Кунцево (город)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Населённый пункт, вошедший в состав Москвы
Кунцево
История
Первое упоминание

1622 год

В составе Москвы с

1960 год

Статус на момент включения

город

Другие названия

Кунцово

Расположение
Округа

ЗАО

Районы

Кунцево, Можайский, Филёвский Парк, Фили-Давыдково

Станции метро

Кунцевская

Координаты

55°43′36″ с. ш. 37°26′54″ в. д. / 55.72667° с. ш. 37.44833° в. д. / 55.72667; 37.44833 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=55.72667&mlon=37.44833&zoom=14 (O)] (Я)

Шаблон: просмотр • обсуждение • править
Координаты: 55°43′36″ с. ш. 37°26′54″ в. д. / 55.72667° с. ш. 37.44833° в. д. / 55.72667; 37.44833 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=55.72667&mlon=37.44833&zoom=14 (O)] (Я)
У этого термина существуют и другие значения, см. Кунцево.

Ку́нцево — бывшее подмосковное село, позднее дачный посёлок, а с 1925 года город, вошедший в состав Москвы в 1960 году. C 1929 по 1960 год город Кунцево был центром Кунцевского района Московской области, в который входила почти вся территория нынешнего Западного административного округа Москвы и часть нынешнего Одинцовского района Московской области. Город являлся крупным промышленным центром, на момент вступления в состав Москвы население города составляло 128,7 тыс. чел.[1] Сейчас территория бывшего города поделена между московскими районами «Кунцево», «Можайский», «Филёвский Парк» и «Фили-Давыдково».

Численность жителей Кунцева по годам (в тыс.)
1859 1894 1926 1936 1939 1959
0,4[2] 0,5 8,9 40,6[3] 61 128,7[1]




Название

  • В словаре Даля сказано, что название «Кунцево» происходит от слова «кунца» — названия певчей пташки Раrus, синицы, так как все крестьяне в Кунцеве птицеловы[4].
  • Имеются предположения, что название «Кунцево» (писали также «Кунцово»), происходит от древнерусских слов кунеть — хорошеть, кунка — хорошая, милая. В нём отразилась живописность этого места[5].
  • По третьей версии, название происходит от личного имени Кунец[6].
  • По четвёртой — название «Кунцево» связано с тем, что в этой местности было много пушного зверя, в частности куниц. Но если это так, то название скорее имело бы форму Куницыно, а не Кунцево.

История

Кунцевское городище

См. также: Кунцевское городище

Первые поселения человека на территории Кунцева относятся к Дьяковской культуре (V век до н. э. — VII век н. э.). Здесь находилось Кунцевское городище — укрепленный посёлок патриархального рода. Городище относится к одному из древнейших поселений на территории современной Москвы. Это место также называют «славянским» или «польским» кладбищем.

В результате раскопок открыты остатки жилых и хозяйственных наземных построек столбовой конструкции, а также системы укреплений из линий частокола. Многочисленные находки характеризуют хозяйство и быт скотоводов, охотников, ранних земледельцев и рыболовов. Найдены инструменты для литья цветных металлов, металлические украшения, изделия из кости, глины, железа. В XI—XIII вв. Кунцевское городище населяли уже вятичи, занимавшиеся пашенным земледелием и скотоводством. Обнаружены орудия труда, предметы быта и ремесла, характерные племенные украшения.[7]

В XIII—XVI вв. на верхней площадке Кунцевского городища стояла деревянная, затем каменная церковь Покрова Богородицы что на Городище. В зоне бывшего церковного кладбища найдены белокаменные резные надгробия, монеты, металлические кресты и образки. Историк Москвы Иван Егорович Забелин, посетивший городище в 1840-х годах лично нашёл могильную плиту с датой: «Лета 7065.1557 преставился». Более ранние плиты обычно вместо надгробной надписи имели только орнамент. Поселение с церковью на территории Кунцевского городища было разорено, вероятно, в годы Смуты начала XVII века.

Место, где находится Кунцевское городище, называется проклятым, так как считалось «языческим капищем» и с ним связан ряд преданий. Согласно одному из них, церковь Покрова Богородицы, которая стояла здесь, бесследно ушла под землю вместе с крестом всего за одну ночь.[7] Также в руслах ручьёв вблизи городища можно и сейчас во множестве обнаружить называемые в народе «чёртовыми пальцами» окаменелости — белемниты. Свидетельством языческой культуры до XX века оставалась известная «баба» (глыба камня), очертаниями своими напоминающая человеческую фигуру. «Баба» стояла прежде посредине полуострова в дупле вяза, затем была перенесена в барский сад при усадьбе.

У городища рос дуб-великан в четыре обхвата, возраст дуба около тысячи лет. Этот феномен описал в «Жизни растений» К. А. Тимирязев, то есть это факт достоверный.

М. Воскресенский написал роман «Проклятое место», основные действия которого происходят на этом холме. Роман «Проклятое место» в своё время наделал много шума в среде читающей Москвы.

Кунцевское городище изображено на картине А. К. Саврасова «Осенний лес. Кунцево. (Проклятое место)», 1872 года.

Село Кунцево

Первое упоминание о кунцевской местности относится к 1454 году, когда ростовский наместник Пётр Константинович упомянул в своём завещании деревню Ипскую, находившуюся вблизи Кунцева, на месте липовой рощи. Но ещё раньше, когда Москва стала Великим княжением, ближайшие к ней земли по берегам Москвы-реки принадлежали великокняжеским вотчинам. По некоторым данным, одним из первых владельцев Сетуньского стана, куда входила и территория современного Кунцева, был Владимир Андреевич, князь Серпуховской, внук Ивана Калиты и один из участников Куликовской битвы. Позже этими землями владел уже упомянутый боярин Пётр Константинович Ростовский, передавший Кунцево во владение Московскому Успенскому собору на «помин души»[8].

В 1611—1612 годах во времена Смуты на Хорошёвских и Сетуньских лугах, близ Кунцева, стояли войска польского гетмана Жолкевского. В 1613 году к Кунцеву подошёл с войсками королевич Владислав, стремившийся овладеть московским престолом. Войска королевича были разбиты и отогнаны от Москвы русским ополчением[9].

Первое упоминание собственно о Кунцеве содержится в жалованной грамоте 1622 года, выданной царём Михаилом Фёдоровичем инокине кремлёвского Вознесенского монастыря Ирине Ивановне Мстиславской — сестре главы Семибоярщины боярина Фёдора Ивановича Мстиславского. После смерти брата Ирине Ивановне достались земли по берегам реки Хвилки с селом Фили, деревнями Гусарево, Ипское, Кунцово и Мазилово, и восемью пустошами. В Кунцове в то время был всего один двор, где жил «крестьянин Ивашка Иванов, да с ним бобыль Кирилка Никитин <…> У крестьянина было пашни середней земли полчетверика (1/16 десятины) в поле; да наездом он пахал три чети (1 ½ десятины); под перелогом и лесом было без малого 2 десятины; сена 15 копен; лесу непашенного 2 десятины»[10]. При этом Кунцово было названо в грамоте «старинною вотчиною князей Мстиславских», что свидетельствует, по мнению историков, о его принадлежности этому роду с начала 16-го века.

По смерти княгини Мстиславской в 1639 году деревня Кунцево перешла в дворцовые владения. В 1649 году Кунцево, ставшее к тому времени пустошью, было продано царём Алексеем Михайловичем своему тестю Илье Даниловичу Милославскому, после того как его дочь Мария вышла замуж за царя. Кунцево было заселено крестьянами и превратилась в маленькое село. Сохранились сведения о том, что Алексей Михайлович любил охотиться в богатых дичью кунцевских лесах и, вероятно, неоднократно гостил в доме своего тестя. После смерти боярина И. Д. Милославского в 1668 году Кунцево снова перешло в дворцовое владение. А в 1677 году было пожаловано царём Фёдором Алексеевичем Ивану Михайловичу Милославскому, племяннику прежнего владельца[11].

По смерти Ивана Милославского в 1685 году сельцо Кунцево было передано его дочери Федосье, вышедшей замуж за царевича Имеретинского. А после её смерти в 1689 г. перешло по завещанию кремлёвскому Успенскому собору «на помин души» и было приписано к патриаршему селу Троице-Голенищево. В том же году соседние Фили, Мазилово, Гусарево и Ипское были пожалованы Петром I Льву Кирилловичу Нарышкину — брату царицы Натальи. На следующий год Лев Кириллович решил округлить свои владения и при посредничестве Андрея Матвеева выменял у патриарха Кунцево с Городищем и пустошами Плуткино и Резанцево. Лев Кириллович владел Кунцевом до своей смерти в 1705 году, затем оно перешло его малолетним сыновьям. В 1732 году наследники Льва Кирилловича разделили между собой его владения; при этом Кунцево досталось Александру Львовичу, который выстроил в усадьбе каменную церковь, устроил сады, оранжереи, проспекты.

С 1746-го по 1799-й годы село и усадьба принадлежали его сыну — обер-шталмейстеру Екатерины II Льву Александровичу[12]. В 1763 году императрица Екатерина посетила его в Кунцеве. В память об этом событии перед усадьбой была установлена мраморная колонна с вензелем императрицы. Следующий владелец Кунцева — Александр Львович — в усадьбе почти не бывал, проводя всё время в Петербурге и за границей.

В начале XIX века Кунцево становится популярным дачным местом, где отдыхают многие известные люди того времени. В Кунцеве жили и работали историки Н. М. Карамзин, Т. Н. Грановский, писатели Л. Н. Толстой, И. С. Тургенев, художники А. К. Саврасов, В. Г. Перов, И. Н. Крамской. В Кунцеве также находилась дача основателя Третьяковской галереи П. М. Третьякова. Бывал в Кунцеве и композитор П. И. Чайковский. О своей поездке в Кунцево 29 сентября 1867 года композитор писал: «Прелестное место… между прочим, записал там с голоса одной крестьянки превосходную песню». Песня эта — «Соловушка» — впоследствии была использована им в ряде музыкальных произведений.

Последним владельцем из этого рода был Василий Львович Нарышкин, который в 1865 году продал Кунцевское имение К. Т. Солдатёнкову. Другие части бывшего владения Нарышкиных приобрели купцы Солодовников и Смирнов. В 1890-х годах здесь был открыт летний театр, была так называемая «Чайная роща». В 1913 году Солдатёнковы построили на фундаменте нарышкинской церкви 1744 года новый храм Знамения Пресвятой Богородицы. В 1932 году храм был закрыт, отдельно стоящая колокольня разрушена. Храм заново освящён в 1991 году (Большая Филёвская ул., 65).

Посёлок Кунцево

В 1870 году южнее села прошла Московско-Брестская (ныне Белорусская) железная дорога, на которой в 1874 г. была открыта для дачников полустанция Кунцево, а в 1900 г. было построено каменное здание вокзала.

Местность вблизи станции постепенно стала застраиваться дачами. В 1890-х годах на земле общества села Крылатского севернее ж. д. возник посёлок «Старое Кунцево»; в начале 20-го века была застроена территория южнее железной дороги, получившая название «Новое Кунцево». На землях села Спас-Сетунь, на запад от «Нового Кунцева», вырос посёлок «Богдановка», названный по фамилии землевладельца Петра Ильича Богданова (район совр. Гвардейской улицы), южнее Можайского шоссе — «Жуковка» (в районе совр. ул. Вересаева)[13][14]. Рядом с ним приобрёл участок под дачи булочник Филиппов (территория современных стадиона и парка «Кунцево»). В Старом Кунцеве большой участок под застройку приобретает владелец московской пуговичной фабрики Ксенофонт Абрамович Збук (территория возле Префектуры ЗАО), и т. д.

Высокие доходы, которые приносит дачный бизнес, привлекали в Кунцево многих московских предпринимателей. «В Новом Кунцеве <…> арендатор, снявший 3-4 десятины по 12 коп. сажень, пересдаёт её мелкими участками суб-арендаторам по 50 коп. за сажень.» Большинство же землевладельцев застраивали их деревянными доходными домами на 2 или 4 комнаты. Цены в посёлке Кунцево были очень демократическими по сравнению с дачами в селе Кунцево, но выше, чем в соседних Мазилове, Аминьеве, Давыдкове и Очакове. В 1912 году 2-х комнатная квартира в Новом Кунцеве сдавалась за 10 руб. в сезон. Наём участка стоил 100 руб. за лето и 200 руб. в год[15].

Внешние изображения
[pastvu.com/p/441547 Дом В. В. Маяковского возле станции Кунцево.]

Со временем посёлок обзавёлся всеми обязательными атрибутами современной цивилизации: здесь открываются почта, ресторан[16], каменные бани[17]; появляется синематограф[18], строится деревянный театр по проекту Н. Д. Струкова[19], вдоль улиц устраивается керосино-калильное освещение. Ещё 1893 году на Можайском шоссе открылась Сетунская лечебница (ныне городская клиническая больница № 71)[20]. А в 1917 году на Полевой улице была построена каменная двухэтажная 8-и классная школа[21]. В 1914 году впервые были замощены часть Московской (Ивана Франко), Лесной (Красных зорь) улиц и Полевая (Багрицкого) улица[22]. (Однако большинство улиц и проездов продолжают утопать в грязи ещё много лет.)

В 1910-е годы в Старом Кунцеве, возле станции, снимали на лето дачи Ф. О. Шехтель, В. В. Маяковский, Казимир Малевич. Постоянными гостями в доме Малевича были Маяковский, А. Кручёных, М. Матюшин, А. Моргунов, Иван Клюнков, Давид и Николай Бурлюки[23]. Здесь разрабатывалась теория футуризма; здесь летом 1915 года Малевич написал свою первую беспредметную композицию — чёрный квадрат и другие картины первой футуристической выставки «0, 10»[24]. В 1916 году и Давид Бурлюк тоже решил поселиться в Кунцеве и купил себе дом на углу Главной (Ращупкина) и Полевой (Багрицкого) улиц[25].

Внешние изображения
[pastvu.com/p/12957 Церковь Серафима Саровского в Кунцеве.]

В 1909 году в Кунцеве возникла небольшая обитель Серафима Саровского, как подворье Крестовоздвиженской Полунинской женской общины Рязанской епархии. Подворье даже называлось «Кунцевским монастырём». В советское время здание храма занимал кунцевский филиал завода им. Сакко и Ванцетти. В 1997 году на территории подворья рядом с разрушенным храмом был построен небольшой временный храм с колокольней, он расположен по адресу улица Багрицкого, д. 10, к. 3. Рядом с временным храмом находятся фрагменты фундамента прежнего храма. Восстановлению большого храма на старом месте мешает то, что документы на весь земельный участок на данный момент за Церковью полностью не закреплены.

Развитие промышленности

На юг и запад от дачного посёлка, вдоль реки Сетунь, на земле общества крестьян села Спас-Сетунь, возникает несколько фабрик и заводов.

В 1887 году[26] была основана фабрика ремней, брезентов, клеёнок и непромокаемых тканей британского подданного «Франца Раддавея и Ко», после революции получившая название фабрика им. Ногина. (Ныне – фабрика «Искож»). В 1908 году здесь работало 300 человек, в 1916-м — 570 чел.[27]. По этой фабрике называлась улица Ногина (ныне Витебская улица). Несколько лет спустя ниже по течению Сетуни, на восьмой версте от Москвы и в 1 ½ верстах от ст. Кунцево, была построена коврово-ткацкая фабрика «Товарищества Спасо-Сетунской мануфактуры ковровых изделий» Ивана Пешкова (ныне — Кунцевский деревообрабатывающий завод, ул. Гжатская, 9 и ул. Верейская, 14).

В 1898-м рядом с ней, чуть выше по течению, началось строительство фабрики «Акционерного общества Московской шерстоткацкой мануфактуры» Софии Саксе[28]. В течение 2 лет были построены 4-х этажный ткацкий и 2-х этажный красильный корпуса, одноэтажные котельная и машинное отделение (ул. Петра Алексеева, 12, стр. 1), 3-х этажные кирпичная казарма для рабочих и жилой дом для служащих (ул. Петра Алексеева, 3), деревянные больница, родильное отделение и амбулатория[29]. В новом производстве, официально введённом в строй 18 сентября 1900 года, предусматривалось использование труда 600 рабочих, которые проживали в спальном корпусе при фабрике. Техническим новшеством было применение паровой машины в 150 лошадиных сил, которая приводила в движение через трансмиссию 254 ткацких станка для выработки лёгких шерстяных тканей. В целях охраны окружающей среды отработанные воды красильного отделения поступали в прудотстойник, а затем через колодец с коксовым фильтром сбрасывались в речку Сетунь[28]. На фабрике вырабатывались и красились шерстяные и полушерстяные изделия. В 1914 году здесь трудилось 908 человек, из них 678 рабочих[30]. После Октябрьской революции фабрика Саксе была переименован в Кунцевскую ткацко-отделочную фабрику, а с 31 июля 1970 года в Московское производственное камвольное объединение «Октябрь».

В 1911 году[31] Российско-бельгийское товарищество патронных заводов построило в Кунцеве (на правом берегу Сетуни, напротив фабрики Саксе) небольшой завод, производивший пистоны и капсюли для ружей. В 1916 году здесь трудилось 200 рабочих[27]. В 1963 году он был переименован в Кунцевский механический завод (КМЗ)[31], а в 1971 году в Московский радиотехнический завод (МРТЗ), известный производством телевизоров марки «Юность»[31].

Внешние изображения
[oldmos.ru/photo/view/17720 Дача Софьи Саксе в Кунцеве (фото примерно 1903 г.).]

На правой же стороне Сетуни, выше по течению (напротив фабрики «Раддавей»), была построена ещё одна бумаго- и шерстоткацкая фабрика торгового дома «Н. С. Смирнова и Ко». (В 1916 году — 75 рабочих[27]). В 1908 году в нескольких её корпусах обосновалась игольная фабрика (после революции — игольно-платинный завод им. КИМ, затем — Мосточлегмаш). Рядом с ней разместилась суконно-ткацкая фабрика прусского подданного Николая Шульца, позднее — фабрика Л. Я. Гинзбург. (В 1916 году — 157 рабочих[27]).

В 1915 году был основан кожевенный завод (после революции — «им. Серёгина»).

После революции

В 1917 году, после проведения административно-территориальной реформы, Кунцево стало центром новообразованной Кунцевской (а с октября 1918 г. – Козловской) волости, в состав которой вошли территории бывших Хорошёвской и Троице-Голенищевской волостей[32]. В декабре 1917 года в Кунцевской волости началась реализация Декрета о земле: земельными комиссиями были конфискованы помещичьи землевладения Н. Г. Солдатенковой, Е. И. Смирновой, Е. Ф. Шелапутиной, И. Г. Гурьева, Русско-Балтийского вагоноремонтного завода. После принятия 19 февраля 1918 г. Декрета о социализации земли были конфискованы и другие крупнейшие землевладения: М. Ф. Мартынова (23 дес. лесных угодий), Анина (39 дес. пашни), Громова (17 дес. лесных угодий), Филиппова, Хилкова и др. Всего в посёлке Кунцево было изъято 24 владения, а по Козловской волости в целом — 72 участка. Одновременно были описаны земельные угодья акционерных компаний Саксе, Раддавей, Русско-Бельгийского патронного завода[33]. Большинство предприятий или совсем прекратили работу, или сократили производство в десятки раз; другие были заброшены, их имущество разграблено[34]. Так, на бывшей фабрике С. Саксе в 1920 году из 678 осталось 284 рабочих, которые производили в день 1.129 метров ткани против 7.979 метров в 1913 году[30]. Только игольно-платинный завод, на котором поселились эвакуированные в 1914 году из Риги латыши, был спасён ими от разграбления и продолжал работать в полную силу[35].

Внешние изображения
[oldmos.ru/photo/view/18564 Бывшая дача банкира Юнкера (фото примерно 1950 г.).]

Конфискованные земли перераспределялись уездным Советом между без- и малоземельными крестьянами по уравнительно-трудовому принципу под пашни, огороды, покосы. На бывших дачных и фабричных участках стали выращивать картошку, капусту и др. овощи. Однако, в условиях гражданской войны многие крестьяне были не в состоянии обработать свои участки, забрасывали их или нелегально сдавали в аренду. В начале 1920-х годов в Козловской волости на едока приходилось 0, 34 дес. земли — в 3 раза меньше, чем по Московской губернии в целом (0, 99 дес.). Таким образом, несмотря на национализацию земли, проблема малоземелья не была решена[33].

Земли в районе Старого Кунцева, Рублёвского шоссе, Смирновского и Солдатенковского парков оказались в распоряжении ведомства ЦК РКП(б). Здесь поселились ответственные работники и члены их семей, отдыхали Ленин, Свердлов, Цюрупа, Рязанов и др.[33]. В 1918—1920 В. И. Ленин несколько раз приезжал в Кунцевский волостной исполком (бывшая дача банкира Юнкера; проезд Загорского, д. 23) и выступал с речами перед рабочими[36].

В 1920 году в Кунцеве было 258 домовладений, 570 квартир и 3270 жителей. В 1923-м — 367 домовладений, 610 квартир и 4032 жителей; в 1926-м — 607 владений, 1388 квартир и 8733 жит.[37].

Город Кунцево

Постановлением ВЦИК от 17 августа 1925 года посёлок Кунцево (пл. 307 га) с Большой Сетунью (пл. 15 га) получил статус города[38]. «Иллюстрированный путеводитель по окрестностям Москвы» 1926-го года сообщал, что в Кунцеве расположены 650 дач, из которых 216 муниципализированы, а 434 принадлежат частным лицам[39]. В 1927 году в городе проживало уже 9205 чел. (из них рабочих было 56%, служащих 41% и прочих 3%). Имелось 840 дач (240 муниципализированных и 600 частновладельческих). При этом 70% участков принадлежало приезжим из Москвы и 30 % — местному населению. Были водопровод, 15 колодцев и электричество[40]. В 1927 году был построен дворец культуры «Заветы Ильича» (Можайское шоссе, 13). В том же году через Кунцево от ж/д платформы Сетунь до Москвы по Можайскому шоссе стал ходить рейсовый автобус[41]. Около ж/д станции Кунцево располагался городской рынок.

Необычайный рост населения в условиях жилищной тесноты (4,7 кв. м. на человека), высокий спрос на строительство и отсутствие свободных площадей для застройки (ежегодно требовалось 300—400 новых участков) побудили Горсовет в 1927 году просить о расширении городских границ за счёт прилегающих территорий. Первоначально Горсовет рассчитывал расширить свои границы до 1000 га. Однако после многочисленных жалоб жителей окрестных деревень, не желавших отдавать свои поля и леса под застройку, ему пришлось отказаться от присоединения дер. Малая Сетунь, земель села Крылатского, Смирновского парка, села Кунцево и дер. Давыдково. Постановлением Президиума ВЦИК от 17 декабря 1928 года к городу были присоединены: А). 1. Пистонный завод «Всекотхотсоюза», 2. Кунцевская фабрика камвольного треста (бывш. С. Саксе), 3. Ф-ка им. т. Ногина треста Техноткань (бывш. Ф. Раддавей), 4. Игольная ф-ка Акц. Общества «Кардо-лента», 5. Ф-ка бывш. Гинзбург, 6. Бывш. Кожевенный завод. (Общей площадью 142 га); Б). Семь участков земли Государственных земельных имуществ пл. 120 га; В). Пять участков земли трудового пользования: отрубные участки Коршунова (23 га), Благова (3 га), Орловых и Криворотовых (12 га), Савина и Петрова (11 га), посёлок сел.-хоз. артели «Отрада» (11 га). Всего 324 га. Общая площадь города после присоединения новых территорий составила 646 га[40].

К середине 20-х годов было закончено восстановление заброшенных фабрик, уровень производства достиг довоенного уровня. Начался рост. На шерстоткацкой фабрике в 1927 г. трудилось уже 1195 рабочих, в 1929-м — 1750. Был выстроен новый производственный корпус (ул. Петра Алексеева, 12, стр. 2), построено 7 новых жилых домов. Рядом вырос кооперативный посёлок из одно- и 2-х этажных домов. Обеспеченность жилплощадью на фабрике достигла 7,37 кв. м. на одного взрослого человека[30]. На фабрике им. Ногина в 1930 году трудилось уже 1713 рабочих и 160 служащих[42]. На базе Игольной фабрики в 1927 году был создан завод Мосточлегмаш, производящий иглы и платины для трикотажной промышленности. Революционными темпами были выстроены новые корпуса. В 1931 г. здесь работало 474 чел.[42], в 1933-м уже 1420[43], в 1933-м — ок. 3000 человек[44]. Был восстановлен пистонный завод. В 1920-е годы он стал производить патроны для охотничьих ружей. А в 1932-м завод «Красный снаряжатель» был передан в ведение Наркомата обороны, реконструирован, расширен и начал массовый выпуск боевых патронов для армии[45].

Возникло несколько новых предприятий: 1. Промышленное кооперативное товарищество «Кунцевский пищевик» (в 1927 году); 2. Промышленное кооперативное товарищество «Резиносвязь», производившее одежду и обувь (1929 г.); 3. Кооперативная промышленная артель «Кунцевский обувщик» (1932 г.); 4. Кунцевский карьер, занимавшийся добычей минералов[43].

К концу 1930-х годов Кунцево был небольшим подмосковным городом, со всех сторон окружённым деревнями и сёлами (Кунцево, Мазилово, Давыдково, Сколково, Крылатское, Волынское, Троекурово, Матвеевское, Аминьево), имел развитую производственную (заводы и фабрики) и социальную (больницы, детские сады, школы, клубы, городской парк) инфраструктуру.

С 1929 года город Кунцево стал районным центром Московской области. Накануне Великой Отечественной войны в состав Кунцевского района Московской области входили Внуково, Переделкино, Тёплый Стан, Тропарёво, Никулино, Очаково, Одинцово и Барвиха.

В 1937—1938 годах по району прокатилась волна политических репрессий, организованных Кунцевским районным отделом НКВД в рамках большого террора. В здании райотдела НКВД (располагавшемся в деревянном доме № 5 по проезду Загорского) было арестовано по сфабрикованным делам и осуждено по 58-й статье около 1000 «врагов народа» (документально подтверждено 560), более 300 человек были приговорены к расстрелу[46].

Осенью 1941 года, когда возникла угроза захвата немецкой армией Москвы, кунцевские предприятия были эвакуированы на восток. На восточной окраине города построен оборонительный рубеж. В Кунцевском районе сформированы два батальона народного ополчения (вошедшие в состав 21-й Киевской дивизии народного ополчения), воевавшие под Каширой, Тулой, Алексиным, затем на Орловско-Курской дуге, в боях за Чернигов, Холм, Люблин, Варшаву и Берлин. Уже в 1942 году некоторые предприятия стали возвращаться в Кунцево. Тогда же был создан институт НИЭМИ, занимавшийся разработкой систем наведения огня и радиолокационных систем[47].

На западной окраине города, рядом с современной платформой Рабочий посёлок был организован лагерь немецких военнопленных, которые построили здесь новый квартал жилых домов, среди жителей получивший название Страна Лимония[48].

В 1950-е к северу от города строится посёлок Загородной больницы.

В составе Москвы

По указу Верховного Совета СССР «О расширении границ Москвы» в августе 1960 года город Кунцево вместе с окружающими его деревнями и территориями был включён в состав Киевского района Москвы. А в 1969 году был образован отдельный Кунцевский район. В 1965 году на Филёвской линии метро открыта станция «Кунцевская».

После включения в состав Москвы эта территория стала районом массовой жилищной застройки. Проект планировки и застройки Кунцева разработан под руководством архитектора В. Г. Гельфрейха (архитекторы М. В. Адрианов, А. В. Афанасьев, В. П. Соколов, М. А. Чесаков и др.)[49].

К середине 1970-х гг. большая часть дачной застройки бывшего города была ликвидирована. До сих пор сохранились лишь дачи по Тюльпанной улице и улице Козлова, а также по два деревянных дома на улице Петра Алексеева и Проезде Загорского. C 1991 года территория бывшего города Кунцево поделена между муниципальными округами Фили-Давыдково, Кунцево и Можайский (Южное Кунцево), с 1995 года получившими статус районов.

Известные люди, жившие в Кунцеве

Кунцево в литературе и искусстве

Кунцево описывается в следующих произведениях:

Природа Кунцева изображена на картине:

Исчезнувшие улицы бывшего города

Район Молдавской улицы

Карты местности

  • Ошибка создания миниатюры: Файл не найден

    Кунцево и окрестности на карте 1860 г.

  • Kuntsevo town (1931).jpg

    Окрестности города Кунцево на карте 1931 г.

  • Ошибка создания миниатюры: Файл не найден

    Кунцево на топографической карте 1939 г.

  • Ошибка создания миниатюры: Файл не найден

    Город Кунцево на плане 1940 г.

Старые здания, сохранившиеся в Кунцеве

Интересные факты

См. также

Напишите отзыв о статье "Кунцево (город)"

Примечания

  1. ↑ 1 2 [www.webgeo.ru/db/1959/rus-1.htm Всесоюзная перепись населения 1959 г.]. [www.webcitation.org/61971ZEds Архивировано из первоисточника 23 августа 2011].
  2. ↑ Огородников, Е. Московская губерния: Список населенных мест по сведениям 1859 года / Издан Центральным статистическим комитетом Министерства внутренних дел. СПб., 1862 (Списки населенных мест Российской Империи, т. XXIV). С. 23
  3. ↑ М. В. Данченко. [www.kuntsevo.org/obnovlenia/book/Glava5.htm Часть 2. Глава 7. Кунцевская больница — старейшая в Москве] // [www.kuntsevo.org/obnovlenia/book/Glava0.htm Наследие Кунцево]. — М.: фонд «Наследие Кунцево». — 186 с.
  4. ↑ Кунца // Толковый словарь живого великорусского языка : в 4 т. / авт.-сост. В. И. Даль. — 2-е изд. — СПб. : Типография М. О. Вольфа, 1880—1882.</span>
  5. ↑ Имена московских улиц. М., 1988. С. 202.
  6. ↑ Улицы Москвы. Старые и новые названия. М., 2003. С. 147.
  7. ↑ 1 2 [kuntsevo-portal.ru/publ/1-1-0-17 Сайт района Кунцево. Раздел «История района». Кунцевское городище.]
  8. ↑ [www.kuncevo-online.ru/zabelin_drevn_set_stan/193_203.php Забелин И. Е. «Кунцово и древний Сетунский стан»]
  9. ↑ Памятные места Московской области. Краткий путеводитель.— М.: Московский рабочий, 1956. — С. 102.
  10. ↑ [www.kuncevo-online.ru/zabelin_drevn_set_stan/204_214.php Забелин И. Е. «Кунцово и древний Сетунский стан»]
  11. ↑ [www.kuncevo-online.ru/zabelin_drevn_set_stan/215_225.php Забелин И. Е. «Кунцово и древний Сетунский стан»]
  12. ↑ [www.kuncevo-online.ru/zabelin_drevn_set_stan/226_236.php Забелин И. Е. «Кунцово и древний Сетунский стан»]
  13. ↑ [www.1archive-online.com/archive/kel/memuar-4.htm Кель С. Н. Воспоминания актёра, режиссёра и директора советских театров. Глава 2.]
  14. ↑ [www.kuncevo-online.ru/stats_prohorov_mihail_fedorovich_literaturnie_mesta.php Прохоров М. Ф. Литературные места Кунцево и его окрестностей: вторая половина 18 — первая половина 19 в.]
  15. ↑ Экономическо-статистический сборник. Выпуск 6. Пригороды и посёлки Московского уезда. — 1913 — С. 335—341
  16. ↑ ЦИАМ, ф. 54, оп. 166, д. № 352. О постройке здания, предназначенного для ресторана К. С. Лобовой, в Кунцеве.
  17. ↑ ЦИАМ, ф. 54, оп. 163, д. № 107
  18. ↑ ЦИАМ, ф. 54, оп. 166, д. № 499. О постройке дома при ст. Кунцево, предполагаемого для синематографа Г. П. Петрова.
  19. ↑ ЦИАМ, ф. 54, оп. 163, д. № 147. О разрешении постройки летнего театра во владении И. И. Боруцкого, в Старом Кунцеве 8-го стана Московского уезда.
  20. ↑ www.kuncevo-online.ru/istoriya_kniga_danchenko_ch_2_7.php М. В. Данченко. Наследие Кунцево. Часть 2, гл. 7. Кунцевская больница
  21. ↑ ЦИАМ, ф. 54, оп. 165, д. № 150
  22. ↑ ЦИАМ, ф. 281, оп. 1, д. № 2037. Дело об улучшении подъездных дорог к ст. Кунцево. С.12
  23. ↑ Малевич о себе. Современники о Малевиче: Письма. Документы. Воспоминания. Критика. Т. 2. — М.: RA, 2004. — С. 8, 27.
  24. ↑ Малевич о себе. Современники о Малевиче: Письма. Документы. Воспоминания. Критика. Т. 1. — М.: RA, 2004. — С. 78.
  25. ↑ Давид Бурлюк. Фрагменты из воспоминаний футуриста. — СПб.: Издательство Пушкинского Фонда, 1994. — С. 60
  26. ↑ М. В. Данченко. [www.kuntsevo.org/obnovlenia/book/Glava5.htm Глава 5. Промышленность] // [www.kuntsevo.org/obnovlenia/book/Glava0.htm Наследие Кунцево]. — М.: фонд «Наследие Кунцево». — 186 с.
  27. ↑ 1 2 3 4 Список фабрик и заводов г. Москвы и Московской губернии. Составлен фабричными инспекторами Моск. Губ. По данным 1916 года. — М.: Т-во Типографии А. И. Мамонтова. — С. 105—117.
  28. ↑ 1 2 М. В. Данченко. [www.kuntsevo.org/obnovlenia/book/Part2Glava3.htm Глава 3. Кунцевская ткацко-отделочная фабрика] // [www.kuntsevo.org/obnovlenia/book/Glava0.htm Наследие Кунцево]. — М.: фонд «Наследие Кунцево». — 186 с.
  29. ↑ ЦИАМ, ф. 54, оп. 153, д. № 153. О разрешении купчихе С. Ф. Саксе произвести постройки для фабричной надобности на 8-й версте от гор. Москвы по Можайскому шоссе Московского уезда.
  30. ↑ 1 2 3 Московский уезд. Статистико-экономический сборник. Выпуск 1. — М.: изд. Московского уездного исполкома раб., крест. и красноарм. депутатов, 1928. — С. 140—145.
  31. ↑ 1 2 3 [web.archive.org/web/20090914021718/www.rw6ase.narod.ru/0/zawod/mrtz.html Московский радиотехнический завод]
  32. ↑ [www.plam.ru/hist/devjat_vekov_yuga_moskvy_mezhdu_filjami_i_brateevom/p3.php Ярославцева С. И. Девять веков юга Москвы. Между Филями и Братеевом.]
  33. ↑ 1 2 3 Прохоров М. Ф. Аграрные преобразования в Подмосковье в 1918-1920 гг. (по материалам Филёвско-Кунцевской местности). — М.: ТЕИС, 2009. — С. 606—610
  34. ↑ www.kuntsevo.org/obnovlenia/book/Part2Glava1.htm М. В. Данченко. Наследие Кунцево. Часть 2, гл. 1. Революции. Гражданская война
  35. ↑ www.kuntsevo.org/obnovlenia/book/Glava5.htm М. В. Данченко. Наследие Кунцево. Часть 1, гл. 5. Промышленность
  36. ↑ Трофимов В. Г. Москва. Путеводитель по районам. 2-е изд. М., 1976. С. 328.
  37. ↑ Московский уезд. Население по предварительным итогам переписи 17 декабря 1926 г. — М.: Изд-во Московского уездного Исполкома Рабочих, Крестьянских и Красноармейских Депутатов, 1927. — С. 22, 23.
  38. ↑ [www.libussr.ru/doc_ussr/ussr_2597.htm Декрет ВЦИК от 17.08.1925]
  39. ↑ Иллюстрированный путеводитель по окрестностям Москвы. — М.: Молодой ленинец, 1926. — С. 148.
  40. ↑ 1 2 ЦГАМО, фонд 66, опись 11, дело № 5435. Дело о расширении городской черты г. Кунцево. С. 1—5
  41. ↑ Тархов С. А. «Городской пассажирский транспорт Москвы. Краткий исторический очерк к 125-летию возникновения». М., 1997
  42. ↑ 1 2 Фабрики и заводы Московской области. Часть 2. — М.: Изд-во Мособлиполкома, 1931. — С. 92—93
  43. ↑ 1 2 Список фабрик и заводов Московской области (по районам). — М.: Союзоргучёт, 1933. — С. 214—217
  44. ↑ www.kuncevo-online.ru/istoriya_kniga_danchenko_ch_2_5.php М. В. Данченко. Наследие Кунцево. Часть 2, гл. 5. Мосточлегмаш.
  45. ↑ www.kuncevo-online.ru/istoriya_kniga_danchenko_ch_2_4.php М. В. Данченко. Наследие Кунцево. Часть 2, гл. 4. Московский радиотехнический завод — МРТЗ.
  46. ↑ krotov.info/library/03_v/at/lin_02.htm Ватлин А. Ю. Террор районного масштаба.
  47. ↑ kuncevo-online.ru/istoriya_kniga_danchenko_ch_2_20.php М. В. Данченко. Наследие Кунцево. Часть 2, гл. 20. Великая Отечественная война.
  48. ↑ kuncevo-online.ru/istoriya_kniga_danchenko_1.php М. В. Данченко. Наследие Кунцево. Предисловие.
  49. ↑ Москва: Энциклопедия / Глав. ред. С. О. Шмидт; Сост.: М. И. Андреев, В. М. Карев. — М. : Большая Российская энциклопедия, 1997. — 976 с. — 100 000 экз. — ISBN 5-85270-277-3.</span>
  50. ↑ Этот и другие адреса — из книги: Курлат Ф. Л., Соколовский Ю. Е. Познакомьтесь — наша Москва. М., 1968. С. 236—237.
  51. ↑ [wwii-soldat.narod.ru/GALER/ARTICLES/l.htm Галерея Ветеранов]
  52. ↑ [www.kuncevo-online.ru/istoriya_gorodishe.php Из истории Кунцева. Древнее Городище]
  53. ↑ [testan.narod.ru/knigi_moskow/kraymosk/01.htm Кунцево и древний Сетуньский Стан] Лев Колодный. Края Москвы

    54. </ol>

Литература

  • Забелин И. Е. [www.runivers.ru/lib/book19523/578426/ Кунцово и древний сетунский стан]. — М.: Тип. Грачева и К., 1873. — 262 с.
  • Любецкий С. М. Старина Москвы и русского народа в историческом отношении с бытовой жизнью русских. Московские окрестности / Предисловие Е. Н. Савиновой. Гос. публ. ист. б-ка России. — М.: ГПИБ, 2008. — 592 с. — (Москва и москвичи: из века в век). — ISBN 5-85209-204-5; ISBN 978-5-85209-204-5.
  • Кунцево за 40 лет Советской власти. — Кунцево, 1957.
  • Романюк С. К. По землям московских сёл и слобод. Часть II. — М., 1999. — С. 14—29.
  • Данченко М. В. [www.kuncevo-online.ru/istoriya_kniga_danchenko_1.php Наследие Кунцева]. — М.: фонд «Наследие Кунцева». — 186 с.

Ссылки

  • [www.kuncevo-online.ru/zabelin_drevn_set_stan/index.php История Кунцева. Книга И. Е. Забелина «Кунцево и Древний Сетунский Стан» ]
  • [moskva.ruz.net/lib/4/1/01.htm Лев Колодный «Края Москвы» // Глава «Кунцево и древний Сетуньский Стан». 1985 г.]
  • [archive.is/20121202092135/archigrafo.livejournal.com/303271.html Камвольная фабрика «Октябрь» // блог Дениса Ромодина]
  • [www.etomesto.ru/map-camo_mozhaysk-oborona/?find=1&point=1&x=37.6392&y=55.7543 Кунцево на карте Генштаба РККА 1941]

Отрывок, характеризующий Кунцево (город)

– Ваше сиятельство, сюда… куда изволите?.. сюда пожалуйте, – проговорил сзади его дрожащий, испуганный голос. Граф Растопчин не в силах был ничего отвечать и, послушно повернувшись, пошел туда, куда ему указывали. У заднего крыльца стояла коляска. Далекий гул ревущей толпы слышался и здесь. Граф Растопчин торопливо сел в коляску и велел ехать в свой загородный дом в Сокольниках. Выехав на Мясницкую и не слыша больше криков толпы, граф стал раскаиваться. Он с неудовольствием вспомнил теперь волнение и испуг, которые он выказал перед своими подчиненными. «La populace est terrible, elle est hideuse, – думал он по французски. – Ils sont сошше les loups qu'on ne peut apaiser qu'avec de la chair. [Народная толпа страшна, она отвратительна. Они как волки: их ничем не удовлетворишь, кроме мяса.] „Граф! один бог над нами!“ – вдруг вспомнились ему слова Верещагина, и неприятное чувство холода пробежало по спине графа Растопчина. Но чувство это было мгновенно, и граф Растопчин презрительно улыбнулся сам над собою. „J'avais d'autres devoirs, – подумал он. – Il fallait apaiser le peuple. Bien d'autres victimes ont peri et perissent pour le bien publique“, [У меня были другие обязанности. Следовало удовлетворить народ. Много других жертв погибло и гибнет для общественного блага.] – и он стал думать о тех общих обязанностях, которые он имел в отношении своего семейства, своей (порученной ему) столице и о самом себе, – не как о Федоре Васильевиче Растопчине (он полагал, что Федор Васильевич Растопчин жертвует собою для bien publique [общественного блага]), но о себе как о главнокомандующем, о представителе власти и уполномоченном царя. „Ежели бы я был только Федор Васильевич, ma ligne de conduite aurait ete tout autrement tracee, [путь мой был бы совсем иначе начертан,] но я должен был сохранить и жизнь и достоинство главнокомандующего“.
Слегка покачиваясь на мягких рессорах экипажа и не слыша более страшных звуков толпы, Растопчин физически успокоился, и, как это всегда бывает, одновременно с физическим успокоением ум подделал для него и причины нравственного успокоения. Мысль, успокоившая Растопчина, была не новая. С тех пор как существует мир и люди убивают друг друга, никогда ни один человек не совершил преступления над себе подобным, не успокоивая себя этой самой мыслью. Мысль эта есть le bien publique [общественное благо], предполагаемое благо других людей.
Для человека, не одержимого страстью, благо это никогда не известно; но человек, совершающий преступление, всегда верно знает, в чем состоит это благо. И Растопчин теперь знал это.
Он не только в рассуждениях своих не упрекал себя в сделанном им поступке, но находил причины самодовольства в том, что он так удачно умел воспользоваться этим a propos [удобным случаем] – наказать преступника и вместе с тем успокоить толпу.
«Верещагин был судим и приговорен к смертной казни, – думал Растопчин (хотя Верещагин сенатом был только приговорен к каторжной работе). – Он был предатель и изменник; я не мог оставить его безнаказанным, и потом je faisais d'une pierre deux coups [одним камнем делал два удара]; я для успокоения отдавал жертву народу и казнил злодея».
Приехав в свой загородный дом и занявшись домашними распоряжениями, граф совершенно успокоился.
Через полчаса граф ехал на быстрых лошадях через Сокольничье поле, уже не вспоминая о том, что было, и думая и соображая только о том, что будет. Он ехал теперь к Яузскому мосту, где, ему сказали, был Кутузов. Граф Растопчин готовил в своем воображении те гневные в колкие упреки, которые он выскажет Кутузову за его обман. Он даст почувствовать этой старой придворной лисице, что ответственность за все несчастия, имеющие произойти от оставления столицы, от погибели России (как думал Растопчин), ляжет на одну его выжившую из ума старую голову. Обдумывая вперед то, что он скажет ему, Растопчин гневно поворачивался в коляске и сердито оглядывался по сторонам.
Сокольничье поле было пустынно. Только в конце его, у богадельни и желтого дома, виднелась кучки людей в белых одеждах и несколько одиноких, таких же людей, которые шли по полю, что то крича и размахивая руками.
Один вз них бежал наперерез коляске графа Растопчина. И сам граф Растопчин, и его кучер, и драгуны, все смотрели с смутным чувством ужаса и любопытства на этих выпущенных сумасшедших и в особенности на того, который подбегал к вим.
Шатаясь на своих длинных худых ногах, в развевающемся халате, сумасшедший этот стремительно бежал, не спуская глаз с Растопчина, крича ему что то хриплым голосом и делая знаки, чтобы он остановился. Обросшее неровными клочками бороды, сумрачное и торжественное лицо сумасшедшего было худо и желто. Черные агатовые зрачки его бегали низко и тревожно по шафранно желтым белкам.
– Стой! Остановись! Я говорю! – вскрикивал он пронзительно и опять что то, задыхаясь, кричал с внушительными интонациями в жестами.
Он поравнялся с коляской и бежал с ней рядом.
– Трижды убили меня, трижды воскресал из мертвых. Они побили каменьями, распяли меня… Я воскресну… воскресну… воскресну. Растерзали мое тело. Царствие божие разрушится… Трижды разрушу и трижды воздвигну его, – кричал он, все возвышая и возвышая голос. Граф Растопчин вдруг побледнел так, как он побледнел тогда, когда толпа бросилась на Верещагина. Он отвернулся.
– Пош… пошел скорее! – крикнул он на кучера дрожащим голосом.
Коляска помчалась во все ноги лошадей; но долго еще позади себя граф Растопчин слышал отдаляющийся безумный, отчаянный крик, а перед глазами видел одно удивленно испуганное, окровавленное лицо изменника в меховом тулупчике.
Как ни свежо было это воспоминание, Растопчин чувствовал теперь, что оно глубоко, до крови, врезалось в его сердце. Он ясно чувствовал теперь, что кровавый след этого воспоминания никогда не заживет, но что, напротив, чем дальше, тем злее, мучительнее будет жить до конца жизни это страшное воспоминание в его сердце. Он слышал, ему казалось теперь, звуки своих слов:
«Руби его, вы головой ответите мне!» – «Зачем я сказал эти слова! Как то нечаянно сказал… Я мог не сказать их (думал он): тогда ничего бы не было». Он видел испуганное и потом вдруг ожесточившееся лицо ударившего драгуна и взгляд молчаливого, робкого упрека, который бросил на него этот мальчик в лисьем тулупе… «Но я не для себя сделал это. Я должен был поступить так. La plebe, le traitre… le bien publique», [Чернь, злодей… общественное благо.] – думал он.
У Яузского моста все еще теснилось войско. Было жарко. Кутузов, нахмуренный, унылый, сидел на лавке около моста и плетью играл по песку, когда с шумом подскакала к нему коляска. Человек в генеральском мундире, в шляпе с плюмажем, с бегающими не то гневными, не то испуганными глазами подошел к Кутузову и стал по французски говорить ему что то. Это был граф Растопчин. Он говорил Кутузову, что явился сюда, потому что Москвы и столицы нет больше и есть одна армия.
– Было бы другое, ежели бы ваша светлость не сказали мне, что вы не сдадите Москвы, не давши еще сражения: всего этого не было бы! – сказал он.
Кутузов глядел на Растопчина и, как будто не понимая значения обращенных к нему слов, старательно усиливался прочесть что то особенное, написанное в эту минуту на лице говорившего с ним человека. Растопчин, смутившись, замолчал. Кутузов слегка покачал головой и, не спуская испытующего взгляда с лица Растопчина, тихо проговорил:
– Да, я не отдам Москвы, не дав сражения.
Думал ли Кутузов совершенно о другом, говоря эти слова, или нарочно, зная их бессмысленность, сказал их, но граф Растопчин ничего не ответил и поспешно отошел от Кутузова. И странное дело! Главнокомандующий Москвы, гордый граф Растопчин, взяв в руки нагайку, подошел к мосту и стал с криком разгонять столпившиеся повозки.


В четвертом часу пополудни войска Мюрата вступали в Москву. Впереди ехал отряд виртембергских гусар, позади верхом, с большой свитой, ехал сам неаполитанский король.
Около середины Арбата, близ Николы Явленного, Мюрат остановился, ожидая известия от передового отряда о том, в каком положении находилась городская крепость «le Kremlin».
Вокруг Мюрата собралась небольшая кучка людей из остававшихся в Москве жителей. Все с робким недоумением смотрели на странного, изукрашенного перьями и золотом длинноволосого начальника.
– Что ж, это сам, что ли, царь ихний? Ничево! – слышались тихие голоса.
Переводчик подъехал к кучке народа.
– Шапку то сними… шапку то, – заговорили в толпе, обращаясь друг к другу. Переводчик обратился к одному старому дворнику и спросил, далеко ли до Кремля? Дворник, прислушиваясь с недоумением к чуждому ему польскому акценту и не признавая звуков говора переводчика за русскую речь, не понимал, что ему говорили, и прятался за других.
Мюрат подвинулся к переводчику в велел спросить, где русские войска. Один из русских людей понял, чего у него спрашивали, и несколько голосов вдруг стали отвечать переводчику. Французский офицер из передового отряда подъехал к Мюрату и доложил, что ворота в крепость заделаны и что, вероятно, там засада.
– Хорошо, – сказал Мюрат и, обратившись к одному из господ своей свиты, приказал выдвинуть четыре легких орудия и обстрелять ворота.
Артиллерия на рысях выехала из за колонны, шедшей за Мюратом, и поехала по Арбату. Спустившись до конца Вздвиженки, артиллерия остановилась и выстроилась на площади. Несколько французских офицеров распоряжались пушками, расстанавливая их, и смотрели в Кремль в зрительную трубу.
В Кремле раздавался благовест к вечерне, и этот звон смущал французов. Они предполагали, что это был призыв к оружию. Несколько человек пехотных солдат побежали к Кутафьевским воротам. В воротах лежали бревна и тесовые щиты. Два ружейные выстрела раздались из под ворот, как только офицер с командой стал подбегать к ним. Генерал, стоявший у пушек, крикнул офицеру командные слова, и офицер с солдатами побежал назад.
Послышалось еще три выстрела из ворот.
Один выстрел задел в ногу французского солдата, и странный крик немногих голосов послышался из за щитов. На лицах французского генерала, офицеров и солдат одновременно, как по команде, прежнее выражение веселости и спокойствия заменилось упорным, сосредоточенным выражением готовности на борьбу и страдания. Для них всех, начиная от маршала и до последнего солдата, это место не было Вздвиженка, Моховая, Кутафья и Троицкие ворота, а это была новая местность нового поля, вероятно, кровопролитного сражения. И все приготовились к этому сражению. Крики из ворот затихли. Орудия были выдвинуты. Артиллеристы сдули нагоревшие пальники. Офицер скомандовал «feu!» [пали!], и два свистящие звука жестянок раздались один за другим. Картечные пули затрещали по камню ворот, бревнам и щитам; и два облака дыма заколебались на площади.
Несколько мгновений после того, как затихли перекаты выстрелов по каменному Кремлю, странный звук послышался над головами французов. Огромная стая галок поднялась над стенами и, каркая и шумя тысячами крыл, закружилась в воздухе. Вместе с этим звуком раздался человеческий одинокий крик в воротах, и из за дыма появилась фигура человека без шапки, в кафтане. Держа ружье, он целился во французов. Feu! – повторил артиллерийский офицер, и в одно и то же время раздались один ружейный и два орудийных выстрела. Дым опять закрыл ворота.
За щитами больше ничего не шевелилось, и пехотные французские солдаты с офицерами пошли к воротам. В воротах лежало три раненых и четыре убитых человека. Два человека в кафтанах убегали низом, вдоль стен, к Знаменке.
– Enlevez moi ca, [Уберите это,] – сказал офицер, указывая на бревна и трупы; и французы, добив раненых, перебросили трупы вниз за ограду. Кто были эти люди, никто не знал. «Enlevez moi ca», – сказано только про них, и их выбросили и прибрали потом, чтобы они не воняли. Один Тьер посвятил их памяти несколько красноречивых строк: «Ces miserables avaient envahi la citadelle sacree, s'etaient empares des fusils de l'arsenal, et tiraient (ces miserables) sur les Francais. On en sabra quelques'uns et on purgea le Kremlin de leur presence. [Эти несчастные наполнили священную крепость, овладели ружьями арсенала и стреляли во французов. Некоторых из них порубили саблями, и очистили Кремль от их присутствия.]
Мюрату было доложено, что путь расчищен. Французы вошли в ворота и стали размещаться лагерем на Сенатской площади. Солдаты выкидывали стулья из окон сената на площадь и раскладывали огни.
Другие отряды проходили через Кремль и размещались по Маросейке, Лубянке, Покровке. Третьи размещались по Вздвиженке, Знаменке, Никольской, Тверской. Везде, не находя хозяев, французы размещались не как в городе на квартирах, а как в лагере, который расположен в городе.
Хотя и оборванные, голодные, измученные и уменьшенные до 1/3 части своей прежней численности, французские солдаты вступили в Москву еще в стройном порядке. Это было измученное, истощенное, но еще боевое и грозное войско. Но это было войско только до той минуты, пока солдаты этого войска не разошлись по квартирам. Как только люди полков стали расходиться по пустым и богатым домам, так навсегда уничтожалось войско и образовались не жители и не солдаты, а что то среднее, называемое мародерами. Когда, через пять недель, те же самые люди вышли из Москвы, они уже не составляли более войска. Это была толпа мародеров, из которых каждый вез или нес с собой кучу вещей, которые ему казались ценны и нужны. Цель каждого из этих людей при выходе из Москвы не состояла, как прежде, в том, чтобы завоевать, а только в том, чтобы удержать приобретенное. Подобно той обезьяне, которая, запустив руку в узкое горло кувшина и захватив горсть орехов, не разжимает кулака, чтобы не потерять схваченного, и этим губит себя, французы, при выходе из Москвы, очевидно, должны были погибнуть вследствие того, что они тащили с собой награбленное, но бросить это награбленное им было так же невозможно, как невозможно обезьяне разжать горсть с орехами. Через десять минут после вступления каждого французского полка в какой нибудь квартал Москвы, не оставалось ни одного солдата и офицера. В окнах домов видны были люди в шинелях и штиблетах, смеясь прохаживающиеся по комнатам; в погребах, в подвалах такие же люди хозяйничали с провизией; на дворах такие же люди отпирали или отбивали ворота сараев и конюшен; в кухнях раскладывали огни, с засученными руками пекли, месили и варили, пугали, смешили и ласкали женщин и детей. И этих людей везде, и по лавкам и по домам, было много; но войска уже не было.
В тот же день приказ за приказом отдавались французскими начальниками о том, чтобы запретить войскам расходиться по городу, строго запретить насилия жителей и мародерство, о том, чтобы нынче же вечером сделать общую перекличку; но, несмотря ни на какие меры. люди, прежде составлявшие войско, расплывались по богатому, обильному удобствами и запасами, пустому городу. Как голодное стадо идет в куче по голому полю, но тотчас же неудержимо разбредается, как только нападает на богатые пастбища, так же неудержимо разбредалось и войско по богатому городу.
Жителей в Москве не было, и солдаты, как вода в песок, всачивались в нее и неудержимой звездой расплывались во все стороны от Кремля, в который они вошли прежде всего. Солдаты кавалеристы, входя в оставленный со всем добром купеческий дом и находя стойла не только для своих лошадей, но и лишние, все таки шли рядом занимать другой дом, который им казался лучше. Многие занимали несколько домов, надписывая мелом, кем он занят, и спорили и даже дрались с другими командами. Не успев поместиться еще, солдаты бежали на улицу осматривать город и, по слуху о том, что все брошено, стремились туда, где можно было забрать даром ценные вещи. Начальники ходили останавливать солдат и сами вовлекались невольно в те же действия. В Каретном ряду оставались лавки с экипажами, и генералы толпились там, выбирая себе коляски и кареты. Остававшиеся жители приглашали к себе начальников, надеясь тем обеспечиться от грабежа. Богатств было пропасть, и конца им не видно было; везде, кругом того места, которое заняли французы, были еще неизведанные, незанятые места, в которых, как казалось французам, было еще больше богатств. И Москва все дальше и дальше всасывала их в себя. Точно, как вследствие того, что нальется вода на сухую землю, исчезает вода и сухая земля; точно так же вследствие того, что голодное войско вошло в обильный, пустой город, уничтожилось войско, и уничтожился обильный город; и сделалась грязь, сделались пожары и мародерство.

Французы приписывали пожар Москвы au patriotisme feroce de Rastopchine [дикому патриотизму Растопчина]; русские – изуверству французов. В сущности же, причин пожара Москвы в том смысле, чтобы отнести пожар этот на ответственность одного или несколько лиц, таких причин не было и не могло быть. Москва сгорела вследствие того, что она была поставлена в такие условия, при которых всякий деревянный город должен сгореть, независимо от того, имеются ли или не имеются в городе сто тридцать плохих пожарных труб. Москва должна была сгореть вследствие того, что из нее выехали жители, и так же неизбежно, как должна загореться куча стружек, на которую в продолжение нескольких дней будут сыпаться искры огня. Деревянный город, в котором при жителях владельцах домов и при полиции бывают летом почти каждый день пожары, не может не сгореть, когда в нем нет жителей, а живут войска, курящие трубки, раскладывающие костры на Сенатской площади из сенатских стульев и варящие себе есть два раза в день. Стоит в мирное время войскам расположиться на квартирах по деревням в известной местности, и количество пожаров в этой местности тотчас увеличивается. В какой же степени должна увеличиться вероятность пожаров в пустом деревянном городе, в котором расположится чужое войско? Le patriotisme feroce de Rastopchine и изуверство французов тут ни в чем не виноваты. Москва загорелась от трубок, от кухонь, от костров, от неряшливости неприятельских солдат, жителей – не хозяев домов. Ежели и были поджоги (что весьма сомнительно, потому что поджигать никому не было никакой причины, а, во всяком случае, хлопотливо и опасно), то поджоги нельзя принять за причину, так как без поджогов было бы то же самое.
Как ни лестно было французам обвинять зверство Растопчина и русским обвинять злодея Бонапарта или потом влагать героический факел в руки своего народа, нельзя не видеть, что такой непосредственной причины пожара не могло быть, потому что Москва должна была сгореть, как должна сгореть каждая деревня, фабрика, всякий дом, из которого выйдут хозяева и в который пустят хозяйничать и варить себе кашу чужих людей. Москва сожжена жителями, это правда; но не теми жителями, которые оставались в ней, а теми, которые выехали из нее. Москва, занятая неприятелем, не осталась цела, как Берлин, Вена и другие города, только вследствие того, что жители ее не подносили хлеба соли и ключей французам, а выехали из нее.


Расходившееся звездой по Москве всачивание французов в день 2 го сентября достигло квартала, в котором жил теперь Пьер, только к вечеру.
Пьер находился после двух последних, уединенно и необычайно проведенных дней в состоянии, близком к сумасшествию. Всем существом его овладела одна неотвязная мысль. Он сам не знал, как и когда, но мысль эта овладела им теперь так, что он ничего не помнил из прошедшего, ничего не понимал из настоящего; и все, что он видел и слышал, происходило перед ним как во сне.
Пьер ушел из своего дома только для того, чтобы избавиться от сложной путаницы требований жизни, охватившей его, и которую он, в тогдашнем состоянии, но в силах был распутать. Он поехал на квартиру Иосифа Алексеевича под предлогом разбора книг и бумаг покойного только потому, что он искал успокоения от жизненной тревоги, – а с воспоминанием об Иосифе Алексеевиче связывался в его душе мир вечных, спокойных и торжественных мыслей, совершенно противоположных тревожной путанице, в которую он чувствовал себя втягиваемым. Он искал тихого убежища и действительно нашел его в кабинете Иосифа Алексеевича. Когда он, в мертвой тишине кабинета, сел, облокотившись на руки, над запыленным письменным столом покойника, в его воображении спокойно и значительно, одно за другим, стали представляться воспоминания последних дней, в особенности Бородинского сражения и того неопределимого для него ощущения своей ничтожности и лживости в сравнении с правдой, простотой и силой того разряда людей, которые отпечатались у него в душе под названием они. Когда Герасим разбудил его от его задумчивости, Пьеру пришла мысль о том, что он примет участие в предполагаемой – как он знал – народной защите Москвы. И с этой целью он тотчас же попросил Герасима достать ему кафтан и пистолет и объявил ему свое намерение, скрывая свое имя, остаться в доме Иосифа Алексеевича. Потом, в продолжение первого уединенно и праздно проведенного дня (Пьер несколько раз пытался и не мог остановить своего внимания на масонских рукописях), ему несколько раз смутно представлялось и прежде приходившая мысль о кабалистическом значении своего имени в связи с именем Бонапарта; но мысль эта о том, что ему, l'Russe Besuhof, предназначено положить предел власти зверя, приходила ему еще только как одно из мечтаний, которые беспричинно и бесследно пробегают в воображении.
Когда, купив кафтан (с целью только участвовать в народной защите Москвы), Пьер встретил Ростовых и Наташа сказала ему: «Вы остаетесь? Ах, как это хорошо!» – в голове его мелькнула мысль, что действительно хорошо бы было, даже ежели бы и взяли Москву, ему остаться в ней и исполнить то, что ему предопределено.
На другой день он, с одною мыслию не жалеть себя и не отставать ни в чем от них, ходил с народом за Трехгорную заставу. Но когда он вернулся домой, убедившись, что Москву защищать не будут, он вдруг почувствовал, что то, что ему прежде представлялось только возможностью, теперь сделалось необходимостью и неизбежностью. Он должен был, скрывая свое имя, остаться в Москве, встретить Наполеона и убить его с тем, чтобы или погибнуть, или прекратить несчастье всей Европы, происходившее, по мнению Пьера, от одного Наполеона.
Пьер знал все подробности покушении немецкого студента на жизнь Бонапарта в Вене в 1809 м году и знал то, что студент этот был расстрелян. И та опасность, которой он подвергал свою жизнь при исполнении своего намерения, еще сильнее возбуждала его.
Два одинаково сильные чувства неотразимо привлекали Пьера к его намерению. Первое было чувство потребности жертвы и страдания при сознании общего несчастия, то чувство, вследствие которого он 25 го поехал в Можайск и заехал в самый пыл сражения, теперь убежал из своего дома и, вместо привычной роскоши и удобств жизни, спал, не раздеваясь, на жестком диване и ел одну пищу с Герасимом; другое – было то неопределенное, исключительно русское чувство презрения ко всему условному, искусственному, человеческому, ко всему тому, что считается большинством людей высшим благом мира. В первый раз Пьер испытал это странное и обаятельное чувство в Слободском дворце, когда он вдруг почувствовал, что и богатство, и власть, и жизнь, все, что с таким старанием устроивают и берегут люди, – все это ежели и стоит чего нибудь, то только по тому наслаждению, с которым все это можно бросить.
Это было то чувство, вследствие которого охотник рекрут пропивает последнюю копейку, запивший человек перебивает зеркала и стекла без всякой видимой причины и зная, что это будет стоить ему его последних денег; то чувство, вследствие которого человек, совершая (в пошлом смысле) безумные дела, как бы пробует свою личную власть и силу, заявляя присутствие высшего, стоящего вне человеческих условий, суда над жизнью.
С самого того дня, как Пьер в первый раз испытал это чувство в Слободском дворце, он непрестанно находился под его влиянием, но теперь только нашел ему полное удовлетворение. Кроме того, в настоящую минуту Пьера поддерживало в его намерении и лишало возможности отречься от него то, что уже было им сделано на этом пути. И его бегство из дома, и его кафтан, и пистолет, и его заявление Ростовым, что он остается в Москве, – все потеряло бы не только смысл, но все это было бы презренно и смешно (к чему Пьер был чувствителен), ежели бы он после всего этого, так же как и другие, уехал из Москвы.
Физическое состояние Пьера, как и всегда это бывает, совпадало с нравственным. Непривычная грубая пища, водка, которую он пил эти дни, отсутствие вина и сигар, грязное, неперемененное белье, наполовину бессонные две ночи, проведенные на коротком диване без постели, – все это поддерживало Пьера в состоянии раздражения, близком к помешательству.

Был уже второй час после полудня. Французы уже вступили в Москву. Пьер знал это, но, вместо того чтобы действовать, он думал только о своем предприятии, перебирая все его малейшие будущие подробности. Пьер в своих мечтаниях не представлял себе живо ни самого процесса нанесения удара, ни смерти Наполеона, но с необыкновенною яркостью и с грустным наслаждением представлял себе свою погибель и свое геройское мужество.
«Да, один за всех, я должен совершить или погибнуть! – думал он. – Да, я подойду… и потом вдруг… Пистолетом или кинжалом? – думал Пьер. – Впрочем, все равно. Не я, а рука провидения казнит тебя, скажу я (думал Пьер слова, которые он произнесет, убивая Наполеона). Ну что ж, берите, казните меня», – говорил дальше сам себе Пьер, с грустным, но твердым выражением на лице, опуская голову.
В то время как Пьер, стоя посередине комнаты, рассуждал с собой таким образом, дверь кабинета отворилась, и на пороге показалась совершенно изменившаяся фигура всегда прежде робкого Макара Алексеевича. Халат его был распахнут. Лицо было красно и безобразно. Он, очевидно, был пьян. Увидав Пьера, он смутился в первую минуту, но, заметив смущение и на лице Пьера, тотчас ободрился и шатающимися тонкими ногами вышел на середину комнаты.
– Они оробели, – сказал он хриплым, доверчивым голосом. – Я говорю: не сдамся, я говорю… так ли, господин? – Он задумался и вдруг, увидав пистолет на столе, неожиданно быстро схватил его и выбежал в коридор.
Герасим и дворник, шедшие следом за Макар Алексеичем, остановили его в сенях и стали отнимать пистолет. Пьер, выйдя в коридор, с жалостью и отвращением смотрел на этого полусумасшедшего старика. Макар Алексеич, морщась от усилий, удерживал пистолет и кричал хриплый голосом, видимо, себе воображая что то торжественное.
– К оружию! На абордаж! Врешь, не отнимешь! – кричал он.
– Будет, пожалуйста, будет. Сделайте милость, пожалуйста, оставьте. Ну, пожалуйста, барин… – говорил Герасим, осторожно за локти стараясь поворотить Макар Алексеича к двери.
– Ты кто? Бонапарт!.. – кричал Макар Алексеич.
– Это нехорошо, сударь. Вы пожалуйте в комнаты, вы отдохните. Пожалуйте пистолетик.
– Прочь, раб презренный! Не прикасайся! Видел? – кричал Макар Алексеич, потрясая пистолетом. – На абордаж!
– Берись, – шепнул Герасим дворнику.
Макара Алексеича схватили за руки и потащили к двери.
Сени наполнились безобразными звуками возни и пьяными хрипящими звуками запыхавшегося голоса.
Вдруг новый, пронзительный женский крик раздался от крыльца, и кухарка вбежала в сени.
– Они! Батюшки родимые!.. Ей богу, они. Четверо, конные!.. – кричала она.
Герасим и дворник выпустили из рук Макар Алексеича, и в затихшем коридоре ясно послышался стук нескольких рук во входную дверь.


Пьер, решивший сам с собою, что ему до исполнения своего намерения не надо было открывать ни своего звания, ни знания французского языка, стоял в полураскрытых дверях коридора, намереваясь тотчас же скрыться, как скоро войдут французы. Но французы вошли, и Пьер все не отходил от двери: непреодолимое любопытство удерживало его.
Их было двое. Один – офицер, высокий, бравый и красивый мужчина, другой – очевидно, солдат или денщик, приземистый, худой загорелый человек с ввалившимися щеками и тупым выражением лица. Офицер, опираясь на палку и прихрамывая, шел впереди. Сделав несколько шагов, офицер, как бы решив сам с собою, что квартира эта хороша, остановился, обернулся назад к стоявшим в дверях солдатам и громким начальническим голосом крикнул им, чтобы они вводили лошадей. Окончив это дело, офицер молодецким жестом, высоко подняв локоть руки, расправил усы и дотронулся рукой до шляпы.
– Bonjour la compagnie! [Почтение всей компании!] – весело проговорил он, улыбаясь и оглядываясь вокруг себя. Никто ничего не отвечал.
– Vous etes le bourgeois? [Вы хозяин?] – обратился офицер к Герасиму.
Герасим испуганно вопросительно смотрел на офицера.
– Quartire, quartire, logement, – сказал офицер, сверху вниз, с снисходительной и добродушной улыбкой глядя на маленького человека. – Les Francais sont de bons enfants. Que diable! Voyons! Ne nous fachons pas, mon vieux, [Квартир, квартир… Французы добрые ребята. Черт возьми, не будем ссориться, дедушка.] – прибавил он, трепля по плечу испуганного и молчаливого Герасима.
– A ca! Dites donc, on ne parle donc pas francais dans cette boutique? [Что ж, неужели и тут никто не говорит по французски?] – прибавил он, оглядываясь кругом и встречаясь глазами с Пьером. Пьер отстранился от двери.
Офицер опять обратился к Герасиму. Он требовал, чтобы Герасим показал ему комнаты в доме.
– Барин нету – не понимай… моя ваш… – говорил Герасим, стараясь делать свои слова понятнее тем, что он их говорил навыворот.
Французский офицер, улыбаясь, развел руками перед носом Герасима, давая чувствовать, что и он не понимает его, и, прихрамывая, пошел к двери, у которой стоял Пьер. Пьер хотел отойти, чтобы скрыться от него, но в это самое время он увидал из отворившейся двери кухни высунувшегося Макара Алексеича с пистолетом в руках. С хитростью безумного Макар Алексеич оглядел француза и, приподняв пистолет, прицелился.
– На абордаж!!! – закричал пьяный, нажимая спуск пистолета. Французский офицер обернулся на крик, и в то же мгновенье Пьер бросился на пьяного. В то время как Пьер схватил и приподнял пистолет, Макар Алексеич попал, наконец, пальцем на спуск, и раздался оглушивший и обдавший всех пороховым дымом выстрел. Француз побледнел и бросился назад к двери.
Забывший свое намерение не открывать своего знания французского языка, Пьер, вырвав пистолет и бросив его, подбежал к офицеру и по французски заговорил с ним.
– Vous n'etes pas blesse? [Вы не ранены?] – сказал он.
– Je crois que non, – отвечал офицер, ощупывая себя, – mais je l'ai manque belle cette fois ci, – прибавил он, указывая на отбившуюся штукатурку в стене. – Quel est cet homme? [Кажется, нет… но на этот раз близко было. Кто этот человек?] – строго взглянув на Пьера, сказал офицер.
– Ah, je suis vraiment au desespoir de ce qui vient d'arriver, [Ах, я, право, в отчаянии от того, что случилось,] – быстро говорил Пьер, совершенно забыв свою роль. – C'est un fou, un malheureux qui ne savait pas ce qu'il faisait. [Это несчастный сумасшедший, который не знал, что делал.]
Офицер подошел к Макару Алексеичу и схватил его за ворот.
Макар Алексеич, распустив губы, как бы засыпая, качался, прислонившись к стене.
– Brigand, tu me la payeras, – сказал француз, отнимая руку.
– Nous autres nous sommes clements apres la victoire: mais nous ne pardonnons pas aux traitres, [Разбойник, ты мне поплатишься за это. Наш брат милосерд после победы, но мы не прощаем изменникам,] – прибавил он с мрачной торжественностью в лице и с красивым энергическим жестом.
Пьер продолжал по французски уговаривать офицера не взыскивать с этого пьяного, безумного человека. Француз молча слушал, не изменяя мрачного вида, и вдруг с улыбкой обратился к Пьеру. Он несколько секунд молча посмотрел на него. Красивое лицо его приняло трагически нежное выражение, и он протянул руку.
– Vous m'avez sauve la vie! Vous etes Francais, [Вы спасли мне жизнь. Вы француз,] – сказал он. Для француза вывод этот был несомненен. Совершить великое дело мог только француз, а спасение жизни его, m r Ramball'я capitaine du 13 me leger [мосье Рамбаля, капитана 13 го легкого полка] – было, без сомнения, самым великим делом.
Но как ни несомненен был этот вывод и основанное на нем убеждение офицера, Пьер счел нужным разочаровать его.
– Je suis Russe, [Я русский,] – быстро сказал Пьер.
– Ти ти ти, a d'autres, [рассказывайте это другим,] – сказал француз, махая пальцем себе перед носом и улыбаясь. – Tout a l'heure vous allez me conter tout ca, – сказал он. – Charme de rencontrer un compatriote. Eh bien! qu'allons nous faire de cet homme? [Сейчас вы мне все это расскажете. Очень приятно встретить соотечественника. Ну! что же нам делать с этим человеком?] – прибавил он, обращаясь к Пьеру, уже как к своему брату. Ежели бы даже Пьер не был француз, получив раз это высшее в свете наименование, не мог же он отречься от него, говорило выражение лица и тон французского офицера. На последний вопрос Пьер еще раз объяснил, кто был Макар Алексеич, объяснил, что пред самым их приходом этот пьяный, безумный человек утащил заряженный пистолет, который не успели отнять у него, и просил оставить его поступок без наказания.
Француз выставил грудь и сделал царский жест рукой.
– Vous m'avez sauve la vie. Vous etes Francais. Vous me demandez sa grace? Je vous l'accorde. Qu'on emmene cet homme, [Вы спасли мне жизнь. Вы француз. Вы хотите, чтоб я простил его? Я прощаю его. Увести этого человека,] – быстро и энергично проговорил французский офицер, взяв под руку произведенного им за спасение его жизни во французы Пьера, и пошел с ним в дом.
Солдаты, бывшие на дворе, услыхав выстрел, вошли в сени, спрашивая, что случилось, и изъявляя готовность наказать виновных; но офицер строго остановил их.
– On vous demandera quand on aura besoin de vous, [Когда будет нужно, вас позовут,] – сказал он. Солдаты вышли. Денщик, успевший между тем побывать в кухне, подошел к офицеру.
– Capitaine, ils ont de la soupe et du gigot de mouton dans la cuisine, – сказал он. – Faut il vous l'apporter? [Капитан у них в кухне есть суп и жареная баранина. Прикажете принести?]
– Oui, et le vin, [Да, и вино,] – сказал капитан.


Французский офицер вместе с Пьером вошли в дом. Пьер счел своим долгом опять уверить капитана, что он был не француз, и хотел уйти, но французский офицер и слышать не хотел об этом. Он был до такой степени учтив, любезен, добродушен и истинно благодарен за спасение своей жизни, что Пьер не имел духа отказать ему и присел вместе с ним в зале, в первой комнате, в которую они вошли. На утверждение Пьера, что он не француз, капитан, очевидно не понимая, как можно было отказываться от такого лестного звания, пожал плечами и сказал, что ежели он непременно хочет слыть за русского, то пускай это так будет, но что он, несмотря на то, все так же навеки связан с ним чувством благодарности за спасение жизни.
Ежели бы этот человек был одарен хоть сколько нибудь способностью понимать чувства других и догадывался бы об ощущениях Пьера, Пьер, вероятно, ушел бы от него; но оживленная непроницаемость этого человека ко всему тому, что не было он сам, победила Пьера.
– Francais ou prince russe incognito, [Француз или русский князь инкогнито,] – сказал француз, оглядев хотя и грязное, но тонкое белье Пьера и перстень на руке. – Je vous dois la vie je vous offre mon amitie. Un Francais n'oublie jamais ni une insulte ni un service. Je vous offre mon amitie. Je ne vous dis que ca. [Я обязан вам жизнью, и я предлагаю вам дружбу. Француз никогда не забывает ни оскорбления, ни услуги. Я предлагаю вам мою дружбу. Больше я ничего не говорю.]
В звуках голоса, в выражении лица, в жестах этого офицера было столько добродушия и благородства (во французском смысле), что Пьер, отвечая бессознательной улыбкой на улыбку француза, пожал протянутую руку.
– Capitaine Ramball du treizieme leger, decore pour l'affaire du Sept, [Капитан Рамбаль, тринадцатого легкого полка, кавалер Почетного легиона за дело седьмого сентября,] – отрекомендовался он с самодовольной, неудержимой улыбкой, которая морщила его губы под усами. – Voudrez vous bien me dire a present, a qui' j'ai l'honneur de parler aussi agreablement au lieu de rester a l'ambulance avec la balle de ce fou dans le corps. [Будете ли вы так добры сказать мне теперь, с кем я имею честь разговаривать так приятно, вместо того, чтобы быть на перевязочном пункте с пулей этого сумасшедшего в теле?]
Пьер отвечал, что не может сказать своего имени, и, покраснев, начал было, пытаясь выдумать имя, говорить о причинах, по которым он не может сказать этого, но француз поспешно перебил его.
– De grace, – сказал он. – Je comprends vos raisons, vous etes officier… officier superieur, peut etre. Vous avez porte les armes contre nous. Ce n'est pas mon affaire. Je vous dois la vie. Cela me suffit. Je suis tout a vous. Vous etes gentilhomme? [Полноте, пожалуйста. Я понимаю вас, вы офицер… штаб офицер, может быть. Вы служили против нас. Это не мое дело. Я обязан вам жизнью. Мне этого довольно, и я весь ваш. Вы дворянин?] – прибавил он с оттенком вопроса. Пьер наклонил голову. – Votre nom de bapteme, s'il vous plait? Je ne demande pas davantage. Monsieur Pierre, dites vous… Parfait. C'est tout ce que je desire savoir. [Ваше имя? я больше ничего не спрашиваю. Господин Пьер, вы сказали? Прекрасно. Это все, что мне нужно.]
Когда принесены были жареная баранина, яичница, самовар, водка и вино из русского погреба, которое с собой привезли французы, Рамбаль попросил Пьера принять участие в этом обеде и тотчас сам, жадно и быстро, как здоровый и голодный человек, принялся есть, быстро пережевывая своими сильными зубами, беспрестанно причмокивая и приговаривая excellent, exquis! [чудесно, превосходно!] Лицо его раскраснелось и покрылось потом. Пьер был голоден и с удовольствием принял участие в обеде. Морель, денщик, принес кастрюлю с теплой водой и поставил в нее бутылку красного вина. Кроме того, он принес бутылку с квасом, которую он для пробы взял в кухне. Напиток этот был уже известен французам и получил название. Они называли квас limonade de cochon (свиной лимонад), и Морель хвалил этот limonade de cochon, который он нашел в кухне. Но так как у капитана было вино, добытое при переходе через Москву, то он предоставил квас Морелю и взялся за бутылку бордо. Он завернул бутылку по горлышко в салфетку и налил себе и Пьеру вина. Утоленный голод и вино еще более оживили капитана, и он не переставая разговаривал во время обеда.
– Oui, mon cher monsieur Pierre, je vous dois une fiere chandelle de m'avoir sauve… de cet enrage… J'en ai assez, voyez vous, de balles dans le corps. En voila une (on показал на бок) a Wagram et de deux a Smolensk, – он показал шрам, который был на щеке. – Et cette jambe, comme vous voyez, qui ne veut pas marcher. C'est a la grande bataille du 7 a la Moskowa que j'ai recu ca. Sacre dieu, c'etait beau. Il fallait voir ca, c'etait un deluge de feu. Vous nous avez taille une rude besogne; vous pouvez vous en vanter, nom d'un petit bonhomme. Et, ma parole, malgre l'atoux que j'y ai gagne, je serais pret a recommencer. Je plains ceux qui n'ont pas vu ca. [Да, мой любезный господин Пьер, я обязан поставить за вас добрую свечку за то, что вы спасли меня от этого бешеного. С меня, видите ли, довольно тех пуль, которые у меня в теле. Вот одна под Ваграмом, другая под Смоленском. А эта нога, вы видите, которая не хочет двигаться. Это при большом сражении 7 го под Москвою. О! это было чудесно! Надо было видеть, это был потоп огня. Задали вы нам трудную работу, можете похвалиться. И ей богу, несмотря на этот козырь (он указал на крест), я был бы готов начать все снова. Жалею тех, которые не видали этого.]
– J'y ai ete, [Я был там,] – сказал Пьер.
– Bah, vraiment! Eh bien, tant mieux, – сказал француз. – Vous etes de fiers ennemis, tout de meme. La grande redoute a ete tenace, nom d'une pipe. Et vous nous l'avez fait cranement payer. J'y suis alle trois fois, tel que vous me voyez. Trois fois nous etions sur les canons et trois fois on nous a culbute et comme des capucins de cartes. Oh!! c'etait beau, monsieur Pierre. Vos grenadiers ont ete superbes, tonnerre de Dieu. Je les ai vu six fois de suite serrer les rangs, et marcher comme a une revue. Les beaux hommes! Notre roi de Naples, qui s'y connait a crie: bravo! Ah, ah! soldat comme nous autres! – сказал он, улыбаясь, поело минутного молчания. – Tant mieux, tant mieux, monsieur Pierre. Terribles en bataille… galants… – он подмигнул с улыбкой, – avec les belles, voila les Francais, monsieur Pierre, n'est ce pas? [Ба, в самом деле? Тем лучше. Вы лихие враги, надо признаться. Хорошо держался большой редут, черт возьми. И дорого же вы заставили нас поплатиться. Я там три раза был, как вы меня видите. Три раза мы были на пушках, три раза нас опрокидывали, как карточных солдатиков. Ваши гренадеры были великолепны, ей богу. Я видел, как их ряды шесть раз смыкались и как они выступали точно на парад. Чудный народ! Наш Неаполитанский король, который в этих делах собаку съел, кричал им: браво! – Га, га, так вы наш брат солдат! – Тем лучше, тем лучше, господин Пьер. Страшны в сражениях, любезны с красавицами, вот французы, господин Пьер. Не правда ли?]


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Кунцево_(город)&oldid=80779349»