Кунин, Владимир Владимирович

В Википедии есть статьи о других людях с фамилиями: Кунин и Фейнберг

Владимир Кунин
Vladimir Kunin
Имя при рождении:	Владимир Владимирович Фейнберг
Дата рождения:	19 июня 1927(1927-06-19)
Место рождения:	Ленинград, СССР
Дата смерти:	4 февраля 2011(2011-02-04) (83 года)
Место смерти:	Мюнхен, Германия
Гражданство:	СССР СССР → Россия Россия Германия Германия
Род деятельности:	прозаик, драматург, киносценарист

Влади́мир Влади́мирович Ку́нин (настоящая фамилия — Фе́йнберг; 19 июня 1927, Ленинград — 4 февраля 2011, Мюнхен) — российский писатель, драматург, сценарист. Член Союза кинематографистов России, Союза писателей России. Почётный член Международной ассоциации писателей и публицистов.

Биография

Владимир Владимирович Фейнберг родился в Ленинграде 19 июня 1927 года. Сын кинорежиссёра Владимира Фейнберга.

До того, как заняться литературой, был военным лётчиком и цирковым акробатом.

Автор романов и повестей «Хроника пикирующего бомбардировщика» (1966), «Воздухоплаватель» (1975), «Интердевочка» (1988), «Русские на Мариенплац» (1993) и других. Мечтал стать танцором-чечёточником.

В 1967 году была экранизирована военная драма «Хроника пикирующего бомбардировщика» по сценарию Кунина. Всего по его сценариям поставлено более тридцати фильмов, в том числе «Клад» Виктора Сергеева, «Ты иногда вспоминай» Павла Чухрая, «Чокнутые» Аллы Суриковой.

Одним из заметных событий перестроечной жизни СССР стала публикация повести Владимира Кунина «Интердевочка» в журнале «Аврора» в 1988 году. Первоначальный замысел повести возник у Кунина в 1986 году, когда он в варшавском «Гранд-отеле» в достаточной мере насмотрелся на валютных проституток (первоначально главная героиня должна была быть полькой). Позже он с разрешения начальства «внедрился» на 4 месяца в спецгруппу по валютным операциям и по надзору за иностранцами и валютными проститутками, так что за точность фактуры автор повести отвечал вполне. Первоначально он хотел назвать повесть «Проститутка», но это вызвало взрыв негодования в верхах («проституции в стране нет, а проститутки есть?»), и тогда Кунин переименовал повесть в «Интердевочку» (этот изобретённый им термин, почти сразу вошедший и в обиход, и в словари, писатель считал «идиотским словечком»).

Свою повесть Кунин передал Мире Тодоровской, супруге кинорежиссёра Петра Тодоровского. Тот сначала наотрез отказывался снимать фильм на тему проституции, но жена его уговорила; в результате появился хит перестроечного кинопроката — фильм «Интердевочка» (1989), который за год посмотрели 40 млн зрителей.

С начала 1990-х годов жил в Германии, эмигрировав как контингентный беженец. По его утверждению, находился «под опекой немецкого союза писателей». Жил и умер в Мюнхене. Смерть наступила в результате тяжёлой и продолжительной болезни.

Результаты проверки ряда утверждений Кунина, проведённой в 2006 году редакцией газеты «Комсомольская правда», были представлены в статье Александра Бойко («Комсомольская правда», 02.02.2006), где автор опубликовал ответ на запрос редакции в Центральный архив Министерства обороны. Приводится текст приказа приёмной комиссии о зачислении Кунина (Фейнбергa) в Ташкентскую военно-авиационную школу стрелков:

Фейнберг Владимир Влад., 1927 г. р., призван в декабре 1944 г., еврей, дом. адрес: г. Алма-Ата, ул. Калинина, 63». Здесь же приказы об откомандировании его в сентябре 1945 года во 2-е Чкаловское военно-авиационное училище лётчиков-наблюдателей (ныне Оренбургская область), решение педсовета об отчислении 15 мая 1946 года в связи с учебной неуспеваемостью, а также решение об отчислении 11 декабря 1946 года за недисциплинированность из Московской военно-авиационной школы (г. Серпухов).

Библиография

• Я работаю в такси (1962)
• Пилот первого класса (1971)
• Дела сердечные (1973)
• Горожане (1975)
• Ты иногда вспоминай (1977)
• Старшина (1979)
• Под одним небом (1981)
• Полоса препятствий (1984)
• Сошедшие с небес (1986)
• Толчок восемь баллов
• Клад (1988)
• Эмиграция (1994)

Романы

• Ночь с Ангелом (2003)
• Двухместное купе
• Ребро Адама
• Мика и Альфред (2000). Роман экранизирован в 2010 году — «Правосудие волков».
• Птичка (2007)
• На основании статьи… (2010)

Повести

• Коммунальная квартира
• Очень длинная неделя
• Хроника пикирующего бомбардировщика (1966). Повесть экранизирована в 1967 году.
• Воздухоплаватель (1975). Повесть экранизирована в том же году.
• Ты мне только пиши…
• Трое на шоссе (1983) Экранизирована в 1983 году.
• Привал (1987)
• Интердевочка (1988). Повесть экранизирована в 1989 году.
• Иванов и Рабинович, или «Ай гоу ту Хайфа!» (1991). В 2003 году по мотивам повести снят сериал.
• Русские на Мариенплац (1993)
• ИнтерКыся. Дорога к «звёздам» (1998)
• ИнтерКыся. Возвращение из рая (1999)
• Кыся 3: Кыся в Америке (1998)
• Путешествие на тот свет (2005)
• Сволочи (2003). Повесть экранизирована в 2005 году.

Рассказы

• Иллюстрации Гюстава Доре
• Цирк, цирк, цирк
• Мой дед, мой отец и я сам
• Чокнутые
• Деловой дух нового времени
• Ломбард
• В ожидании митинга
• Партнёры
• Сколько стоит слово правды
• Шалаш
• Сочи — все дни и ночи
• Клад

Фильмы по сценарию В. Кунина

• 1967 — Хроника пикирующего бомбардировщика
• 1968 — Удар! Ещё удар!
• 1971 — Разрешите взлёт!
• 1973 — Дела сердечные
• 1975 — Воздухоплаватель
• 1975 — Горожане
• 1977 — Ты иногда вспоминай
• 1978 — Старшина
• 1980 — Взвейтесь, соколы, орлами!
• 1982 — Под одним небом
• 1983 — Трое на шоссе
• 1984 — Полоса препятствий
• 1986 — Сошедшие с небес
• 1988 — Клад
• 1989 — Интердевочка
• 1990 — Ребро Адама
• 1991 — Чокнутые
• 2003 — Иванов и Рабинович
• 2005 — Сволочи
• 2009 — Правосудие волков

Критика творчества Кунина В.В.

Сюжет и фильма Сволочи, 2006 г., и повести полностью вымышлен. Никакой исторической основы ни сюжета фильма «Сволочи», ни самой повести не имеется. Архивными документами и материалами (в том числе, из архивов ФСБ России и Комитета национальной безопасности Республики Казахстан) не подтверждается существование в системе органов НКВД — НКГБ школ по подготовке диверсантов из несовершеннолетних (подобных той, которая описана в повести «Сволочи» и показана в кинофильме «Сволочи»). Нет и архивных документов о спецоперациях по заброске диверсионных групп из числа подростков советскими органами госбезопасности в тыл противника в годы Великой Отечественной войны.

В период Второй мировой войны подготовку подростков в качестве шпионов и диверсантов проводили не советские, а немецкие спецслужбы. Абвер проводил вербовку и обучение «детей в возрасте от 8 до 14 лет из уголовно-хулиганского элемента и беспризорных» для использования в советском тылу и на оккупированной территории СССР. В фильме «Сволочи» как исторически достоверные события, зрителю, не искушенному в отечественной истории, преподносят события, которых в СССР не существовало — мифических «детей-диверсантов» и детские диверсионные школы.

Согласно архивным материалам, для обучения в школе сотрудники абвера производили вербовку детей, находившихся на оккупированной территории в детских домах в городах Орша и Смоленск. Доктор исторических наук, профессор Б. Н. Ковалёв подтверждает использование детей-диверсантов немцами, но отрицает существование подобной практики в СССР.

Отрывок, характеризующий Кунин, Владимир Владимирович

– Мы его оттеда как долбанули, так все побросал, самого короля забрали! – блестя черными разгоряченными глазами и оглядываясь вокруг себя, кричал солдат. – Подойди только в тот самый раз лезервы, его б, братец ты мой, звания не осталось, потому верно тебе говорю…
Князь Андрей, так же как и все окружавшие рассказчика, блестящим взглядом смотрел на него и испытывал утешительное чувство. «Но разве не все равно теперь, – подумал он. – А что будет там и что такое было здесь? Отчего мне так жалко было расставаться с жизнью? Что то было в этой жизни, чего я не понимал и не понимаю».


Один из докторов, в окровавленном фартуке и с окровавленными небольшими руками, в одной из которых он между мизинцем и большим пальцем (чтобы не запачкать ее) держал сигару, вышел из палатки. Доктор этот поднял голову и стал смотреть по сторонам, но выше раненых. Он, очевидно, хотел отдохнуть немного. Поводив несколько времени головой вправо и влево, он вздохнул и опустил глаза.
– Ну, сейчас, – сказал он на слова фельдшера, указывавшего ему на князя Андрея, и велел нести его в палатку.
В толпе ожидавших раненых поднялся ропот.
– Видно, и на том свете господам одним жить, – проговорил один.
Князя Андрея внесли и положили на только что очистившийся стол, с которого фельдшер споласкивал что то. Князь Андрей не мог разобрать в отдельности того, что было в палатке. Жалобные стоны с разных сторон, мучительная боль бедра, живота и спины развлекали его. Все, что он видел вокруг себя, слилось для него в одно общее впечатление обнаженного, окровавленного человеческого тела, которое, казалось, наполняло всю низкую палатку, как несколько недель тому назад в этот жаркий, августовский день это же тело наполняло грязный пруд по Смоленской дороге. Да, это было то самое тело, та самая chair a canon [мясо для пушек], вид которой еще тогда, как бы предсказывая теперешнее, возбудил в нем ужас.
В палатке было три стола. Два были заняты, на третий положили князя Андрея. Несколько времени его оставили одного, и он невольно увидал то, что делалось на других двух столах. На ближнем столе сидел татарин, вероятно, казак – по мундиру, брошенному подле. Четверо солдат держали его. Доктор в очках что то резал в его коричневой, мускулистой спине.
– Ух, ух, ух!.. – как будто хрюкал татарин, и вдруг, подняв кверху свое скуластое черное курносое лицо, оскалив белые зубы, начинал рваться, дергаться и визжат ь пронзительно звенящим, протяжным визгом. На другом столе, около которого толпилось много народа, на спине лежал большой, полный человек с закинутой назад головой (вьющиеся волоса, их цвет и форма головы показались странно знакомы князю Андрею). Несколько человек фельдшеров навалились на грудь этому человеку и держали его. Белая большая полная нога быстро и часто, не переставая, дергалась лихорадочными трепетаниями. Человек этот судорожно рыдал и захлебывался. Два доктора молча – один был бледен и дрожал – что то делали над другой, красной ногой этого человека. Управившись с татарином, на которого накинули шинель, доктор в очках, обтирая руки, подошел к князю Андрею. Он взглянул в лицо князя Андрея и поспешно отвернулся.
– Раздеть! Что стоите? – крикнул он сердито на фельдшеров.
Самое первое далекое детство вспомнилось князю Андрею, когда фельдшер торопившимися засученными руками расстегивал ему пуговицы и снимал с него платье. Доктор низко нагнулся над раной, ощупал ее и тяжело вздохнул. Потом он сделал знак кому то. И мучительная боль внутри живота заставила князя Андрея потерять сознание. Когда он очнулся, разбитые кости бедра были вынуты, клоки мяса отрезаны, и рана перевязана. Ему прыскали в лицо водою. Как только князь Андрей открыл глаза, доктор нагнулся над ним, молча поцеловал его в губы и поспешно отошел.
После перенесенного страдания князь Андрей чувствовал блаженство, давно не испытанное им. Все лучшие, счастливейшие минуты в его жизни, в особенности самое дальнее детство, когда его раздевали и клали в кроватку, когда няня, убаюкивая, пела над ним, когда, зарывшись головой в подушки, он чувствовал себя счастливым одним сознанием жизни, – представлялись его воображению даже не как прошедшее, а как действительность.
Около того раненого, очертания головы которого казались знакомыми князю Андрею, суетились доктора; его поднимали и успокоивали.
– Покажите мне… Ооооо! о! ооооо! – слышался его прерываемый рыданиями, испуганный и покорившийся страданию стон. Слушая эти стоны, князь Андрей хотел плакать. Оттого ли, что он без славы умирал, оттого ли, что жалко ему было расставаться с жизнью, от этих ли невозвратимых детских воспоминаний, оттого ли, что он страдал, что другие страдали и так жалостно перед ним стонал этот человек, но ему хотелось плакать детскими, добрыми, почти радостными слезами.
Раненому показали в сапоге с запекшейся кровью отрезанную ногу.
– О! Ооооо! – зарыдал он, как женщина. Доктор, стоявший перед раненым, загораживая его лицо, отошел.
– Боже мой! Что это? Зачем он здесь? – сказал себе князь Андрей.
В несчастном, рыдающем, обессилевшем человеке, которому только что отняли ногу, он узнал Анатоля Курагина. Анатоля держали на руках и предлагали ему воду в стакане, края которого он не мог поймать дрожащими, распухшими губами. Анатоль тяжело всхлипывал. «Да, это он; да, этот человек чем то близко и тяжело связан со мною, – думал князь Андрей, не понимая еще ясно того, что было перед ним. – В чем состоит связь этого человека с моим детством, с моею жизнью? – спрашивал он себя, не находя ответа. И вдруг новое, неожиданное воспоминание из мира детского, чистого и любовного, представилось князю Андрею. Он вспомнил Наташу такою, какою он видел ее в первый раз на бале 1810 года, с тонкой шеей и тонкими рукамис готовым на восторг, испуганным, счастливым лицом, и любовь и нежность к ней, еще живее и сильнее, чем когда либо, проснулись в его душе. Он вспомнил теперь ту связь, которая существовала между им и этим человеком, сквозь слезы, наполнявшие распухшие глаза, мутно смотревшим на него. Князь Андрей вспомнил все, и восторженная жалость и любовь к этому человеку наполнили его счастливое сердце.
Князь Андрей не мог удерживаться более и заплакал нежными, любовными слезами над людьми, над собой и над их и своими заблуждениями.
«Сострадание, любовь к братьям, к любящим, любовь к ненавидящим нас, любовь к врагам – да, та любовь, которую проповедовал бог на земле, которой меня учила княжна Марья и которой я не понимал; вот отчего мне жалко было жизни, вот оно то, что еще оставалось мне, ежели бы я был жив. Но теперь уже поздно. Я знаю это!»


Страшный вид поля сражения, покрытого трупами и ранеными, в соединении с тяжестью головы и с известиями об убитых и раненых двадцати знакомых генералах и с сознанием бессильности своей прежде сильной руки произвели неожиданное впечатление на Наполеона, который обыкновенно любил рассматривать убитых и раненых, испытывая тем свою душевную силу (как он думал). В этот день ужасный вид поля сражения победил ту душевную силу, в которой он полагал свою заслугу и величие. Он поспешно уехал с поля сражения и возвратился к Шевардинскому кургану. Желтый, опухлый, тяжелый, с мутными глазами, красным носом и охриплым голосом, он сидел на складном стуле, невольно прислушиваясь к звукам пальбы и не поднимая глаз. Он с болезненной тоской ожидал конца того дела, которого он считал себя причиной, но которого он не мог остановить. Личное человеческое чувство на короткое мгновение взяло верх над тем искусственным призраком жизни, которому он служил так долго. Он на себя переносил те страдания и ту смерть, которые он видел на поле сражения. Тяжесть головы и груди напоминала ему о возможности и для себя страданий и смерти. Он в эту минуту не хотел для себя ни Москвы, ни победы, ни славы. (Какой нужно было ему еще славы?) Одно, чего он желал теперь, – отдыха, спокойствия и свободы. Но когда он был на Семеновской высоте, начальник артиллерии предложил ему выставить несколько батарей на эти высоты, для того чтобы усилить огонь по столпившимся перед Князьковым русским войскам. Наполеон согласился и приказал привезти ему известие о том, какое действие произведут эти батареи.
Адъютант приехал сказать, что по приказанию императора двести орудий направлены на русских, но что русские все так же стоят.
– Наш огонь рядами вырывает их, а они стоят, – сказал адъютант.
– Ils en veulent encore!.. [Им еще хочется!..] – сказал Наполеон охриплым голосом.
– Sire? [Государь?] – повторил не расслушавший адъютант.
– Ils en veulent encore, – нахмурившись, прохрипел Наполеон осиплым голосом, – donnez leur en. [Еще хочется, ну и задайте им.]
И без его приказания делалось то, чего он хотел, и он распорядился только потому, что думал, что от него ждали приказания. И он опять перенесся в свой прежний искусственный мир призраков какого то величия, и опять (как та лошадь, ходящая на покатом колесе привода, воображает себе, что она что то делает для себя) он покорно стал исполнять ту жестокую, печальную и тяжелую, нечеловеческую роль, которая ему была предназначена.
И не на один только этот час и день были помрачены ум и совесть этого человека, тяжеле всех других участников этого дела носившего на себе всю тяжесть совершавшегося; но и никогда, до конца жизни, не мог понимать он ни добра, ни красоты, ни истины, ни значения своих поступков, которые были слишком противоположны добру и правде, слишком далеки от всего человеческого, для того чтобы он мог понимать их значение. Он не мог отречься от своих поступков, восхваляемых половиной света, и потому должен был отречься от правды и добра и всего человеческого.
Не в один только этот день, объезжая поле сражения, уложенное мертвыми и изувеченными людьми (как он думал, по его воле), он, глядя на этих людей, считал, сколько приходится русских на одного француза, и, обманывая себя, находил причины радоваться, что на одного француза приходилось пять русских. Не в один только этот день он писал в письме в Париж, что le champ de bataille a ete superbe [поле сражения было великолепно], потому что на нем было пятьдесят тысяч трупов; но и на острове Св. Елены, в тиши уединения, где он говорил, что он намерен был посвятить свои досуги изложению великих дел, которые он сделал, он писал: