Куняев, Станислав Юрьевич

Станислав Куняев
2012
Род деятельности:	поэт, прозаик, переводчик, публицист, литературный критик
Направление:	социалистический реализм
Жанр:	стихотворение, статья
Язык произведений:	русский
Дебют:	сборник «Землепроходцы»
Премии:
Награды:

Станисла́в Ю́рьевич Куня́ев (род. 27 ноября 1932) — русский поэт, публицист, литературный критик, главный редактор журнала «Наш современник» (с 1989 года). Член КПСС с 1960 года.

Биография

С. Ю. Куняев родился 27 ноября 1932 года в Калуге. Во время Великой Отечественной войны семья была эвакуирована в село Пыщуг Костромской области, где Куняев закончил четыре первых класса начальной школы. После войны семья Куняевых вернулась в Калугу.

В 1952—1957 годах учился на филологическом факультете МГУ, где начал писать стихи. Первый поэтический сборник «Землепроходцы» вышел в 1960 году в Калуге. В 1957—1960 годах работал в газете «Заветы Ленина» (г. Тайшет Иркутской области). Член СП СССР с 1961 года. В 1960—1963 годах — заведующий отделом поэзии журнала «Знамя».

В 1976—1980 годах — секретарь Московской писательской организации. Был членом секретариата правления Союза писателей России.

В 1989 году в газете «Московский литератор» вышла статья Куняева «Обслуживающий персонал», где автор обвинил секретаря ЦК КПСС Александра Яковлева в проведении антирусской политики. В 1990 году подписал «Письмо 74-х». 19 августа 1991 года поддержал ГКЧП. Позже писал о ГКЧП: «Под сень „Матросской тишины“ / Без слов сошли гекачеписты, / Не зная за собой вины, / Смущенные, как декабристы» 23 февраля 1992 года был участником митинга на Тверской, который был разогнан ОМОНом. С декабря 1991 года по август 1993 года входил в редколлегию газеты «День», был членом политсовета Фронта национального спасения (1992—1993).

Вместе с сыном Сергеем опубликовал в серии «Жизнь замечательных людей» книгу о жизни и творчестве Сергея Есенина. Автор около 20 книг стихов, прозы, публицистики, наиболее известные — «Вечная спутница», «Свиток», «Рукопись». «Глубокий день», «Избранное». Автор множества переводов из украинской, грузинской, абхазской (в том числе Мушни Ласурия, Дмитрия Гулиа), киргизской (в том числе Токтогула), бурятской, литовской (в том числе Эдуардаса Межелайтиса) поэзии. Некоторые его произведения переведены на болгарский, чешский и словацкий языки.

Публицистика

Станислав Куняев является автором публицистической работы «Жрецы и жертвы холокоста». Станислав Куняев поддерживает точку зрения отрицателей Холокоста на общее число погибших евреев как на многократно завышенное историографией Холокоста. Основной тезис работы — недопустимость создания «культа холокоста в России». В связи с этим С. Куняев сосредотачивается на критике современных российских авторов работ о Холокосте — в частности, А. Р. Коха и П. М. Поляна.

В совместном заявлении Московского антифашистского центра, Фонда «Холокост», Московского бюро по правам человека, Конгресса национальных объединений России, Федерации Мигрантов России 26 января 2012 года сказано, что в этой книге Куняев «преуменьшает признанную трагедию ХХ века, а также обрушивается на „происки и преступления“ евреев в самых разных сферах и в самые разные периоды истории, озвучивая застарелые абсурдные клише о разрушении ими Советского Союза и ограблении русского народа».

Награды и премии

• Орден Дружбы (21 июля 2014) — за большие заслуги в развитии отечественной культуры и искусства, многолетнюю плодотворную деятельность
• премия «России верные сыны» (2001) — за 3-томную книгу воспоминаний «Поэзия. Судьба. Россия»
• «Большая литературная премия России» Союза писателей России (2001) за книгу «Поэзия. Судьба. Россия»
• Государственная премия РСФСР имени М. Горького (1987) — за книгу критических и публицистических статей «Огонь, мерцающий в сосуде»
• лауреат Всероссийской литературной премии имени С. Т. Аксакова (2008)
• лауреат Всероссийской литературной премии им. Н. С. Лескова «Очарованный странник» (2012)

Основные работы

• Избранные произведения в двух томах. — М.: Художественная литература, 1978.
• Избранное. — М.: Художественная литература. 1979.
• Золотые холмы. — Тбилиси, 1971.
• Вечная спутница. — М.: Современник, 1973.
• В сентябре и апреле. — М.: Молодая гвардия, 1975.
• Свиток. — М.: Советский писатель, 1976.
• Рукопись. — М.: Современник, 1977.
• Глубокий день. — М.: Советская Россия, 1978.
• По белому свету. — Иркутск, 1978.
• Свободная стихия. — М.: Современник, 1979.
• Отблеск. — М.: Московский рабочий, 1981.
• Солнечные ночи. — М.: Советский писатель, 1981.
• Путь. — М.: Молодая гвардия, 1982.
• Липы загородного сада. — Тула, 1983.
• Озеро Безымянное. — М.: Современник, 1983.
• Пространство и время. — М.: Советский писатель, 1985.
• Огонь, мерцающий в сосуде. — М.: Современник, 1986.
• Мать сыра земля. — М.: Советский писатель, 1988.
• Огонь, мерцающий в сосуде. — М.: Советская Россия, 1989.
• Времена и легенды. М., Современник, 1990.
• Не сотвори себе кумира. — Саратов, 1990.
• Русские сны. — М.: Молодая гвардия, 1990.
• Средь шумного бала. — М.: Современный писатель, 1996.
• Жрецы и жертвы Холокоста. Кровавые язвы мировой истории. — М.: Алгоритм, 2011. — 384 с. — ISBN 978-5-9265-0736-9.

Литература

• Черников А. П. Человек — природа — родина в поэзии С. Куняева. Экологическое воспитание в школе. — Калуга, 1992.
• Черников А. П. «Печалюсь и люблю»: человек, природа, Родина в поэзии Ст. Куняева // Литература в школе. — 2007. — № 11. — С. 17—20.

Ссылки

• [kuniaev.ru/ Сайт Станислава Куняева]
• [www.krugosvet.ru/articles/76/1007684/1007684a1.htm Биография на сайте krugosvet.ru]
• [www.zavtra.ru/denlit/038/81.html Дитя безвременья (Беседа о Высоцком)]
• [www.zavtra.ru/authors/user/2126/articles/ Публикации Станислава Юрьевича Куняева в газете «Завтра»]
• [nash-sovremennik.ru/archive/2012/n12/1212-01.pdf Поздравления Ст. Куняеву с 80-летием], журнал «Наш современник», № 12 за 2012 год

Отрывок, характеризующий Куняев, Станислав Юрьевич

– Находит, ваше превосходительство, днями, – говорил капитан, – то и умен, и учен, и добр. А то зверь. В Польше убил было жида, изволите знать…
– Ну да, ну да, – сказал полковой командир, – всё надо пожалеть молодого человека в несчастии. Ведь большие связи… Так вы того…
– Слушаю, ваше превосходительство, – сказал Тимохин, улыбкой давая чувствовать, что он понимает желания начальника.
– Ну да, ну да.
Полковой командир отыскал в рядах Долохова и придержал лошадь.
– До первого дела – эполеты, – сказал он ему.
Долохов оглянулся, ничего не сказал и не изменил выражения своего насмешливо улыбающегося рта.
– Ну, вот и хорошо, – продолжал полковой командир. – Людям по чарке водки от меня, – прибавил он, чтобы солдаты слышали. – Благодарю всех! Слава Богу! – И он, обогнав роту, подъехал к другой.
– Что ж, он, право, хороший человек; с ним служить можно, – сказал Тимохин субалтерн офицеру, шедшему подле него.
– Одно слово, червонный!… (полкового командира прозвали червонным королем) – смеясь, сказал субалтерн офицер.
Счастливое расположение духа начальства после смотра перешло и к солдатам. Рота шла весело. Со всех сторон переговаривались солдатские голоса.
– Как же сказывали, Кутузов кривой, об одном глазу?
– А то нет! Вовсе кривой.
– Не… брат, глазастее тебя. Сапоги и подвертки – всё оглядел…
– Как он, братец ты мой, глянет на ноги мне… ну! думаю…
– А другой то австрияк, с ним был, словно мелом вымазан. Как мука, белый. Я чай, как амуницию чистят!
– Что, Федешоу!… сказывал он, что ли, когда стражения начнутся, ты ближе стоял? Говорили всё, в Брунове сам Бунапарте стоит.
– Бунапарте стоит! ишь врет, дура! Чего не знает! Теперь пруссак бунтует. Австрияк его, значит, усмиряет. Как он замирится, тогда и с Бунапартом война откроется. А то, говорит, в Брунове Бунапарте стоит! То то и видно, что дурак. Ты слушай больше.
– Вишь черти квартирьеры! Пятая рота, гляди, уже в деревню заворачивает, они кашу сварят, а мы еще до места не дойдем.
– Дай сухарика то, чорт.
– А табаку то вчера дал? То то, брат. Ну, на, Бог с тобой.
– Хоть бы привал сделали, а то еще верст пять пропрем не емши.
– То то любо было, как немцы нам коляски подавали. Едешь, знай: важно!
– А здесь, братец, народ вовсе оголтелый пошел. Там всё как будто поляк был, всё русской короны; а нынче, брат, сплошной немец пошел.
– Песенники вперед! – послышался крик капитана.
И перед роту с разных рядов выбежало человек двадцать. Барабанщик запевало обернулся лицом к песенникам, и, махнув рукой, затянул протяжную солдатскую песню, начинавшуюся: «Не заря ли, солнышко занималося…» и кончавшуюся словами: «То то, братцы, будет слава нам с Каменскиим отцом…» Песня эта была сложена в Турции и пелась теперь в Австрии, только с тем изменением, что на место «Каменскиим отцом» вставляли слова: «Кутузовым отцом».
Оторвав по солдатски эти последние слова и махнув руками, как будто он бросал что то на землю, барабанщик, сухой и красивый солдат лет сорока, строго оглянул солдат песенников и зажмурился. Потом, убедившись, что все глаза устремлены на него, он как будто осторожно приподнял обеими руками какую то невидимую, драгоценную вещь над головой, подержал ее так несколько секунд и вдруг отчаянно бросил ее:
Ах, вы, сени мои, сени!
«Сени новые мои…», подхватили двадцать голосов, и ложечник, несмотря на тяжесть амуниции, резво выскочил вперед и пошел задом перед ротой, пошевеливая плечами и угрожая кому то ложками. Солдаты, в такт песни размахивая руками, шли просторным шагом, невольно попадая в ногу. Сзади роты послышались звуки колес, похрускиванье рессор и топот лошадей.
Кутузов со свитой возвращался в город. Главнокомандующий дал знак, чтобы люди продолжали итти вольно, и на его лице и на всех лицах его свиты выразилось удовольствие при звуках песни, при виде пляшущего солдата и весело и бойко идущих солдат роты. Во втором ряду, с правого фланга, с которого коляска обгоняла роты, невольно бросался в глаза голубоглазый солдат, Долохов, который особенно бойко и грациозно шел в такт песни и глядел на лица проезжающих с таким выражением, как будто он жалел всех, кто не шел в это время с ротой. Гусарский корнет из свиты Кутузова, передразнивавший полкового командира, отстал от коляски и подъехал к Долохову.
Гусарский корнет Жерков одно время в Петербурге принадлежал к тому буйному обществу, которым руководил Долохов. За границей Жерков встретил Долохова солдатом, но не счел нужным узнать его. Теперь, после разговора Кутузова с разжалованным, он с радостью старого друга обратился к нему:
– Друг сердечный, ты как? – сказал он при звуках песни, ровняя шаг своей лошади с шагом роты.
– Я как? – отвечал холодно Долохов, – как видишь.
Бойкая песня придавала особенное значение тону развязной веселости, с которой говорил Жерков, и умышленной холодности ответов Долохова.
– Ну, как ладишь с начальством? – спросил Жерков.
– Ничего, хорошие люди. Ты как в штаб затесался?
– Прикомандирован, дежурю.
Они помолчали.
«Выпускала сокола да из правого рукава», говорила песня, невольно возбуждая бодрое, веселое чувство. Разговор их, вероятно, был бы другой, ежели бы они говорили не при звуках песни.
– Что правда, австрийцев побили? – спросил Долохов.
– А чорт их знает, говорят.
– Я рад, – отвечал Долохов коротко и ясно, как того требовала песня.
– Что ж, приходи к нам когда вечерком, фараон заложишь, – сказал Жерков.
– Или у вас денег много завелось?
– Приходи.
– Нельзя. Зарок дал. Не пью и не играю, пока не произведут.
– Да что ж, до первого дела…
– Там видно будет.
Опять они помолчали.
– Ты заходи, коли что нужно, все в штабе помогут… – сказал Жерков.
Долохов усмехнулся.
– Ты лучше не беспокойся. Мне что нужно, я просить не стану, сам возьму.
– Да что ж, я так…
– Ну, и я так.
– Прощай.
– Будь здоров…
… и высоко, и далеко,
На родиму сторону…
Жерков тронул шпорами лошадь, которая раза три, горячась, перебила ногами, не зная, с какой начать, справилась и поскакала, обгоняя роту и догоняя коляску, тоже в такт песни.


Возвратившись со смотра, Кутузов, сопутствуемый австрийским генералом, прошел в свой кабинет и, кликнув адъютанта, приказал подать себе некоторые бумаги, относившиеся до состояния приходивших войск, и письма, полученные от эрцгерцога Фердинанда, начальствовавшего передовою армией. Князь Андрей Болконский с требуемыми бумагами вошел в кабинет главнокомандующего. Перед разложенным на столе планом сидели Кутузов и австрийский член гофкригсрата.
– А… – сказал Кутузов, оглядываясь на Болконского, как будто этим словом приглашая адъютанта подождать, и продолжал по французски начатый разговор.
– Я только говорю одно, генерал, – говорил Кутузов с приятным изяществом выражений и интонации, заставлявшим вслушиваться в каждое неторопливо сказанное слово. Видно было, что Кутузов и сам с удовольствием слушал себя. – Я только одно говорю, генерал, что ежели бы дело зависело от моего личного желания, то воля его величества императора Франца давно была бы исполнена. Я давно уже присоединился бы к эрцгерцогу. И верьте моей чести, что для меня лично передать высшее начальство армией более меня сведущему и искусному генералу, какими так обильна Австрия, и сложить с себя всю эту тяжкую ответственность для меня лично было бы отрадой. Но обстоятельства бывают сильнее нас, генерал.
И Кутузов улыбнулся с таким выражением, как будто он говорил: «Вы имеете полное право не верить мне, и даже мне совершенно всё равно, верите ли вы мне или нет, но вы не имеете повода сказать мне это. И в этом то всё дело».
Австрийский генерал имел недовольный вид, но не мог не в том же тоне отвечать Кутузову.
– Напротив, – сказал он ворчливым и сердитым тоном, так противоречившим лестному значению произносимых слов, – напротив, участие вашего превосходительства в общем деле высоко ценится его величеством; но мы полагаем, что настоящее замедление лишает славные русские войска и их главнокомандующих тех лавров, которые они привыкли пожинать в битвах, – закончил он видимо приготовленную фразу.
Кутузов поклонился, не изменяя улыбки.
– А я так убежден и, основываясь на последнем письме, которым почтил меня его высочество эрцгерцог Фердинанд, предполагаю, что австрийские войска, под начальством столь искусного помощника, каков генерал Мак, теперь уже одержали решительную победу и не нуждаются более в нашей помощи, – сказал Кутузов.
Генерал нахмурился. Хотя и не было положительных известий о поражении австрийцев, но было слишком много обстоятельств, подтверждавших общие невыгодные слухи; и потому предположение Кутузова о победе австрийцев было весьма похоже на насмешку. Но Кутузов кротко улыбался, всё с тем же выражением, которое говорило, что он имеет право предполагать это. Действительно, последнее письмо, полученное им из армии Мака, извещало его о победе и о самом выгодном стратегическом положении армии.
– Дай ка сюда это письмо, – сказал Кутузов, обращаясь к князю Андрею. – Вот изволите видеть. – И Кутузов, с насмешливою улыбкой на концах губ, прочел по немецки австрийскому генералу следующее место из письма эрцгерцога Фердинанда: «Wir haben vollkommen zusammengehaltene Krafte, nahe an 70 000 Mann, um den Feind, wenn er den Lech passirte, angreifen und schlagen zu konnen. Wir konnen, da wir Meister von Ulm sind, den Vortheil, auch von beiden Uferien der Donau Meister zu bleiben, nicht verlieren; mithin auch jeden Augenblick, wenn der Feind den Lech nicht passirte, die Donau ubersetzen, uns auf seine Communikations Linie werfen, die Donau unterhalb repassiren und dem Feinde, wenn er sich gegen unsere treue Allirte mit ganzer Macht wenden wollte, seine Absicht alabald vereitelien. Wir werden auf solche Weise den Zeitpunkt, wo die Kaiserlich Ruseische Armee ausgerustet sein wird, muthig entgegenharren, und sodann leicht gemeinschaftlich die Moglichkeit finden, dem Feinde das Schicksal zuzubereiten, so er verdient». [Мы имеем вполне сосредоточенные силы, около 70 000 человек, так что мы можем атаковать и разбить неприятеля в случае переправы его через Лех. Так как мы уже владеем Ульмом, то мы можем удерживать за собою выгоду командования обоими берегами Дуная, стало быть, ежеминутно, в случае если неприятель не перейдет через Лех, переправиться через Дунай, броситься на его коммуникационную линию, ниже перейти обратно Дунай и неприятелю, если он вздумает обратить всю свою силу на наших верных союзников, не дать исполнить его намерение. Таким образом мы будем бодро ожидать времени, когда императорская российская армия совсем изготовится, и затем вместе легко найдем возможность уготовить неприятелю участь, коей он заслуживает».]