Куницца да Романо

Куницца (Кунигунда) да Романо (итал. Cunizza da Romano, ок. 1198 — ок. 1279) — итальянская аристократка из рода Эццелинов, прославившаяся своим распутством, а на старости лет обратившаяся к делам милосердия.

Дочь Эццелино II да Романо, сеньора Тревизо, и Аделаиды Альберти, сестра знаменитого тирана Эццелино III да Романо. В 1222 была выдана замуж за графа Рикардо де Сан Бонифачо, сеньора Вероны. Его род соперничал с Эццелинами за влияние в Ломбардии.

Когда этот брак перестал устраивать её отца и брата, они в 1225 или 1226 организовали похищение, воспользовавшись для этого услугами трубадура Сорделло. У Сорделло с Куницей начался роман, и когда об этом узнал правитель Тревизо, трубадуру пришлось в бежать в Прованс (1229). Эта скандальная история широко обсуждалась в куртуазном обществе и нашла отражение в песнях трубадуров.

Куницца быстро утешилась с рыцарем из Тревизо Энрико да Бовио, с которым, по словам хрониста Роландино из Падуи, разъезжала по разным странам, много веселясь и делая большие траты. После смерти Бовио еще дважды была замужем.

В 1260, после гибели братьев и ликвидации их сеньории, укрылась во Флоренции у родственников матери, посвятив остаток жизни искуплению грехов и делам милосердия.

Современники, называвшие её «дочерью Венеры», приписывали ей множество любовных связей и уверяли, что по её мнению, на любезную просьбу о любви было бы грубостью отвечать отказом.

Встречавший её в молодости во Флоренции, Данте в IX песне Рая поместил Куниццу на небо Венеры.

Отрывок, характеризующий Куницца да Романо

Государь, опустив голову, молчал несколько времени.
– Eh bien, retournez a l'armee, [Ну, так возвращайтесь к армии.] – сказал он, выпрямляясь во весь рост и с ласковым и величественным жестом обращаясь к Мишо, – et dites a nos braves, dites a tous mes bons sujets partout ou vous passerez, que quand je n'aurais plus aucun soldat, je me mettrai moi meme, a la tete de ma chere noblesse, de mes bons paysans et j'userai ainsi jusqu'a la derniere ressource de mon empire. Il m'en offre encore plus que mes ennemis ne pensent, – говорил государь, все более и более воодушевляясь. – Mais si jamais il fut ecrit dans les decrets de la divine providence, – сказал он, подняв свои прекрасные, кроткие и блестящие чувством глаза к небу, – que ma dinastie dut cesser de rogner sur le trone de mes ancetres, alors, apres avoir epuise tous les moyens qui sont en mon pouvoir, je me laisserai croitre la barbe jusqu'ici (государь показал рукой на половину груди), et j'irai manger des pommes de terre avec le dernier de mes paysans plutot, que de signer la honte de ma patrie et de ma chere nation, dont je sais apprecier les sacrifices!.. [Скажите храбрецам нашим, скажите всем моим подданным, везде, где вы проедете, что, когда у меня не будет больше ни одного солдата, я сам стану во главе моих любезных дворян и добрых мужиков и истощу таким образом последние средства моего государства. Они больше, нежели думают мои враги… Но если бы предназначено было божественным провидением, чтобы династия наша перестала царствовать на престоле моих предков, тогда, истощив все средства, которые в моих руках, я отпущу бороду до сих пор и скорее пойду есть один картофель с последним из моих крестьян, нежели решусь подписать позор моей родины и моего дорогого народа, жертвы которого я умею ценить!..] Сказав эти слова взволнованным голосом, государь вдруг повернулся, как бы желая скрыть от Мишо выступившие ему на глаза слезы, и прошел в глубь своего кабинета. Постояв там несколько мгновений, он большими шагами вернулся к Мишо и сильным жестом сжал его руку пониже локтя. Прекрасное, кроткое лицо государя раскраснелось, и глаза горели блеском решимости и гнева.