Кунтуриотис (эсминец)
Эскадренный миноносец «Кунтуриотис» (греч. Αντιτορπιλικό Κουντουριώτης) — греческий эскадренный миноносец типа «Дардо». Построен по заказу греческого правительства между 1929—1932 на верфи Odero Terni — Orland, Sestri Ponente, Италия. Получил имя командующего греческим флотом в Балканские войны адмирала Кунтуриотиса. Другими кораблями серии были Псара (эсминец), Спеце (эсминец) и Идра (эсминец).
Спущен на воду 29 августа 1931 года. Принят ВМФ Греции в 1933 году.
Эсминец принял участие в греко-итальянской войне (1940—1941) сопровождая конвои. Эсминец принял также участие во 2-м и 3-м рейдах греческого флота в Отранто (пролив) 15-16 декабря 1940 и 4-5 января 1941 года.
После того как на помощь итальянцам пришла Германия, эсминец вместе с другими кораблями греческого флота ушёл в Александрию, Египет. Корабль был послан в Бомбей, где в период с июня 1941 года по апрель 1942 года прошёл ремонт и модернизацию. В дальнейшем сопровождал конвои в Средиземном море под британским номером H 07. (Классификация кораблей по номеру вымпела). Вместе с другими греческими эсминцами и британскими кораблями «Кунтуриотис» принял участие с сентября 1943 года, в течение 2-х месяцев, в Додеканесской операции.
12 сентября «Кунтуриотис» вышел из Хайфы (британская Палестина) с 100 британскими солдатами на борту. 13 сентября «Кунтуриотис», вместе с 1 британским и 2 французскими эсминцами подошёл к, бывшему с 1911 года под итальянским контролем, греческому острову Кастелоризо. Высадив англичан без боя, капитан эсминца водрузил на острове греческий флаг. Вернувшись в Хайфу, «Кунтуриотис» перебросил ещё 115 англичан на Кастелоризон[2].
15 ноября 1943 года эсминец был выведен в активный резерв.
Выведен из состава флота в 1946 году[1].
Содержание
Предшественники
- Лёгкий крейсер «Кунтуриотис», заказанный в 1914 году. Не был сдан греческому флоту и был конфискован англичанами с началом Первой мировой войны.
Наследники
- Кунтуриотис II (эсминец). Вошёл в состав флота в 1973 году.
- Кунтуриотис (фрегат). Вошёл в состав флота в 1997 году.
Напишите отзыв о статье "Кунтуриотис (эсминец)"
Примечания
Литература
- Арис Билалис. [keu-ocr.narod.ru/Nico/psara.html Греческие эскадренные миноносцы типа «Psara»] (рус.) // Okrety Wojenne. — 2000. — № 3.
Отрывок, характеризующий Кунтуриотис (эсминец)
В клубе, в угловой комнате, собирались читать эти афиши, и некоторым нравилось, как Карпушка подтрунивал над французами, говоря, что они от капусты раздуются, от каши перелопаются, от щей задохнутся, что они все карлики и что их троих одна баба вилами закинет. Некоторые не одобряли этого тона и говорила, что это пошло и глупо. Рассказывали о том, что французов и даже всех иностранцев Растопчин выслал из Москвы, что между ними шпионы и агенты Наполеона; но рассказывали это преимущественно для того, чтобы при этом случае передать остроумные слова, сказанные Растопчиным при их отправлении. Иностранцев отправляли на барке в Нижний, и Растопчин сказал им: «Rentrez en vous meme, entrez dans la barque et n'en faites pas une barque ne Charon». [войдите сами в себя и в эту лодку и постарайтесь, чтобы эта лодка не сделалась для вас лодкой Харона.] Рассказывали, что уже выслали из Москвы все присутственные места, и тут же прибавляли шутку Шиншина, что за это одно Москва должна быть благодарна Наполеону. Рассказывали, что Мамонову его полк будет стоить восемьсот тысяч, что Безухов еще больше затратил на своих ратников, но что лучше всего в поступке Безухова то, что он сам оденется в мундир и поедет верхом перед полком и ничего не будет брать за места с тех, которые будут смотреть на него.– Вы никому не делаете милости, – сказала Жюли Друбецкая, собирая и прижимая кучку нащипанной корпии тонкими пальцами, покрытыми кольцами.
Жюли собиралась на другой день уезжать из Москвы и делала прощальный вечер.
– Безухов est ridicule [смешон], но он так добр, так мил. Что за удовольствие быть так caustique [злоязычным]?
– Штраф! – сказал молодой человек в ополченском мундире, которого Жюли называла «mon chevalier» [мой рыцарь] и который с нею вместе ехал в Нижний.
В обществе Жюли, как и во многих обществах Москвы, было положено говорить только по русски, и те, которые ошибались, говоря французские слова, платили штраф в пользу комитета пожертвований.
– Другой штраф за галлицизм, – сказал русский писатель, бывший в гостиной. – «Удовольствие быть не по русски.
– Вы никому не делаете милости, – продолжала Жюли к ополченцу, не обращая внимания на замечание сочинителя. – За caustique виновата, – сказала она, – и плачу, но за удовольствие сказать вам правду я готова еще заплатить; за галлицизмы не отвечаю, – обратилась она к сочинителю: – у меня нет ни денег, ни времени, как у князя Голицына, взять учителя и учиться по русски. А вот и он, – сказала Жюли. – Quand on… [Когда.] Нет, нет, – обратилась она к ополченцу, – не поймаете. Когда говорят про солнце – видят его лучи, – сказала хозяйка, любезно улыбаясь Пьеру. – Мы только говорили о вас, – с свойственной светским женщинам свободой лжи сказала Жюли. – Мы говорили, что ваш полк, верно, будет лучше мамоновского.
– Ах, не говорите мне про мой полк, – отвечал Пьер, целуя руку хозяйке и садясь подле нее. – Он мне так надоел!
– Вы ведь, верно, сами будете командовать им? – сказала Жюли, хитро и насмешливо переглянувшись с ополченцем.
Ополченец в присутствии Пьера был уже не так caustique, и в лице его выразилось недоуменье к тому, что означала улыбка Жюли. Несмотря на свою рассеянность и добродушие, личность Пьера прекращала тотчас же всякие попытки на насмешку в его присутствии.
– Нет, – смеясь, отвечал Пьер, оглядывая свое большое, толстое тело. – В меня слишком легко попасть французам, да и я боюсь, что не влезу на лошадь…
В числе перебираемых лиц для предмета разговора общество Жюли попало на Ростовых.
– Очень, говорят, плохи дела их, – сказала Жюли. – И он так бестолков – сам граф. Разумовские хотели купить его дом и подмосковную, и все это тянется. Он дорожится.
