Сверчков [web.archive.org/web/20070927075424/www.gazeta-pravda.ru/2006/pravda054.htm Почетный гражданин — начальник Всея Руси] // Правда. — 2006. — № 54 (26-29 мая).
  7. М. Делягин. [zavtra.ru/content/view/2006-10-0423/ Сотвори кумира] // Завтра. — 2006. — № 40 (672), 04.10.2006.
  8. Александр Федонин, историк. [infodon.org.ua/uzovka/615 Между Юзовкой и Донецком]. Сайт «Донецк: история, события, факты.» (22 сентября 2010). Проверено 26 октября 2013.
  9. 1 2 3 [communist-party.narod.ru/ Краткий курс истории ВКП(б)]. — Госполитиздат, 1945.
  10. В. П. Наумов. [vivovoco.astronet.ru/VV/PAPERS/HISTORY/ANTIST.HTM К истории секретного доклада Н. С. Хрущёва.] //«Новая и новейшая история», № 4, 1996.
  11. Лион Фейхтвангер. [www.lib.ru/INPROZ/FEJHTWANGER/moscow1937.txt Москва 1937]
  12. Олег Смыслов. Загадки советских наград. 1918—1991 годы. — М.: Вече, 2005. — ISBN 5-9533-0446-3
  13. Ю. А. Жданов. [www.mmforce.net/msu/heart/articles/1514/ Без теории нам смерть!]
  14. Плампер Я. Алхимия власти. Культ Сталина в изобразительном искусстве = The Stalin Cult: A Study in the Alchemy of Power. — Москва: НЛО, 2010. — С. 185–208.
  15. Ольга Эдельман. [id.hse.ru/data/2015/11/18/1082039575/Эдельман_сайт.pdf#page=28 Сталин, Коба и Сосо. Молодой Сталин в исторических источниках]. — Москва: Издательский дом ВШЭ, 2016. — С. 27-28. — ISBN 978-5-7598-1352-1.
  16. 1 2 [www.dissercat.com/content/polkovodcheskii-obraz-stalina-perioda-grazhdanskoi-voiny-v-traktovke-sovetskogo-khudozhestve Диссертация на тему «Полководческий образ Сталина периода гражданской войны в трактовке советского художественного кинематографа второй половины 1930-х — начала 1950-х годов» …]

Отрывок, характеризующий Культ личности Сталина

– Видно, еще не все ушли, князь, – сказал Багратион. – До завтрашнего утра, завтра всё узнаем.
– На горе пикет, ваше сиятельство, всё там же, где был с вечера, – доложил Ростов, нагибаясь вперед, держа руку у козырька и не в силах удержать улыбку веселья, вызванного в нем его поездкой и, главное, звуками пуль.
– Хорошо, хорошо, – сказал Багратион, – благодарю вас, г. офицер.
– Ваше сиятельство, – сказал Ростов, – позвольте вас просить.
– Что такое?
– Завтра эскадрон наш назначен в резервы; позвольте вас просить прикомандировать меня к 1 му эскадрону.
– Как фамилия?
– Граф Ростов.
– А, хорошо. Оставайся при мне ординарцем.
– Ильи Андреича сын? – сказал Долгоруков.
Но Ростов не отвечал ему.
– Так я буду надеяться, ваше сиятельство.
– Я прикажу.
«Завтра, очень может быть, пошлют с каким нибудь приказанием к государю, – подумал он. – Слава Богу».

Крики и огни в неприятельской армии происходили оттого, что в то время, как по войскам читали приказ Наполеона, сам император верхом объезжал свои бивуаки. Солдаты, увидав императора, зажигали пуки соломы и с криками: vive l'empereur! бежали за ним. Приказ Наполеона был следующий:
«Солдаты! Русская армия выходит против вас, чтобы отмстить за австрийскую, ульмскую армию. Это те же баталионы, которые вы разбили при Голлабрунне и которые вы с тех пор преследовали постоянно до этого места. Позиции, которые мы занимаем, – могущественны, и пока они будут итти, чтоб обойти меня справа, они выставят мне фланг! Солдаты! Я сам буду руководить вашими баталионами. Я буду держаться далеко от огня, если вы, с вашей обычной храбростью, внесете в ряды неприятельские беспорядок и смятение; но если победа будет хоть одну минуту сомнительна, вы увидите вашего императора, подвергающегося первым ударам неприятеля, потому что не может быть колебания в победе, особенно в тот день, в который идет речь о чести французской пехоты, которая так необходима для чести своей нации.
Под предлогом увода раненых не расстроивать ряда! Каждый да будет вполне проникнут мыслию, что надо победить этих наемников Англии, воодушевленных такою ненавистью против нашей нации. Эта победа окончит наш поход, и мы можем возвратиться на зимние квартиры, где застанут нас новые французские войска, которые формируются во Франции; и тогда мир, который я заключу, будет достоин моего народа, вас и меня.
Наполеон».


В 5 часов утра еще было совсем темно. Войска центра, резервов и правый фланг Багратиона стояли еще неподвижно; но на левом фланге колонны пехоты, кавалерии и артиллерии, долженствовавшие первые спуститься с высот, для того чтобы атаковать французский правый фланг и отбросить его, по диспозиции, в Богемские горы, уже зашевелились и начали подниматься с своих ночлегов. Дым от костров, в которые бросали всё лишнее, ел глаза. Было холодно и темно. Офицеры торопливо пили чай и завтракали, солдаты пережевывали сухари, отбивали ногами дробь, согреваясь, и стекались против огней, бросая в дрова остатки балаганов, стулья, столы, колеса, кадушки, всё лишнее, что нельзя было увезти с собою. Австрийские колонновожатые сновали между русскими войсками и служили предвестниками выступления. Как только показывался австрийский офицер около стоянки полкового командира, полк начинал шевелиться: солдаты сбегались от костров, прятали в голенища трубочки, мешочки в повозки, разбирали ружья и строились. Офицеры застегивались, надевали шпаги и ранцы и, покрикивая, обходили ряды; обозные и денщики запрягали, укладывали и увязывали повозки. Адъютанты, батальонные и полковые командиры садились верхами, крестились, отдавали последние приказания, наставления и поручения остающимся обозным, и звучал однообразный топот тысячей ног. Колонны двигались, не зная куда и не видя от окружавших людей, от дыма и от усиливающегося тумана ни той местности, из которой они выходили, ни той, в которую они вступали.
Солдат в движении так же окружен, ограничен и влеком своим полком, как моряк кораблем, на котором он находится. Как бы далеко он ни прошел, в какие бы странные, неведомые и опасные широты ни вступил он, вокруг него – как для моряка всегда и везде те же палубы, мачты, канаты своего корабля – всегда и везде те же товарищи, те же ряды, тот же фельдфебель Иван Митрич, та же ротная собака Жучка, то же начальство. Солдат редко желает знать те широты, в которых находится весь корабль его; но в день сражения, Бог знает как и откуда, в нравственном мире войска слышится одна для всех строгая нота, которая звучит приближением чего то решительного и торжественного и вызывает их на несвойственное им любопытство. Солдаты в дни сражений возбужденно стараются выйти из интересов своего полка, прислушиваются, приглядываются и жадно расспрашивают о том, что делается вокруг них.
Туман стал так силен, что, несмотря на то, что рассветало, не видно было в десяти шагах перед собою. Кусты казались громадными деревьями, ровные места – обрывами и скатами. Везде, со всех сторон, можно было столкнуться с невидимым в десяти шагах неприятелем. Но долго шли колонны всё в том же тумане, спускаясь и поднимаясь на горы, минуя сады и ограды, по новой, непонятной местности, нигде не сталкиваясь с неприятелем. Напротив того, то впереди, то сзади, со всех сторон, солдаты узнавали, что идут по тому же направлению наши русские колонны. Каждому солдату приятно становилось на душе оттого, что он знал, что туда же, куда он идет, то есть неизвестно куда, идет еще много, много наших.
– Ишь ты, и курские прошли, – говорили в рядах.
– Страсть, братец ты мой, что войски нашей собралось! Вечор посмотрел, как огни разложили, конца краю не видать. Москва, – одно слово!
Хотя никто из колонных начальников не подъезжал к рядам и не говорил с солдатами (колонные начальники, как мы видели на военном совете, были не в духе и недовольны предпринимаемым делом и потому только исполняли приказания и не заботились о том, чтобы повеселить солдат), несмотря на то, солдаты шли весело, как и всегда, идя в дело, в особенности в наступательное. Но, пройдя около часу всё в густом тумане, большая часть войска должна была остановиться, и по рядам пронеслось неприятное сознание совершающегося беспорядка и бестолковщины. Каким образом передается это сознание, – весьма трудно определить; но несомненно то, что оно передается необыкновенно верно и быстро разливается, незаметно и неудержимо, как вода по лощине. Ежели бы русское войско было одно, без союзников, то, может быть, еще прошло бы много времени, пока это сознание беспорядка сделалось бы общею уверенностью; но теперь, с особенным удовольствием и естественностью относя причину беспорядков к бестолковым немцам, все убедились в том, что происходит вредная путаница, которую наделали колбасники.
– Что стали то? Аль загородили? Или уж на француза наткнулись?
– Нет не слыхать. А то палить бы стал.
– То то торопили выступать, а выступили – стали без толку посереди поля, – всё немцы проклятые путают. Эки черти бестолковые!
– То то я бы их и пустил наперед. А то, небось, позади жмутся. Вот и стой теперь не емши.
– Да что, скоро ли там? Кавалерия, говорят, дорогу загородила, – говорил офицер.
– Эх, немцы проклятые, своей земли не знают, – говорил другой.
– Вы какой дивизии? – кричал, подъезжая, адъютант.
– Осьмнадцатой.
– Так зачем же вы здесь? вам давно бы впереди должно быть, теперь до вечера не пройдете.
– Вот распоряжения то дурацкие; сами не знают, что делают, – говорил офицер и отъезжал.
Потом проезжал генерал и сердито не по русски кричал что то.
– Тафа лафа, а что бормочет, ничего не разберешь, – говорил солдат, передразнивая отъехавшего генерала. – Расстрелял бы я их, подлецов!
– В девятом часу велено на месте быть, а мы и половины не прошли. Вот так распоряжения! – повторялось с разных сторон.
И чувство энергии, с которым выступали в дело войска, начало обращаться в досаду и злобу на бестолковые распоряжения и на немцев.
Причина путаницы заключалась в том, что во время движения австрийской кавалерии, шедшей на левом фланге, высшее начальство нашло, что наш центр слишком отдален от правого фланга, и всей кавалерии велено было перейти на правую сторону. Несколько тысяч кавалерии продвигалось перед пехотой, и пехота должна была ждать.
Впереди произошло столкновение между австрийским колонновожатым и русским генералом. Русский генерал кричал, требуя, чтобы остановлена была конница; австриец доказывал, что виноват был не он, а высшее начальство. Войска между тем стояли, скучая и падая духом. После часовой задержки войска двинулись, наконец, дальше и стали спускаться под гору. Туман, расходившийся на горе, только гуще расстилался в низах, куда спустились войска. Впереди, в тумане, раздался один, другой выстрел, сначала нескладно в разных промежутках: тратта… тат, и потом всё складнее и чаще, и завязалось дело над речкою Гольдбахом.
Не рассчитывая встретить внизу над речкою неприятеля и нечаянно в тумане наткнувшись на него, не слыша слова одушевления от высших начальников, с распространившимся по войскам сознанием, что было опоздано, и, главное, в густом тумане не видя ничего впереди и кругом себя, русские лениво и медленно перестреливались с неприятелем, подвигались вперед и опять останавливались, не получая во время приказаний от начальников и адъютантов, которые блудили по туману в незнакомой местности, не находя своих частей войск. Так началось дело для первой, второй и третьей колонны, которые спустились вниз. Четвертая колонна, при которой находился сам Кутузов, стояла на Праценских высотах.
В низах, где началось дело, был всё еще густой туман, наверху прояснело, но всё не видно было ничего из того, что происходило впереди. Были ли все силы неприятеля, как мы предполагали, за десять верст от нас или он был тут, в этой черте тумана, – никто не знал до девятого часа.
Было 9 часов утра. Туман сплошным морем расстилался по низу, но при деревне Шлапанице, на высоте, на которой стоял Наполеон, окруженный своими маршалами, было совершенно светло. Над ним было ясное, голубое небо, и огромный шар солнца, как огромный пустотелый багровый поплавок, колыхался на поверхности молочного моря тумана. Не только все французские войска, но сам Наполеон со штабом находился не по ту сторону ручьев и низов деревень Сокольниц и Шлапаниц, за которыми мы намеревались занять позицию и начать дело, но по сю сторону, так близко от наших войск, что Наполеон простым глазом мог в нашем войске отличать конного от пешего. Наполеон стоял несколько впереди своих маршалов на маленькой серой арабской лошади, в синей шинели, в той самой, в которой он делал итальянскую кампанию. Он молча вглядывался в холмы, которые как бы выступали из моря тумана, и по которым вдалеке двигались русские войска, и прислушивался к звукам стрельбы в лощине. В то время еще худое лицо его не шевелилось ни одним мускулом; блестящие глаза были неподвижно устремлены на одно место. Его предположения оказывались верными. Русские войска частью уже спустились в лощину к прудам и озерам, частью очищали те Праценские высоты, которые он намерен был атаковать и считал ключом позиции. Он видел среди тумана, как в углублении, составляемом двумя горами около деревни Прац, всё по одному направлению к лощинам двигались, блестя штыками, русские колонны и одна за другой скрывались в море тумана. По сведениям, полученным им с вечера, по звукам колес и шагов, слышанным ночью на аванпостах, по беспорядочности движения русских колонн, по всем предположениям он ясно видел, что союзники считали его далеко впереди себя, что колонны, двигавшиеся близ Працена, составляли центр русской армии, и что центр уже достаточно ослаблен для того, чтобы успешно атаковать его. Но он всё еще не начинал дела.
Нынче был для него торжественный день – годовщина его коронования. Перед утром он задремал на несколько часов и здоровый, веселый, свежий, в том счастливом расположении духа, в котором всё кажется возможным и всё удается, сел на лошадь и выехал в поле. Он стоял неподвижно, глядя на виднеющиеся из за тумана высоты, и на холодном лице его был тот особый оттенок самоуверенного, заслуженного счастья, который бывает на лице влюбленного и счастливого мальчика. Маршалы стояли позади его и не смели развлекать его внимание. Он смотрел то на Праценские высоты, то на выплывавшее из тумана солнце.
Когда солнце совершенно вышло из тумана и ослепляющим блеском брызнуло по полям и туману (как будто он только ждал этого для начала дела), он снял перчатку с красивой, белой руки, сделал ею знак маршалам и отдал приказание начинать дело. Маршалы, сопутствуемые адъютантами, поскакали в разные стороны, и через несколько минут быстро двинулись главные силы французской армии к тем Праценским высотам, которые всё более и более очищались русскими войсками, спускавшимися налево в лощину.


В 8 часов Кутузов выехал верхом к Працу, впереди 4 й Милорадовичевской колонны, той, которая должна была занять места колонн Пржебышевского и Ланжерона, спустившихся уже вниз. Он поздоровался с людьми переднего полка и отдал приказание к движению, показывая тем, что он сам намерен был вести эту колонну. Выехав к деревне Прац, он остановился. Князь Андрей, в числе огромного количества лиц, составлявших свиту главнокомандующего, стоял позади его. Князь Андрей чувствовал себя взволнованным, раздраженным и вместе с тем сдержанно спокойным, каким бывает человек при наступлении давно желанной минуты. Он твердо был уверен, что нынче был день его Тулона или его Аркольского моста. Как это случится, он не знал, но он твердо был уверен, что это будет. Местность и положение наших войск были ему известны, насколько они могли быть известны кому нибудь из нашей армии. Его собственный стратегический план, который, очевидно, теперь и думать нечего было привести в исполнение, был им забыт. Теперь, уже входя в план Вейротера, князь Андрей обдумывал могущие произойти случайности и делал новые соображения, такие, в которых могли бы потребоваться его быстрота соображения и решительность.
Налево внизу, в тумане, слышалась перестрелка между невидными войсками. Там, казалось князю Андрею, сосредоточится сражение, там встретится препятствие, и «туда то я буду послан, – думал он, – с бригадой или дивизией, и там то с знаменем в руке я пойду вперед и сломлю всё, что будет предо мной».
Князь Андрей не мог равнодушно смотреть на знамена проходивших батальонов. Глядя на знамя, ему всё думалось: может быть, это то самое знамя, с которым мне придется итти впереди войск.
Ночной туман к утру оставил на высотах только иней, переходивший в росу, в лощинах же туман расстилался еще молочно белым морем. Ничего не было видно в той лощине налево, куда спустились наши войска и откуда долетали звуки стрельбы. Над высотами было темное, ясное небо, и направо огромный шар солнца. Впереди, далеко, на том берегу туманного моря, виднелись выступающие лесистые холмы, на которых должна была быть неприятельская армия, и виднелось что то. Вправо вступала в область тумана гвардия, звучавшая топотом и колесами и изредка блестевшая штыками; налево, за деревней, такие же массы кавалерии подходили и скрывались в море тумана. Спереди и сзади двигалась пехота. Главнокомандующий стоял на выезде деревни, пропуская мимо себя войска. Кутузов в это утро казался изнуренным и раздражительным. Шедшая мимо его пехота остановилась без приказания, очевидно, потому, что впереди что нибудь задержало ее.
– Да скажите же, наконец, чтобы строились в батальонные колонны и шли в обход деревни, – сердито сказал Кутузов подъехавшему генералу. – Как же вы не поймете, ваше превосходительство, милостивый государь, что растянуться по этому дефилею улицы деревни нельзя, когда мы идем против неприятеля.
– Я предполагал построиться за деревней, ваше высокопревосходительство, – отвечал генерал.
Кутузов желчно засмеялся.
– Хороши вы будете, развертывая фронт в виду неприятеля, очень хороши.
– Неприятель еще далеко, ваше высокопревосходительство. По диспозиции…
– Диспозиция! – желчно вскрикнул Кутузов, – а это вам кто сказал?… Извольте делать, что вам приказывают.
– Слушаю с.
– Mon cher, – сказал шопотом князю Андрею Несвицкий, – le vieux est d'une humeur de chien. [Мой милый, наш старик сильно не в духе.]
К Кутузову подскакал австрийский офицер с зеленым плюмажем на шляпе, в белом мундире, и спросил от имени императора: выступила ли в дело четвертая колонна?
Кутузов, не отвечая ему, отвернулся, и взгляд его нечаянно попал на князя Андрея, стоявшего подле него. Увидав Болконского, Кутузов смягчил злое и едкое выражение взгляда, как бы сознавая, что его адъютант не был виноват в том, что делалось. И, не отвечая австрийскому адъютанту, он обратился к Болконскому:
– Allez voir, mon cher, si la troisieme division a depasse le village. Dites lui de s'arreter et d'attendre mes ordres. [Ступайте, мой милый, посмотрите, прошла ли через деревню третья дивизия. Велите ей остановиться и ждать моего приказа.]
Только что князь Андрей отъехал, он остановил его.
– Et demandez lui, si les tirailleurs sont postes, – прибавил он. – Ce qu'ils font, ce qu'ils font! [И спросите, размещены ли стрелки. – Что они делают, что они делают!] – проговорил он про себя, все не отвечая австрийцу.
Князь Андрей поскакал исполнять поручение.
Обогнав всё шедшие впереди батальоны, он остановил 3 ю дивизию и убедился, что, действительно, впереди наших колонн не было стрелковой цепи. Полковой командир бывшего впереди полка был очень удивлен переданным ему от главнокомандующего приказанием рассыпать стрелков. Полковой командир стоял тут в полной уверенности, что впереди его есть еще войска, и что неприятель не может быть ближе 10 ти верст. Действительно, впереди ничего не было видно, кроме пустынной местности, склоняющейся вперед и застланной густым туманом. Приказав от имени главнокомандующего исполнить упущенное, князь Андрей поскакал назад. Кутузов стоял всё на том же месте и, старчески опустившись на седле своим тучным телом, тяжело зевал, закрывши глаза. Войска уже не двигались, а стояли ружья к ноге.
– Хорошо, хорошо, – сказал он князю Андрею и обратился к генералу, который с часами в руках говорил, что пора бы двигаться, так как все колонны с левого фланга уже спустились.
– Еще успеем, ваше превосходительство, – сквозь зевоту проговорил Кутузов. – Успеем! – повторил он.
В это время позади Кутузова послышались вдали звуки здоровающихся полков, и голоса эти стали быстро приближаться по всему протяжению растянувшейся линии наступавших русских колонн. Видно было, что тот, с кем здоровались, ехал скоро. Когда закричали солдаты того полка, перед которым стоял Кутузов, он отъехал несколько в сторону и сморщившись оглянулся. По дороге из Працена скакал как бы эскадрон разноцветных всадников. Два из них крупным галопом скакали рядом впереди остальных. Один был в черном мундире с белым султаном на рыжей энглизированной лошади, другой в белом мундире на вороной лошади. Это были два императора со свитой. Кутузов, с аффектацией служаки, находящегося во фронте, скомандовал «смирно» стоявшим войскам и, салютуя, подъехал к императору. Вся его фигура и манера вдруг изменились. Он принял вид подначальственного, нерассуждающего человека. Он с аффектацией почтительности, которая, очевидно, неприятно поразила императора Александра, подъехал и салютовал ему.
Неприятное впечатление, только как остатки тумана на ясном небе, пробежало по молодому и счастливому лицу императора и исчезло. Он был, после нездоровья, несколько худее в этот день, чем на ольмюцком поле, где его в первый раз за границей видел Болконский; но то же обворожительное соединение величавости и кротости было в его прекрасных, серых глазах, и на тонких губах та же возможность разнообразных выражений и преобладающее выражение благодушной, невинной молодости.
На ольмюцком смотру он был величавее, здесь он был веселее и энергичнее. Он несколько разрумянился, прогалопировав эти три версты, и, остановив лошадь, отдохновенно вздохнул и оглянулся на такие же молодые, такие же оживленные, как и его, лица своей свиты. Чарторижский и Новосильцев, и князь Болконский, и Строганов, и другие, все богато одетые, веселые, молодые люди, на прекрасных, выхоленных, свежих, только что слегка вспотевших лошадях, переговариваясь и улыбаясь, остановились позади государя. Император Франц, румяный длиннолицый молодой человек, чрезвычайно прямо сидел на красивом вороном жеребце и озабоченно и неторопливо оглядывался вокруг себя. Он подозвал одного из своих белых адъютантов и спросил что то. «Верно, в котором часу они выехали», подумал князь Андрей, наблюдая своего старого знакомого, с улыбкой, которую он не мог удержать, вспоминая свою аудиенцию. В свите императоров были отобранные молодцы ординарцы, русские и австрийские, гвардейских и армейских полков. Между ними велись берейторами в расшитых попонах красивые запасные царские лошади.