Независимая республика Гвиана

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Кунани»)
Перейти к: навигация, поиск

Независимая республика Гвиана (неформ. Республика Кунани по названию её столицы; фр. République de la Guyane indépendante; порт. República de Cunani) — общеe название двух самопровозглашённых государств, существовавших на крайнем севере современной республики Бразилия (штат Амапа) на территории, которая оспаривалась Францией (Французская Гвиана) и Бразилией в конце ХIХ века. Провозглашалась дважды и оба раза была ликвидирована.





Первая республика 18861887 гг.

Воспользовавшись пограничным хаосом, который воцарился в этом регионе в конце 19 века, французский журналист и географ Жюль Гро (1809—1891) провозгласил спорную территорию площадью около 350 тыс. км2 свободной республикой. Её столицей стал посёлок Кунани в устье одноимённой реки с населением около 300 чел., в основном авантюристов и беглых рабов. Подавлена французскими войсками, которые вскоре оставили эту местность.

Вторая республика 18871891 гг.

В конце того же года на помощь Жюлю приходит Адольф Брезе, французский эмигрант в Бразилию. Вместе они создают новый флаг. Эта республика была ликвидирована бразильскими войсками.

Свободное государство Кунани (1904 - 1912)

Через несколько лет, в 1904 году, Брезе самопровозгласил себя «Президентом Свободного государства Кунани».

Это «особое» государство имело конституцию, флаг, и выпускало марки. Оно так никогда и не было признано ни Францией, ни Бразилией, но Бурские республики установили дипломатические отношения с Брезе (который ранее воевал за них) во время Южноафриканских войн (1879–1915).

Современность

В современной Гвиане тему республики Кунани иногда поднимают в дискуссиях о возможном получении независимости от Франции. Тем не менее, из-за экономических и культурных связей с метрополией эти идеи в настоящее время не популярны.


Напишите отзыв о статье "Независимая республика Гвиана"

Отрывок, характеризующий Независимая республика Гвиана

Пелагеюшка вдруг побледнела и всплеснула руками.
– Отец, отец, грех тебе, у тебя сын! – заговорила она, из бледности вдруг переходя в яркую краску.
– Отец, что ты сказал такое, Бог тебя прости. – Она перекрестилась. – Господи, прости его. Матушка, что ж это?… – обратилась она к княжне Марье. Она встала и чуть не плача стала собирать свою сумочку. Ей, видно, было и страшно, и стыдно, что она пользовалась благодеяниями в доме, где могли говорить это, и жалко, что надо было теперь лишиться благодеяний этого дома.
– Ну что вам за охота? – сказала княжна Марья. – Зачем вы пришли ко мне?…
– Нет, ведь я шучу, Пелагеюшка, – сказал Пьер. – Princesse, ma parole, je n'ai pas voulu l'offenser, [Княжна, я право, не хотел обидеть ее,] я так только. Ты не думай, я пошутил, – говорил он, робко улыбаясь и желая загладить свою вину. – Ведь это я, а он так, пошутил только.
Пелагеюшка остановилась недоверчиво, но в лице Пьера была такая искренность раскаяния, и князь Андрей так кротко смотрел то на Пелагеюшку, то на Пьера, что она понемногу успокоилась.


Странница успокоилась и, наведенная опять на разговор, долго потом рассказывала про отца Амфилохия, который был такой святой жизни, что от ручки его ладоном пахло, и о том, как знакомые ей монахи в последнее ее странствие в Киев дали ей ключи от пещер, и как она, взяв с собой сухарики, двое суток провела в пещерах с угодниками. «Помолюсь одному, почитаю, пойду к другому. Сосну, опять пойду приложусь; и такая, матушка, тишина, благодать такая, что и на свет Божий выходить не хочется».
Пьер внимательно и серьезно слушал ее. Князь Андрей вышел из комнаты. И вслед за ним, оставив божьих людей допивать чай, княжна Марья повела Пьера в гостиную.
– Вы очень добры, – сказала она ему.
– Ах, я право не думал оскорбить ее, я так понимаю и высоко ценю эти чувства!
Княжна Марья молча посмотрела на него и нежно улыбнулась. – Ведь я вас давно знаю и люблю как брата, – сказала она. – Как вы нашли Андрея? – спросила она поспешно, не давая ему времени сказать что нибудь в ответ на ее ласковые слова. – Он очень беспокоит меня. Здоровье его зимой лучше, но прошлой весной рана открылась, и доктор сказал, что он должен ехать лечиться. И нравственно я очень боюсь за него. Он не такой характер как мы, женщины, чтобы выстрадать и выплакать свое горе. Он внутри себя носит его. Нынче он весел и оживлен; но это ваш приезд так подействовал на него: он редко бывает таким. Ежели бы вы могли уговорить его поехать за границу! Ему нужна деятельность, а эта ровная, тихая жизнь губит его. Другие не замечают, а я вижу.