Кумейковская битва
| Кумейковская битва | |||
| Основной конфликт: Восстание Павлюка | |||
| Дата | |||
|---|---|---|---|
| Место | |||
| Итог |
Победа польских войск | ||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Куме́йковская би́тва — решающее сражение восстания Павлюка между крестьянско-казацким и польско-шляхетским войском близ села Кумейки в нынешней Черкасской области.
Содержание
Предпосылки
В мае 1637 года на Правобережной Украине вспыхнуло антифеодальное восстание под руководством Павлюка, которое стремительно охватило и значительную часть Левобережной Украины. Однако лишь к осени 1637 года польское правительство смогло собрать против повстанцев войско, поручив командование над ним польному гетману Николаю Потоцкому.
Ход битвы
Утром 6 (16) декабря повстанцы во главе с Павлюком и Скиданом развернули наступление на позиции польского войска. Но около лагеря неприятеля они натолкнулись на непроходимое болото. Когда по приказу Павлюка повстанческое войско отступило и вернулось на ровное место, на него неожиданно напала польская конница. Повстанцы успели по-быстрому окружить себя возами в 6 рядов, однако им не хватило времени построить укреплённый лагерь. Трижды они отбивали приступы польской конницы, которую поддерживала пехота и артиллерия. Только при четвёртом приступе одному из польских отрядов удалось ворваться в повстанческий лагерь и поджечь возы с сеном и порохом. Вечером Павлюк и Скидан с небольшими силами покинули лагерь и отправились в Чигирин, чтоб собрать подкрепление. Руководство повстанческим войском перенял Дмитрий Гуня. Бой длился до поздной ночи. На рассвете Гуня вывел повстанцев из окружения и отступил к Боровице, где объединился с отрядом Павлюка.
10 (20) декабря 1637 года польское войско также подошло к Боровице. Не имея возможности сломать сопротивление повстанцев силой, Николай Потоцкий предложил переговоры, во время которых Павлюка вероломно схватили и казнили.
См. также
Источники
- Гайдай Л. История Украины в личностях, терминах, названиях и понятиях.-Луцк: Вежа, 2000.
- [history.franko.lviv.ua/dovidnyk.htm Справочник по истории Украины. Ред. И.Подковы и Р.Шуста.- К.: Генеза, 1993.]
- [www.kozatstvo.org.ua/uk_u.php?d=a&i=1703 Кумейковская битва на www.kozatstvo.org.ua]
Напишите отзыв о статье "Кумейковская битва"
Отрывок, характеризующий Кумейковская битва
А вместо всего этого, вот он, богатый муж неверной жены, камергер в отставке, любящий покушать, выпить и расстегнувшись побранить легко правительство, член Московского Английского клуба и всеми любимый член московского общества. Он долго не мог помириться с той мыслью, что он есть тот самый отставной московский камергер, тип которого он так глубоко презирал семь лет тому назад.Иногда он утешал себя мыслями, что это только так, покамест, он ведет эту жизнь; но потом его ужасала другая мысль, что так, покамест, уже сколько людей входили, как он, со всеми зубами и волосами в эту жизнь и в этот клуб и выходили оттуда без одного зуба и волоса.
В минуты гордости, когда он думал о своем положении, ему казалось, что он совсем другой, особенный от тех отставных камергеров, которых он презирал прежде, что те были пошлые и глупые, довольные и успокоенные своим положением, «а я и теперь всё недоволен, всё мне хочется сделать что то для человечества», – говорил он себе в минуты гордости. «А может быть и все те мои товарищи, точно так же, как и я, бились, искали какой то новой, своей дороги в жизни, и так же как и я силой обстановки, общества, породы, той стихийной силой, против которой не властен человек, были приведены туда же, куда и я», говорил он себе в минуты скромности, и поживши в Москве несколько времени, он не презирал уже, а начинал любить, уважать и жалеть, так же как и себя, своих по судьбе товарищей.
На Пьера не находили, как прежде, минуты отчаяния, хандры и отвращения к жизни; но та же болезнь, выражавшаяся прежде резкими припадками, была вогнана внутрь и ни на мгновенье не покидала его. «К чему? Зачем? Что такое творится на свете?» спрашивал он себя с недоумением по нескольку раз в день, невольно начиная вдумываться в смысл явлений жизни; но опытом зная, что на вопросы эти не было ответов, он поспешно старался отвернуться от них, брался за книгу, или спешил в клуб, или к Аполлону Николаевичу болтать о городских сплетнях.
«Елена Васильевна, никогда ничего не любившая кроме своего тела и одна из самых глупых женщин в мире, – думал Пьер – представляется людям верхом ума и утонченности, и перед ней преклоняются. Наполеон Бонапарт был презираем всеми до тех пор, пока он был велик, и с тех пор как он стал жалким комедиантом – император Франц добивается предложить ему свою дочь в незаконные супруги. Испанцы воссылают мольбы Богу через католическое духовенство в благодарность за то, что они победили 14 го июня французов, а французы воссылают мольбы через то же католическое духовенство о том, что они 14 го июня победили испанцев. Братья мои масоны клянутся кровью в том, что они всем готовы жертвовать для ближнего, а не платят по одному рублю на сборы бедных и интригуют Астрея против Ищущих манны, и хлопочут о настоящем Шотландском ковре и об акте, смысла которого не знает и тот, кто писал его, и которого никому не нужно. Все мы исповедуем христианский закон прощения обид и любви к ближнему – закон, вследствие которого мы воздвигли в Москве сорок сороков церквей, а вчера засекли кнутом бежавшего человека, и служитель того же самого закона любви и прощения, священник, давал целовать солдату крест перед казнью». Так думал Пьер, и эта вся, общая, всеми признаваемая ложь, как он ни привык к ней, как будто что то новое, всякий раз изумляла его. – «Я понимаю эту ложь и путаницу, думал он, – но как мне рассказать им всё, что я понимаю? Я пробовал и всегда находил, что и они в глубине души понимают то же, что и я, но стараются только не видеть ее . Стало быть так надо! Но мне то, мне куда деваться?» думал Пьер. Он испытывал несчастную способность многих, особенно русских людей, – способность видеть и верить в возможность добра и правды, и слишком ясно видеть зло и ложь жизни, для того чтобы быть в силах принимать в ней серьезное участие. Всякая область труда в глазах его соединялась со злом и обманом. Чем он ни пробовал быть, за что он ни брался – зло и ложь отталкивали его и загораживали ему все пути деятельности. А между тем надо было жить, надо было быть заняту. Слишком страшно было быть под гнетом этих неразрешимых вопросов жизни, и он отдавался первым увлечениям, чтобы только забыть их. Он ездил во всевозможные общества, много пил, покупал картины и строил, а главное читал.
