Кураев, Андрей Вячеславович
Поделись знанием:
– Пе… Петя… Поди, поди, она… она… зовет… – И он, рыдая, как дитя, быстро семеня ослабевшими ногами, подошел к стулу и упал почти на него, закрыв лицо руками.
Вдруг как электрический ток пробежал по всему существу Наташи. Что то страшно больно ударило ее в сердце. Она почувствовала страшную боль; ей показалось, что что то отрывается в ней и что она умирает. Но вслед за болью она почувствовала мгновенно освобождение от запрета жизни, лежавшего на ней. Увидав отца и услыхав из за двери страшный, грубый крик матери, она мгновенно забыла себя и свое горе. Она подбежала к отцу, но он, бессильно махая рукой, указывал на дверь матери. Княжна Марья, бледная, с дрожащей нижней челюстью, вышла из двери и взяла Наташу за руку, говоря ей что то. Наташа не видела, не слышала ее. Она быстрыми шагами вошла в дверь, остановилась на мгновение, как бы в борьбе с самой собой, и подбежала к матери.
Графиня лежала на кресле, странно неловко вытягиваясь, и билась головой об стену. Соня и девушки держали ее за руки.
– Наташу, Наташу!.. – кричала графиня. – Неправда, неправда… Он лжет… Наташу! – кричала она, отталкивая от себя окружающих. – Подите прочь все, неправда! Убили!.. ха ха ха ха!.. неправда!
Наташа стала коленом на кресло, нагнулась над матерью, обняла ее, с неожиданной силой подняла, повернула к себе ее лицо и прижалась к ней.
– Маменька!.. голубчик!.. Я тут, друг мой. Маменька, – шептала она ей, не замолкая ни на секунду.
Она не выпускала матери, нежно боролась с ней, требовала подушки, воды, расстегивала и разрывала платье на матери.
– Друг мой, голубушка… маменька, душенька, – не переставая шептала она, целуя ее голову, руки, лицо и чувствуя, как неудержимо, ручьями, щекоча ей нос и щеки, текли ее слезы.
Графиня сжала руку дочери, закрыла глаза и затихла на мгновение. Вдруг она с непривычной быстротой поднялась, бессмысленно оглянулась и, увидав Наташу, стала из всех сил сжимать ее голову. Потом она повернула к себе ее морщившееся от боли лицо и долго вглядывалась в него.
– Наташа, ты меня любишь, – сказала она тихим, доверчивым шепотом. – Наташа, ты не обманешь меня? Ты мне скажешь всю правду?
Наташа смотрела на нее налитыми слезами глазами, и в лице ее была только мольба о прощении и любви.
– Друг мой, маменька, – повторяла она, напрягая все силы своей любви на то, чтобы как нибудь снять с нее на себя излишек давившего ее горя.
И опять в бессильной борьбе с действительностью мать, отказываясь верить в то, что она могла жить, когда был убит цветущий жизнью ее любимый мальчик, спасалась от действительности в мире безумия.
Наташа не помнила, как прошел этот день, ночь, следующий день, следующая ночь. Она не спала и не отходила от матери. Любовь Наташи, упорная, терпеливая, не как объяснение, не как утешение, а как призыв к жизни, всякую секунду как будто со всех сторон обнимала графиню. На третью ночь графиня затихла на несколько минут, и Наташа закрыла глаза, облокотив голову на ручку кресла. Кровать скрипнула. Наташа открыла глаза. Графиня сидела на кровати и тихо говорила.
– Как я рада, что ты приехал. Ты устал, хочешь чаю? – Наташа подошла к ней. – Ты похорошел и возмужал, – продолжала графиня, взяв дочь за руку.
– Маменька, что вы говорите!..
– Наташа, его нет, нет больше! – И, обняв дочь, в первый раз графиня начала плакать.
Княжна Марья отложила свой отъезд. Соня, граф старались заменить Наташу, но не могли. Они видели, что она одна могла удерживать мать от безумного отчаяния. Три недели Наташа безвыходно жила при матери, спала на кресле в ее комнате, поила, кормила ее и не переставая говорила с ней, – говорила, потому что один нежный, ласкающий голос ее успокоивал графиню.
Душевная рана матери не могла залечиться. Смерть Пети оторвала половину ее жизни. Через месяц после известия о смерти Пети, заставшего ее свежей и бодрой пятидесятилетней женщиной, она вышла из своей комнаты полумертвой и не принимающею участия в жизни – старухой. Но та же рана, которая наполовину убила графиню, эта новая рана вызвала Наташу к жизни.
Душевная рана, происходящая от разрыва духовного тела, точно так же, как и рана физическая, как ни странно это кажется, после того как глубокая рана зажила и кажется сошедшейся своими краями, рана душевная, как и физическая, заживает только изнутри выпирающею силой жизни.
Так же зажила рана Наташи. Она думала, что жизнь ее кончена. Но вдруг любовь к матери показала ей, что сущность ее жизни – любовь – еще жива в ней. Проснулась любовь, и проснулась жизнь.
Последние дни князя Андрея связали Наташу с княжной Марьей. Новое несчастье еще более сблизило их. Княжна Марья отложила свой отъезд и последние три недели, как за больным ребенком, ухаживала за Наташей. Последние недели, проведенные Наташей в комнате матери, надорвали ее физические силы.
Однажды княжна Марья, в середине дня, заметив, что Наташа дрожит в лихорадочном ознобе, увела ее к себе и уложила на своей постели. Наташа легла, но когда княжна Марья, опустив сторы, хотела выйти, Наташа подозвала ее к себе.
– Мне не хочется спать. Мари, посиди со мной.
– Ты устала – постарайся заснуть.
– Нет, нет. Зачем ты увела меня? Она спросит.
– Ей гораздо лучше. Она нынче так хорошо говорила, – сказала княжна Марья.
Наташа лежала в постели и в полутьме комнаты рассматривала лицо княжны Марьи.
«Похожа она на него? – думала Наташа. – Да, похожа и не похожа. Но она особенная, чужая, совсем новая, неизвестная. И она любит меня. Что у ней на душе? Все доброе. Но как? Как она думает? Как она на меня смотрит? Да, она прекрасная».
– Маша, – сказала она, робко притянув к себе ее руку. – Маша, ты не думай, что я дурная. Нет? Маша, голубушка. Как я тебя люблю. Будем совсем, совсем друзьями.
И Наташа, обнимая, стала целовать руки и лицо княжны Марьи. Княжна Марья стыдилась и радовалась этому выражению чувств Наташи.
С этого дня между княжной Марьей и Наташей установилась та страстная и нежная дружба, которая бывает только между женщинами. Они беспрестанно целовались, говорили друг другу нежные слова и большую часть времени проводили вместе. Если одна выходила, то другаябыла беспокойна и спешила присоединиться к ней. Они вдвоем чувствовали большее согласие между собой, чем порознь, каждая сама с собою. Между ними установилось чувство сильнейшее, чем дружба: это было исключительное чувство возможности жизни только в присутствии друг друга.
Иногда они молчали целые часы; иногда, уже лежа в постелях, они начинали говорить и говорили до утра. Они говорили большей частию о дальнем прошедшем. Княжна Марья рассказывала про свое детство, про свою мать, про своего отца, про свои мечтания; и Наташа, прежде с спокойным непониманием отворачивавшаяся от этой жизни, преданности, покорности, от поэзии христианского самоотвержения, теперь, чувствуя себя связанной любовью с княжной Марьей, полюбила и прошедшее княжны Марьи и поняла непонятную ей прежде сторону жизни. Она не думала прилагать к своей жизни покорность и самоотвержение, потому что она привыкла искать других радостей, но она поняла и полюбила в другой эту прежде непонятную ей добродетель. Для княжны Марьи, слушавшей рассказы о детстве и первой молодости Наташи, тоже открывалась прежде непонятная сторона жизни, вера в жизнь, в наслаждения жизни.
Они всё точно так же никогда не говорили про него с тем, чтобы не нарушать словами, как им казалось, той высоты чувства, которая была в них, а это умолчание о нем делало то, что понемногу, не веря этому, они забывали его.
Наташа похудела, побледнела и физически так стала слаба, что все постоянно говорили о ее здоровье, и ей это приятно было. Но иногда на нее неожиданно находил не только страх смерти, но страх болезни, слабости, потери красоты, и невольно она иногда внимательно разглядывала свою голую руку, удивляясь на ее худобу, или заглядывалась по утрам в зеркало на свое вытянувшееся, жалкое, как ей казалось, лицо. Ей казалось, что это так должно быть, и вместе с тем становилось страшно и грустно.
Один раз она скоро взошла наверх и тяжело запыхалась. Тотчас же невольно она придумала себе дело внизу и оттуда вбежала опять наверх, пробуя силы и наблюдая за собой.
Другой раз она позвала Дуняшу, и голос ее задребезжал. Она еще раз кликнула ее, несмотря на то, что она слышала ее шаги, – кликнула тем грудным голосом, которым она певала, и прислушалась к нему.
Она не знала этого, не поверила бы, но под казавшимся ей непроницаемым слоем ила, застлавшим ее душу, уже пробивались тонкие, нежные молодые иглы травы, которые должны были укорениться и так застлать своими жизненными побегами задавившее ее горе, что его скоро будет не видно и не заметно. Рана заживала изнутри. В конце января княжна Марья уехала в Москву, и граф настоял на том, чтобы Наташа ехала с нею, с тем чтобы посоветоваться с докторами.
После столкновения при Вязьме, где Кутузов не мог удержать свои войска от желания опрокинуть, отрезать и т. д., дальнейшее движение бежавших французов и за ними бежавших русских, до Красного, происходило без сражений. Бегство было так быстро, что бежавшая за французами русская армия не могла поспевать за ними, что лошади в кавалерии и артиллерии становились и что сведения о движении французов были всегда неверны.
Люди русского войска были так измучены этим непрерывным движением по сорок верст в сутки, что не могли двигаться быстрее.
Чтобы понять степень истощения русской армии, надо только ясно понять значение того факта, что, потеряв ранеными и убитыми во все время движения от Тарутина не более пяти тысяч человек, не потеряв сотни людей пленными, армия русская, вышедшая из Тарутина в числе ста тысяч, пришла к Красному в числе пятидесяти тысяч.
Быстрое движение русских за французами действовало на русскую армию точно так же разрушительно, как и бегство французов. Разница была только в том, что русская армия двигалась произвольно, без угрозы погибели, которая висела над французской армией, и в том, что отсталые больные у французов оставались в руках врага, отсталые русские оставались у себя дома. Главная причина уменьшения армии Наполеона была быстрота движения, и несомненным доказательством тому служит соответственное уменьшение русских войск.
Вся деятельность Кутузова, как это было под Тарутиным и под Вязьмой, была направлена только к тому, чтобы, – насколько то было в его власти, – не останавливать этого гибельного для французов движения (как хотели в Петербурге и в армии русские генералы), а содействовать ему и облегчить движение своих войск.
Но, кроме того, со времени выказавшихся в войсках утомления и огромной убыли, происходивших от быстроты движения, еще другая причина представлялась Кутузову для замедления движения войск и для выжидания. Цель русских войск была – следование за французами. Путь французов был неизвестен, и потому, чем ближе следовали наши войска по пятам французов, тем больше они проходили расстояния. Только следуя в некотором расстоянии, можно было по кратчайшему пути перерезывать зигзаги, которые делали французы. Все искусные маневры, которые предлагали генералы, выражались в передвижениях войск, в увеличении переходов, а единственно разумная цель состояла в том, чтобы уменьшить эти переходы. И к этой цели во всю кампанию, от Москвы до Вильны, была направлена деятельность Кутузова – не случайно, не временно, но так последовательно, что он ни разу не изменил ей.
Кутузов знал не умом или наукой, а всем русским существом своим знал и чувствовал то, что чувствовал каждый русский солдат, что французы побеждены, что враги бегут и надо выпроводить их; но вместе с тем он чувствовал, заодно с солдатами, всю тяжесть этого, неслыханного по быстроте и времени года, похода.
Но генералам, в особенности не русским, желавшим отличиться, удивить кого то, забрать в плен для чего то какого нибудь герцога или короля, – генералам этим казалось теперь, когда всякое сражение было и гадко и бессмысленно, им казалось, что теперь то самое время давать сражения и побеждать кого то. Кутузов только пожимал плечами, когда ему один за другим представляли проекты маневров с теми дурно обутыми, без полушубков, полуголодными солдатами, которые в один месяц, без сражений, растаяли до половины и с которыми, при наилучших условиях продолжающегося бегства, надо было пройти до границы пространство больше того, которое было пройдено.
В особенности это стремление отличиться и маневрировать, опрокидывать и отрезывать проявлялось тогда, когда русские войска наталкивались на войска французов.
Так это случилось под Красным, где думали найти одну из трех колонн французов и наткнулись на самого Наполеона с шестнадцатью тысячами. Несмотря на все средства, употребленные Кутузовым, для того чтобы избавиться от этого пагубного столкновения и чтобы сберечь свои войска, три дня у Красного продолжалось добивание разбитых сборищ французов измученными людьми русской армии.
Толь написал диспозицию: die erste Colonne marschiert [первая колонна направится туда то] и т. д. И, как всегда, сделалось все не по диспозиции. Принц Евгений Виртембергский расстреливал с горы мимо бегущие толпы французов и требовал подкрепления, которое не приходило. Французы, по ночам обегая русских, рассыпались, прятались в леса и пробирались, кто как мог, дальше.
Милорадович, который говорил, что он знать ничего не хочет о хозяйственных делах отряда, которого никогда нельзя было найти, когда его было нужно, «chevalier sans peur et sans reproche» [«рыцарь без страха и упрека»], как он сам называл себя, и охотник до разговоров с французами, посылал парламентеров, требуя сдачи, и терял время и делал не то, что ему приказывали.
– Дарю вам, ребята, эту колонну, – говорил он, подъезжая к войскам и указывая кавалеристам на французов. И кавалеристы на худых, ободранных, еле двигающихся лошадях, подгоняя их шпорами и саблями, рысцой, после сильных напряжений, подъезжали к подаренной колонне, то есть к толпе обмороженных, закоченевших и голодных французов; и подаренная колонна кидала оружие и сдавалась, чего ей уже давно хотелось.
Под Красным взяли двадцать шесть тысяч пленных, сотни пушек, какую то палку, которую называли маршальским жезлом, и спорили о том, кто там отличился, и были этим довольны, но очень сожалели о том, что не взяли Наполеона или хоть какого нибудь героя, маршала, и упрекали в этом друг друга и в особенности Кутузова.
Люди эти, увлекаемые своими страстями, были слепыми исполнителями только самого печального закона необходимости; но они считали себя героями и воображали, что то, что они делали, было самое достойное и благородное дело. Они обвиняли Кутузова и говорили, что он с самого начала кампании мешал им победить Наполеона, что он думает только об удовлетворении своих страстей и не хотел выходить из Полотняных Заводов, потому что ему там было покойно; что он под Красным остановил движенье только потому, что, узнав о присутствии Наполеона, он совершенно потерялся; что можно предполагать, что он находится в заговоре с Наполеоном, что он подкуплен им, [Записки Вильсона. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ] и т. д., и т. д.
Мало того, что современники, увлекаемые страстями, говорили так, – потомство и история признали Наполеона grand, a Кутузова: иностранцы – хитрым, развратным, слабым придворным стариком; русские – чем то неопределенным – какой то куклой, полезной только по своему русскому имени…
В 12 м и 13 м годах Кутузова прямо обвиняли за ошибки. Государь был недоволен им. И в истории, написанной недавно по высочайшему повелению, сказано, что Кутузов был хитрый придворный лжец, боявшийся имени Наполеона и своими ошибками под Красным и под Березиной лишивший русские войска славы – полной победы над французами. [История 1812 года Богдановича: характеристика Кутузова и рассуждение о неудовлетворительности результатов Красненских сражений. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ]
Такова судьба не великих людей, не grand homme, которых не признает русский ум, а судьба тех редких, всегда одиноких людей, которые, постигая волю провидения, подчиняют ей свою личную волю. Ненависть и презрение толпы наказывают этих людей за прозрение высших законов.
Для русских историков – странно и страшно сказать – Наполеон – это ничтожнейшее орудие истории – никогда и нигде, даже в изгнании, не выказавший человеческого достоинства, – Наполеон есть предмет восхищения и восторга; он grand. Кутузов же, тот человек, который от начала и до конца своей деятельности в 1812 году, от Бородина и до Вильны, ни разу ни одним действием, ни словом не изменяя себе, являет необычайный s истории пример самоотвержения и сознания в настоящем будущего значения события, – Кутузов представляется им чем то неопределенным и жалким, и, говоря о Кутузове и 12 м годе, им всегда как будто немножко стыдно.
А между тем трудно себе представить историческое лицо, деятельность которого так неизменно постоянно была бы направлена к одной и той же цели. Трудно вообразить себе цель, более достойную и более совпадающую с волею всего народа. Еще труднее найти другой пример в истории, где бы цель, которую поставило себе историческое лицо, была бы так совершенно достигнута, как та цель, к достижению которой была направлена вся деятельность Кутузова в 1812 году.
Кутузов никогда не говорил о сорока веках, которые смотрят с пирамид, о жертвах, которые он приносит отечеству, о том, что он намерен совершить или совершил: он вообще ничего не говорил о себе, не играл никакой роли, казался всегда самым простым и обыкновенным человеком и говорил самые простые и обыкновенные вещи. Он писал письма своим дочерям и m me Stael, читал романы, любил общество красивых женщин, шутил с генералами, офицерами и солдатами и никогда не противоречил тем людям, которые хотели ему что нибудь доказывать. Когда граф Растопчин на Яузском мосту подскакал к Кутузову с личными упреками о том, кто виноват в погибели Москвы, и сказал: «Как же вы обещали не оставлять Москвы, не дав сраженья?» – Кутузов отвечал: «Я и не оставлю Москвы без сражения», несмотря на то, что Москва была уже оставлена. Когда приехавший к нему от государя Аракчеев сказал, что надо бы Ермолова назначить начальником артиллерии, Кутузов отвечал: «Да, я и сам только что говорил это», – хотя он за минуту говорил совсем другое. Какое дело было ему, одному понимавшему тогда весь громадный смысл события, среди бестолковой толпы, окружавшей его, какое ему дело было до того, к себе или к нему отнесет граф Растопчин бедствие столицы? Еще менее могло занимать его то, кого назначат начальником артиллерии.
Не только в этих случаях, но беспрестанно этот старый человек дошедший опытом жизни до убеждения в том, что мысли и слова, служащие им выражением, не суть двигатели людей, говорил слова совершенно бессмысленные – первые, которые ему приходили в голову.
Но этот самый человек, так пренебрегавший своими словами, ни разу во всю свою деятельность не сказал ни одного слова, которое было бы не согласно с той единственной целью, к достижению которой он шел во время всей войны. Очевидно, невольно, с тяжелой уверенностью, что не поймут его, он неоднократно в самых разнообразных обстоятельствах высказывал свою мысль. Начиная от Бородинского сражения, с которого начался его разлад с окружающими, он один говорил, что Бородинское сражение есть победа, и повторял это и изустно, и в рапортах, и донесениях до самой своей смерти. Он один сказал, что потеря Москвы не есть потеря России. Он в ответ Лористону на предложение о мире отвечал, что мира не может быть, потому что такова воля народа; он один во время отступления французов говорил, что все наши маневры не нужны, что все сделается само собой лучше, чем мы того желаем, что неприятелю надо дать золотой мост, что ни Тарутинское, ни Вяземское, ни Красненское сражения не нужны, что с чем нибудь надо прийти на границу, что за десять французов он не отдаст одного русского.
И он один, этот придворный человек, как нам изображают его, человек, который лжет Аракчееву с целью угодить государю, – он один, этот придворный человек, в Вильне, тем заслуживая немилость государя, говорит, что дальнейшая война за границей вредна и бесполезна.
Но одни слова не доказали бы, что он тогда понимал значение события. Действия его – все без малейшего отступления, все были направлены к одной и той же цели, выражающейся в трех действиях: 1) напрячь все свои силы для столкновения с французами, 2) победить их и 3) изгнать из России, облегчая, насколько возможно, бедствия народа и войска.
Он, тот медлитель Кутузов, которого девиз есть терпение и время, враг решительных действий, он дает Бородинское сражение, облекая приготовления к нему в беспримерную торжественность. Он, тот Кутузов, который в Аустерлицком сражении, прежде начала его, говорит, что оно будет проиграно, в Бородине, несмотря на уверения генералов о том, что сражение проиграно, несмотря на неслыханный в истории пример того, что после выигранного сражения войско должно отступать, он один, в противность всем, до самой смерти утверждает, что Бородинское сражение – победа. Он один во все время отступления настаивает на том, чтобы не давать сражений, которые теперь бесполезны, не начинать новой войны и не переходить границ России.
Теперь понять значение события, если только не прилагать к деятельности масс целей, которые были в голове десятка людей, легко, так как все событие с его последствиями лежит перед нами.
Но каким образом тогда этот старый человек, один, в противность мнения всех, мог угадать, так верно угадал тогда значение народного смысла события, что ни разу во всю свою деятельность не изменил ему?
Источник этой необычайной силы прозрения в смысл совершающихся явлений лежал в том народном чувстве, которое он носил в себе во всей чистоте и силе его.
Только признание в нем этого чувства заставило народ такими странными путями из в немилости находящегося старика выбрать его против воли царя в представители народной войны. И только это чувство поставило его на ту высшую человеческую высоту, с которой он, главнокомандующий, направлял все свои силы не на то, чтоб убивать и истреблять людей, а на то, чтобы спасать и жалеть их.
Простая, скромная и потому истинно величественная фигура эта не могла улечься в ту лживую форму европейского героя, мнимо управляющего людьми, которую придумала история.
Для лакея не может быть великого человека, потому что у лакея свое понятие о величии.
5 ноября был первый день так называемого Красненского сражения. Перед вечером, когда уже после многих споров и ошибок генералов, зашедших не туда, куда надо; после рассылок адъютантов с противуприказаниями, когда уже стало ясно, что неприятель везде бежит и сражения не может быть и не будет, Кутузов выехал из Красного и поехал в Доброе, куда была переведена в нынешний день главная квартира.
День был ясный, морозный. Кутузов с огромной свитой недовольных им, шушукающихся за ним генералов, верхом на своей жирной белой лошадке ехал к Доброму. По всей дороге толпились, отогреваясь у костров, партии взятых нынешний день французских пленных (их взято было в этот день семь тысяч). Недалеко от Доброго огромная толпа оборванных, обвязанных и укутанных чем попало пленных гудела говором, стоя на дороге подле длинного ряда отпряженных французских орудий. При приближении главнокомандующего говор замолк, и все глаза уставились на Кутузова, который в своей белой с красным околышем шапке и ватной шинели, горбом сидевшей на его сутуловатых плечах, медленно подвигался по дороге. Один из генералов докладывал Кутузову, где взяты орудия и пленные.
Кутузов, казалось, чем то озабочен и не слышал слов генерала. Он недовольно щурился и внимательно и пристально вглядывался в те фигуры пленных, которые представляли особенно жалкий вид. Большая часть лиц французских солдат были изуродованы отмороженными носами и щеками, и почти у всех были красные, распухшие и гноившиеся глаза.
Одна кучка французов стояла близко у дороги, и два солдата – лицо одного из них было покрыто болячками – разрывали руками кусок сырого мяса. Что то было страшное и животное в том беглом взгляде, который они бросили на проезжавших, и в том злобном выражении, с которым солдат с болячками, взглянув на Кутузова, тотчас же отвернулся и продолжал свое дело.
Кутузов долго внимательно поглядел на этих двух солдат; еще более сморщившись, он прищурил глаза и раздумчиво покачал головой. В другом месте он заметил русского солдата, который, смеясь и трепля по плечу француза, что то ласково говорил ему. Кутузов опять с тем же выражением покачал головой.
– Что ты говоришь? Что? – спросил он у генерала, продолжавшего докладывать и обращавшего внимание главнокомандующего на французские взятые знамена, стоявшие перед фронтом Преображенского полка.
– А, знамена! – сказал Кутузов, видимо с трудом отрываясь от предмета, занимавшего его мысли. Он рассеянно оглянулся. Тысячи глаз со всех сторон, ожидая его сло ва, смотрели на него.
Перед Преображенским полком он остановился, тяжело вздохнул и закрыл глаза. Кто то из свиты махнул, чтобы державшие знамена солдаты подошли и поставили их древками знамен вокруг главнокомандующего. Кутузов помолчал несколько секунд и, видимо неохотно, подчиняясь необходимости своего положения, поднял голову и начал говорить. Толпы офицеров окружили его. Он внимательным взглядом обвел кружок офицеров, узнав некоторых из них.
– Благодарю всех! – сказал он, обращаясь к солдатам и опять к офицерам. В тишине, воцарившейся вокруг него, отчетливо слышны были его медленно выговариваемые слова. – Благодарю всех за трудную и верную службу. Победа совершенная, и Россия не забудет вас. Вам слава вовеки! – Он помолчал, оглядываясь.
– Нагни, нагни ему голову то, – сказал он солдату, державшему французского орла и нечаянно опустившему его перед знаменем преображенцев. – Пониже, пониже, так то вот. Ура! ребята, – быстрым движением подбородка обратись к солдатам, проговорил он.
– Ура ра ра! – заревели тысячи голосов. Пока кричали солдаты, Кутузов, согнувшись на седле, склонил голову, и глаз его засветился кротким, как будто насмешливым, блеском.
– Вот что, братцы, – сказал он, когда замолкли голоса…
И вдруг голос и выражение лица его изменились: перестал говорить главнокомандующий, а заговорил простой, старый человек, очевидно что то самое нужное желавший сообщить теперь своим товарищам.
В толпе офицеров и в рядах солдат произошло движение, чтобы яснее слышать то, что он скажет теперь.
– А вот что, братцы. Я знаю, трудно вам, да что же делать! Потерпите; недолго осталось. Выпроводим гостей, отдохнем тогда. За службу вашу вас царь не забудет. Вам трудно, да все же вы дома; а они – видите, до чего они дошли, – сказал он, указывая на пленных. – Хуже нищих последних. Пока они были сильны, мы себя не жалели, а теперь их и пожалеть можно. Тоже и они люди. Так, ребята?
Он смотрел вокруг себя, и в упорных, почтительно недоумевающих, устремленных на него взглядах он читал сочувствие своим словам: лицо его становилось все светлее и светлее от старческой кроткой улыбки, звездами морщившейся в углах губ и глаз. Он помолчал и как бы в недоумении опустил голову.
– А и то сказать, кто же их к нам звал? Поделом им, м… и… в г…. – вдруг сказал он, подняв голову. И, взмахнув нагайкой, он галопом, в первый раз во всю кампанию, поехал прочь от радостно хохотавших и ревевших ура, расстроивавших ряды солдат.
Слова, сказанные Кутузовым, едва ли были поняты войсками. Никто не сумел бы передать содержания сначала торжественной и под конец простодушно стариковской речи фельдмаршала; но сердечный смысл этой речи не только был понят, но то самое, то самое чувство величественного торжества в соединении с жалостью к врагам и сознанием своей правоты, выраженное этим, именно этим стариковским, добродушным ругательством, – это самое (чувство лежало в душе каждого солдата и выразилось радостным, долго не умолкавшим криком. Когда после этого один из генералов с вопросом о том, не прикажет ли главнокомандующий приехать коляске, обратился к нему, Кутузов, отвечая, неожиданно всхлипнул, видимо находясь в сильном волнении.
8 го ноября последний день Красненских сражений; уже смерклось, когда войска пришли на место ночлега. Весь день был тихий, морозный, с падающим легким, редким снегом; к вечеру стало выясняться. Сквозь снежинки виднелось черно лиловое звездное небо, и мороз стал усиливаться.
Мушкатерский полк, вышедший из Тарутина в числе трех тысяч, теперь, в числе девятисот человек, пришел одним из первых на назначенное место ночлега, в деревне на большой дороге. Квартиргеры, встретившие полк, объявили, что все избы заняты больными и мертвыми французами, кавалеристами и штабами. Была только одна изба для полкового командира.
Полковой командир подъехал к своей избе. Полк прошел деревню и у крайних изб на дороге поставил ружья в козлы.
Как огромное, многочленное животное, полк принялся за работу устройства своего логовища и пищи. Одна часть солдат разбрелась, по колено в снегу, в березовый лес, бывший вправо от деревни, и тотчас же послышались в лесу стук топоров, тесаков, треск ломающихся сучьев и веселые голоса; другая часть возилась около центра полковых повозок и лошадей, поставленных в кучку, доставая котлы, сухари и задавая корм лошадям; третья часть рассыпалась в деревне, устраивая помещения штабным, выбирая мертвые тела французов, лежавшие по избам, и растаскивая доски, сухие дрова и солому с крыш для костров и плетни для защиты.
Человек пятнадцать солдат за избами, с края деревни, с веселым криком раскачивали высокий плетень сарая, с которого снята уже была крыша.
– Ну, ну, разом, налегни! – кричали голоса, и в темноте ночи раскачивалось с морозным треском огромное, запорошенное снегом полотно плетня. Чаще и чаще трещали нижние колья, и, наконец, плетень завалился вместе с солдатами, напиравшими на него. Послышался громкий грубо радостный крик и хохот.
– Берись по двое! рочаг подавай сюда! вот так то. Куда лезешь то?
– Ну, разом… Да стой, ребята!.. С накрика!
Все замолкли, и негромкий, бархатно приятный голос запел песню. В конце третьей строфы, враз с окончанием последнего звука, двадцать голосов дружно вскрикнули: «Уууу! Идет! Разом! Навались, детки!..» Но, несмотря на дружные усилия, плетень мало тронулся, и в установившемся молчании слышалось тяжелое пыхтенье.
– Эй вы, шестой роты! Черти, дьяволы! Подсоби… тоже мы пригодимся.
Шестой роты человек двадцать, шедшие в деревню, присоединились к тащившим; и плетень, саженей в пять длины и в сажень ширины, изогнувшись, надавя и режа плечи пыхтевших солдат, двинулся вперед по улице деревни.
– Иди, что ли… Падай, эка… Чего стал? То то… Веселые, безобразные ругательства не замолкали.
– Вы чего? – вдруг послышался начальственный голос солдата, набежавшего на несущих.
– Господа тут; в избе сам анарал, а вы, черти, дьяволы, матершинники. Я вас! – крикнул фельдфебель и с размаху ударил в спину первого подвернувшегося солдата. – Разве тихо нельзя?
Солдаты замолкли. Солдат, которого ударил фельдфебель, стал, покряхтывая, обтирать лицо, которое он в кровь разодрал, наткнувшись на плетень.
– Вишь, черт, дерется как! Аж всю морду раскровянил, – сказал он робким шепотом, когда отошел фельдфебель.
– Али не любишь? – сказал смеющийся голос; и, умеряя звуки голосов, солдаты пошли дальше. Выбравшись за деревню, они опять заговорили так же громко, пересыпая разговор теми же бесцельными ругательствами.
В избе, мимо которой проходили солдаты, собралось высшее начальство, и за чаем шел оживленный разговор о прошедшем дне и предполагаемых маневрах будущего. Предполагалось сделать фланговый марш влево, отрезать вице короля и захватить его.
Когда солдаты притащили плетень, уже с разных сторон разгорались костры кухонь. Трещали дрова, таял снег, и черные тени солдат туда и сюда сновали по всему занятому, притоптанному в снегу, пространству.
Топоры, тесаки работали со всех сторон. Все делалось без всякого приказания. Тащились дрова про запас ночи, пригораживались шалашики начальству, варились котелки, справлялись ружья и амуниция.
Притащенный плетень осьмою ротой поставлен полукругом со стороны севера, подперт сошками, и перед ним разложен костер. Пробили зарю, сделали расчет, поужинали и разместились на ночь у костров – кто чиня обувь, кто куря трубку, кто, донага раздетый, выпаривая вшей.
Казалось бы, что в тех, почти невообразимо тяжелых условиях существования, в которых находились в то время русские солдаты, – без теплых сапог, без полушубков, без крыши над головой, в снегу при 18° мороза, без полного даже количества провианта, не всегда поспевавшего за армией, – казалось, солдаты должны бы были представлять самое печальное и унылое зрелище.
Напротив, никогда, в самых лучших материальных условиях, войско не представляло более веселого, оживленного зрелища. Это происходило оттого, что каждый день выбрасывалось из войска все то, что начинало унывать или слабеть. Все, что было физически и нравственно слабого, давно уже осталось назади: оставался один цвет войска – по силе духа и тела.
К осьмой роте, пригородившей плетень, собралось больше всего народа. Два фельдфебеля присели к ним, и костер их пылал ярче других. Они требовали за право сиденья под плетнем приношения дров.
– Эй, Макеев, что ж ты …. запропал или тебя волки съели? Неси дров то, – кричал один краснорожий рыжий солдат, щурившийся и мигавший от дыма, но не отодвигавшийся от огня. – Поди хоть ты, ворона, неси дров, – обратился этот солдат к другому. Рыжий был не унтер офицер и не ефрейтор, но был здоровый солдат, и потому повелевал теми, которые были слабее его. Худенький, маленький, с вострым носиком солдат, которого назвали вороной, покорно встал и пошел было исполнять приказание, но в это время в свет костра вступила уже тонкая красивая фигура молодого солдата, несшего беремя дров.
– Давай сюда. Во важно то!
Дрова наломали, надавили, поддули ртами и полами шинелей, и пламя зашипело и затрещало. Солдаты, придвинувшись, закурили трубки. Молодой, красивый солдат, который притащил дрова, подперся руками в бока и стал быстро и ловко топотать озябшими ногами на месте.
– Ах, маменька, холодная роса, да хороша, да в мушкатера… – припевал он, как будто икая на каждом слоге песни.
– Эй, подметки отлетят! – крикнул рыжий, заметив, что у плясуна болталась подметка. – Экой яд плясать!
Плясун остановился, оторвал болтавшуюся кожу и бросил в огонь.
– И то, брат, – сказал он; и, сев, достал из ранца обрывок французского синего сукна и стал обвертывать им ногу. – С пару зашлись, – прибавил он, вытягивая ноги к огню.
– Скоро новые отпустят. Говорят, перебьем до копца, тогда всем по двойному товару.
– А вишь, сукин сын Петров, отстал таки, – сказал фельдфебель.
– Я его давно замечал, – сказал другой.
– Да что, солдатенок…
– А в третьей роте, сказывали, за вчерашний день девять человек недосчитали.
– Да, вот суди, как ноги зазнобишь, куда пойдешь?
– Э, пустое болтать! – сказал фельдфебель.
– Али и тебе хочется того же? – сказал старый солдат, с упреком обращаясь к тому, который сказал, что ноги зазнобил.
– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.
Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.
– Что? Не будешь? – насмешливо подмигнув, сказал один солдат, обращаясь к Рамбалю.
– Э, дурак! Что врешь нескладно! То то мужик, право, мужик, – послышались с разных сторон упреки пошутившему солдату. Рамбаля окружили, подняли двое на руки, перехватившись ими, и понесли в избу. Рамбаль обнял шеи солдат и, когда его понесли, жалобно заговорил:
– Oh, nies braves, oh, mes bons, mes bons amis! Voila des hommes! oh, mes braves, mes bons amis! [О молодцы! О мои добрые, добрые друзья! Вот люди! О мои добрые друзья!] – и, как ребенок, головой склонился на плечо одному солдату.
Между тем Морель сидел на лучшем месте, окруженный солдатами.
Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.
– Ну ка, ну ка, научи, как? Я живо перейму. Как?.. – говорил шутник песенник, которого обнимал Морель.
Vive Henri Quatre,
Vive ce roi vaillanti –
[Да здравствует Генрих Четвертый!
Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.
Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.
Назади была верная погибель; впереди была надежда. Корабли были сожжены; не было другого спасения, кроме совокупного бегства, и на это совокупное бегство были устремлены все силы французов.
Чем дальше бежали французы, чем жальче были их остатки, в особенности после Березины, на которую, вследствие петербургского плана, возлагались особенные надежды, тем сильнее разгорались страсти русских начальников, обвинявших друг друга и в особенности Кутузова. Полагая, что неудача Березинского петербургского плана будет отнесена к нему, недовольство им, презрение к нему и подтрунивание над ним выражались сильнее и сильнее. Подтрунивание и презрение, само собой разумеется, выражалось в почтительной форме, в той форме, в которой Кутузов не мог и спросить, в чем и за что его обвиняют. С ним не говорили серьезно; докладывая ему и спрашивая его разрешения, делали вид исполнения печального обряда, а за спиной его подмигивали и на каждом шагу старались его обманывать.
Всеми этими людьми, именно потому, что они не могли понимать его, было признано, что со стариком говорить нечего; что он никогда не поймет всего глубокомыслия их планов; что он будет отвечать свои фразы (им казалось, что это только фразы) о золотом мосте, о том, что за границу нельзя прийти с толпой бродяг, и т. п. Это всё они уже слышали от него. И все, что он говорил: например, то, что надо подождать провиант, что люди без сапог, все это было так просто, а все, что они предлагали, было так сложно и умно, что очевидно было для них, что он был глуп и стар, а они были не властные, гениальные полководцы.
В особенности после соединения армий блестящего адмирала и героя Петербурга Витгенштейна это настроение и штабная сплетня дошли до высших пределов. Кутузов видел это и, вздыхая, пожимал только плечами. Только один раз, после Березины, он рассердился и написал Бенигсену, доносившему отдельно государю, следующее письмо:
«По причине болезненных ваших припадков, извольте, ваше высокопревосходительство, с получения сего, отправиться в Калугу, где и ожидайте дальнейшего повеления и назначения от его императорского величества».
Но вслед за отсылкой Бенигсена к армии приехал великий князь Константин Павлович, делавший начало кампании и удаленный из армии Кутузовым. Теперь великий князь, приехав к армии, сообщил Кутузову о неудовольствии государя императора за слабые успехи наших войск и за медленность движения. Государь император сам на днях намеревался прибыть к армии.
Старый человек, столь же опытный в придворном деле, как и в военном, тот Кутузов, который в августе того же года был выбран главнокомандующим против воли государя, тот, который удалил наследника и великого князя из армии, тот, который своей властью, в противность воле государя, предписал оставление Москвы, этот Кутузов теперь тотчас же понял, что время его кончено, что роль его сыграна и что этой мнимой власти у него уже нет больше. И не по одним придворным отношениям он понял это. С одной стороны, он видел, что военное дело, то, в котором он играл свою роль, – кончено, и чувствовал, что его призвание исполнено. С другой стороны, он в то же самое время стал чувствовать физическую усталость в своем старом теле и необходимость физического отдыха.
29 ноября Кутузов въехал в Вильно – в свою добрую Вильну, как он говорил. Два раза в свою службу Кутузов был в Вильне губернатором. В богатой уцелевшей Вильне, кроме удобств жизни, которых так давно уже он был лишен, Кутузов нашел старых друзей и воспоминания. И он, вдруг отвернувшись от всех военных и государственных забот, погрузился в ровную, привычную жизнь настолько, насколько ему давали покоя страсти, кипевшие вокруг него, как будто все, что совершалось теперь и имело совершиться в историческом мире, нисколько его не касалось.
Чичагов, один из самых страстных отрезывателей и опрокидывателей, Чичагов, который хотел сначала сделать диверсию в Грецию, а потом в Варшаву, но никак не хотел идти туда, куда ему было велено, Чичагов, известный своею смелостью речи с государем, Чичагов, считавший Кутузова собою облагодетельствованным, потому что, когда он был послан в 11 м году для заключения мира с Турцией помимо Кутузова, он, убедившись, что мир уже заключен, признал перед государем, что заслуга заключения мира принадлежит Кутузову; этот то Чичагов первый встретил Кутузова в Вильне у замка, в котором должен был остановиться Кутузов. Чичагов в флотском вицмундире, с кортиком, держа фуражку под мышкой, подал Кутузову строевой рапорт и ключи от города. То презрительно почтительное отношение молодежи к выжившему из ума старику выражалось в высшей степени во всем обращении Чичагова, знавшего уже обвинения, взводимые на Кутузова.
Разговаривая с Чичаговым, Кутузов, между прочим, сказал ему, что отбитые у него в Борисове экипажи с посудою целы и будут возвращены ему.
– C'est pour me dire que je n'ai pas sur quoi manger… Je puis au contraire vous fournir de tout dans le cas meme ou vous voudriez donner des diners, [Вы хотите мне сказать, что мне не на чем есть. Напротив, могу вам служить всем, даже если бы вы захотели давать обеды.] – вспыхнув, проговорил Чичагов, каждым словом своим желавший доказать свою правоту и потому предполагавший, что и Кутузов был озабочен этим самым. Кутузов улыбнулся своей тонкой, проницательной улыбкой и, пожав плечами, отвечал: – Ce n'est que pour vous dire ce que je vous dis. [Я хочу сказать только то, что говорю.]
В Вильне Кутузов, в противность воле государя, остановил большую часть войск. Кутузов, как говорили его приближенные, необыкновенно опустился и физически ослабел в это свое пребывание в Вильне. Он неохотно занимался делами по армии, предоставляя все своим генералам и, ожидая государя, предавался рассеянной жизни.
Выехав с своей свитой – графом Толстым, князем Волконским, Аракчеевым и другими, 7 го декабря из Петербурга, государь 11 го декабря приехал в Вильну и в дорожных санях прямо подъехал к замку. У замка, несмотря на сильный мороз, стояло человек сто генералов и штабных офицеров в полной парадной форме и почетный караул Семеновского полка.
Курьер, подскакавший к замку на потной тройке, впереди государя, прокричал: «Едет!» Коновницын бросился в сени доложить Кутузову, дожидавшемуся в маленькой швейцарской комнатке.
Через минуту толстая большая фигура старика, в полной парадной форме, со всеми регалиями, покрывавшими грудь, и подтянутым шарфом брюхом, перекачиваясь, вышла на крыльцо. Кутузов надел шляпу по фронту, взял в руки перчатки и бочком, с трудом переступая вниз ступеней, сошел с них и взял в руку приготовленный для подачи государю рапорт.
Беготня, шепот, еще отчаянно пролетевшая тройка, и все глаза устремились на подскакивающие сани, в которых уже видны были фигуры государя и Волконского.
Все это по пятидесятилетней привычке физически тревожно подействовало на старого генерала; он озабоченно торопливо ощупал себя, поправил шляпу и враз, в ту минуту как государь, выйдя из саней, поднял к нему глаза, подбодрившись и вытянувшись, подал рапорт и стал говорить своим мерным, заискивающим голосом.
Государь быстрым взглядом окинул Кутузова с головы до ног, на мгновенье нахмурился, но тотчас же, преодолев себя, подошел и, расставив руки, обнял старого генерала. Опять по старому, привычному впечатлению и по отношению к задушевной мысли его, объятие это, как и обыкновенно, подействовало на Кутузова: он всхлипнул.
Государь поздоровался с офицерами, с Семеновским караулом и, пожав еще раз за руку старика, пошел с ним в замок.
Оставшись наедине с фельдмаршалом, государь высказал ему свое неудовольствие за медленность преследования, за ошибки в Красном и на Березине и сообщил свои соображения о будущем походе за границу. Кутузов не делал ни возражений, ни замечаний. То самое покорное и бессмысленное выражение, с которым он, семь лет тому назад, выслушивал приказания государя на Аустерлицком поле, установилось теперь на его лице.
Когда Кутузов вышел из кабинета и своей тяжелой, ныряющей походкой, опустив голову, пошел по зале, чей то голос остановил его.
– Ваша светлость, – сказал кто то.
Кутузов поднял голову и долго смотрел в глаза графу Толстому, который, с какой то маленькою вещицей на серебряном блюде, стоял перед ним. Кутузов, казалось, не понимал, чего от него хотели.
Вдруг он как будто вспомнил: чуть заметная улыбка мелькнула на его пухлом лице, и он, низко, почтительно наклонившись, взял предмет, лежавший на блюде. Это был Георгий 1 й степени.
На другой день были у фельдмаршала обед и бал, которые государь удостоил своим присутствием. Кутузову пожалован Георгий 1 й степени; государь оказывал ему высочайшие почести; но неудовольствие государя против фельдмаршала было известно каждому. Соблюдалось приличие, и государь показывал первый пример этого; но все знали, что старик виноват и никуда не годится. Когда на бале Кутузов, по старой екатерининской привычке, при входе государя в бальную залу велел к ногам его повергнуть взятые знамена, государь неприятно поморщился и проговорил слова, в которых некоторые слышали: «старый комедиант».
Неудовольствие государя против Кутузова усилилось в Вильне в особенности потому, что Кутузов, очевидно, не хотел или не мог понимать значение предстоящей кампании.
Когда на другой день утром государь сказал собравшимся у него офицерам: «Вы спасли не одну Россию; вы спасли Европу», – все уже тогда поняли, что война не кончена.
Один Кутузов не хотел понимать этого и открыто говорил свое мнение о том, что новая война не может улучшить положение и увеличить славу России, а только может ухудшить ее положение и уменьшить ту высшую степень славы, на которой, по его мнению, теперь стояла Россия. Он старался доказать государю невозможность набрания новых войск; говорил о тяжелом положении населений, о возможности неудач и т. п.
При таком настроении фельдмаршал, естественно, представлялся только помехой и тормозом предстоящей войны.
Для избежания столкновений со стариком сам собою нашелся выход, состоящий в том, чтобы, как в Аустерлице и как в начале кампании при Барклае, вынуть из под главнокомандующего, не тревожа его, не объявляя ему о том, ту почву власти, на которой он стоял, и перенести ее к самому государю.
С этою целью понемногу переформировался штаб, и вся существенная сила штаба Кутузова была уничтожена и перенесена к государю. Толь, Коновницын, Ермолов – получили другие назначения. Все громко говорили, что фельдмаршал стал очень слаб и расстроен здоровьем.
Ему надо было быть слабым здоровьем, для того чтобы передать свое место тому, кто заступал его. И действительно, здоровье его было слабо.
Как естественно, и просто, и постепенно явился Кутузов из Турции в казенную палату Петербурга собирать ополчение и потом в армию, именно тогда, когда он был необходим, точно так же естественно, постепенно и просто теперь, когда роль Кутузова была сыграна, на место его явился новый, требовавшийся деятель.
Война 1812 го года, кроме своего дорогого русскому сердцу народного значения, должна была иметь другое – европейское.
За движением народов с запада на восток должно было последовать движение народов с востока на запад, и для этой новой войны нужен был новый деятель, имеющий другие, чем Кутузов, свойства, взгляды, движимый другими побуждениями.
Александр Первый для движения народов с востока на запад и для восстановления границ народов был так же необходим, как необходим был Кутузов для спасения и славы России.
Кутузов не понимал того, что значило Европа, равновесие, Наполеон. Он не мог понимать этого. Представителю русского народа, после того как враг был уничтожен, Россия освобождена и поставлена на высшую степень своей славы, русскому человеку, как русскому, делать больше было нечего. Представителю народной войны ничего не оставалось, кроме смерти. И он умер.
Пьер, как это большею частью бывает, почувствовал всю тяжесть физических лишений и напряжений, испытанных в плену, только тогда, когда эти напряжения и лишения кончились. После своего освобождения из плена он приехал в Орел и на третий день своего приезда, в то время как он собрался в Киев, заболел и пролежал больным в Орле три месяца; с ним сделалась, как говорили доктора, желчная горячка. Несмотря на то, что доктора лечили его, пускали кровь и давали пить лекарства, он все таки выздоровел.
Все, что было с Пьером со времени освобождения и до болезни, не оставило в нем почти никакого впечатления. Он помнил только серую, мрачную, то дождливую, то снежную погоду, внутреннюю физическую тоску, боль в ногах, в боку; помнил общее впечатление несчастий, страданий людей; помнил тревожившее его любопытство офицеров, генералов, расспрашивавших его, свои хлопоты о том, чтобы найти экипаж и лошадей, и, главное, помнил свою неспособность мысли и чувства в то время. В день своего освобождения он видел труп Пети Ростова. В тот же день он узнал, что князь Андрей был жив более месяца после Бородинского сражения и только недавно умер в Ярославле, в доме Ростовых. И в тот же день Денисов, сообщивший эту новость Пьеру, между разговором упомянул о смерти Элен, предполагая, что Пьеру это уже давно известно. Все это Пьеру казалось тогда только странно. Он чувствовал, что не может понять значения всех этих известий. Он тогда торопился только поскорее, поскорее уехать из этих мест, где люди убивали друг друга, в какое нибудь тихое убежище и там опомниться, отдохнуть и обдумать все то странное и новое, что он узнал за это время. Но как только он приехал в Орел, он заболел. Проснувшись от своей болезни, Пьер увидал вокруг себя своих двух людей, приехавших из Москвы, – Терентия и Ваську, и старшую княжну, которая, живя в Ельце, в имении Пьера, и узнав о его освобождении и болезни, приехала к нему, чтобы ходить за ним.
Во время своего выздоровления Пьер только понемногу отвыкал от сделавшихся привычными ему впечатлений последних месяцев и привыкал к тому, что его никто никуда не погонит завтра, что теплую постель его никто не отнимет и что у него наверное будет обед, и чай, и ужин. Но во сне он еще долго видел себя все в тех же условиях плена. Так же понемногу Пьер понимал те новости, которые он узнал после своего выхода из плена: смерть князя Андрея, смерть жены, уничтожение французов.
Радостное чувство свободы – той полной, неотъемлемой, присущей человеку свободы, сознание которой он в первый раз испытал на первом привале, при выходе из Москвы, наполняло душу Пьера во время его выздоровления. Он удивлялся тому, что эта внутренняя свобода, независимая от внешних обстоятельств, теперь как будто с излишком, с роскошью обставлялась и внешней свободой. Он был один в чужом городе, без знакомых. Никто от него ничего не требовал; никуда его не посылали. Все, что ему хотелось, было у него; вечно мучившей его прежде мысли о жене больше не было, так как и ее уже не было.
– Ах, как хорошо! Как славно! – говорил он себе, когда ему подвигали чисто накрытый стол с душистым бульоном, или когда он на ночь ложился на мягкую чистую постель, или когда ему вспоминалось, что жены и французов нет больше. – Ах, как хорошо, как славно! – И по старой привычке он делал себе вопрос: ну, а потом что? что я буду делать? И тотчас же он отвечал себе: ничего. Буду жить. Ах, как славно!
То самое, чем он прежде мучился, чего он искал постоянно, цели жизни, теперь для него не существовало. Эта искомая цель жизни теперь не случайно не существовала для него только в настоящую минуту, но он чувствовал, что ее нет и не может быть. И это то отсутствие цели давало ему то полное, радостное сознание свободы, которое в это время составляло его счастие.
Он не мог иметь цели, потому что он теперь имел веру, – не веру в какие нибудь правила, или слова, или мысли, но веру в живого, всегда ощущаемого бога. Прежде он искал его в целях, которые он ставил себе. Это искание цели было только искание бога; и вдруг он узнал в своем плену не словами, не рассуждениями, но непосредственным чувством то, что ему давно уж говорила нянюшка: что бог вот он, тут, везде. Он в плену узнал, что бог в Каратаеве более велик, бесконечен и непостижим, чем в признаваемом масонами Архитектоне вселенной. Он испытывал чувство человека, нашедшего искомое у себя под ногами, тогда как он напрягал зрение, глядя далеко от себя. Он всю жизнь свою смотрел туда куда то, поверх голов окружающих людей, а надо было не напрягать глаз, а только смотреть перед собой.
Он не умел видеть прежде великого, непостижимого и бесконечного ни в чем. Он только чувствовал, что оно должно быть где то, и искал его. Во всем близком, понятном он видел одно ограниченное, мелкое, житейское, бессмысленное. Он вооружался умственной зрительной трубой и смотрел в даль, туда, где это мелкое, житейское, скрываясь в тумане дали, казалось ему великим и бесконечным оттого только, что оно было неясно видимо. Таким ему представлялась европейская жизнь, политика, масонство, философия, филантропия. Но и тогда, в те минуты, которые он считал своей слабостью, ум его проникал и в эту даль, и там он видел то же мелкое, житейское, бессмысленное. Теперь же он выучился видеть великое, вечное и бесконечное во всем, и потому естественно, чтобы видеть его, чтобы наслаждаться его созерцанием, он бросил трубу, в которую смотрел до сих пор через головы людей, и радостно созерцал вокруг себя вечно изменяющуюся, вечно великую, непостижимую и бесконечную жизнь. И чем ближе он смотрел, тем больше он был спокоен и счастлив. Прежде разрушавший все его умственные постройки страшный вопрос: зачем? теперь для него не существовал. Теперь на этот вопрос – зачем? в душе его всегда готов был простой ответ: затем, что есть бог, тот бог, без воли которого не спадет волос с головы человека.
Пьер почти не изменился в своих внешних приемах. На вид он был точно таким же, каким он был прежде. Так же, как и прежде, он был рассеян и казался занятым не тем, что было перед глазами, а чем то своим, особенным. Разница между прежним и теперешним его состоянием состояла в том, что прежде, когда он забывал то, что было перед ним, то, что ему говорили, он, страдальчески сморщивши лоб, как будто пытался и не мог разглядеть чего то, далеко отстоящего от него. Теперь он так же забывал то, что ему говорили, и то, что было перед ним; но теперь с чуть заметной, как будто насмешливой, улыбкой он всматривался в то самое, что было перед ним, вслушивался в то, что ему говорили, хотя очевидно видел и слышал что то совсем другое. Прежде он казался хотя и добрым человеком, но несчастным; и потому невольно люди отдалялись от него. Теперь улыбка радости жизни постоянно играла около его рта, и в глазах его светилось участие к людям – вопрос: довольны ли они так же, как и он? И людям приятно было в его присутствии.
Прежде он много говорил, горячился, когда говорил, и мало слушал; теперь он редко увлекался разговором и умел слушать так, что люди охотно высказывали ему свои самые задушевные тайны.
Княжна, никогда не любившая Пьера и питавшая к нему особенно враждебное чувство с тех пор, как после смерти старого графа она чувствовала себя обязанной Пьеру, к досаде и удивлению своему, после короткого пребывания в Орле, куда она приехала с намерением доказать Пьеру, что, несмотря на его неблагодарность, она считает своим долгом ходить за ним, княжна скоро почувствовала, что она его любит. Пьер ничем не заискивал расположения княжны. Он только с любопытством рассматривал ее. Прежде княжна чувствовала, что в его взгляде на нее были равнодушие и насмешка, и она, как и перед другими людьми, сжималась перед ним и выставляла только свою боевую сторону жизни; теперь, напротив, она чувствовала, что он как будто докапывался до самых задушевных сторон ее жизни; и она сначала с недоверием, а потом с благодарностью выказывала ему затаенные добрые стороны своего характера.
Самый хитрый человек не мог бы искуснее вкрасться в доверие княжны, вызывая ее воспоминания лучшего времени молодости и выказывая к ним сочувствие. А между тем вся хитрость Пьера состояла только в том, что он искал своего удовольствия, вызывая в озлобленной, cyхой и по своему гордой княжне человеческие чувства.
– Да, он очень, очень добрый человек, когда находится под влиянием не дурных людей, а таких людей, как я, – говорила себе княжна.
Перемена, происшедшая в Пьере, была замечена по своему и его слугами – Терентием и Васькой. Они находили, что он много попростел. Терентий часто, раздев барина, с сапогами и платьем в руке, пожелав покойной ночи, медлил уходить, ожидая, не вступит ли барин в разговор. И большею частью Пьер останавливал Терентия, замечая, что ему хочется поговорить.
– Ну, так скажи мне… да как же вы доставали себе еду? – спрашивал он. И Терентий начинал рассказ о московском разорении, о покойном графе и долго стоял с платьем, рассказывая, а иногда слушая рассказы Пьера, и, с приятным сознанием близости к себе барина и дружелюбия к нему, уходил в переднюю.
Доктор, лечивший Пьера и навещавший его каждый день, несмотря на то, что, по обязанности докторов, считал своим долгом иметь вид человека, каждая минута которого драгоценна для страждущего человечества, засиживался часами у Пьера, рассказывая свои любимые истории и наблюдения над нравами больных вообще и в особенности дам.
– Да, вот с таким человеком поговорить приятно, не то, что у нас, в провинции, – говорил он.
В Орле жило несколько пленных французских офицеров, и доктор привел одного из них, молодого итальянского офицера.
Офицер этот стал ходить к Пьеру, и княжна смеялась над теми нежными чувствами, которые выражал итальянец к Пьеру.
Итальянец, видимо, был счастлив только тогда, когда он мог приходить к Пьеру и разговаривать и рассказывать ему про свое прошедшее, про свою домашнюю жизнь, про свою любовь и изливать ему свое негодование на французов, и в особенности на Наполеона.
– Ежели все русские хотя немного похожи на вас, – говорил он Пьеру, – c'est un sacrilege que de faire la guerre a un peuple comme le votre. [Это кощунство – воевать с таким народом, как вы.] Вы, пострадавшие столько от французов, вы даже злобы не имеете против них.
И страстную любовь итальянца Пьер теперь заслужил только тем, что он вызывал в нем лучшие стороны его души и любовался ими.
Последнее время пребывания Пьера в Орле к нему приехал его старый знакомый масон – граф Вилларский, – тот самый, который вводил его в ложу в 1807 году. Вилларский был женат на богатой русской, имевшей большие имения в Орловской губернии, и занимал в городе временное место по продовольственной части.
Узнав, что Безухов в Орле, Вилларский, хотя и никогда не был коротко знаком с ним, приехал к нему с теми заявлениями дружбы и близости, которые выражают обыкновенно друг другу люди, встречаясь в пустыне. Вилларский скучал в Орле и был счастлив, встретив человека одного с собой круга и с одинаковыми, как он полагал, интересами.
Но, к удивлению своему, Вилларский заметил скоро, что Пьер очень отстал от настоящей жизни и впал, как он сам с собою определял Пьера, в апатию и эгоизм.
– Vous vous encroutez, mon cher, [Вы запускаетесь, мой милый.] – говорил он ему. Несмотря на то, Вилларскому было теперь приятнее с Пьером, чем прежде, и он каждый день бывал у него. Пьеру же, глядя на Вилларского и слушая его теперь, странно и невероятно было думать, что он сам очень недавно был такой же.
Вилларский был женат, семейный человек, занятый и делами имения жены, и службой, и семьей. Он считал, что все эти занятия суть помеха в жизни и что все они презренны, потому что имеют целью личное благо его и семьи. Военные, административные, политические, масонские соображения постоянно поглощали его внимание. И Пьер, не стараясь изменить его взгляд, не осуждая его, с своей теперь постоянно тихой, радостной насмешкой, любовался на это странное, столь знакомое ему явление.
В отношениях своих с Вилларским, с княжною, с доктором, со всеми людьми, с которыми он встречался теперь, в Пьере была новая черта, заслуживавшая ему расположение всех людей: это признание возможности каждого человека думать, чувствовать и смотреть на вещи по своему; признание невозможности словами разубедить человека. Эта законная особенность каждого человека, которая прежде волновала и раздражала Пьера, теперь составляла основу участия и интереса, которые он принимал в людях. Различие, иногда совершенное противоречие взглядов людей с своею жизнью и между собою, радовало Пьера и вызывало в нем насмешливую и кроткую улыбку.
В практических делах Пьер неожиданно теперь почувствовал, что у него был центр тяжести, которого не было прежде. Прежде каждый денежный вопрос, в особенности просьбы о деньгах, которым он, как очень богатый человек, подвергался очень часто, приводили его в безвыходные волнения и недоуменья. «Дать или не дать?» – спрашивал он себя. «У меня есть, а ему нужно. Но другому еще нужнее. Кому нужнее? А может быть, оба обманщики?» И из всех этих предположений он прежде не находил никакого выхода и давал всем, пока было что давать. Точно в таком же недоуменье он находился прежде при каждом вопросе, касающемся его состояния, когда один говорил, что надо поступить так, а другой – иначе.
Теперь, к удивлению своему, он нашел, что во всех этих вопросах не было более сомнений и недоумений. В нем теперь явился судья, по каким то неизвестным ему самому законам решавший, что было нужно и чего не нужно делать.
Он был так же, как прежде, равнодушен к денежным делам; но теперь он несомненно знал, что должно сделать и чего не должно. Первым приложением этого нового судьи была для него просьба пленного французского полковника, пришедшего к нему, много рассказывавшего о своих подвигах и под конец заявившего почти требование о том, чтобы Пьер дал ему четыре тысячи франков для отсылки жене и детям. Пьер без малейшего труда и напряжения отказал ему, удивляясь впоследствии, как было просто и легко то, что прежде казалось неразрешимо трудным. Вместе с тем тут же, отказывая полковнику, он решил, что необходимо употребить хитрость для того, чтобы, уезжая из Орла, заставить итальянского офицера взять денег, в которых он, видимо, нуждался. Новым доказательством для Пьера его утвердившегося взгляда на практические дела было его решение вопроса о долгах жены и о возобновлении или невозобновлении московских домов и дач.
В Орел приезжал к нему его главный управляющий, и с ним Пьер сделал общий счет своих изменявшихся доходов. Пожар Москвы стоил Пьеру, по учету главно управляющего, около двух миллионов.
Главноуправляющий, в утешение этих потерь, представил Пьеру расчет о том, что, несмотря на эти потери, доходы его не только не уменьшатся, но увеличатся, если он откажется от уплаты долгов, оставшихся после графини, к чему он не может быть обязан, и если он не будет возобновлять московских домов и подмосковной, которые стоили ежегодно восемьдесят тысяч и ничего не приносили.
– Да, да, это правда, – сказал Пьер, весело улыбаясь. – Да, да, мне ничего этого не нужно. Я от разоренья стал гораздо богаче.
Но в январе приехал Савельич из Москвы, рассказал про положение Москвы, про смету, которую ему сделал архитектор для возобновления дома и подмосковной, говоря про это, как про дело решенное. В это же время Пьер получил письмо от князя Василия и других знакомых из Петербурга. В письмах говорилось о долгах жены. И Пьер решил, что столь понравившийся ему план управляющего был неверен и что ему надо ехать в Петербург покончить дела жены и строиться в Москве. Зачем было это надо, он не знал; но он знал несомненно, что это надо. Доходы его вследствие этого решения уменьшались на три четверти. Но это было надо; он это чувствовал.
Вилларский ехал в Москву, и они условились ехать вместе.
Пьер испытывал во все время своего выздоровления в Орле чувство радости, свободы, жизни; но когда он, во время своего путешествия, очутился на вольном свете, увидал сотни новых лиц, чувство это еще более усилилось. Он все время путешествия испытывал радость школьника на вакации. Все лица: ямщик, смотритель, мужики на дороге или в деревне – все имели для него новый смысл. Присутствие и замечания Вилларского, постоянно жаловавшегося на бедность, отсталость от Европы, невежество России, только возвышали радость Пьера. Там, где Вилларский видел мертвенность, Пьер видел необычайную могучую силу жизненности, ту силу, которая в снегу, на этом пространстве, поддерживала жизнь этого целого, особенного и единого народа. Он не противоречил Вилларскому и, как будто соглашаясь с ним (так как притворное согласие было кратчайшее средство обойти рассуждения, из которых ничего не могло выйти), радостно улыбался, слушая его.
Так же, как трудно объяснить, для чего, куда спешат муравьи из раскиданной кочки, одни прочь из кочки, таща соринки, яйца и мертвые тела, другие назад в кочку – для чего они сталкиваются, догоняют друг друга, дерутся, – так же трудно было бы объяснить причины, заставлявшие русских людей после выхода французов толпиться в том месте, которое прежде называлось Москвою. Но так же, как, глядя на рассыпанных вокруг разоренной кочки муравьев, несмотря на полное уничтожение кочки, видно по цепкости, энергии, по бесчисленности копышущихся насекомых, что разорено все, кроме чего то неразрушимого, невещественного, составляющего всю силу кочки, – так же и Москва, в октябре месяце, несмотря на то, что не было ни начальства, ни церквей, ни святынь, ни богатств, ни домов, была та же Москва, какою она была в августе. Все было разрушено, кроме чего то невещественного, но могущественного и неразрушимого.
Побуждения людей, стремящихся со всех сторон в Москву после ее очищения от врага, были самые разнообразные, личные, и в первое время большей частью – дикие, животные. Одно только побуждение было общее всем – это стремление туда, в то место, которое прежде называлось Москвой, для приложения там своей деятельности.
Через неделю в Москве уже было пятнадцать тысяч жителей, через две было двадцать пять тысяч и т. д. Все возвышаясь и возвышаясь, число это к осени 1813 года дошло до цифры, превосходящей население 12 го года.
Первые русские люди, которые вступили в Москву, были казаки отряда Винцингероде, мужики из соседних деревень и бежавшие из Москвы и скрывавшиеся в ее окрестностях жители. Вступившие в разоренную Москву русские, застав ее разграбленною, стали тоже грабить. Они продолжали то, что делали французы. Обозы мужиков приезжали в Москву с тем, чтобы увозить по деревням все, что было брошено по разоренным московским домам и улицам. Казаки увозили, что могли, в свои ставки; хозяева домов забирали все то, что они находили и других домах, и переносили к себе под предлогом, что это была их собственность.
Но за первыми грабителями приезжали другие, третьи, и грабеж с каждым днем, по мере увеличения грабителей, становился труднее и труднее и принимал более определенные формы.
Французы застали Москву хотя и пустою, но со всеми формами органически правильно жившего города, с его различными отправлениями торговли, ремесел, роскоши, государственного управления, религии. Формы эти были безжизненны, но они еще существовали. Были ряды, лавки, магазины, лабазы, базары – большинство с товарами; были фабрики, ремесленные заведения; были дворцы, богатые дома, наполненные предметами роскоши; были больницы, остроги, присутственные места, церкви, соборы. Чем долее оставались французы, тем более уничтожались эти формы городской жизни, и под конец все слилось в одно нераздельное, безжизненное поле грабежа.
Грабеж французов, чем больше он продолжался, тем больше разрушал богатства Москвы и силы грабителей. Грабеж русских, с которого началось занятие русскими столицы, чем дольше он продолжался, чем больше было в нем участников, тем быстрее восстановлял он богатство Москвы и правильную жизнь города.
Кроме грабителей, народ самый разнообразный, влекомый – кто любопытством, кто долгом службы, кто расчетом, – домовладельцы, духовенство, высшие и низшие чиновники, торговцы, ремесленники, мужики – с разных сторон, как кровь к сердцу, – приливали к Москве.
Через неделю уже мужики, приезжавшие с пустыми подводами, для того чтоб увозить вещи, были останавливаемы начальством и принуждаемы к тому, чтобы вывозить мертвые тела из города. Другие мужики, прослышав про неудачу товарищей, приезжали в город с хлебом, овсом, сеном, сбивая цену друг другу до цены ниже прежней. Артели плотников, надеясь на дорогие заработки, каждый день входили в Москву, и со всех сторон рубились новые, чинились погорелые дома. Купцы в балаганах открывали торговлю. Харчевни, постоялые дворы устраивались в обгорелых домах. Духовенство возобновило службу во многих не погоревших церквах. Жертвователи приносили разграбленные церковные вещи. Чиновники прилаживали свои столы с сукном и шкафы с бумагами в маленьких комнатах. Высшее начальство и полиция распоряжались раздачею оставшегося после французов добра. Хозяева тех домов, в которых было много оставлено свезенных из других домов вещей, жаловались на несправедливость своза всех вещей в Грановитую палату; другие настаивали на том, что французы из разных домов свезли вещи в одно место, и оттого несправедливо отдавать хозяину дома те вещи, которые у него найдены. Бранили полицию; подкупали ее; писали вдесятеро сметы на погоревшие казенные вещи; требовали вспомоществований. Граф Растопчин писал свои прокламации.
В конце января Пьер приехал в Москву и поселился в уцелевшем флигеле. Он съездил к графу Растопчину, к некоторым знакомым, вернувшимся в Москву, и собирался на третий день ехать в Петербург. Все торжествовали победу; все кипело жизнью в разоренной и оживающей столице. Пьеру все были рады; все желали видеть его, и все расспрашивали его про то, что он видел. Пьер чувствовал себя особенно дружелюбно расположенным ко всем людям, которых он встречал; но невольно теперь он держал себя со всеми людьми настороже, так, чтобы не связать себя чем нибудь. Он на все вопросы, которые ему делали, – важные или самые ничтожные, – отвечал одинаково неопределенно; спрашивали ли у него: где он будет жить? будет ли он строиться? когда он едет в Петербург и возьмется ли свезти ящичек? – он отвечал: да, может быть, я думаю, и т. д.
О Ростовых он слышал, что они в Костроме, и мысль о Наташе редко приходила ему. Ежели она и приходила, то только как приятное воспоминание давно прошедшего. Он чувствовал себя не только свободным от житейских условий, но и от этого чувства, которое он, как ему казалось, умышленно напустил на себя.
На третий день своего приезда в Москву он узнал от Друбецких, что княжна Марья в Москве. Смерть, страдания, последние дни князя Андрея часто занимали Пьера и теперь с новой живостью пришли ему в голову. Узнав за обедом, что княжна Марья в Москве и живет в своем не сгоревшем доме на Вздвиженке, он в тот же вечер поехал к ней.
Дорогой к княжне Марье Пьер не переставая думал о князе Андрее, о своей дружбе с ним, о различных с ним встречах и в особенности о последней в Бородине.
«Неужели он умер в том злобном настроении, в котором он был тогда? Неужели не открылось ему перед смертью объяснение жизни?» – думал Пьер. Он вспомнил о Каратаеве, о его смерти и невольно стал сравнивать этих двух людей, столь различных и вместе с тем столь похожих по любви, которую он имел к обоим, и потому, что оба жили и оба умерли.
В самом серьезном расположении духа Пьер подъехал к дому старого князя. Дом этот уцелел. В нем видны были следы разрушения, но характер дома был тот же. Встретивший Пьера старый официант с строгим лицом, как будто желая дать почувствовать гостю, что отсутствие князя не нарушает порядка дома, сказал, что княжна изволили пройти в свои комнаты и принимают по воскресеньям.
– Доложи; может быть, примут, – сказал Пьер.
– Слушаю с, – отвечал официант, – пожалуйте в портретную.
Через несколько минут к Пьеру вышли официант и Десаль. Десаль от имени княжны передал Пьеру, что она очень рада видеть его и просит, если он извинит ее за бесцеремонность, войти наверх, в ее комнаты.
В невысокой комнатке, освещенной одной свечой, сидела княжна и еще кто то с нею, в черном платье. Пьер помнил, что при княжне всегда были компаньонки. Кто такие и какие они, эти компаньонки, Пьер не знал и не помнил. «Это одна из компаньонок», – подумал он, взглянув на даму в черном платье.
Княжна быстро встала ему навстречу и протянула руку.
– Да, – сказала она, всматриваясь в его изменившееся лицо, после того как он поцеловал ее руку, – вот как мы с вами встречаемся. Он и последнее время часто говорил про вас, – сказала она, переводя свои глаза с Пьера на компаньонку с застенчивостью, которая на мгновение поразила Пьера.
– Я так была рада, узнав о вашем спасенье. Это было единственное радостное известие, которое мы получили с давнего времени. – Опять еще беспокойнее княжна оглянулась на компаньонку и хотела что то сказать; но Пьер перебил ее.
– Вы можете себе представить, что я ничего не знал про него, – сказал он. – Я считал его убитым. Все, что я узнал, я узнал от других, через третьи руки. Я знаю только, что он попал к Ростовым… Какая судьба!
Пьер говорил быстро, оживленно. Он взглянул раз на лицо компаньонки, увидал внимательно ласково любопытный взгляд, устремленный на него, и, как это часто бывает во время разговора, он почему то почувствовал, что эта компаньонка в черном платье – милое, доброе, славное существо, которое не помешает его задушевному разговору с княжной Марьей.
Но когда он сказал последние слова о Ростовых, замешательство в лице княжны Марьи выразилось еще сильнее. Она опять перебежала глазами с лица Пьера на лицо дамы в черном платье и сказала:
– Вы не узнаете разве?
Пьер взглянул еще раз на бледное, тонкое, с черными глазами и странным ртом, лицо компаньонки. Что то родное, давно забытое и больше чем милое смотрело на него из этих внимательных глаз.
«Но нет, это не может быть, – подумал он. – Это строгое, худое и бледное, постаревшее лицо? Это не может быть она. Это только воспоминание того». Но в это время княжна Марья сказала: «Наташа». И лицо, с внимательными глазами, с трудом, с усилием, как отворяется заржавелая дверь, – улыбнулось, и из этой растворенной двери вдруг пахнуло и обдало Пьера тем давно забытым счастием, о котором, в особенности теперь, он не думал. Пахнуло, охватило и поглотило его всего. Когда она улыбнулась, уже не могло быть сомнений: это была Наташа, и он любил ее.
В первую же минуту Пьер невольно и ей, и княжне Марье, и, главное, самому себе сказал неизвестную ему самому тайну. Он покраснел радостно и страдальчески болезненно. Он хотел скрыть свое волнение. Но чем больше он хотел скрыть его, тем яснее – яснее, чем самыми определенными словами, – он себе, и ей, и княжне Марье говорил, что он любит ее.
«Нет, это так, от неожиданности», – подумал Пьер. Но только что он хотел продолжать начатый разговор с княжной Марьей, он опять взглянул на Наташу, и еще сильнейшая краска покрыла его лицо, и еще сильнейшее волнение радости и страха охватило его душу. Он запутался в словах и остановился на середине речи.
Пьер не заметил Наташи, потому что он никак не ожидал видеть ее тут, но он не узнал ее потому, что происшедшая в ней, с тех пор как он не видал ее, перемена была огромна. Она похудела и побледнела. Но не это делало ее неузнаваемой: ее нельзя было узнать в первую минуту, как он вошел, потому что на этом лице, в глазах которого прежде всегда светилась затаенная улыбка радости жизни, теперь, когда он вошел и в первый раз взглянул на нее, не было и тени улыбки; были одни глаза, внимательные, добрые и печально вопросительные.
Смущение Пьера не отразилось на Наташе смущением, но только удовольствием, чуть заметно осветившим все ее лицо.
– Она приехала гостить ко мне, – сказала княжна Марья. – Граф и графиня будут на днях. Графиня в ужасном положении. Но Наташе самой нужно было видеть доктора. Ее насильно отослали со мной.
– Да, есть ли семья без своего горя? – сказал Пьер, обращаясь к Наташе. – Вы знаете, что это было в тот самый день, как нас освободили. Я видел его. Какой был прелестный мальчик.
Наташа смотрела на него, и в ответ на его слова только больше открылись и засветились ее глаза.
– Что можно сказать или подумать в утешенье? – сказал Пьер. – Ничего. Зачем было умирать такому славному, полному жизни мальчику?
– Да, в наше время трудно жить бы было без веры… – сказала княжна Марья.
– Да, да. Вот это истинная правда, – поспешно перебил Пьер.
– Отчего? – спросила Наташа, внимательно глядя в глаза Пьеру.
– Как отчего? – сказала княжна Марья. – Одна мысль о том, что ждет там…
Наташа, не дослушав княжны Марьи, опять вопросительно поглядела на Пьера.
– И оттого, – продолжал Пьер, – что только тот человек, который верит в то, что есть бог, управляющий нами, может перенести такую потерю, как ее и… ваша, – сказал Пьер.
Наташа раскрыла уже рот, желая сказать что то, но вдруг остановилась. Пьер поспешил отвернуться от нее и обратился опять к княжне Марье с вопросом о последних днях жизни своего друга. Смущение Пьера теперь почти исчезло; но вместе с тем он чувствовал, что исчезла вся его прежняя свобода. Он чувствовал, что над каждым его словом, действием теперь есть судья, суд, который дороже ему суда всех людей в мире. Он говорил теперь и вместе с своими словами соображал то впечатление, которое производили его слова на Наташу. Он не говорил нарочно того, что бы могло понравиться ей; но, что бы он ни говорил, он с ее точки зрения судил себя.
Княжна Марья неохотно, как это всегда бывает, начала рассказывать про то положение, в котором она застала князя Андрея. Но вопросы Пьера, его оживленно беспокойный взгляд, его дрожащее от волнения лицо понемногу заставили ее вдаться в подробности, которые она боялась для самой себя возобновлять в воображенье.
– Да, да, так, так… – говорил Пьер, нагнувшись вперед всем телом над княжной Марьей и жадно вслушиваясь в ее рассказ. – Да, да; так он успокоился? смягчился? Он так всеми силами души всегда искал одного; быть вполне хорошим, что он не мог бояться смерти. Недостатки, которые были в нем, – если они были, – происходили не от него. Так он смягчился? – говорил Пьер. – Какое счастье, что он свиделся с вами, – сказал он Наташе, вдруг обращаясь к ней и глядя на нее полными слез глазами.
Лицо Наташи вздрогнуло. Она нахмурилась и на мгновенье опустила глаза. С минуту она колебалась: говорить или не говорить?
– Да, это было счастье, – сказала она тихим грудным голосом, – для меня наверное это было счастье. – Она помолчала. – И он… он… он говорил, что он желал этого, в ту минуту, как я пришла к нему… – Голос Наташи оборвался. Она покраснела, сжала руки на коленах и вдруг, видимо сделав усилие над собой, подняла голову и быстро начала говорить:
– Мы ничего не знали, когда ехали из Москвы. Я не смела спросить про него. И вдруг Соня сказала мне, что он с нами. Я ничего не думала, не могла представить себе, в каком он положении; мне только надо было видеть его, быть с ним, – говорила она, дрожа и задыхаясь. И, не давая перебивать себя, она рассказала то, чего она еще никогда, никому не рассказывала: все то, что она пережила в те три недели их путешествия и жизни в Ярославль.
Пьер слушал ее с раскрытым ртом и не спуская с нее своих глаз, полных слезами. Слушая ее, он не думал ни о князе Андрее, ни о смерти, ни о том, что она рассказывала. Он слушал ее и только жалел ее за то страдание, которое она испытывала теперь, рассказывая.
Княжна, сморщившись от желания удержать слезы, сидела подле Наташи и слушала в первый раз историю этих последних дней любви своего брата с Наташей.
Этот мучительный и радостный рассказ, видимо, был необходим для Наташи.
Она говорила, перемешивая ничтожнейшие подробности с задушевнейшими тайнами, и, казалось, никогда не могла кончить. Несколько раз она повторяла то же самое.
За дверью послышался голос Десаля, спрашивавшего, можно ли Николушке войти проститься.
– Да вот и все, все… – сказала Наташа. Она быстро встала, в то время как входил Николушка, и почти побежала к двери, стукнулась головой о дверь, прикрытую портьерой, и с стоном не то боли, не то печали вырвалась из комнаты.
Пьер смотрел на дверь, в которую она вышла, и не понимал, отчего он вдруг один остался во всем мире.
Княжна Марья вызвала его из рассеянности, обратив его внимание на племянника, который вошел в комнату.
Лицо Николушки, похожее на отца, в минуту душевного размягчения, в котором Пьер теперь находился, так на него подействовало, что он, поцеловав Николушку, поспешно встал и, достав платок, отошел к окну. Он хотел проститься с княжной Марьей, но она удержала его.
– Нет, мы с Наташей не спим иногда до третьего часа; пожалуйста, посидите. Я велю дать ужинать. Подите вниз; мы сейчас придем.
Прежде чем Пьер вышел, княжна сказала ему:
– Это в первый раз она так говорила о нем.
Пьера провели в освещенную большую столовую; через несколько минут послышались шаги, и княжна с Наташей вошли в комнату. Наташа была спокойна, хотя строгое, без улыбки, выражение теперь опять установилось на ее лице. Княжна Марья, Наташа и Пьер одинаково испытывали то чувство неловкости, которое следует обыкновенно за оконченным серьезным и задушевным разговором. Продолжать прежний разговор невозможно; говорить о пустяках – совестно, а молчать неприятно, потому что хочется говорить, а этим молчанием как будто притворяешься. Они молча подошли к столу. Официанты отодвинули и пододвинули стулья. Пьер развернул холодную салфетку и, решившись прервать молчание, взглянул на Наташу и княжну Марью. Обе, очевидно, в то же время решились на то же: у обеих в глазах светилось довольство жизнью и признание того, что, кроме горя, есть и радости.
– Вы пьете водку, граф? – сказала княжна Марья, и эти слова вдруг разогнали тени прошедшего.
– Расскажите же про себя, – сказала княжна Марья. – Про вас рассказывают такие невероятные чудеса.
– Да, – с своей, теперь привычной, улыбкой кроткой насмешки отвечал Пьер. – Мне самому даже рассказывают про такие чудеса, каких я и во сне не видел. Марья Абрамовна приглашала меня к себе и все рассказывала мне, что со мной случилось, или должно было случиться. Степан Степаныч тоже научил меня, как мне надо рассказывать. Вообще я заметил, что быть интересным человеком очень покойно (я теперь интересный человек); меня зовут и мне рассказывают.
| Андрей Кураев | |||
 В Донецке. 2008 год | |||
| Место рождения: | |||
|---|---|---|---|
| Научная сфера: |
религиозная философия, этика, религиоведение, православное богословие | ||
| Место работы: |
Московская духовная академия, Православный Свято-Тихоновский гуманитарный университет, МГУ им. М. В. Ломоносова, РПУ имени Иоанна Богослова (1993—1996) | ||
| Учёная степень: | |||
| Учёное звание: | |||
| Альма-матер: |
МГУ им. М. В. Ломоносова, Московская духовная академия, | ||
| Научный руководитель: |
П. С. Гуревич[1], | ||
| Известные ученики: | |||
| Известен как: |
философ, богослов, общественный деятель, публицист, писатель | ||
| Награды и премии: |
| ||
| Сайт: |
[diak-kuraev.livejournal.com/ Страница в Живом Журнале] | ||
| |
| Запись голоса А. Кураева | |
| | |
| Помощь по воспроизведению | |
Андре́й Вячесла́вович Кура́ев (род. 15 февраля 1963, Москва, СССР) — российский религиозный и общественный деятель, протодиакон Русской Православной Церкви; старший научный сотрудник кафедры философии религии и религиоведения философского факультета МГУ[4][5] (до 2014 года читал лекции[6][7]); писатель, богослов, философ[8], специалист в области христианской философии[8], публицист, церковный учёный, проповедник и миссионер, автор официального учебника по Основам православной культуры[6][9]. Клирик храма Архангела Михаила в Тропарёве[6]. В 2004—2013 годах — профессор Московской духовной академии[6].
Творчество и деятельность Андрея Кураева вызывают различные оценки: от наград за миссионерскую деятельность и усилия в деле единения, солидарности и терпимости[10] до обвинения в разжигании межэтнических и межрелигиозных конфликтов[11] и отрицательных оценок со стороны представителей как православия, так и других христианских конфессий.
Содержание
- 1 Биография
- 2 Награды
- 3 Деятельность и творчество
- 4 Публичные заявления, вызвавшие полемику в обществе
- 4.1 Высказывания о представителях официального ислама в РФ
- 4.2 Высказывание об исламе
- 4.3 Высказывания по поводу природы Благодатного огня
- 4.4 Оценка сергианства и Патриарха Григория V
- 4.5 Мнения и публикации, касающиеся еврейского народа
- 4.6 Отношение к креационизму и дарвинизму
- 4.7 Высказывания о ЛГБТ
- 4.8 Позиция на выборах Патриарха в 2009 году
- 4.9 Крестины дочери Филиппа Киркорова
- 4.10 Гомосексуальный скандал в Русской православной церкви
- 4.11 Критика присоединения Крыма Россией. Украинский вопрос.
- 5 Отзывы о деятельности и трудах Андрея Кураева
- 6 Книги и публикации
- 7 Фильмы об Андрее Кураеве
- 8 Примечания
- 9 См. также
- 10 Ссылки
Биография
Родился в Москве 15 февраля 1963 года. В детском возрасте Андрей несколько лет жил в Праге, где работали его родители[6]. Семья Кураевых была неверующей. Его отец, Вячеслав Кураев, был секретарём Петра Федосеева[6], а мать работала в секторе диалектического материализма Института философии АН СССР[12].
В старших классах школы Андрей Кураев выпускал газету «Атеист»[6]. В 1979 году, будучи 16 лет отроду, он поступил на философский факультет МГУ, кафедра истории и теории научного атеизма[13].
29 ноября 1982 года крестился в храме Рождества Иоанна Предтечи на Пресне[6].
В 1984 году окончил философский факультет МГУ имени М. В. Ломоносова по кафедре истории и теории научного атеизма.[8], где его научным руководителем дипломной работы был К. И. Никонов, а затем поступил (но не окончил) в аспирантуру сектора современной зарубежной философии Института философии АН СССР, где его научным руководителем была Т. А. Кузьмина[14][15].
В 1985 году стал секретарём в Московской духовной академии (МДА). Затем, осуществив давнее желание, поступил в Московскую духовную семинарию. Но учиться там пришлось мало: до крупного пожара в 1986 году, после чего пришлось работать на стройке. Затем ректор академии снова взял Кураева в свой штат.
В 1988 году окончил Московскую духовную семинарию. Тогда же выходят первые богословские публикации. Первая статья опубликована в самиздатском журнале «Выбор» (который издавали Виктор Аксючиц и Глеб Анищенко) под псевдонимом Андрей Пригорин. В августе 1988 года выходит первая статья под своим именем в «Московских новостях» и первая публикация в церковной прессе, а также в «Вопросах философии».
В 1988—1990 годах учился на факультете православного богословия Бухарестского университета (рум.)[6]. 8 июля 1990 года, в день святых Петра и Февронии, в Патриаршем соборе Бухареста (рум.) патриархом Феоктистом был рукоположен в сан диакона[16].
По возвращении из Румынии, с 1990 по 1993 годы, работал референтом Патриарха Алексия II[6].
Осенью 1991 года начал преподавание на факультете журналистики МГУ[6].
В 1992 году окончил МДА[8]. В 1993—1996 годах — декан философско-богословского факультета Российского православного университета св. Иоанна Богослова[4]. По собственным воспоминаниям: «я был одним из создателей Российского Православного университета, деканом его философско-богословского факультета. Соответственно, у меня появилась возможность создать университет своей мечты. Говорят, каждый писатель пишет ту книжку, которую он мечтал бы просто прочитать. Так и я: создавал университет, в котором сам мечтал бы учиться. Более того, был один человек, который помогал деньгами, и благодаря ему я мог приглашать штучно профессоров, у которых и сам готов был слушать лекции. И вот они для моих ребят читали»[17].
В 1994 году в Институте философии РАН под научным руководством П. С. Гуревича защитил диссертацию на соискание учёной степени кандидата философских наук по теме «Философско-антропологическое истолкование православной концепции грехопадения».[1][8][18] В 1995 году защитил диссертацию «Традиция. Догмат. Обряд» на соискание степени кандидата богословия в Московской Духовной Академии[8]. В 1996 году Патриархом Алексием II по представлению учёного совета РПУ был назначен профессором богословия.
В 1995 году участвовал, вместе с группой других интеллектуалов (С. Чернышов, А. Белоусов, В. Л. Глазычев, С. Е. Кургинян, В. Л. Махнач, В. Радаев, Ш. Султанов и др.), в сборнике «Иное. Хрестоматия нового российского самосознания»[19].
С 1996 года — профессор Свято-Тихоновского православного богословского института[8] (с 2004 года — Православный Свято-Тихоновский гуманитарный университет), где заведовал кафедрой основного богословия и апологетики. Являлся старшим научным сотрудником кафедры философии религии и религиоведения философского факультета МГУ[20]. С осеннего семестра 2004 года по декабрь 2013 года основное место работы — Московская духовная академия и семинария (МДАиС)[6].
12 марта 2002 года Решением Синода от включён в состав редколлегии сборника «Богословские труды».
24 декабря 2004 года Решением Синода от включён в состав Синодальной Богословской комиссии[21].
31 марта 2009 года Решением Синода от включён в состав созданного тогда же Церковно-общественного совета по защите от алкогольной угрозы[22].
Член экспертно-консультационного совета по проблемам свободы совести при Комитете Государственной Думы РФ по делам общественных организаций и религиозных объединений.
Вплоть до конца 2007 года служил в храме Рождества Иоанна Предтечи на Пресне, затем — в храме Архангела Михаила в Тропарёве[6].
5 апреля 2009 года во время литургии в Исаакиевском соборе был возведён Патриархом Кириллом в сан протодиакона с возложением двойного ораря и камилавки за активное миссионерское служение и работу с молодёжью[23].
С 27 июля 2009 года член Синодальной богословской комиссии[24] и Межсоборного присутствия Русской Православной Церкви[25].
По задумке режиссёра Валерия Отставных, религиоведа, сотрудника Миссионерского отдела Тульской епархии, на областной православной видеостудии «Свет» был снят документальный фильм под названием [diak-kuraev.livejournal.com/tag/Кино «48 часов из жизни диакона Андрея Кураева»], повествующий, в соответствии со своим названием, о 48 часах из миссионерской жизни в поездке в Тулу[26]. В основу фильма были положены впечатления съёмочной группы, а также откровенный рассказ героя фильма о себе самом, своей жизни, своём будущем. По словам Отставных, мысль создать подобную киноленту возникла от желания показать образ современного миссионера, живущего в ХХI веке. Также режиссёр фильма отметил, что«для кого-то эта исповедь окажется неожиданной и позволит увидеть отца Андрея по-новому»— Елена Шулепова. [www.rg.ru/printable/2009/11/09/reg-roscentr/kuraev-anons.html В Туле снят документальный фильм об известном православном миссионере Андрее Кураеве.] Опубликовано на сайте «Российской Газеты» 9 ноября 2009 г.
Съёмки проходили 13—14 ноября 2007 года. Из-за технического монтажа работа над фильмом закончилась лишь через 1,5 года. Кинопоказ прошёл 11 ноября 2009 года в 10.00 в Белом Зале Дома кино в рамках кинофестиваля «Радонеж»[27].
Решением заседания учёного совета Московской Духовной Академии от 30 декабря 2013 года был отчислен из преподавательского состава и исключен из числа профессоров Духовной Академии за эпатажную, в ряде случаев скандальную и провокационную деятельность в СМИ и блогосфере[28][29]. Сам Кураев возмущён увольнением и связывает его со своими записями в «Живом Журнале» о гомосексуальном скандале в Казанской духовной семинарии и с несогласием с уголовным преследованием и тюремным заключением участниц группы Pussy Riot[30].
В октябре 2014 года на портале «Сноб» и в блогосфере появилась информация о тяжёлой болезни Кураева, опубликованная ещё в ряде источников[31]. Однако Кураев опроверг информацию о своей болезни[32].
Награды
15 февраля 2003 года Патриархом Алексием награждён орденом преподобного Сергия Радонежского 3-й степени.
В 2005 году информационно-поисковой системой Rambler по разделу «Религия» был признан «человеком года»[33].
В 2006 году награждён Орденом Российского клуба православных меценатов «За благодеяние» в номинации: «За православное просвещение» за широкую миссионерскую деятельность, за усилия в деле утверждения ценностей человеческого единения, солидарности и терпимости"[10].
В 2006 году награждён Польской католической церковью медалью святого Альберта Хмелевского «за многолетнюю миссионерско-евангелизаторскую деятельность на территории стран-членов СНГ»[34].
30 января 2007 года митрополитом Киевским и всея Украины Владимиром «За заслуги перед Украинской Православной Церковью и во внимание к многолетним миссионерско-просветительским трудам, направленным на проповедь Православия и противостояния расколам и сектам» награждён орденом Нестора летописца III степени[35].
12 августа 2008 года митрополитом Киевским и всея Украины Владимиром награждён орденом Украинской Православной Церкви «1020 лет Крещения Киевской Руси».
В 2008 году стал лауреатом Всероссийской премии «Человек года»[36].
27 марта 2009 года награждён орденом «Миротворец» (общественная награда)[37].
Имеет благодарность от Патриарха Алексия II за свою миссионерскую деятельность.
В 2012 году награждён медалью Русской Православной Церкви «В память 200-летия победы в Отечественной войне 1812 года»[38].
26 февраля 2013 года награждён аттестатом почётного профессора Славянского университета Республики Молдова[39].
Деятельность и творчество
Миссионерская деятельность
Андрей Кураев считает, что активное миссионерство жизненно необходимо[40], и известен, в первую очередь, благодаря своей широкой миссионерской деятельности, такой как:
- чтение лекций,
- издание книг,
- участие в телепрограммах,
- сайт и форум «Миссионерский портал диакона Андрея Кураева».
Педагогическая деятельность
29 июня 2009 года Распоряжением Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла протодиакон Андрей Кураев назначен секретарем Редакционного Совета и председателем Редакционной коллегии по написанию учебника «Основы православной культуры» для средней школы[41][42][43]. В 2010 г. в рамках апробации предмета «Основы религиозных культур и светской этики» преподавание модуля «Основы православной культуры» было организовано по учебнику, написанному А. В. Кураевым.
Проводил занятия со студентами философского факультета МГУ[44]. С 31 августа 2014 года «в связи с истечением срока избрания по конкурсу (желания участвовать в конкурсе на замещение должности научно-педагогического работника он не изъявил)» официально уволен из Московской духовной академии, тогда же прекращены лекции в Московском государственном университете[45][46][47]. Декан философского факультета МГУ В. В. Миронов утверждает, что Кураев как внештатник должен каждый год в июне писать заявление, чтобы приняли на ставку. По мнению Миронова, Кураев может предложить те или иные курсы, которые будут рассмотрены. Однако отмечено, что идёт оптимизация учебного процесса, поэтому возможно отсутствие ставки[48][49].
 |
Этот раздел не завершён. Вы поможете проекту, исправив и дополнив его.
|
Публичные заявления, вызвавшие полемику в обществе
Публичные заявления Андрея Кураева нередко вызывают резонанс в обществе. Они отличаются достаточно острой критикой сложных и острых проблем современного мироустройства, межнациональных и межрелигиозных отношений в обществе, часто связаны с табуированными темами. Часто Кураев, по мнению оппонентов, переходит допустимую черту в своих публичных заявлениях, что иногда вызывает скандалы и негативную реакцию на его слова. Критика часто раздаётся с противоположных сторон, начиная от обвинений в антисемитизме из-за отношения к празднику Пурим и заканчивая обвинениями в ереси на страницах ультраправого издания «Русский Вестник»[50].
Высказывания о представителях официального ислама в РФ
15 августа 2007 года на имя президента России Владимира Путина было направлено Заявление мусульманской общественности России «Клерикализм — угроза национальной безопасности России» (по поводу споров о Письме 10 академиков РАН)[51]. Среди подписантов этого письма выступил Нафигулла Аширов, сопредседатель Совета муфтиев России, глава Духовного управления мусульман азиатской части России (Москва). Комментируя это заявление, Кураев высказался критически по отношению к Нафигулле Аширову, призвав отправить его в бессрочную командировку[52].
Позднее Андрей Кураев в интервью корреспонденту газеты «День за днём» отвечая на вопросы об этом происшествии сказал следующее:— Вам не кажется, что люди церкви подают очень мало сигналов, которые ассоциировались бы с Нагорной проповедью, с одной из главных заповедей христианства — «возлюби ближнего твоего, как самого себя»? Когда вы говорите о любви, это один сигнал, когда посылаете на фиг Нафигуллу Аширова — другой, в чём-то противоположный первому.— Я думаю, это проблема информационного шума. Евангельские сигналы идут на одной частоте, и они одни и те же, поэтому люди зачастую теряют восприимчивость к ним. Евангелие — очень небольшая книжка, Нагорная проповедь — ещё меньше. Заметьте, вчера на лекции не было ни одного вопроса по Евангелию, люди спрашивают о каких-то периферийных вещах… Надо сказать ещё, что есть вещь, которую Бог оставил на нашу ответственность: как святые банальности Евангелия проецировать на пёструю ткань современной жизни. Конечно, я стараюсь соотносить то, что я говорю и делаю, с Евангелием. Но Евангелие более сложно, чем толстовство. У Христа в руках мы видим меч, и апостолы носили мечи, и фарисеев Христос послал дальше, чем я — Нафигуллу.
— А зачем вы так с Нафигуллой? Понятно, что сказанное нашло отклик в сердцах…
— Более того, у меня был потрясающий случай: года два назад в Перми на одной конференции меня окружила группа людей в исламских одеждах, оказалось, что это верховные муфтии разных регионов России, и они мне сказали: «Мы с вами, а не с Нафигуллой Ашировым»[53].
Высказывание об исламе
В сентябре 2004 года А. Кураев написал статью в газете «Известия»[54], в которой хотя и признает, что «стратегическое планирование терактов, совершаемых от имени ислама, совершается в западном мире», но также прямо указывает на ответственность ислама в росте терроризма:
Эти доводы А. Кураев также повторил в ходе скандальной дискуссии[55], которую он вызвал своим комментарием[56][неавторитетный источник? 3295 дней] в «Живом Журнале» в апреле 2013 года по поводу Бостонского теракта:… телеинъекции на тему «У терроризма нет национальности и религии», каждый раз с предсказуемой очевидностью вспыхивающие после очередного теракта, просто глупы. Не инопланетяне же в конце концов взрывают наши самолёты и школы! С этим «политкорректным» тезисом можно было бы согласиться, если бы верующие мировых религий по очереди устраивали теракты. То буддисты захватят школу и расстреляют в ней детей… То даосы взорвут самолет… То христиане подорвут кинотеатр… Вот в этом случае можно было бы ограничиться повторением банальности о том, что у каждого народа есть право иметь своих подлецов… Но ведь всё очевидно не так.Может быть, терроризм — это следствие искаженного понимания Корана. Но ведь именно Корана, а не книги о Винни-Пухе. И у истоков этого искажения стоят ученейшие исламские мужи (улемы), а не безграмотные арабские скинхеды. Исламский мир роднят с миром террора не плохие ученики, а отменные и популярные учителя! И если власти Саудовской Аравии только в мае 2003 года были вынуждены отстранить от должностей 1710 человек из духовенства — значит, проблема не в одиночках. При таких масштабах террористическая проповедь — это болезнь уже всего исламского сообщества. И ещё одна причина ответственности всего мусульманского мира за своих подонков в том, что изряднейшая часть мусульманского мира считает террористов не подонками, а героями.
Мир ислама ответствен за исламский терроризм — хотя бы тем, что отказывается увидеть эту свою ответственность.
«Мерзавцы, взорвавшие бомбы на финише „Бостонского марафона“, оказались (вот сюрприз-то!) мусульманами и дагестанцами. Братья Царнаевы (Джохар и Тамерлан). Борцы (как и Мирзаев). Интересно, сколько ещё нужно взрывчатки, чтобы снести шоры принудительной толерантности?»
В ответ на критику исламских духовных лидеров и мусульман А. Кураев снова повторил[57][неавторитетный источник? 3295 дней] свои аргументы:
У террористов нет религии? Но они несомненно и крепко верят в продолжение жизни после взрыва собственного тела. Они прославляют вполне определенного Бога (и это отнюдь не имя великого Вицли-Пуцли). А названия их организаций говорят о готовности воевать за ислам, а не за футбол. Их можно считать плохими мусульманами. Но это именно мусульмане. Насколько я помню, чтобы стать мусульманином, достаточно произнести формулу «Нет Бога кроме Аллаха и Магомет пророк Его». Неужели эту формулу отрицали террористы в Беслане или Бостоне? Неужели Коран они не считали откровением Всевышнего?
По сообщению некоторых СМИ, выступая с лекциями в Крыму в сентябре 2006 года, А. Кураев призвал к противодействию радикальной политике меджлиса (нелегального этнического парламента крымских татар), проведя параллели с поведением наглого подростка в мужском коллективе[58][59].
Высказывания по поводу природы Благодатного огня
В 2007 году, комментируя для НТВ прямую телевизионную трансляцию о схождении Благодатного огня, А. Кураев придерживался наиболее распространённого среди православных мнения о нём, говоря что это явление является подтверждением истинности Православия[60].
Однако в апреле 2008 года, высказывая свои впечатления по поводу встречи Иерусалимского Патриарха Феофила III с представителями российских СМИ, где Кураев и сам присутствовал, и несколько вольно передавая слова Феофила, Кураев обратил внимание на то, что своими крайне сдержанными высказываниями Феофил не дает оснований считать Благодатный огонь чудом и, по сути, утверждает его естественное происхождение:
Не менее откровенным был и его [патриарха Феофила] ответ о благодатном огне: «Это церемония, которая является representation, как и все другие церемонии Страстной седмицы. Как некогда пасхальная весть от гроба воссияла и осветила весь мир, так и ныне мы в этой церемонии совершаем репрезентацию того, как весть о воскресении от кувуклия разошлась по миру». Ни слова «чудо», ни слова «схождение», ни слов «благодатный огонь» в его речи не было. Откровеннее сказать о зажигалке в кармане он, наверно, и не мог.— [kuraev.ru/smf/index.php?topic=142404.msg1523247#msg1523247 kuraev.ru: Израильские впечатления, 17.04.2008]
Цитата из перевода стенограммы встречи в материалах Интерфакса:
— Ваше Блаженство, Вы являетесь одним из реальных свидетелей величайшего чуда схождения Благодатного Огня. Непосредственно при этом присутствуете. Мне бы хотелось узнать, как это происходит, Ваше первое впечатление когда Вы стали свидетелем этого чуда? Что происходит с человеком? И сам этот процесс опишите, пожалуйста.— Это очень древняя, очень особенная и уникальная церемония (ceremony) Иерусалимской церкви. Эта церемония благодатного огня (ceremony of the Holy Fire) происходит только здесь, в Иерусалиме. И это происходит благодаря самому Гробу Господа нашего Иисуса Христа. Как вы знаете, эта церемония благодатного огня — это, так сказать, изображение (enactment), которое представляет собой первую Благую Весть (the first good news), первое Воскресение Господа нашего Иисуса Христа (the first resurrection). Это представление (representation) — как и все священные церемонии. Как в Страстную Пятницу у нас обряд погребения, не так ли? Как мы погребаем Господа и т. д.
Итак, эта церемония проходит в святом месте, и все другие Восточные Церкви, которые делят Гроб Господень, хотели бы принять в этом участие. Такие, как армяне, копты, сирийцы приходят к нам и получают наше благословение, потому что они хотят принять огонь от патриарха.
Теперь вторая часть вашего вопроса. Это, собственно, о нас. Это опыт (experience), который, если хотите, аналогичен опыту, который человек испытывает, когда получает святое причастие. То, что происходит там, это же относится и к церемонии святого огня. Это значит, что определенный опыт нельзя объяснить, выразить словами. Поэтому все, кто принимает участие в этой церемонии — священники, или миряне, или мирянки, — у каждого свой непередаваемый опыт.— [www.interfax-religion.ru/?act=documents&div=759 Беседа патриарха Иерусалимского Феофила III с представителями российских СМИ] // Интерфакс-Религия
Интерпретация Кураевым слов Патриарха Феофила вызвала отповедь со стороны главы паломнической делегации, президента ОАО «РЖД» Владимира Якунина: «Не знаю, каких терминов ожидал Кураев, но, на мой взгляд, никаких оснований для толкования высказывания Иерусалимского патриарха как высказывания, которое отрицает святость этого события, его непознаваемость, там нет. Это есть интерпретация конкретного человека». Якунин также высказал мнение, что священноначалию РПЦ следовало бы определить, «что и как позволительно трактовать священнослужителю, если он таковым является, а что не очень позволительно и не очень правильно»[61]. Вскоре после этого «Русский репортёр» опубликовал интервью с патриархом Феофилом за авторством Е. Рожаевой[62]. А. Кураев объявил данное интервью фальшивкой в виду наличия там целого ряда фактических ошибок и предположил в данном случае заказ Якунина[63][64].
На презентации книги «Перестройка в церковь» 10 апреля 2009 года Кураеву задали вопрос о Благодатном огне: «Хула на Духа Святого считается одним из главных грехов. Вы не боитесь?». Протодиакон Кураев ответил:
|
Я не боюсь, потому что я молчу. <…> Я жду голоса Церкви. Я не слышал официального Церковного вероучения и голоса Иерусалимских Патриархов. Свидетельства, рассказы паломников и церковное учительство — это не одно и то же. <…> Вот я и хочу разобраться. Здесь целый клубок очень серьёзных проблем, и поэтому я лучше помолчу[65]. | 
|
17 апреля 2009 года Патриарх Московский и всея Руси Патриарх Кирилл во время показа по телеканалу НТВ репортажа о сошествии Благодатного огня так прокомментировал это явление:
|
|
Сошествие Благодатного огня в Великую субботу, накануне православной Пасхи, в храме Гроба Господня в Иерусалиме — знак Воскресения Христова, а принесение его в Россию приобщает верующих РПЦ к встрече величайшего христианского праздника на Святой земле…[66] |
|
В декабре 2014 года, упоминая в своем блоге о низложении Иерусалимского Патрираха Иринея I, предшественника Феофила III, А. Кураев написал:
|
|
Интересно, что когда в 2008 году я рассказал одному очень почитаемому русскому монаху о том, что новый патриарх Феофил по сути отрицает чудесный генезис благодатного огня, тот рассудил так: наверно, святейший Феофил прав. У него самого нет опыта благодатного огня — поэтому он о нем и не говорит. Возможно, так Господь дает нам знать, что низложение патриарха Иринея было все же неканоничным…[67][неавторитетный источник? 3295 дней] |
|
В июне 2015 года, отвечая на вопрос радиослушателя «можете что-нибудь сказать о фактах мироточения и схождения благодатного огня? […] когда верующим говорю, что это всё обман и подлог, они обижаются», А. Кураев сказал:
|
|
Я думаю, что éсть реальное чудо. И чудо мироточения икон, и чудо обновления икон. Более того, я вполне готов принять и чудо благодатного огня. Вопрос будет, скорее, другой. В церковной истории нередко... Есть в литургическом календаре нашей церкви ежегодные воспоминания об однажды произошедшем чуде. И вот не стоит отождествлять литургическую память о некоем чуде, однажды бывшем, и само это чудо. Вот это, пожалуй, стоит помнить. Вообще я придерживаюсь позиции «никогда не говори „никогда“». Наш мир настолько разнообразен, а Бог, действительно, настолько свободен, что Он может не прийти на встречу, назначенную по расписанию, а может, напротив, совершенно неожиданно появиться там, где Его совсем не ждали[68]. |
|
Оценка сергианства и Патриарха Григория V
В статье «Только за Родину, но не за Сталина!»[69], опубликованной в журнале «Благодатный огонь» (№ 12, 2004), Кураев пространно цитировал тексты отлучительных грамот против греческих инсургентов, подписанные в конце марта 1821 года Вселенским Патриархом Григорием V, и указывал на то, что уже в конце того же века греки воспринимали его не как предателя, но как мученика[70]. Подобные мысли Кураев высказывал и ранее[71].
В заключение статьи Кураев заявлял:
Сегодня только ленивый не бросает камни в патриарха Сергия (Страгородского). Как он посмел, мол, пойти на сотрудничество с советской властью? … А что там-то, в Греции, происходило? Как другие православные народы жили полторы тысячи лет под мусульманами? В Египте, Антиохии, Палестине, Сербии, Болгарии — кто знает об этом их полуторатысячелетнем опыте церковной жизни в несвободе? Но именно об этом опыте вспомнил патриарх Сергий (Страгородский), когда Русская Церковь оказалась в рабстве. … патриарх Сергий кто угодно, но только не модернист. Человек светский тут мог бы сказать: «В Сергии продолжилась вековечная раболепная политика Православной Церкви по отношению к властям». Такой критик будет оспариваем в своей оценке, но он будет прав в фиксации факта: политика митрополита Сергия не модернова. … Православный человек не имеет права противопоставлять XX век предыдущим столетиям церковной истории, а патриарха Сергия — святому патриарху Григорию V.— Статья «Только за Родину, но не за Сталина!», опубликованная в журнале «Благодатный огонь», № 12, за 2004 год[70]
Статья вызвала критику со стороны некоторых людей, считающих себя православными; Кураев был обвинён историком и публицистом Николаем Селищевым в том, что он «оклеветал греческих православных новомучеников», а также во лжи и невежестве[72].
Николай Селищев критиковал ряд утверждений Кураева, вот две наиболее пространные цитаты, представленные в его статье:
Как ни странно, в Турецкой империи у патриарха было больше власти, чем в Византийской империи или чем в Московской Руси, потому что в Турецкой империи патриарху усвоялась вся власть над Церковью в духовных вопросах. Но кроме этого, Турецкая империя передоверяла патриарху власть над гражданской жизнью подданных-христиан. То есть патриарх — это этнарх… Все споры христиан между собой решает патриарх и духовенство на местах: это так называемая фанариотская система
А как же сегодня Греческая Церковь и греческий народ относятся к имени патриарха Григория V? Прокляли предателя? Нет, уже в конце 19-го века ему начали ставить памятники…
— Статья «Верхоглядство или умысел? По поводу статьи А. Кураева». 21 марта 2005 года[72]
После многократных обращений Николая Селищева к священникам канцелярий Митрополии и отцу Елевферию Хатзису, с осуждением позиции Кураева выступил один из старейших иерархов Элладской церкви митрополит Коринфский Пантелеимон, (Караниколас; † 16 августа 2006), который тогда являлся председателем Синодального комитета по догматическим и каноническим вопросам[73].
Мнения и публикации, касающиеся еврейского народа
В 1998 году Кураев написал на тему антисемитизма книгу под названием [kuraev.ru/index.php?option=com_remository&Itemid=54&func=fileinfo&id=7 «Как делают антисемитом»] (в 2006 году вышла вторая редакция).
|
|
Я убеждён, что антисемитизма в этой книге нет. Я не считаю еврейский народ в чем-то хуже народа русского или любого другого. Я просто не считаю евреев лучше всех остальных народов. Впрочем, сегодня, кажется, даже это уже считается антисемитизмом. Но разве есть национализм в просьбе подходить ко всем народам и ко всем людям с одними и теми же нравственными критериями? В этих статьях именно это я и делаю. Я все время просто и скучно спрашиваю: "Господа! Я понимаю, что чужая боль плохо чувствуется. Но представьте, что точно такую же фразочку кто-то бросит в адрес вашего народа. Вам разве не будет больно? Так, может, и вы не будете бросаться булыжниками в нас?"[74] |
|
Весной 1999 года в «Православной газете» Екатеринбурга вышла статья Андрея Кураева «Можно ли не праздновать 8 марта?»[75]. Кураев ассоциировал 23 февраля и 8 марта с еврейским праздником Пурим. После чего осудил приурочивание Дня защитника Отечества и Международного женского дня к данному иудейскому празднику, высказав следующее мнение:
|
|
Моё недоумение о другом: как можно спустя тысячелетия праздновать события того дня… Есть ли другой народ на земле, который с веселием празднует день заведомо безнаказанных массовых убийств? Я понимаю праздник в честь военной победы. Это было открытое и рискованное столкновение, и день победы — это мужской и честный праздник. Но как праздновать день погрома? Как праздновать день убийства тысяч детей? |
|
По утверждению президента Еврейской национально-культурной автономии Свердловской области Михаила Оштраха, Кураев исказил сведения об истории праздника Пурим, и поэтому его статья вызывает враждебное отношение к еврейскому народу[76]. По этому и ряду других фактов Свердловское отделение КНОР в 2001 году обратилось в прокуратуру Свердловской области и направило Патриарху Московскому и всея Руси Алексию II, а также Архиепископу Екатеринбургскому и Верхотурскому Викентию письма о распространении со стороны Екатеринбургской епархии книг, журналов и газет, в которых имелись антисемитские материалы[76].
В 2005 году Кураев прочитал лекцию на тему части жертв Освенцима, евреев-христиан[77].
С другой стороны, в программе «К барьеру» на НТВ Кураев выступил в роли секунданта на стороне космонавта Алексея Леонова против генерала Макашова, и высказывания отца протодиакона носили толерантный и примирительный характер[78].
Отношение к креационизму и дарвинизму
В своей книге «Православие и эволюция» протодиакон Кураев высказался с критикой протестантских авторов-креационистов за их отвержение теории эволюции. В частности, он отмечал:
В 1999 году в книге «Всё ли равно как верить» А. Кураев критиковал дарвинизм, сравнивая его с ураганом, который никогда не соберёт суперлайнер, и говорил о поспешности дарвиновских умозаключений:«В православии нет ни текстуального, ни доктринального основания для отторжения эволюционизма. Не имеет для православных смысла и потакать общественной моде на иррационализм (любой иррационализм в конце концов сработает в пользу оккультизма и против Церкви).<…> Итак, у православия в отличие от язычества, демонизирующего материю, и от протестантизма, лишающего тварный мир права на сотворчество, нет оснований для отрицания тезиса, согласно которому Творец создал материю способной к благому развитию. Сама же сущность процесса развёртывания мира не меняется от того, с какой скоростью он происходит. И наивны те, кому смутно кажется, что Бог становится не нужен, если мы растянем процесс творения. Равно, как наивны и те, кто полагают, что сотворение мира за более чем шестидневный срок умаляет величие Творца. Нам важно лишь помнить, что ничто не мешало, не ограничивало творческого действия. Все происходило по воле Творца. А состояла ли эта воля в том, чтобы создать мир мгновенно, или в шесть дней, или в шесть тысяч лет, или в мириады веков — мы не знаем».— Кураев А. В. [svitk.ru/004_book_book/15b/3407_kuraev-pravoslaviya_i_evolyuciya.php Православие и эволюция]
Кстати, «теория эволюции» Дарвина доказала только одно — свою безграничную уверенность в своих собственных достоинствах. В чём Дарвин видел «двигатель прогресса»? — В «борьбе видов за выживание» и в «естественном отборе». И то и другое, конечно, есть (хотя современная экология говорит, что виды скорее сотрудничают, чем борются, и Дарвин слишком поспешно перенёс нравы раннекапиталистического общества в природу). Но ведь объяснять все «естественным отбором» — все равно, что сказать, что АвтоВАЗ развивается и выпускает новые модели только потому, что в нём есть отдел технического контроля, который не выпускает бракованные машины за пределы завода. Не ОТК ведь создает новые модели! И «мутациями» здесь много не объяснишь. Они несомненно есть, но если они носят лишь случайный характер, то они и есть не более чем серия ураганов. Скорее ураган, пронесшийся по самолётному кладбищу, соберет новехонький суперлайнер, чем случайные «мутации» — ураганы молекулярного уровня — создадут живую клетку или новый вид. В конце концов в «неодарвинизме» теория эволюции выглядит так: если долго бить кулаком по черно-белому «Горизонту», он в конце концов станет цветным «Панасоником». Если долго бить воблой о столешницу — когда-нибудь у неё появятся крылья и она запоет соловьем[79].
Высказывания о ЛГБТ
Кураев известен многочисленными критическими высказываниями в адрес ЛГБТ-сообщества. В своей книге «Церковь в мире людей» он называет терпимость к гомосексуальности прикрытием для «атаки на традиционную, христианскую семью», похожим на «нож, добивающий физическое существование русского народа и европейской культуры», и высказывает мнение, что главной угрозой в области демографии и медицины является использование страха перед СПИДом «для рекламы контрацептивов и гомосексуализма»[80]. В одном из интервью Кураев поставил гомосексуальность в один ряд с наркоманией, назвав послабления в отношении обоих вопросов «ликами культуры смерти»[81]. В 2007 дьякон сказал, что церковь должна помогать «бороться с собой» тем геям, которые признают свою ориентацию грехом и проблемой, в то время как остальные гомосексуалы для православной церкви, по его мнению, «вообще сволочи»[82].
В январе 2008 года Кураев обратился к Дмитрию Медведеву с требованием дать оценку новогодним программам канала НТВ, которые якобы были полны «гомосексуальных ужимок» и «девушек-топлесс», подчеркнув что если обращение останется без ответа, «будет трудно не считать, что подлинно любимым Вашим „нацпроектом“ является растление молодёжи вообще и пропаганда гомосексуализма в частности»[83]. В 2011, размышляя о необходимости присутствия священников в выборных органах власти, Кураев заявил что если в России, например, появится партия, отстаивающая права сексменьшинств, и другие политики не смогут выступить против, это придётся сделать представителям церкви[84].
В 2012 году широкий резонанс вызвало предложение Кураева сорвать концерт Мадонны в Санкт-Петербурге, на котором певица планировала высказаться против местных гомофобных законов. Отвечая на вопрос депутата Виталия Милонова о том, как поступить петербуржцам, протодиакон сказал: «Нормальный человек в таких случаях звонит по телефону в ФСБ и говорит, что якобы кто-то в определённом месте заложил бомбу»[85].
Позиция на выборах Патриарха в 2009 году
Юлия Таратута, корреспондент издания «Коммерсантъ», отмечала в конце января 2009 года[86], что во время выборов Московского Патриарха дьякон Кураев, публично выступая на стороне Митрополита Кирилла, использовал обвинения в адрес его конкурентов на патриарший престол: в декабре 2008 года обвинил брата митрополита Калужского Климента (Капалина) архиепископа Димитрия (Капалина) в том, что тот якобы организовал «лжевыборы» делегатов на Поместный собор от духовных школ, которые состоялись в Московской духовной академии, а также произвёл «рейдерский захват Московской духовной академии»[87]. В связи с такими обвинениями епископ Барнаульский и Алтайский Максим (Дмитриев), бывший инспектор Тобольской семинарии (1990—2002), высказался, что считает выборы делегатов на Поместный Собор от духовных школ честными и справедливыми[88].
Крестины дочери Филиппа Киркорова
После рождения суррогатной дочери Филиппа Киркорова и её крестин Кураев выступил с требованием отлучить певца от церкви. Свою позицию он защищал на программе «Поединок» от 26 апреля 2012 года, где его противницей была певица Лолита Милявская, защищавшая Киркорова и суррогатное материнство[89][90][91][92].
Кураев так охарактеризовал передачу:
Но для меня было важно вывести эту тематику из области скандальной попсы. Речь идёт не о забавном приключении Филиппа Киркорова, речь идёт не о моём якобы скандальном характере, и не о каких-то о религиозных заморочках, которые якобы определяют позицию Церкви (я не привёл ни одного собственно религиозного довода против суррогатного материнства!). Речь идёт о фундаментальном вопросе этики — вопросе о достоинстве человека, о том, есть ли цена на человечинку. Это цена тебя самого. Тот, кто сегодня покупает или продаёт ребёнка, пусть будет готов к тому, что завтра могут продать его самого.
Поединок с довольно большим перевесом закончился победой Андрея Кураева[93].
Гомосексуальный скандал в Русской православной церкви
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Проверить нейтральность. На странице обсуждения должны быть подробности.
|
В октябре 2013 года, после очередного заседания Священного Синода РПЦ, отец Андрей написал в своем блоге о наличии в РПЦ голубых архиереев[94].
Затем в декабре 2013 — начале 2014 года Андрей Кураев активно высказывался о наличии влиятельного «голубого лобби» в Русской православной церкви. Описывая его в одном из первых, январских телеинтервью, Кураев привёл следующие цифры и дал такое определение:
Вопрос в том, что где-то в 60-х годах один из самых прямых карьерных путей был связан, к сожалению, с вот такой уступчивостью по отношению к некоторым, — весьма и весьма, — власть имеющим епископам. И, в результате, сложилось такое вот лобби. Это не означает, что все епископы таковы, нет. Их меньшинство. Может быть, 50 человек из 360 наших епископов. Но беда в том, что остальные — запуганы, остальные — молчат. Лобби — это не те, кто что-то совершает, это те, кто молчат и покровительствуют[95].
Сначала Андрей Кураев сообщил о проведённой в декабре 2013 года проверке инспекции Учебного комитета Русской православной церкви в Казанской духовной семинарии, связанной с жалобами студентов семинарии на сексуальные домогательства и изнасилования со стороны руководства семинарии[96][97][98][99][100]. По итогам работы этой не публичной комиссии факты нашли подтверждение, а проректор семинарии, пресс-секретарь Татарстанской митрополии игумен Кирилл (Илюхин)[101] уволился по собственному желанию, но позднее был обнаружен в сане и на аналогичной должности в Тверской епархии, правящий архиерей которой Виктор (Олейник) вместе с казанским правящим архиереем Анастасием (Меткиным) позднее также был изобличён Андреем Кураевым как «гомоиерарх». Казанский правящий архиерей после комиссии протоиерея Максима Козлова отругал семинаристов и назвал их жалобу «предательством епархии». По предположениям Андрея Кураева, «голубое лобби» с советских времён при помощи КГБ, а потом самостоятельно, сумело продвинуть с самых нижних церковных ступеней в епископат 40 % (около 40 человек) «гомоиерархов»[102], при этом из остальных многие их покрывают.
После публикации в открытых СМИ слов Андрея Кураева о «голубом лобби» он был уволен из МДА за «эпатажные высказывания». При этом, по мнению Андрея Кураева, процедура увольнения была нарушена, и его сторонникам в МДА не дали проголосовать или хотя бы высказаться при принятии решения об его увольнении.
Позднее некоторые СМИ распространили информацию со ссылкой на Андрея Кураева о том, что епископ Гомельский и Жлобинский Стефан (Нещерет) является гомосексуалистом и совращал воспитанников духовных учебных заведений и священников младше себя по чину[103][104].
Критика присоединения Крыма Россией. Украинский вопрос.
29 марта 2014 года, в своём официальном блоге в девяти пунктах изложил своё видение последствий присоединения Крыма к России, которые назвал «очевидно-печальными» и констатировал, что «теряет Россия больше, чем приобретает». Андрей Кураев отметил множественные негативные последствия для России[105].
Эти мнения, подчас носящие оппозиционный характер, были им неоднократно озвучены и раскрыты в интервью российским и иностранным изданиям[106][107][108][109].
2 мая 2014 в «Газете» было опубликовано интервью с Андреем Кураевым, где он связал истоки русофобских настроений на Украине с присоединением Крыма к Российской Федерации[110]:
Отторжение Крыма дало повод для расползания русофобских настроений по всей Украине.— «Газета» // [www.gazeta.ru/social/2014/04/29/6013757.shtml Никто не вправе считать себя непогрешимым оракулом, 2 мая 2014]
28 апреля в интервью газете «Фраза» на вопрос о перспективах российско-украинских отношений[111]:
Мой прогноз пессимистичен. С самого начала крымских событий я говорил, что мне как русскому националисту это очень не нравится. Потому что, приобретая Крым, потерять в итоге Украину, — это очень плохая математика.— «Фраза» // [fraza.ua/interview/28.04.14/194515/andrej_kuraev_neonatsizm_eto_javlenie_internatsionalnoe.html Неонацизм- это явление интернациональное, 28 апреля 2014]
Андрей Кураев выступил с критикой патриарха Кирилла по молчанию в вопросе присоединения Крыма:
Патриарх Кирилл, который ранее говорил, что Киев и Украина — это его родной дом, не приехал в этот дом, когда в нём был пожар… Ни официально, ни неофициально не было никаких знаков патриаршей приязни, понимания и солидарности с украинской частью его паствы. Как не было ни слова с осаживанием антиукраинского пропагандистского угара в российских СМИ и блогах. Вряд ли украинцы это забудут.— "joinfo" // [joinfo.ua/sociaty/885512_Izvestniy-pravoslavniy-missioner-Andrey-Kuraev.html Известный православный миссионер Андрей Кураев раскритиковал аннексию Крыма и сожалеет о молчании РПЦ, 02.04.2014]
Впоследствии, в интервью украинской газете «Фраза» 28 апреля 2014, Андрей Кураев положительно отозвался об общей миротворческой позиции Патриарха Кирилла, лишённой «ставки на демонизацию всего, что связано с Украиной», несмотря на то, что, по его мнению, Патриарх подвергается весомому давлению со стороны «московских элит»[112]. В интервью для радио «Эхо Москвы» 25 июля Кураев в этот раз поддержал «неприезд» Патриарха в Киев в сложившейся обстановке, признал факт идентификации большинства жителей Крыма с Россией и жизнеспособность настоящего статуса полуострова, отметив, что присоединение «происходило … хорошо», без жертв. Резко критикуя информационное освещение ситуации в российских СМИ, также осудил армию ополчения Донбасса за использование православных слоганов «в своих целях, но не более того»[113][114]:
То есть назвать себя православной армией Донбасса — это они могут. Для таких людей церковь хороша, только когда она меня поддерживает. Когда она дает основание мою обычную ненависть считать священной. Тогда да. Тогда отцы, мы вместе с вами. А если ты ему скажешь, что прости, ненависть не может быть священной, и не надо Евангелием оправдывать нажатие спускового крючка, то тебе скажут, что ты ересь несешь.
— "Эхо Москвы" // [echo.msk.ru/programs/personalno/1366288-echo/#element-text Особое мнение, 25 июля 2014]
Отзывы о деятельности и трудах Андрея Кураева
Положительные отзывы
Из интервью Патриарха Алексия II «Газете» (о Кураеве и Дворкине):
— Такие люди, как диакон Андрей Кураев и Александр Дворкин, ездят по стране, читают лекции, показывают фильмы и возбуждают в православных ненависть к иноверцам. Они действуют от имени Церкви?
…просветительская работа сегодня предполагает не только проповедь Евангелия, но и полемику, в том числе публичную, с различного рода учениями, противоречащими Православию. Впрочем, полемика и ненависть — далеко не одно и то же. При ведении полемики нужно очень ответственно подходить к словам, избегать эмоциональных оценок, проверять и перепроверять факты, которые должны быть достоверными и доказанными.
Мне неизвестны случаи разжигания межрелигиозной или межнациональной вражды упомянутыми миссионерами. Более того, я убеждён, что проявления такой вражды прямо связаны с царящим в обществе невежеством в области религии, которому они в меру своих возможностей противостоят[115].
Член-корреспондент РАН, заведующий кафедрой онтологии и теории познания и декан философского факультета МГУ, доктор философских наук профессор В. В. Миронов в интервью газете «Татьянин День» сказал, что[3]:
Андрей Кураев всегда мощно выполнял миссионерскую функцию и имеет для этого безусловный талант лектора и мыслителя. Это человек, который отстаивает определённые ценности, причём очень жёстко, кстати говоря, его мнение часто шло вразрез с мнениями внутри Церкви. Он глубоко разбирается в проблеме веры и знания. Я оцениваю его очень высоко, но при этом должен отметить, что рационалистическая струя внутри его сознания кажется мне доминирующей. Я бы назвал его классическим теологом.
Отрицательные отзывы
См. ниже в разделе «Ссылки на критические публикации»
Книги и публикации
Книги
- Кураев А. В. [old.rsl.ru/view.jsp?f=1016&t=3&v0=Кураев&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&cc=a1&i=6&v=card&ce=4 Философско-антропологическое истолкование православной концепции грехопадения]: автореферат дис. … кандидата философ. наук: 02.29.04 / Ин-т философии РАН. — М., 1994. — 22 с.
- Кураев А. В. Взрослым о детской вере / Диакон Андрей Кураев. — 5. изд., доп. — Ростов н/Д: Троиц. слово; М.: Паломникъ, 2003. (Тип. АО Мол. гвардия). — 637, [2] с.: ил., портр.; 21 см. — (Школьное богословие). — ISBN 5-87468-194-9 (в пер.)
- Кураев А. В. Всё ли равно как верить?: Сб. ст. по сравнит. богословию / Диакон Андрей Кураев. — Клин: Изд-во Братства святителя Тихона, 1994. — 174,[1] с.; 20 см. — ISBN 5-86407-004-1 : Б. ц.
- Второе пришествие апокрифов
- Вызов экуменизма
- Кураев А. В. Вызов экуменизма / Диак. Андрей Кураев. — М.: Междунар. православ. фонд «Благовест», 1997. — 237,[2] с.; 20 см. — (Православная апологетика на пороге XXI века). — ISBN 5-7854-0022-7 : Б. ц.
- Кураев А. В. Вызов экуменизма / Диакон Андрей Кураев. — 2. изд., испр. и доп. — М.: Издат. Совет Рус. Православ. Церкви, 2003 (АООТ Твер. полигр. комб.). — 381, [1] с.; 22 см.
- Кураев А. В. Вызов экуменизма / Диакон Андрей Кураев. — [3-е изд., испр. и доп.]. — М.: Грифон, 2008. — 477, [2] с.; 22 см. — ISBN 978-5-98862-046-4 (В пер.)
- Kuraev A. Provocarile ecumenismului. Bucuresti, ed. Sofia, 2006. (перевод на румынский язык)
- «Гарри Поттер»
- Кураев А. В. «Гарри Поттер» в церкви: между анафемой и улыбкой: Дать ли сказкам индульгенцию? Демонична ли нелюдь? На что намекает «Гарри Поттер»? Сатанистка Роулинг? Правда «Гарри Поттера» / Диак. Андрей Кураев. — СПб.: Нева, 2003. (ПФ Красный пролетарий). — 123, [1] c.; 20 см. — ISBN 5-7654-2901-7 (в обл.)
- Кураев А. В. «Гарри Поттер»: попытка не испугаться / Диакон Андрей Кураев. — М.: Андреевский флаг, 2004. (ГУП Смол. полигр. комб.). — 205, [2] с.; 20 см. — ISBN 5-9553-0035-X (в обл.)
- Дары и анафемы
- Кураев А. В. Дары и анафемы: Что христианство принесло в мир: Размышления на пороге III тысячелетия / Диакон Андрей Кураев. — М.: Изд-во Моск. подворья Свято-Троиц. Сергиевой Лавры, 2001. — 443, [1] с.; 20 см. — ISBN 5-7789-0108-9
- Кураев А. В. Дары и анафемы. Что христианство принесло в мир / Диакон Андрей Кураев. — 2. изд., доп. — М.: Паломникъ, 2003. (М.: ПФ Красный пролетарий). — 542, [1] с.: ил.; 21 см. — ISBN 5-87468-215-5 (в пер.)
- Кураев А. В. Дары и анафема. Что христианство принесло в мир?: размышления на пороге III тысячелетия. / диакон Андрей Кураев. — М.: Эксмо; Яуза, 2004. (Тул. тип.). — 285, [2] с.; 20 см. — (Беседы с богословом). — ISBN 5-699-08748-6 (в обл.)
- Кураев А. В. Дары и анафема. Что христианство принесло в мир?: размышления на пороге III тысячелетия. — М.: Эксмо, 2005. (5 000).
- Кураев А. В. Дары и анафемы: что христианство принесло в мир?: размышления на пороге третьего тысячелетия / Диакон Андрей Кураев. — 5-е изд., испр. и доп. — М.: Никея; Арефа, 2009. — 319 с.; 23 см. — ISBN 978-5-91761-001-6 (в пер.)
- Кураев А. В. Да ли сви путеви воде ка Богу? Огледи на Православльу у постхришчанском свету. — Цетинье: Светигора, 1997. (Пер. на сербский язык)
- Kuraev A. Daruri si anathemele. Bucuresti, 2004. (Пер. на румынский язык)
- Кураев, А. В. Диспут с атеистом: [новая версия] — 2-е изд., доп. — М.: Изд-во Сретенского монастыря, 2007. — 236, [2] с.; 17 см. — (Серия «Кафедра»). — ISBN 978-5-7533-0159-8
- Кураев А. В. Диспут с кришнаитами. В соавт. со свящ. Олегом Стеняевым и Р. Гупта. — Витебск, 2005.
- Если Бог есть любовь…
- Кураев А. В. Если Бог есть любовь… / Диакон Андрей Кураев. — М.: Изд-во Православ. Свято-Тихонов. богослов. ин-та; Рус. зерцало, 1997. — 122 с.; 21 см. — (Всё ли равно как верить?; Вып. 2) (Православное слово). — ISBN 5-7429-0054-6 : Б. ц.
- Кураев А. В. Если Бог есть любовь… / Диакон Андрей Кураев. — 2. изд., испр. и доп. — М.: Благовест, 1998. — 156, [2] с.: ил.; 20 см. — ISBN 5-7854-0056-1
- Кураев А. В. Если Бог есть любовь… — Запорожье, 1999.
- Кураев А. В. Да ли сви путеви воде ка Богу? Огледи на Православльу у постхришчанском свету. — Цетинье, Светигора, 1997. (Перевод на сербский язык)
- Кураев А. В. Женщина в церкви: беседы с богословом / диакон Андрей Кураев. — М.: Эксмо; Яуза, 2004. (Тульская тип.). — 174, [1] с.; 20 см. — ISBN 5-699-06980-1 (в обл.)
- Кураев А. В. Искушение, которое приходит «справа» / диак. Андрей Кураев. — М.: Изд. Совет Русской Православной Церкви, 2005. — 93, [2] с.; 20 см. — ISBN 5-94625-104-X
- Как делают антисемитом
- Кураев А. В. Как делают антисемитом. — М.: Одигитрия, 1998.
- Кураев А. В. Как делают антисемитом. — Минск: Православная инициатива, 2004.
- Kuraev A. Tajemnica Izraela // Fronda. Warszawa, 1999, № 17/18. (частичный перевод на польский язык)
- Кураев А. В. Как относиться к исламу после Беслана? / Диакон Андрей Кураев. — М.: Мрежа, 2004. (ОАО Тип. Новости). — 127 с.; 20 см. — ISBN 5-9900367-1-X (в обл.)
- Кино: перезагрузка богословием
- Кураев А. В. Кино: перезагрузка богословием / Диак. Андрей Кураев. — М.: Фома, 2004. — 77, [2] с.: ил., табл.; 17 см.
- Кураев А. В. Кино: перезагрузка богословия: беседы с богословом / Диакон Андрей Кураев. — М.: Яуза; Эксмо, 2005. (Тул. тип.). — 156, [1] с.; 20 см. — ISBN 5-699-09534-9 (в обл.)
- Кураев А. В. Когда Небо становится ближе. О чудесах и суевериях, о грехах и праздниках. М.: Издательский Совет Русской Православной Церкви, 2007 г. — 112 с. — ISBN 978-5-94625-218-8
- Кто послал Блаватскую?
- Кураев А. В. Кто послал Блаватскую? — Ростов-на-Дону: Феникс, 2000.
- Кураев А. В. Кто послал Блаватскую?: Теософия, Рерихи и православие / Диакон Андрей Кураев. — М.: Изд-во Моск. подворья Свято-Троиц. Сергиевой Лавры; Ростов н/Д: Троиц. слово, 2000. — 399 с.; 21 см. — (Христианство в «Эру Водолея»). — ISBN 5-7789-0052-1 (Полемика с Ксенией Мяло и другими рерихославными)
- Кураев А. В. Культурология православия: готова ли школа к новому предмету / диакон Андрей Кураев. — М.: Грифон, 2007. — 269, [2] с.; 21 см. — ISBN 978-5-98862-040-2 (В пер.)
- Мастер и Маргарита: за Христа или против?
- Кураев А. В. «Мастер и Маргарита»: за Христа или против? / Диакон Андрей Кураев. — Изд. 2-е, испр. и доп. — М.: Изд. Совет Рус. Православ. Церкви, 2005. — 176 с.; 20 см. — ISBN 5-94625-097-3 (в обл.)
- Кураев А. В. Мастер и Маргарита: За Христа или против? — 3-е изд., доп. и перераб. — М.: Проспект, 2016. — ISBN 978-5-392-21514-0.
- Кураев А. В. Миссионерский кризис православия — М.: Никея, 2010.
- Может ли православный быть эволюционистом?
- Кураев А. В. Может ли православный быть эволюционистом? // Той повеле, и создашася. Современные учёные о сотворении мира. — Клин: Фонд «Христианская жизнь», 1999.
- Кураев А. В. Может ли православный быть эволюционистом?. — М.: Христианская жизнь, 2006. — 112 с.
- Кураев А. В. На пороге унии. Станем ли мы монофизитами? — М., 1994. (в соавторстве с В. Лурье).
- Наследие Христа. Что не вошло в Евангелия?
- Кураев А. В. Наследие Христа. Что не вошло в Евангелия? / Диак. Андрей Кураев. — М.: Фонд «Благовест», 1997. — 219,[2] с.; 20 см. — (Православная апологетика на пороге XXI века). — ISBN 5-7854-0025-1 : Б. ц.
- Kuraev A. Mostenirea lui Hristos. Ceea ce n-a intrat in Evanghelie. Bucuresti, ed. Sofia, 2009 (перевод на румынский язык)
- Кураев А. В. Может ли православный быть эволюционистом? — Клин: Христианская жизнь, 2006.
- Кураев А. В. Мои ошибки. — Красноярск, 2009.
- Неамериканский миссионер
- Кураев А. В. Не-американский миссионер / диак. Андрей Кураев. — Саратов: Изд-во Сарат. епархии, 2005. (ОАО Тип. Новости). — 463, [1] с.; 22 см. — ISBN 5-98599-016-8 (в пер.)
- Неамериканский миссионер / Диакон Андрей Кураев. — Саратов: Изд-во Саратовской епархии, 2006. — 463 с.; 21 см. — ISBN 5-98599-028-1
- Кураев А. В. О вере и знании — М.: Аргус, 1995.
- О нашем поражении
- Кураев А. В. О нашем поражении / Диак. Андрей Кураев. — М.: Моск. подворье Свято-Троицкой Сергиевой лавры, 1996. — 43 с.; 20 см. — ISBN 5-7789-0004-X (СПб.: Собор. разум [и др.], 1999. — 539, [1] с.; 22 см. — ISBN 5-87738-104-0)
- 2 изд. в сборнике: О последних судьбах нашего мира. Три взгляда из разных эпох. — М.: Отчий дом, 1998.
- 3 доп. издание — СПб.: Светлояр, 1999.
- 4 доп. издание — М.: Троицкое слово, Паломник, 2003.
- перевод на болгарский язык: За нашето поражение — София: Омофор, 2001.
- перевод на сербский язык: О нашем поразу // Искон. Православни илустровани часопис. — Сербия, Вранье, 1997, № 1-2
- Кураев А. В. Оккультизм в православии / Диакон Андрей Кураев. — М.: Благовест, 1998. — 380, [1] с.; 20 см. — ISBN 5-7854-0053-7
- Кураев А. В. Основы православной культуры. Учебное пособие для 4-5 классов. — М.: Просвещение, 2010.
- Основы православной культуры как лекарство от экстремизма: Очень личные размышления
- Кураев А. В. Основы православной культуры как лекарство от экстремизма: Очень личные размышления / Диак. Андрей Кураев. — М.: Издат. Совет Рус. Православ. Церкви, 2003. (ГУП ИПК Ульян. Дом печати). — 109, [2] с.; 20 см. — ISBN 5-94625-054-X (в обл.)
- Кураев А. В. Основы православной культуры как лекарство от экстремизма: Очень личные размышления — Киев: Свято-Макариевская церковь, 2004.
- Кураев А. В. Основы религиозных культур и светской этики. Основы православной культуры. 4-5 классы: учебное пособие для общеобразовательных учреждений. — М.: Просвещение, 2010. — 95 с.: цв. ил.; 26 см. — ISBN 978-5-09-024063-5
- Ответы молодым
- Кураев А. В. Ответы молодым / Диак. Андрей Кураев. — Саратов: Изд-во Сарат. епархии; Изд-во Моск. Подворья Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, 2003. (ОАО Тип. Новости). — 286, [1] с.; 20 см. — ISBN 5-7789-0178-X (в обл.)
- Ответы молодым / Диакон Андрей Кураев. — Саратов: Изд-во Сарат. епархии; М.: Изд-во Моск. подворья Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, 2004 (ОАО Тип. Новости). — 286, [1] с.; 20 см. — ISBN 5-7789-0178-X (в обл.)
- Ответы молодым / Диакон Андрей Кураев. — Саратов: Изд-во Сарат. епархии; М.: Изд-во Моск. подворья Свято-Троиц. Сергиевой Лавры, 2005 (ОАО Тип. Новости). — 286, [1] с.; 20 см. — ISBN 5-98599-011-7 (в обл.)
- Ответы молодым / диакон Андрей Кураев. — Саратов: Изд-во Саратовской епархия, 2008. — 286, [1] с.; 20 см. — ISBN 978-5-98599-060-7
- Kuraev A. Raspunsuri catre tineri/ Alba Iulia. Reintregirea. 2007 (перевод на румынский язык)
- Кураев А. В. Откуда у церкви деньги: В помощь приход. священникам и налоговым инспекторам / Диакон Андрей Кураев. — Краснодар: Троиц. Слово, 1999. — 15, [1] с.; 20 см. — ISBN 5-7221-0262-8
- Кураев А. В. Перестройка в Церковь. Эскиз семинарского учебника миссиологии. Центр библейско-патрологических исследований при Отделе по делам молодёжи Русской Православной Церкви, 2009 г. — 512 с. — ISBN 978-5-85271-343-8
- Почему православные такие?..
- Кураев А. В. Почему православные такие?.. / диакон Андрей Кураев. — М.: Изд-во Моск. подворья Свято-Троиц. Сергиевой лавры, 2006. — 527 с.; 22 см. — ISBN 5-7789-0208-5 (В пер.)
- Кураев А. В. Почему православные такие?.. / диакон Андрей Кураев. — М.: Изд-во Московского подворья Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, 2008. — 527 с.; 22 см. — ISBN 5-7789-0208-5
- Кураев А. В. Почему православные такие упёртые? — М.: Подворье ТСЛ, 2006.
- Кураев А. В. Почему христиане не боятся порчи. — М.: Издательский совет РПЦ, 2008.
- Кураев А. В. Правда и фантазии «Кода да Винчи». — М.: Издательство Московского Подворья Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, 2006. — 90 с.
- Кураев А. В. [lib.eparhia-saratov.ru/books/10k/kuraev/law/contents.html Православие и право: Церковь в свет. государстве] / Диакон Андрей Кураев. — М.: Сретен. монастырь, 1997. — 63,[1] с.; 21 см.
- Кураев А. В. Православная философия и богословие: Теорет. курс авториз. излож. / Моск. экстер. гуманит. ун-т; Кураев А. В. — М.: Акад. изд-во МЭГУ, 1994. — 160 с.; 21 см. — (Книга авторизованного изложения). — ISBN 5-7136-0018-1 : Б. ц.
- Протестантам о православии
- Кураев А. В. Протестантам о православии. — М.: Подворье Троице-Сергиевой Лавры, 1997.
- Кураев А. В. Протестантам о православии. — Киев: Киево-Печерская лавра, 1998.
- Кураев А. В. Протестантам о православии. — Ноябрьск, 1998.
- Кураев А. В. Протестантам о православии. / Диакон Андрей Кураев. — М.: Изд-во Моск. Подворья Свято-Троиц. Сергиевой Лавры, 1999. — 267, [1] с.; 20 см. — ISBN 5-7789-0063-5
- Кураев А. В. Протестантам о православии. — Клин, 2000.
- Кураев А. В. Протестантам о православии. — Петропавловск, 2002.
- Кураев А. В. Протестантам о православии. — М.: Троицкое слово, Паломник, 2003.
- Кураев А. В. Протестантам о православии. — М.: Норма, 2005.
- Кураев А. В. Протестантам о Православии; Наследие Христа / Диакон Андрей Кураев. — Изд. 9-е, перераб. и доп. — Клин: Христиан. жизнь, 2006. — 669, [2] с.; 21 см. — ISBN 5-93313-028-1 (В пер.)
- Кураев А. В. Протестантам о православии; Наследие Христа / диакон Андрей Кураев. — Изд. 10-е, перераб. и доп. — Клин: Христианская жизнь, 2009. — 669, [2] с.; 22 см. — ISBN 978-5-93313-063-5 (в пер.)
- Кураев А. В. Към протестантите за Православието. — София: Омофор, 2001. (перевод на болгарский)
- Кураев А. В. Размышления православного прагматика о том, надо ли строить Храм Христа Спасителя. — М., 1995.
- Раннее христианство и переселение душ
- Кураев А. В. Раннее христианство и переселение душ / Диакон Андрей Кураев; [Предисл. В. К. Шохина]. — М.: Гнозис, 1996. — XVIII,191 с.; 20 см. — ISBN 5-7333-0451-0 : Б. ц.
- Кураев А. В. Раннее христианство и переселение душ / Диак. Андрей Кураев. — 2-е изд., испр. и доп. — М.: Сретен. монастырь, 1998. — 336 с.; 20 см
- Кураев А. В. Раннее христианство и переселение душ. Куда идёт душа / Диакон Андрей Кураев. — [Ростов н/Д]: Троиц. слово: Феникс, [2001]. — 573, [2] с.; 20 см. — ISBN 5-222-01603-X
- Кураев А. В. Раннее христианство и переселение душ. — М.: Троицкое слово; Паломник. 2001.
- Кураев А. В. Рок и миссионерство: [беседы с богословом] / Диакон Андрей Кураев. — М.: ЭКСМО; Яуза, 2004. (Тул. тип.). — 382, [1] с.; 20 см. — ISBN 5-699-07522-4 (в обл.)
- Кураев А. В. Рок-проповеди / протодиакон Андрей Кураев. — М.: Никея, 2010. — 16 с.: ил.; 22 см. — ISBN 978-5-91761-014-6
- Кураев А. В. С кем борются иностранные миссионеры. Выдержки из бесед и листовок диакона Андрея Кураева. — СПб., 1994.
- Сатанизм для интеллигенции
- Кураев А. В. Сатанизм для интеллигенции: [В 2 т.] / Диакон Андрей Кураев. — М.: Отчий дом, 1997. — 21 см.[Т.] 1: Религия без Бога. — М.: Моск. подворье Свято-Троиц. Сергиевой лавры; Отчий дом. — 527 с. — ISBN 5-7676-0082-1 : Б. ц.
- Кураев А. В. Сатанизм для интеллигенции: (О Рерихах и православии) / Диакон Андрей Кураев. — М.: Отчий дом, 1997. — 21 см.[Т.] 2: Христианство без оккультизма. — М.: Моск. подворье Свято-Троиц. Сергиевой лавры: Отчий дом. — 429,[1] с. — ISBN 5-7676-0083-X: Б. ц.
- Кураев А. В. Сатанизм для интеллигенции: (О Рерихах и Православии): в 2 т. / диак. Андрей Кураев. — М.: Изд-во Московского Подворья Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, 2006. — 21 см.
1: Религия без Бога. — 2006. — 527 с. — ISBN 5-7789-0209-3
- Сатанизм для интеллигенции: (О Рерихах и Православии): в 2 т. / диак. Андрей Кураев. — М.: Изд-во Московского Подворья Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, 2006. — 21 см.
2: Христианство без оккультизма. — 2006. — 429, [1] с.
- Кураев А. В. Сатанизм для интеллигенции: (О Рерихах и Православии): в 2 т. / диак. Андрей Кураев. — М.: Изд-во Московского Подворья Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, 2006. — 21 см.
- Кураев А. В. Сегодня ли дают печать Антихриста? Русская Православная Церковь об ИНН/ А. В. Кураев. — Ростов-на-Дону: Феникс; Троицкое слово, 2001. — 350 с. — Библиогр.: с. 331. — ISBN 5-222-01796-6
- Сегодня ли дают печать антихриста. Пятнадцать вопросов об ИНН
- Кураев А. В. Сегодня ли дают печать антихриста. Пятнадцать вопросов об ИНН. — М.: Паломник, Троицкое слово, 2001.
- Kuraev A. Pecetea lui antihrist, codurile de bare si semnele vremurilor. Bucuresti, 2005.(Пер. на румынский язык)
- Соблазн неоязычества
- Кураев А. В. Соблазн неоязычества / Диакон Андрей Кураев. — М.: МНПП «Буква», 1995. — 127,[1] с.; 20 см. — ISBN 5-85770-196-1 : Б. ц.
- Кураев А. В. Соблазн неоязычества. — М.: Протестант, 1995.
- Кураев А. В. Страшный суд и тайны Апокалипсиса / Диакон Андрей Кураев. — М.: Журн. «Фома», [1999?]. — 29 с.; 20 см. — (Библиотечка журнала «Фома»).
- Традиция, Догмат, Обряд
- Кураев А. В. Традиция. Догмат. Обряд. Апологетические очерки. — М.; Клин, 1995. 2-е издание — Киев, 2003.
- Кураев А. В. Традиция. Догмат. Обряд. — София: Лик, 1996. (Пер. на болгарский язык)
- Кураев А. В. Трудно быть русским / Диакон Андрей Кураев. Россия и новое язычество / Иеромонах Виталий (Уткин). — М.: Свято-Иоанно-Богослов. монастырь: Православ. братство св. апостола Иоанна Богослова, 2001. — 78, [1] с.; 21 см. — ISBN 5-89424-041-7
- Уроки сектоведения
- Кураев А. В. Уроки сектоведения: Как узнать секту: На прим. движения рериховцев / Диакон Андрей Кураев. — СПб.: Формика, 2002. — 447 с.; 20 см. — ISBN 5-7754-0039-9
- Кураев А. В. Уроки сектоведения. т. 2. Путь к пустоте янв. 2006
- Кураев А. В. Уроки сектоведения. т. 1. Как узнать секту (на примере рериховского движения)
- Кураев А. В. Фантазии и правда «Кода да Винчи» — М.: Аст-Зебра, 2006.
- Кураев А. В. Христианин в языческом мире, или О наплевательском отношении к порче / Диакон Андрей Кураев. — М.: Эксмо; Яуза, 2004. (Тул. тип.). — 286, [1] с.; 20 см. — ISBN 5-699-08092-9 (в обл.)
- Христианская философия и пантеизм
- Кураев А. В. Христианская философия и пантеизм. — М.: Подворье Троице-Сергиевой Лавры, 1997.
- Kuraev A. Pantheism and Monotheism // The Russian Idea. In search of a new identity. Ed. By Wendy Helleman. Bloomington, Indiana, 2004. (Частичный пер. на англ.:)
- Кураев А. В. Христианство на пределе истории: О нашем поражении / Диакон Андрей Кураев. — 2. изд., доп. — [Ростов н/Д]: Троицкое слово; М.: Паломникъ, 2003. (Тип. АО Мол. гвардия). — 844, [3] с.: ил.; 21 см. — ISBN 5-87468-208-2 (в пер.)
- Церковь в мире людей
- Кураев А. В. Церковь в мире людей — М.: Сретенский монастырь, 2005.
- Кураев А. В. Церковь в мире людей / Диакон Андрей Кураев. — М.: Изд. Срет. монастыря, 2006. (Типография «Новости»). — 542, [1] с.; 21 см. — ISBN 5-7533-0387-0
- Кураев А. В. Церковь в мире людей / Диакон Андрей Кураев. — 4-е изд. — М.: Изд-во Сретенского монастыря, 2009. — 542, [1] с.; 21 см. — ISBN 978-5-7533-0270-0
- Церковь и молодёжь: неизбежен ли конфликт?
- Кураев А. В. Церковь и молодёжь: неизбежен ли конфликт? — СПб.: Формика, 2003.
- Кураев А. В. Церковь и молодёжь: неизбежен ли конфликт?: Вера и наука о чудесах и суевериях. Свет и тени современной культуры. Есть ли жизнь в церкви? Что касается рок-музыки… / Диакон Андрей Кураев. — СПб.: Рус. остров, 2004. (ФГУИПП Вятка). — 450, [1] с.; 21 см. — ISBN 5-902565-01-4 (в обл.)
- Школьное богословие
- Кураев А. В. Школьное богословие / Диакон Андрей Кураев. — М.: Междунар. православ. фонд «Благовест»: Храм святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке, 1997. — 308,[1] с.; 20 см. — ISBN 5-7854-0041-3 : Б. ц.
- Кураев А. В. Школьное богословие: [Сборник] / Диак. Андрей Кураев. — 2. изд., испр. и доп. — М.: Благовест, 1999. — 364, [2] с.; 20 см. — ISBN 5-7854-0061-8
- Кураев А. В. Школьное богословие / Диакон Андрей Кураев. — 3. изд., испр. и доп. — СПб.: Собор. разум; Светлояр, 2000. — 369, [1] с.; 21 см. — ISBN 5-87738-104-2
- Школьное богословие: кн. для учителей и родителей / диакон Андрей Кураев. — М.: Норма, 2005. (Тул. тип.). — 511 с.; 22 см. — ISBN 5-89123-900-0 (в пер.)
- Бэггет, Дэвид. Философия Гарри Поттера: если бы Аристотель учился в Хогвартсе; [пер. с англ.] / Дэвид Бэггет, Шон Э. Клейн; [послесл. диак. А. Кураева]. — СПб.: Амфора, 2005. (ГИПК Лениздат). — 430, [1] с.; 21 см. — (Новая эврика). — ISBN 5-94278-892-8 (рус.)
- Иустин (Попович). Православная церковь и экуменизм / Архим. Иустин Попович; Послесл. диак. А. Кураева. — М.: Изд-во Моск. подворья Свято-Троиц. Сергиевой лавры, 1997. — 244,[1] с.: ил.; 20 см. — ISBN 5-7789-0019-8 : Б. ц.
Книги протодиакона Андрея Кураева можно скачать [kuraev.ru/index.php?option=com_remository&Itemid=54&func=select&id=1 на его официальном сайте].
Статьи
- Научные
- Кураев А. В. Традиция. Церковь. Человек // Путь. Международный философский журнал. — 1992. — № 2. — С. 183—202.
- Кураев А. В. [www.gumer.info/bogoslov_Buks/bogoslov/Article/Kur_DogmEr.php Догмат и ересь в христианском предании] // Вопросы философии. — 1994. — № 9.
- Кураев А. В., Кураев В. И. [www.philosophy.ru/iphras/library/ratiohist.html Религиозная вера и рациональность] // Исторические типы рациональности / Отв. ред. В. А. Лекторский. — Т.1. — М.:ИФ РАН, 1995. — 350 с. ISBN 5-201-01891-2 — С. 74-95.
- Кураев А. В. О вере и знании — без антиномии // Вопросы философии. — 1992. — № 7 — С.45-63.
- Кураев А. В. Пантеизм и монотеизм // Вопросы философии. — 1996. — № 6. — С. 36−53.
- журнал «Альфа и Омега»
- Кураев Андрей, диак. «Нищие духом» // Альфа и Омега. — 1994. — № 1
- Кураев Андрей, диак. Размышления о первой главе книги Бытия // Альфа и Омега. — 1994. — № 3.
- Кураев Андрей, диак. Размышления о первой главе Книги Бытия (окончание) // Альфа и Омега. — 1995. — № 4.
- Кураев Андрей, диак. Заповеди Эдема // Альфа и Омега. — 1995. — № 5.
- Кураев Андрей, диак. «И отделил Бог…» (Мотив разделения в Библии) // Альфа и Омега. — 1995. — № 6.
- Кураев Андрей, диак. О нашем поражении // Альфа и Омега. — 1995. — № 7.
- Кураев Андрей, диак. Таинство искупления // Альфа и Омега. — 1996. — № 8.
- Кураев Андрей, диак. Мужчина и женщина в книге Бытия // Альфа и Омега. — 1996. — № 9.)
- Кураев Андрей, диак. После «Херувимской» // Альфа и Омега. — 1996. — № 11.
- Кураев Андрей, диак. Полемичность Шестоднева // Альфа и Омега. — 1997. — № 12.
- газета «Известия»
- Кураев Андрей, диак. [www.izvestia.ru/articles/article26316/?print Как бороться с терроризмом без спецназа] // Известия,13 ноября 2002 г.
- Кураев Андрей, диак. [archive.is/20120904172856/www.izvestia.ru/obshestvo/article3124663/ Незнакомый патриарх, или Чему нас учит история храма Христа Спасителя] // Известия, 26 января 2009 г.
- Кураев Андрей, диак. [www.rg.ru/printable/2006/03/24/kuraev.html Украинское деление — кому это нужно?]//«Российская газета»(Федеральный выпуск) N4026 от 24 марта 2006 г.
- Журнал «Коммерсантъ Власть»
- Кураев Андрей, протодиак. [kommersant.ru/doc/1688914 Мир Церкви — это мир людей] // Журнал «Коммерсантъ Власть», № 30 (934), 01.08.2011
- журнал «Профиль»
- Кураев Андрей, диак. [www.abkhaziya.org/server-articles/article-40e8f410059eaa6256a6ff88c9cb00dd.html Абхазский узел церковной политики] // Профиль. —№ 47 15.12.2008.
- «Церковь и время»
- Кураев Андрей, диак. Канонизация царской семьи: за и против // Церковь и время, № 7 (1998)
- Кураев Андрей, диак. Традиции и перемены в социальной этике Православия // Церковь и время, № 25 (2003)
- Кураев Андрей, диак. О пути не-монашеском // Церковь и время, № 28 (2004)
- журнал «Эксперт»
- Кураев Андрей, диак. [www.pravaya.ru/leftright/472/4621?print=1 Православие и дух капитализма] // Эксперт,29 августа 2005 г.
- Прочие издания
- Кураев Андрей, диакон. Закон Божий и «Хроники Нарнии» // Льюис К. С. [img1.liveinternet.ru/images/attach/c/0/3697/3697045_vse_hroniki_narnii_i_kucha_vsego.doc Хроники Нарнии. Письма детям. Статьи о Нарнии.] — М.: СП «Космополис», 1991. — 688 с. / Перевод [с англ.]: О. Б. Бухина, Г. А. Островская, Н. Л. Трауберг, Т. А. Шапошникова, Е. Доброхотова-Майкова, Н. Будина. Предисловие: С. Л. Кошелев. Послесловие: диакон А. Кураев.
- Кураев Андрей, диак. [www.patriarchia.ru/db/print/274965.html «Спор двух академий»] // Патриархия.ru, 30 июля 2007 г.
Лекции
- [www.pravmir.ru/pochemu-elfy-ne-stroili-xramy/ Почему эльфы не строили храмы?] — лекция, прочитанная 23 февраля 2012 года в рамках встречи православного молодёжного клуба «Донской» при Донском монастыре и Московском финансово-юридическом университете.
Интервью, комментарии, беседы
- [www.pravaya.ru/ludi/451/5762?print=1 «Я ещё слишком имперский человек…»] (интервью православному порталу Правая.ru)
- [www.pravmir.ru/protodiakon-andrej-kuraev-sryv-kursa-svetskoj-etiki-mozhet-byt-zaranee-produmannoj-partituroj/print/ Срыв курса светской этики может быть заранее продуманной партитурой] (комментарий порталу Православие и мир)
- Юлия Храмова. [kuzbass.aif.ru/issues/541/03_01?print Дьякон Андрей Кураев: «Мы даже не умеем молиться»]//«Аргументы и факты в Кузбассе», выпуск 13 (541) от 29 марта 2007 г
- Игорь Гребцов. [www.rusrep.ru/2009/01/interview_kuraev/ 7 вопросов Андрею Кураеву, диакону]//Русский репортёр. № 1-2 (80-81), 22 января 2009
- [www.aif.ru/onlineconf/320/1#questions Онлайн конференция Андрей Кураев о вере, церкви, миссионерстве]// Аргументы и Факты On-Line, 09.02.2009 г.
- Татьяна Владыкина. [www.rg.ru/printable/2004/05/13/Kuraev.html Заложники клипового мышления]//«Российская газета» (Федеральный выпуск) № 3474 от 13 мая 2004 г.
- Елена Яковлева. [www.rg.ru/printable/2004/07/23/alisa.html Рок-проповедь]//«Российская газета» (Неделя) № 3533 от 23 июля 2004 г.
- [www.rg.ru/printable/2004/10/28/kuraev-propovednik.html Небо выше, чем кажется]//«Российская газета» (Черноземье) № 3615 от 28 октября 2004 г.
- Татьяна Владыкина. [www.rg.ru/printable/2005/04/30/kuraev.html Как правильно отмечать Пасху]//«Российская газета» (Федеральный выпуск) № 3760 от 30 апреля 2005 г.
- Константин Волков. [www.patriarchia.ru/db/print/60215.html Диакон Андрей Кураев: «Атеизм как таковой — это просто отрицание чужой святыни»]//«Итоги», 25 ноября 2005 г.
- [www.rg.ru/printable/2005/12/21/otklik-anons.html Диакон Андрей Кураев признался, что от сериала «Мастер и Маргарита» он ожидал большего.] (Опубликовано на сайте «Российской Газеты» 21 декабря 2005 г.)
- Елена Яковлева. [www.rg.ru/printable/2007/05/17/kuraev.html Плюс 300 приходов]//«Российская газета» (Федеральный выпуск) № 4365 от 17 мая 2007 г.
- Александр Емельяненков, Елена Яковлева. [www.rg.ru/printable/2007/08/07/cerkov-spor.html Код да истины]//«Российская газета» (Федеральный выпуск) № 4433 от 7 августа 2007 г.
- Елена Яковлева. [www.rg.ru/2007/11/20/kuraev.html Соблазненные концом света]//«Российская газета» (Центральный выпуск) № 4522 от 20 ноября 2007 г.
- Елена Яковлева. [www.rg.ru/printable/2008/02/04/grabovye.html Грабовые III века]//«Российская газета» (Центральный выпуск) № 4579 от 4 февраля 2008 г.
- Елена Яковлева. [www.rg.ru/printable/2008/05/19/ovrag.html В овраге нет жизни]//«Российская газета» (Центральный выпуск) № 4662 от 19 мая 2008 г.
- Елена Яковлева. [www.rg.ru/printable/2008/06/28/sobor.html Трудно быть епископом]//«Российская газета» (Федеральный выпуск) № 4695 от 28 июня 2008 г.
- Александра Радова, Елена Яковлева. [www.rg.ru/printable/2008/08/27/kuraev-konflikt.html Вера и война]//«Российская газета» (Федеральный выпуск) № 4737 от 27 августа 2008 г.
- Елена Яковлева. [www.rg.ru/printable/2009/12/29/kuraev.html Удочка, а не рыба]//«Российская газета» (Центральный выпуск) № 5076 от 29 декабря 2009 г.
- Елена Яковлева. [www.rg.ru/printable/2010/01/26/kuraev.html Кто-то там наверху любит меня]//«Российская газета» (Федеральный выпуск) № 5093 от 26 января 2010 г.
- Елена Яковлева. [www.rg.ru/printable/2010/02/04/patriarh.html Год Патриарха]//«Российская газета» (Неделя) № 5102 от 4 февраля 2010 г.
- Борислав Козловский. [www.rusrep.ru/2010/05/interview_kuraev/ 7 вопросов Андрею Кураеву, протодиакону]//Русский репортёр. № 5 (133), 11 февраля 2010
- газета «Молодой ленинец»
- [www.alivefaith.ru/news/2010/news.php?newsfile=2010/10-03-31-01 Андрей Кураев одобрил действия сектоборца из Пензы]//Молодой ленинец, 31 марта 2010
- Эксперт
- Программа «Угол зрения» с Александром Приваловым на «Эксперт-ТВ» — тема [web.archive.org/web/20100409083307/www.expert.ru/articles/2010/04/06/privalov_kyratv/ «Религия для школьников»] (6 апреля 2010 г.) [tv.expert.ru/video/uzr_020410/ Видео]
- Русская линия
- [rusk.ru/st.php?idar=172837 Андрей Кураев: На фига нам такой Нафигулла]//ПИА «Русская линия», 16.08.2007
- [www.ateismy.net/content/polemika/nikonovkuraev.html Интервью А. Кураева] Александру Никонову
- В мире строительства (журнал)
- В. В. Лихварь. [www.voms.ru/ml/t1931.html О церковной проповеди в современном мире] (интервью с о. Андреем Кураевым) // Всё о мире строительства, № 12/2010-01/2011
- Асмат Авидзба. [era-abkhazia.org/news/index.php?ELEMENT_ID=3502 Диакон Андрей Кураев: «Моя задача — помогать Абхазской церкви по мере сил»] // Официальный сайт Партии экономического развития Абхазии, 01.03.2011
- газета «День за днём»
- Николай Караев. [www.religare.ru/2_66231.html Андрей Кураев: «У Христа в руках мы видим меч»]//Газета «День за днём», 19.06.2009 г.
- «Наша газета» (Казахстан)
- Станислав Киселёв. [www.ng.kz/modules/newspaper/article.php?numberid=262&storyid=16570 «Попы разные нужны, попы разные важны»] // газета «Время» — для «Нашей газета» № 41 (498) Четверг, 13 октября 2011 года; газета «Вечерний Северодвинск»
- Ильдар Хабибуллин. [www.vdvsn.ru/papers/vs/2011/10/27/ Андрей Кураев: «Конец света настанет, когда „Дом-2“ станут показывать по „Культуре“»] // «Вечерний Северодвинск», от 27 октября 2011 г.
- Laowaicast
[laowaicast.ru/2012/11/laowaicast-125 «Андрей Кураев в Китае»] // подкаст «Лаовайкаст» № 125, 29 ноября 2012 года.
- Телеканал TV Молдова 1, Республика Молдова
[www.youtube.com/watch?v=skv3qcfeRcU Передача «Лумина Адевэрулуй» (Свет Истины), автор православный журналист Юлиан Прока] O преподавании религии в школе. 2010 год
Фильмы об Андрее Кураеве
- [www.youtube.com/watch?v=35z8yrGPmlw «48 часов из жизни диакона Андрея Кураева»], 30 мин., студия «Свет», Тула, 2009.
Напишите отзыв о статье "Кураев, Андрей Вячеславович"
Примечания
- ↑ 1 2 [iph.ras.ru/page26833776.htm Научное руководство П. С. Гуревича] // Официальный сайт ИФ РАН
- ↑ Евгений Балабас [www.mk.ru/social/2015/01/23/andrey-kuraev-ob-mgu-dvoyki-davalis-nelegko.html «Двойки» Андрею Кураеву давались нелегко] // "Московский комсомолец" № 26724 от 24.01.2015
- ↑ 1 2 Мария Хорькова. [www.taday.ru/text/376803.html Философия — бесполезная наука] // «Татьянин День», 12.04.2010 г.
- ↑ 1 2 [www.kommersant.ru/factbook/72679 Протодиакон Андрей Кураев] // Коммерсантъ-Справочник, 31.12.2013
- ↑ «Протодиакон также является старшим научным сотрудником кафедры философии религии и религиоведения философского факультета МГУ» — [www.newsru.com/religy/18jan2014/kuraev.html Протодиакон Андрей Кураев — Чаплину: «Даже в случае лишения сана я останусь в Русской православной церкви»] // NEWSru.com, 18.01.2014
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 [polit.ru/news/2015/02/15/kuraev/# Мемория. Андрей Кураев] // Полит.ру, 15.02.2015
- ↑ [diak-kuraev.livejournal.com/684219.html diak_kuraev: Эхо 9 сентября]
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 [www.az-libr.ru/index.htm?Persons&0B5/84e77bbb/0001/131c475b Кураев Андрей Вячеславович.] // Алексеев П. В. Философы России XIX—XX столетий. Биографии, идеи, труды. — Издание 4-е, переработаное и дополненное. — М.: Академический проект, 2002. — 1152 с.
- ↑ Кураев А. В. [www.pravmir.ru/osnovy-pravoslavnoj-kultury-%E2%80%93-polnyj-tekst-uchebnika/ Основы православной культуры. 4-5 классы: учебное пособие для общеобразовательных учреждений]. — М.: Просвещение, 2010. — 96 с. — (Основы религиозных культур и светской этики.). — 82 000 экз. — ISBN 9785090240635..
- ↑ 1 2 Кавалеры ордена «За благодеяние» Российского Клуба Православных Меценатов [rkpm.ru/index.php?option=content&task=view&id=74]
- ↑ [deyerler.org/ru/texts/news/society/2234-muftijj-kryma-obvinil-kuraeva-v-razzhiganii.html Муфтий Крыма обвинил Кураева в разжигании межрелигиозной розни на полуострове]
- ↑ [echo.msk.ru/programs/bezkupur/1553204-echo/ Ответы дьякона Андрея Кураева на ваши вопросы] // Эхо Москвы. — 22.05.2015.
- ↑ [marosh.ru/biography/andrey-kuraev-590.html Биография. Андрей Кураев]
- ↑ [echo.msk.ru/programs/Diletanti/1538966-echo/ Сталин и церковь] // Эхо Москвы, 30.04.2015
- ↑ [kuraev.ru/index.php?id=7&Itemid=1&limit=1&limitstart=3&option=com_content&task=view Биография]
- ↑
≡ Кураев А. В. [diak-kuraev.livejournal.com/870591.html 25 лет назад]. Живой Журнал (7 июля 2015). Проверено 9 июля 2015.
- ↑ [diak-kuraev.livejournal.com/838323.html Простите, но это про меня (ч. 2): diak_kuraev]
- ↑ Кураев А. В. Философско-антропологическое истолкование православной концепции грехопадения]: автореферат дис. … кандидата философ. наук: 02.29.04 / Ин-т философии. — М., 1994. — 22 с.
- ↑ [old.russ.ru:8083/antolog/inoe/ ИНОЕ Хрестоматия нового российского самосознания].
- ↑ [relig.philos.msu.ru/community/official/sovmestiteli.html Штатные сотрудники] — Кафедра философии религии и религиоведения — Философский Факультет МГУ им. М. В. Ломоносова
- ↑ [www.patriarchia.ru/db/text/1470090.html ЖУРНАЛЫ заседания Священного Синода Русской Православной Церкви от 24 декабря 2004 года / Официальные документы] // Патриархия.ru
- ↑ [www.patriarchia.ru/db/text/600732.html ЖУРНАЛЫ заседания Священного Синода Русской Православной Церкви от 31 марта 2009 года] // Патриархия.ru
- ↑ [www.patriarchia.ru/db/text/606646.html В Неделю Пятую Великого поста Святейший Патриарх Кирилл совершил Божественную литургию в Исаакиевском соборе / Новости / Патриархия.ru]
- ↑ [mospat.ru/index.php?mid=590 Журнал заседания Священного Синода Русской Православной Церкви № 63]
- ↑ [www.patriarchia.ru/db/text/705058.html Состав Межсоборного присутствия Русской Православной Церкви]
- ↑ Валерий Отставных. [ots-v-v.livejournal.com/2470.html Как мы снимали кино про отца Андрея Кураева] (фильм «48 часов из жизни диакона Андрея Кураева», 30 мин. студия «Свет», Тула, 2009).
- ↑ Злата Ветрова. [Тульская православная видеостудия сняла фильм про знаменитого миссионера Андрея Кураева]//Комсомольская правда-On-line — 09.11.2009
- ↑ [www.mpda.ru/news/text/2027629.html Состоялось очередное заседание Ученого совета МДА] // Официальный сайт Московской православной духовной академии, 30.12.2013 г.
- ↑ [www.interfax.ru/russia/txt/349855 «Кураева исключили из Московской духовной академии за эпатаж»] // ИА Интерфакс, 30.12.2013 г.
- ↑ [www.gazeta.ru/social/news/2013/12/31/n_5854789.shtml Кураев возмущен исключением из преподавателей духовной академии] // Газета.ру, 31.12.2013
- ↑ [www.newsru.com/religy/24oct2014/kuraev.html По интернету прошли слухи о онкологической болезни протодиакона Кураева]
- ↑ [www.politnavigator.net/diakon-andrejj-kuraev-oproverg-svedeniya-o-bolezni-rakom.html Диакон Андрей Кураев опроверг сведения о заболевании раком]
- ↑ [www.pravoslavie.ru/news/051231184447 Диакон Андрей Кураев назван «Человеком года»] // Православие.ру
- ↑ [www.rusk.ru/newsdata.php?idar=723314 Русская линия / Новости / Диакон Андрей Кураев награждён медалью Католической церкви Польши за миссионерство]
- ↑ [www.patriarhia.ru/db/text/189616.html Диакон Андрей Кураев и профессор Александр Дворкин награждены орденами Украинской Православной Церкви] // Патриархия.ru
- ↑ [www.vesti.ru/doc.html?id=235851&cid= «Человеком года» в шестой раз стал Алексий II] // Вести.ру
- ↑ [www.interfax-religion.ru/?act=news&div=29455 Диакон Андрей Кураев и протоиерей Владимир Волгин получили ордена миротворцев] // Интерфакс-Религия
- ↑ [ic.pics.livejournal.com/diak_kuraev/17549268/87007/87007_original.jpg Оригинал грамоты]
- ↑ [surm.md/index.php?option=com_content&task=view&id=1315&Itemid=1 Почётный профессор Славянского университета: Беседа о добре и истине] // Официальный сайт Славянского университета Республики Молдова, 17.04. 2013 г.
- ↑ Андрей Кураев призывает сделать миссионерство орудием в борьбе с угрозой вымирания русского народа, Интерфакс-Религия, 2005 [www.interfax-religion.ru/orthodoxy/?act=news&div=7836]
- ↑ [www.patriarchia.ru/db/text/683587.html Распоряжение Святейшего Патриарха Кирилла об образовании Редакционного совета по написанию учебника и методических материалов по учебному курсу «Основы православной культуры» для средней школы]
- ↑ Интерфакс-Религия [www.interfax-religion.ru/cis.php?act=news&div=30872 Патриарх Кирилл поручил Андрею Кураеву возглавить редколлегию по написанию школьного учебника «Основ православной культуры»]
- ↑ Елена Новосёлова. [www.rg.ru/printable/2009/07/02/shkola-site-anons.html Редакционный совет учебника «Основы православной культуры» возглавит Андрей Кураев]//сайт «Российской Газеты», 2 июля 2009 г.
- ↑ [new.philos.msu.ru/kaf/relig/guides/khristianskaja_teologija_bogoslovie_plan_zanjatii_dlja_studentov_iv_kursa_otdelenija_religiovedenija/ «Христианская теология. План занятий со студентами IV курса философского факультета МГУ»] // Официальный сайт Философского факультета МГУ
- ↑ [itar-tass.com/obschestvo/1423363 Протодиакон Кураев не будет оспаривать своё увольнение из Московской духовной академии] // ИТАР-ТАСС, 05.09.2014 г.
- ↑ [www.interfax-religion.ru/?act=news&div=56371 Протодиакона Кураева уволили из Московской духовной академии] // Интерфакс, 05.09.2014
- ↑ [www.newsru.com/religy/05sep2014/kuraev.html Протодиакон Андрей Кураев уволен из Московской духовной академии] // NEWSru.com, 05.09.2014
- ↑ [ria.ru/religion/20140909/1023382807.html Декан философского факультета: Кураева не увольняли из МГУ] // РИА Новости, 09.09.2014 г.
- ↑ [lenta.ru/news/2014/09/09/kuraevmgu/ В МГУ опровергли увольнение Кураева] // Лента.ру, 09.09.2014 г.
- ↑ О ересях диакона Андрея Кураева. // Русский Вестник, 1998, № 44 — 45.)
- ↑ [i-r-p.ru/page/stream-document/index-15042.html Заявление мусульманской общественности России «Клерикализм — угроза национальной безопасности России» (по поводу споров о Письме 10 академиков РАН)]
- ↑ [kuraev.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=147 Диакон Кураев: на фига нам такой Нафигулла]
- ↑ Николай Караев. [www.religare.ru/2_66231.html Андрей Кураев: «У Христа в руках мы видим меч»]//Газета День за днём, 19.06.2009 г. [diak-kuraev.livejournal.com/21554.html копия{{подст:не АИ}}], [religia.eduhmao.ru/info/5/5683/85419/ копия 2], [www.portal-missia.ru/node/52 копия 3]
- ↑ Как относиться к исламу после Беслана? [izvestia.ru/news/294147] / «Известия», 15.09.2004
- ↑ Андрею Кураеву досталось от российских мусульман: объявили «провокатором в рясе» за слова о бостонском теракте [www.newsru.com/religy/22apr2013/kuraev.html] / NewsRu.com, 22.04.2013
- ↑ [diak-kuraev.livejournal.com/471339.html?thread=118074411&#t118077739 diak_kuraev: Царнаев, конечно, не Цорионов]
- ↑ [diak-kuraev.livejournal.com/472029.html diak_kuraev: У террористов нет национальности?]
- ↑ [www.muslim-press.ru/news.php?lng=ru&pg=319 Кураев на Украине объяснил на языке «шансон», как надо «ботать по фене о нормах поведения в стране»] / Информационное агентство «Муслим Пресс», 19.09.2006
- ↑ [www.rusk.ru/newsdata.php?idar=750196 Диакон Андрей Кураев выступит в Крыму]
- ↑ Иеромонах Иов (Гумеров). [www.pravoslavie.ru/put/080617115112.htm Почему атеисты и скептики хотят разрушить веру?] / «Православие. Ru», 17.06.2008
- ↑ [www.interfax-religion.ru/?act=news&div=24061 Владимир Якунин считает, что отрицание чуда благодатного огня является частным мнением отдельных людей.] Интерфакс.ru 21 апреля 2008 г.
- ↑ [expert.ru/russian_reporter/2008/15/feofil/ Екатерина Рожаева. 7 вопросов Феофилу // «Русский репортёр» № 15 (45), 24.04.2008]
- ↑ [kuraev.ru/smf/index.php?topic=144513.msg1553851#msg1553851 kuraev.ru: Фальшивое интервью с патриархом Феофилом. 26.04.2008]
- ↑ [diak-kuraev.livejournal.com/55667.html Персональный блог А. Кураева: Пошли розовые сопли… 06.12.2009]
- ↑ [www.predanie.ru/mp3/pokrovka/ Презентация книги о. Андрея Кураева «Перестройка в Церковь. Эскиз семинарского учебника по миссиологии».] 10 апреля Культурный Центр «Покровские ворота»
- ↑ [www.radiomayak.ru/doc.html?id=125049&cid=44 Патриарх Кирилл: сошествие Благодатного огня — знак Воскресения] / Радио «Маяк», 18.04.2009
- ↑ [diak-kuraev.livejournal.com/724582.html Блог А. Кураева, 14.12.2014. «Железные маски» православия]
- ↑ [www.youtube.com/watch?v=LQJRRE0V1u8&t=693 Эфир радиопередачи «Главные темы недели с Николаем Сванидзе»] // Радио «Серебряный дождь», 08.06.2015.
- ↑ А. Кураев, [www.moskvam.ru/2004/12/kuraev.htm «Только за Родину, но не за Сталина!»], 2004
- ↑ 1 2 Андрей Кураев [mlado.org/modules/myarticles/article_storyid_340.html Только за Родину, но не за Сталина!] // «Благодатный огонь» : Ежемесячный журнал. — М., 2004. — № 12.
- ↑ [news.bbc.co.uk/hi/russian/russia/newsid_4767000/4767079.stm Воссоединение или предательство?] // БиБиСи, 12 мая 2006
- ↑ 1 2 Николай Селищев. [www.rv.ru/content.php3?id=5608 Верхоглядство или умысел?] : По поводу статьи А. Кураева // Русский Вестник : Еженедельная газета. — 2005. — 21 марта.</span>
- ↑ [www.rv.ru/content.php3?id=6140 Письмо митрополита Пантелеймона корфинского] // Русский Вестник : Еженедельная газета. — 2006. — 19 февраля.</span>
- ↑ [lib.eparhia-saratov.ru/books/10k/kuraev/antisemite/1.html Диакон Андрей Кураев. Как делают антисемитом. — М., 1998.]
- ↑ [www.spasi.ru/history/mnrm.htm Диакон Андрей Кураев. «Можно ли не праздновать 8 марта?»]
- ↑ 1 2 [www.religio.ru/arch/19Dec2001/news/2766.html Конгресс национальных объединений России (КНОР) обратился с жалобой на Екатеринбургскую епархию] // Сайт «Мир религий», 19 декабря 2001
- ↑ А. Кураев. [www.rusk.ru/st.php?idar=6348 Забытые мученики Освенцима] // Выступление на Рождественских чтениях 27.1.2005
- ↑ [svitk.ru/004_book_book/2b/490_kuraev-kak_delayut_antisemitom.php Кураев Андрей — Как делают антисемитом] — Библиотека svitk.ru
- ↑ [www.pravmir.ru/dokazatelstva-bytiya-boga/ Доказательства бытия Бога] // Диакон Андрей Кураев. Все ли равно как верить. М., 1999 Источник: www.pravmir.ru/dokazatelstva-bytiya-boga/#ixzz3Rr0fh7AO
- ↑ [gay.ru/news/rainbow/2006/01/24-6558.htm Дьякон Кураев: Терпимость к геям и лесбиянкам — нож в спину русского народа]
- ↑ [gay.ru/news/rainbow/2007/07/30-10602.htm Богослов Кураев: «Гомосексуализм» — «лик культуры смерти»]
- ↑ [gay.ru/news/rainbow/2007/10/06-11084.htm Дьякон Кураев: Открытые геи для РПЦ — сволочи]
- ↑ [gay.ru/news/rainbow/2008/01/15-11990.htm Дьякон Кураев — Дмитрию Медведеву: «…Подлинно любимым вашим „нацпроектом“ является пропаганда гомосексуализма»]
- ↑ [gay.ru/news/rainbow/2011/02/04-20021.htm Дьякон Протодиакон Кураев: РПЦ пойдёт в политику, когда геи «запугают» депутатов]
- ↑ [gay.ru/news/rainbow/2012/04/05-23223.htm Кураев посоветовал молодёжи сорвать концерт Мадонны звонком о бомбе]
- ↑ Ю. Таратута. [www.kommersant.ru/doc.aspx?DocsID=1106337 Поместный раздор. Накануне выборов Патриарха началась война компроматов.] // «Коммерсантъ», 22 января 2009 г.
- ↑ [kommersant.ru/doc.aspx?DocsID=1103077 Без лишних богословов] Коммерсантъ № 6 (4061) от 16 января 2009.
- ↑ [www.interfax-religion.ru/?act=news&div=28140 Бывший инспектор Тобольской семинарии считает честными выборы делегатов духовных школ на Поместный Собор] Интерфакс 31 декабря 2008.
- ↑ [www.pravmir.ru/protodiakon-andrej-kuraev-ob-itogax-poedinka-o-surrogatnom/ Протодиакон Андрей Кураев об итогах «Поединка» о суррогатном материнстве]: Православие и мир
- ↑ [www.pravmir.ru/chelovek-polzuyushhijsya/ Человек пользующийся?]: Православие и мир
- ↑ [www.pravmir.ru/irina-siluyanova-po-itogam-poedinka-cel-ne-opravdyvaet-sredstva/ Ирина Силуянова по итогам «Поединка»: Цель не оправдывает средства]: Православие и мир
- ↑ [www.pravmir.ru/poedinok-v-soloveva-o-surrogatnom-materinstve-o-andrej-kurev-vs-l-milyavskaya-videotekst/ «Поединок» В. Соловьёва о суррогатном материнстве: о. Андрей Кураев vs Л. Милявская] (Видео+текст): Православие и мир
- ↑ [www.youtube.com/watch?v=1ANhAgp3GRw «Поединок». Кураев v Милявская: Церковь и общество]
- ↑ [diak-kuraev.livejournal.com/531473.html О чем нельзя глаголать]
- ↑ [www.youtube.com/watch?v=iR76uHXkeUs#t=3076 «Голубое лобби» в церкви: миф или угроза? 21.01.2014, 15:59 — Телеканал «100 ТВ», телепередача «Свобода выбора»]
- ↑ [www.pravmir.ru/diakona-andreya-kuraeva-otchislili-i-professorov-mda-kommentarii-1/ Протодиакона Андрея Кураева отчислили из профессоров МДА — комментарии] // Православие и мир.
- ↑ [www.kp.ru/daily/26177.5/3067139/?cp=2 За что же уволили протодиакона-блогера Кураева?] // Комсомольская правда.
- ↑ [www.regnum.ru/news/1745856.html#ixzz2pPtfhEBd Пресс-секретаря Татарстанской митрополии обвиняют в гомосексуализме]
- ↑ [radiovesti.ru/article/show/article_id/119398 За что уволили Андрея Кураева]
- ↑ [izvestia.ru/news/563593#ixzz2pRglsDmE Одинокий дьякон в контексте истории] // Известия, 4 января 2014.
- ↑ [kds.eparhia.ru/prepod_sostav/iluhin/ Игумен Кирилл (Илюхин)] (биография).
- ↑ [diak-kuraev.livejournal.com/564360.html?thread=151027336#t151027336 diak_kuraev: По следам казанского гей-скандала]
- ↑ Михаил Верный [archive.is/20140105222252/www.mk.ru/print/articles/967242-kuraev-opublikoval-pisma-o-quotgryaznyih-pristavaniyahquot-v-tserkvi.html Кураев опубликовал письма о «грязных приставаниях» в Церкви] // Московский комсомолец, 05.01.2013
- ↑ [lenta.ru/news/2014/01/05/homo/ Кураев обвинил белорусского епископа Стефана в совращении воспитанников] // Lenta.ru, 05.01.2013
- ↑ [diak-kuraev.livejournal.com/645997.html Живой журнал, 29 марта 2014] Политическая аскетика.
- ↑ [www.7days.us/print/897/index.html Мы-не чужие для Бога, «7 дней» 9- 15 мая 2014]
- ↑ [www.gazeta.ru/social/2014/04/29/6013757.shtml Никто не вправе считать себя непогрешимым оракулом, 2 мая 2014]
- ↑ [fraza.ua/interview/28.04.14/194515/andrej_kuraev_neonatsizm_eto_javlenie_internatsionalnoe.html Неонацизм- это явление интернациональное, 28 апреля 2014]
- ↑ [joinfo.ua/sociaty/885512_Izvestniy-pravoslavniy-missioner-Andrey-Kuraev.html Известный православный миссионер Андрей Кураев раскритиковал аннексию Крыма и сожалеет о молчании РПЦ, 02.04.2014]
- ↑ [diak-kuraev.livejournal.com/652850.html О церковном праве (Для Газета.Ру)]
- ↑ [diak-kuraev.livejournal.com/653525.html Донецкое интервью]
- ↑ [fraza.ua/interview/28.04.14/194515/andrej_kuraev_neonatsizm_eto_javlenie_internatsionalnoe.html Неонацизм — это явление интернациональное, 28 апреля 2014] Газета «Фраза»
- ↑ [echo.msk.ru/programs/personalno/1366288-echo/#element-text Особое мнение 25 июля 2014)]
- ↑ [diak-kuraev.livejournal.com/674572.html#comments «Особое мнение» на «Эхо Москвы» 27 июля 2014)]
- ↑ [www.mospat.ru/archive/nr304241.htm «Христианство требует от человека духовной брани». Ответы Патриарха Московского и всея Руси Алексия II на вопросы] // Газета «Газета», 25 апреля 2003 года.
</ol>
См. также
Ссылки
- [kuraev.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=7 Автобиография протодиакона Андрея Кураева]
- [kuraev.ru Миссионерский портал протодиакона Андрея Кураева]
- — Андрей Кураев в «Живом Журнале»
- [www.patriarchia.ru/db/text/60219.html Протодиакон Андрей Кураев] на сайте МП
- [magazines.russ.ru/authors/k/akuraev/ Статьи А. Кураева в журнале «Новый Мир»]
- [www.predanie.ru/video/kuraev/ Диакон Андрей Кураев — видеолекции]
- [www.religionenlibertad.com/articulo.asp?idarticulo=25737 «Camarada, ayúdeme: mi hijo, licenciado en Ateísmo Científico, quiere entrar en el seminario» (по-испански)]
- [azbyka.ru/audio/category/propovedi-i-besedy/protodiakon-andrej-kuraev Беседы и проповеди диакона Андрея Кураева в формате mp3]
Ссылки на критические публикации
Критика со стороны других православных
- Священник Петр Андриевский (Белорусский экзархат МП)[www.archiv.kiev1.org/page-439.html «Лукавый философ на ниве богословия»]. Одесская Духовная Семинария, 1999
- Иеромонах Иоанн (Коган), (Синайская Архиепископия) [www.krotov.info/yakov/dnevnik/1994/hvi11_07.html «А судьи кто?»]
- Протоиерей Георгий Городенцев (УПЦ МП) [lib.roerich-museum.ru/node/63 «Прав ли Кураев?»]
- Протоиерей Михаил Ходанов [www.ruskline.ru/analitika/2011/08/24/otkrytoe_obrawenie_k_protodiakonu_andreyu_kuraevu/ «Открытое обращение к протодиакону Андрею Кураеву»]
- Архимандрит Тихон (Шевкунов) РПЦ [www.pravoslavie.ru/jurnal/29780.htm Великопостные мытарства] / Православие.ru, интернет-журнал Сретенского монастыря, 25/03/2009
- Архимандрит Рафаил (Карелин) Грузинская православная церковь Вызов новомодернизма
- Игумен Иннокентий (Павлов) (ИПЦ (Р)) [www.krotov.info/lib_sec/16_p/pav/lov_inn.htm#2006 «Раскол церковного сознания»]
- Священник Александр Шрамко (Белорусский экзархат МП) [priestal.livejournal.com/207809.html «Заблудившийся миссионер»][неавторитетный источник? 3295 дней]
- Л. В. Василенко [tapirr.narod.ru/ekklesia/saints/men/vasilenko.htm#без «Посмертная травля отца Александра Меня»] (Вестник Русского Христианского Движения № 180)
- В. П. Семенко. О Благодатном огне и богословском рационализме. [www.rusk.ru/st.php?idar=27561 Часть 1]; [www.rusk.ru/st.php?idar=27576 Часть 2] (Интернет-портал «Русская линия» (24-25.07.2008), журнал «Россия XXI», 2008, № 6)
- [www.mamif.org/biblioteka/Nepravoslavnyj%20missioner.pdf Неправославный «миссионер» протодиакон Андрей Кураев. Сборник материалов, статей, заявлений и размышлений / Общество защитников православных монастырей. — Курск; Санкт-Петербург, 2011. — 157 с.]
Критика со стороны представителей других религий
- Загуменнов Б. И. (главный редактор фонда «Карма Еше Палдрон») [www.buddhismofrussia.ru/HTML/br9KuraevsDoomsday.php?title= «Страшный суд дьякона Кураева»]. Журнал «Буддизм в России», № 28
- Песах (Евгений) Майбурд [jig.ru/index4.php/2007/10/25/vtoroi-krestovyi-poxod-dyakona-kuraeva-2.html Второй Крестовый поход дьякона Кураева]. Международная еврейская газета
- Загвоздкин В. К. (антропософ, преподаватель при Московском центре вальдорфской педагогики) [www.rudolf-steiner.ru/50000131/1427.html «О книге А. Кураева „Сатанизм для интеллигенции“»] // Вопросы философии. — 1999. — № 2. — С.186 — 190
Критика со стороны учёных
- Терентьев А. А. [buddhismofrussia.ru/_journals/buddhism-of-russia-26.doc Диакон Андрей Кураев. «Шамбала зияющая». («Миссионерское обозрение». Противосектантское издание. Приложение к газете «Православная Москва». Выходит по благословению епископа Белгородского и Старооскольского Иоанна. Вып. 1-4.)] // Буддизм в России. — № 26. — 1996.
Публицистическая критика
- Свасьян К. А. [www.rudolf-steiner.ru/50000013/1411.html «Современный богослов» с большевистскими манерами] // Литературная газета, 10 января 1996.
- Переседов И. Г. [www.portal-credo.ru/site/print.php?act=news&id=53265 Убить Кураева в себе] // Портал-Credo.ru, 04.04.2007 г.
- Нежный А. И. С приветом от Клары. Дьякон Андрей Кураев как создатель антисемитских мифов.
- Мельков А. С. [www.apn.ru/publications/article21196.htm Дальновидный ва-банк отца диакона] / Агентство политических новостей, 12/26/2008.
- Пандаев П. [lib.ru/URIKOVA/antikura.txt «Мракобесие для простаков» или как один диакон искал сатанизм в буддизме, теософии и Учении Живой Этики (критический анализ книги диакона А. Кураева «Сатанизм для интеллигенции»)]
Андрей Кураев и политика
- [www.krotov.info/spravki/persons/21person/kurayev.html Исповедь диакона Андрея о том, как его искушали бесы из КГБ] // Собеседник, № 8, 1992.
- Николай Владзимирский. [www.krotov.info/history/19/1890_10_2/1864_samoylenko.htm#8 Политинформатор в рясе] // «Флот Украіни», 28 октября 2008.
- Андрей Борисенко. [www.religare.ru/article1259.htm Во время выступления в Ярославле известный богослов диакон Андрей Кураев подверг резкой критике не только мировые религии и философии, но и президента России Владимира Путина и мэра Москвы Юрия Лужкова] // Портал «Религия и СМИ»
- [www.rusk.ru/newsdata.php?idar=750196 Диакон Андрей Кураев выступит в Крыму] // Православное информационное агентство «Русская линия»
- [www.portal-credo.ru/site/?act=news&id=69390&cf= Выступая в Литве, диакон Андрей Кураев раскритиковал монархистов и сравнил триипостасность Божества с разделением трёх ветвей власти при демократии] // Портал «Credo.ru», 20.03.2009.
Ответы на критику
- Кураев А. В. [www.e-reading.org.ua/chapter.php/108029/9/Kuraev_-_Kto_poslal_Blavatskuyu_.html К рецензии В. Загвоздкина на книгу: диакон Андрей Кураев. Сатанизм для интеллигенции. О Рерихах и православии] // Вопросы философии. — 1999. — № 2
- [kuraev.ru/index.php?option=com_content&task=category§ionid=7&id=18&Itemid=40 Полемика отца Андрея Кураева с критиками.] В частности, ответы на книгу о. Рафаила Карелина, на статьи священника Петра Андриевского, «Русского Вестника» и других.
- Статья «В чем обвиняют диакона Андрея Кураева» ([www.litnasledie.ru/material/kuraev1.htm страница 1], [www.litnasledie.ru/material/kuraev2.htm страница 2]) в газете «Православное книжное обозрение» Издательского совета Русской Православной Церкви.
- Опровержения различных публикаций на [kuraev.ru/index.php?option=com_content&task=blogcategory&id=32&Itemid=72 Миссионерском портале диакона Андрея Кураева].
Отрывок, характеризующий Кураев, Андрей Вячеславович
Когда она вошла в залу, отец быстро выходил из комнаты графини. Лицо его было сморщено и мокро от слез. Он, видимо, выбежал из той комнаты, чтобы дать волю давившим его рыданиям. Увидав Наташу, он отчаянно взмахнул руками и разразился болезненно судорожными всхлипываниями, исказившими его круглое, мягкое лицо.– Пе… Петя… Поди, поди, она… она… зовет… – И он, рыдая, как дитя, быстро семеня ослабевшими ногами, подошел к стулу и упал почти на него, закрыв лицо руками.
Вдруг как электрический ток пробежал по всему существу Наташи. Что то страшно больно ударило ее в сердце. Она почувствовала страшную боль; ей показалось, что что то отрывается в ней и что она умирает. Но вслед за болью она почувствовала мгновенно освобождение от запрета жизни, лежавшего на ней. Увидав отца и услыхав из за двери страшный, грубый крик матери, она мгновенно забыла себя и свое горе. Она подбежала к отцу, но он, бессильно махая рукой, указывал на дверь матери. Княжна Марья, бледная, с дрожащей нижней челюстью, вышла из двери и взяла Наташу за руку, говоря ей что то. Наташа не видела, не слышала ее. Она быстрыми шагами вошла в дверь, остановилась на мгновение, как бы в борьбе с самой собой, и подбежала к матери.
Графиня лежала на кресле, странно неловко вытягиваясь, и билась головой об стену. Соня и девушки держали ее за руки.
– Наташу, Наташу!.. – кричала графиня. – Неправда, неправда… Он лжет… Наташу! – кричала она, отталкивая от себя окружающих. – Подите прочь все, неправда! Убили!.. ха ха ха ха!.. неправда!
Наташа стала коленом на кресло, нагнулась над матерью, обняла ее, с неожиданной силой подняла, повернула к себе ее лицо и прижалась к ней.
– Маменька!.. голубчик!.. Я тут, друг мой. Маменька, – шептала она ей, не замолкая ни на секунду.
Она не выпускала матери, нежно боролась с ней, требовала подушки, воды, расстегивала и разрывала платье на матери.
– Друг мой, голубушка… маменька, душенька, – не переставая шептала она, целуя ее голову, руки, лицо и чувствуя, как неудержимо, ручьями, щекоча ей нос и щеки, текли ее слезы.
Графиня сжала руку дочери, закрыла глаза и затихла на мгновение. Вдруг она с непривычной быстротой поднялась, бессмысленно оглянулась и, увидав Наташу, стала из всех сил сжимать ее голову. Потом она повернула к себе ее морщившееся от боли лицо и долго вглядывалась в него.
– Наташа, ты меня любишь, – сказала она тихим, доверчивым шепотом. – Наташа, ты не обманешь меня? Ты мне скажешь всю правду?
Наташа смотрела на нее налитыми слезами глазами, и в лице ее была только мольба о прощении и любви.
– Друг мой, маменька, – повторяла она, напрягая все силы своей любви на то, чтобы как нибудь снять с нее на себя излишек давившего ее горя.
И опять в бессильной борьбе с действительностью мать, отказываясь верить в то, что она могла жить, когда был убит цветущий жизнью ее любимый мальчик, спасалась от действительности в мире безумия.
Наташа не помнила, как прошел этот день, ночь, следующий день, следующая ночь. Она не спала и не отходила от матери. Любовь Наташи, упорная, терпеливая, не как объяснение, не как утешение, а как призыв к жизни, всякую секунду как будто со всех сторон обнимала графиню. На третью ночь графиня затихла на несколько минут, и Наташа закрыла глаза, облокотив голову на ручку кресла. Кровать скрипнула. Наташа открыла глаза. Графиня сидела на кровати и тихо говорила.
– Как я рада, что ты приехал. Ты устал, хочешь чаю? – Наташа подошла к ней. – Ты похорошел и возмужал, – продолжала графиня, взяв дочь за руку.
– Маменька, что вы говорите!..
– Наташа, его нет, нет больше! – И, обняв дочь, в первый раз графиня начала плакать.
Княжна Марья отложила свой отъезд. Соня, граф старались заменить Наташу, но не могли. Они видели, что она одна могла удерживать мать от безумного отчаяния. Три недели Наташа безвыходно жила при матери, спала на кресле в ее комнате, поила, кормила ее и не переставая говорила с ней, – говорила, потому что один нежный, ласкающий голос ее успокоивал графиню.
Душевная рана матери не могла залечиться. Смерть Пети оторвала половину ее жизни. Через месяц после известия о смерти Пети, заставшего ее свежей и бодрой пятидесятилетней женщиной, она вышла из своей комнаты полумертвой и не принимающею участия в жизни – старухой. Но та же рана, которая наполовину убила графиню, эта новая рана вызвала Наташу к жизни.
Душевная рана, происходящая от разрыва духовного тела, точно так же, как и рана физическая, как ни странно это кажется, после того как глубокая рана зажила и кажется сошедшейся своими краями, рана душевная, как и физическая, заживает только изнутри выпирающею силой жизни.
Так же зажила рана Наташи. Она думала, что жизнь ее кончена. Но вдруг любовь к матери показала ей, что сущность ее жизни – любовь – еще жива в ней. Проснулась любовь, и проснулась жизнь.
Последние дни князя Андрея связали Наташу с княжной Марьей. Новое несчастье еще более сблизило их. Княжна Марья отложила свой отъезд и последние три недели, как за больным ребенком, ухаживала за Наташей. Последние недели, проведенные Наташей в комнате матери, надорвали ее физические силы.
Однажды княжна Марья, в середине дня, заметив, что Наташа дрожит в лихорадочном ознобе, увела ее к себе и уложила на своей постели. Наташа легла, но когда княжна Марья, опустив сторы, хотела выйти, Наташа подозвала ее к себе.
– Мне не хочется спать. Мари, посиди со мной.
– Ты устала – постарайся заснуть.
– Нет, нет. Зачем ты увела меня? Она спросит.
– Ей гораздо лучше. Она нынче так хорошо говорила, – сказала княжна Марья.
Наташа лежала в постели и в полутьме комнаты рассматривала лицо княжны Марьи.
«Похожа она на него? – думала Наташа. – Да, похожа и не похожа. Но она особенная, чужая, совсем новая, неизвестная. И она любит меня. Что у ней на душе? Все доброе. Но как? Как она думает? Как она на меня смотрит? Да, она прекрасная».
– Маша, – сказала она, робко притянув к себе ее руку. – Маша, ты не думай, что я дурная. Нет? Маша, голубушка. Как я тебя люблю. Будем совсем, совсем друзьями.
И Наташа, обнимая, стала целовать руки и лицо княжны Марьи. Княжна Марья стыдилась и радовалась этому выражению чувств Наташи.
С этого дня между княжной Марьей и Наташей установилась та страстная и нежная дружба, которая бывает только между женщинами. Они беспрестанно целовались, говорили друг другу нежные слова и большую часть времени проводили вместе. Если одна выходила, то другаябыла беспокойна и спешила присоединиться к ней. Они вдвоем чувствовали большее согласие между собой, чем порознь, каждая сама с собою. Между ними установилось чувство сильнейшее, чем дружба: это было исключительное чувство возможности жизни только в присутствии друг друга.
Иногда они молчали целые часы; иногда, уже лежа в постелях, они начинали говорить и говорили до утра. Они говорили большей частию о дальнем прошедшем. Княжна Марья рассказывала про свое детство, про свою мать, про своего отца, про свои мечтания; и Наташа, прежде с спокойным непониманием отворачивавшаяся от этой жизни, преданности, покорности, от поэзии христианского самоотвержения, теперь, чувствуя себя связанной любовью с княжной Марьей, полюбила и прошедшее княжны Марьи и поняла непонятную ей прежде сторону жизни. Она не думала прилагать к своей жизни покорность и самоотвержение, потому что она привыкла искать других радостей, но она поняла и полюбила в другой эту прежде непонятную ей добродетель. Для княжны Марьи, слушавшей рассказы о детстве и первой молодости Наташи, тоже открывалась прежде непонятная сторона жизни, вера в жизнь, в наслаждения жизни.
Они всё точно так же никогда не говорили про него с тем, чтобы не нарушать словами, как им казалось, той высоты чувства, которая была в них, а это умолчание о нем делало то, что понемногу, не веря этому, они забывали его.
Наташа похудела, побледнела и физически так стала слаба, что все постоянно говорили о ее здоровье, и ей это приятно было. Но иногда на нее неожиданно находил не только страх смерти, но страх болезни, слабости, потери красоты, и невольно она иногда внимательно разглядывала свою голую руку, удивляясь на ее худобу, или заглядывалась по утрам в зеркало на свое вытянувшееся, жалкое, как ей казалось, лицо. Ей казалось, что это так должно быть, и вместе с тем становилось страшно и грустно.
Один раз она скоро взошла наверх и тяжело запыхалась. Тотчас же невольно она придумала себе дело внизу и оттуда вбежала опять наверх, пробуя силы и наблюдая за собой.
Другой раз она позвала Дуняшу, и голос ее задребезжал. Она еще раз кликнула ее, несмотря на то, что она слышала ее шаги, – кликнула тем грудным голосом, которым она певала, и прислушалась к нему.
Она не знала этого, не поверила бы, но под казавшимся ей непроницаемым слоем ила, застлавшим ее душу, уже пробивались тонкие, нежные молодые иглы травы, которые должны были укорениться и так застлать своими жизненными побегами задавившее ее горе, что его скоро будет не видно и не заметно. Рана заживала изнутри. В конце января княжна Марья уехала в Москву, и граф настоял на том, чтобы Наташа ехала с нею, с тем чтобы посоветоваться с докторами.
После столкновения при Вязьме, где Кутузов не мог удержать свои войска от желания опрокинуть, отрезать и т. д., дальнейшее движение бежавших французов и за ними бежавших русских, до Красного, происходило без сражений. Бегство было так быстро, что бежавшая за французами русская армия не могла поспевать за ними, что лошади в кавалерии и артиллерии становились и что сведения о движении французов были всегда неверны.
Люди русского войска были так измучены этим непрерывным движением по сорок верст в сутки, что не могли двигаться быстрее.
Чтобы понять степень истощения русской армии, надо только ясно понять значение того факта, что, потеряв ранеными и убитыми во все время движения от Тарутина не более пяти тысяч человек, не потеряв сотни людей пленными, армия русская, вышедшая из Тарутина в числе ста тысяч, пришла к Красному в числе пятидесяти тысяч.
Быстрое движение русских за французами действовало на русскую армию точно так же разрушительно, как и бегство французов. Разница была только в том, что русская армия двигалась произвольно, без угрозы погибели, которая висела над французской армией, и в том, что отсталые больные у французов оставались в руках врага, отсталые русские оставались у себя дома. Главная причина уменьшения армии Наполеона была быстрота движения, и несомненным доказательством тому служит соответственное уменьшение русских войск.
Вся деятельность Кутузова, как это было под Тарутиным и под Вязьмой, была направлена только к тому, чтобы, – насколько то было в его власти, – не останавливать этого гибельного для французов движения (как хотели в Петербурге и в армии русские генералы), а содействовать ему и облегчить движение своих войск.
Но, кроме того, со времени выказавшихся в войсках утомления и огромной убыли, происходивших от быстроты движения, еще другая причина представлялась Кутузову для замедления движения войск и для выжидания. Цель русских войск была – следование за французами. Путь французов был неизвестен, и потому, чем ближе следовали наши войска по пятам французов, тем больше они проходили расстояния. Только следуя в некотором расстоянии, можно было по кратчайшему пути перерезывать зигзаги, которые делали французы. Все искусные маневры, которые предлагали генералы, выражались в передвижениях войск, в увеличении переходов, а единственно разумная цель состояла в том, чтобы уменьшить эти переходы. И к этой цели во всю кампанию, от Москвы до Вильны, была направлена деятельность Кутузова – не случайно, не временно, но так последовательно, что он ни разу не изменил ей.
Кутузов знал не умом или наукой, а всем русским существом своим знал и чувствовал то, что чувствовал каждый русский солдат, что французы побеждены, что враги бегут и надо выпроводить их; но вместе с тем он чувствовал, заодно с солдатами, всю тяжесть этого, неслыханного по быстроте и времени года, похода.
Но генералам, в особенности не русским, желавшим отличиться, удивить кого то, забрать в плен для чего то какого нибудь герцога или короля, – генералам этим казалось теперь, когда всякое сражение было и гадко и бессмысленно, им казалось, что теперь то самое время давать сражения и побеждать кого то. Кутузов только пожимал плечами, когда ему один за другим представляли проекты маневров с теми дурно обутыми, без полушубков, полуголодными солдатами, которые в один месяц, без сражений, растаяли до половины и с которыми, при наилучших условиях продолжающегося бегства, надо было пройти до границы пространство больше того, которое было пройдено.
В особенности это стремление отличиться и маневрировать, опрокидывать и отрезывать проявлялось тогда, когда русские войска наталкивались на войска французов.
Так это случилось под Красным, где думали найти одну из трех колонн французов и наткнулись на самого Наполеона с шестнадцатью тысячами. Несмотря на все средства, употребленные Кутузовым, для того чтобы избавиться от этого пагубного столкновения и чтобы сберечь свои войска, три дня у Красного продолжалось добивание разбитых сборищ французов измученными людьми русской армии.
Толь написал диспозицию: die erste Colonne marschiert [первая колонна направится туда то] и т. д. И, как всегда, сделалось все не по диспозиции. Принц Евгений Виртембергский расстреливал с горы мимо бегущие толпы французов и требовал подкрепления, которое не приходило. Французы, по ночам обегая русских, рассыпались, прятались в леса и пробирались, кто как мог, дальше.
Милорадович, который говорил, что он знать ничего не хочет о хозяйственных делах отряда, которого никогда нельзя было найти, когда его было нужно, «chevalier sans peur et sans reproche» [«рыцарь без страха и упрека»], как он сам называл себя, и охотник до разговоров с французами, посылал парламентеров, требуя сдачи, и терял время и делал не то, что ему приказывали.
– Дарю вам, ребята, эту колонну, – говорил он, подъезжая к войскам и указывая кавалеристам на французов. И кавалеристы на худых, ободранных, еле двигающихся лошадях, подгоняя их шпорами и саблями, рысцой, после сильных напряжений, подъезжали к подаренной колонне, то есть к толпе обмороженных, закоченевших и голодных французов; и подаренная колонна кидала оружие и сдавалась, чего ей уже давно хотелось.
Под Красным взяли двадцать шесть тысяч пленных, сотни пушек, какую то палку, которую называли маршальским жезлом, и спорили о том, кто там отличился, и были этим довольны, но очень сожалели о том, что не взяли Наполеона или хоть какого нибудь героя, маршала, и упрекали в этом друг друга и в особенности Кутузова.
Люди эти, увлекаемые своими страстями, были слепыми исполнителями только самого печального закона необходимости; но они считали себя героями и воображали, что то, что они делали, было самое достойное и благородное дело. Они обвиняли Кутузова и говорили, что он с самого начала кампании мешал им победить Наполеона, что он думает только об удовлетворении своих страстей и не хотел выходить из Полотняных Заводов, потому что ему там было покойно; что он под Красным остановил движенье только потому, что, узнав о присутствии Наполеона, он совершенно потерялся; что можно предполагать, что он находится в заговоре с Наполеоном, что он подкуплен им, [Записки Вильсона. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ] и т. д., и т. д.
Мало того, что современники, увлекаемые страстями, говорили так, – потомство и история признали Наполеона grand, a Кутузова: иностранцы – хитрым, развратным, слабым придворным стариком; русские – чем то неопределенным – какой то куклой, полезной только по своему русскому имени…
В 12 м и 13 м годах Кутузова прямо обвиняли за ошибки. Государь был недоволен им. И в истории, написанной недавно по высочайшему повелению, сказано, что Кутузов был хитрый придворный лжец, боявшийся имени Наполеона и своими ошибками под Красным и под Березиной лишивший русские войска славы – полной победы над французами. [История 1812 года Богдановича: характеристика Кутузова и рассуждение о неудовлетворительности результатов Красненских сражений. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ]
Такова судьба не великих людей, не grand homme, которых не признает русский ум, а судьба тех редких, всегда одиноких людей, которые, постигая волю провидения, подчиняют ей свою личную волю. Ненависть и презрение толпы наказывают этих людей за прозрение высших законов.
Для русских историков – странно и страшно сказать – Наполеон – это ничтожнейшее орудие истории – никогда и нигде, даже в изгнании, не выказавший человеческого достоинства, – Наполеон есть предмет восхищения и восторга; он grand. Кутузов же, тот человек, который от начала и до конца своей деятельности в 1812 году, от Бородина и до Вильны, ни разу ни одним действием, ни словом не изменяя себе, являет необычайный s истории пример самоотвержения и сознания в настоящем будущего значения события, – Кутузов представляется им чем то неопределенным и жалким, и, говоря о Кутузове и 12 м годе, им всегда как будто немножко стыдно.
А между тем трудно себе представить историческое лицо, деятельность которого так неизменно постоянно была бы направлена к одной и той же цели. Трудно вообразить себе цель, более достойную и более совпадающую с волею всего народа. Еще труднее найти другой пример в истории, где бы цель, которую поставило себе историческое лицо, была бы так совершенно достигнута, как та цель, к достижению которой была направлена вся деятельность Кутузова в 1812 году.
Кутузов никогда не говорил о сорока веках, которые смотрят с пирамид, о жертвах, которые он приносит отечеству, о том, что он намерен совершить или совершил: он вообще ничего не говорил о себе, не играл никакой роли, казался всегда самым простым и обыкновенным человеком и говорил самые простые и обыкновенные вещи. Он писал письма своим дочерям и m me Stael, читал романы, любил общество красивых женщин, шутил с генералами, офицерами и солдатами и никогда не противоречил тем людям, которые хотели ему что нибудь доказывать. Когда граф Растопчин на Яузском мосту подскакал к Кутузову с личными упреками о том, кто виноват в погибели Москвы, и сказал: «Как же вы обещали не оставлять Москвы, не дав сраженья?» – Кутузов отвечал: «Я и не оставлю Москвы без сражения», несмотря на то, что Москва была уже оставлена. Когда приехавший к нему от государя Аракчеев сказал, что надо бы Ермолова назначить начальником артиллерии, Кутузов отвечал: «Да, я и сам только что говорил это», – хотя он за минуту говорил совсем другое. Какое дело было ему, одному понимавшему тогда весь громадный смысл события, среди бестолковой толпы, окружавшей его, какое ему дело было до того, к себе или к нему отнесет граф Растопчин бедствие столицы? Еще менее могло занимать его то, кого назначат начальником артиллерии.
Не только в этих случаях, но беспрестанно этот старый человек дошедший опытом жизни до убеждения в том, что мысли и слова, служащие им выражением, не суть двигатели людей, говорил слова совершенно бессмысленные – первые, которые ему приходили в голову.
Но этот самый человек, так пренебрегавший своими словами, ни разу во всю свою деятельность не сказал ни одного слова, которое было бы не согласно с той единственной целью, к достижению которой он шел во время всей войны. Очевидно, невольно, с тяжелой уверенностью, что не поймут его, он неоднократно в самых разнообразных обстоятельствах высказывал свою мысль. Начиная от Бородинского сражения, с которого начался его разлад с окружающими, он один говорил, что Бородинское сражение есть победа, и повторял это и изустно, и в рапортах, и донесениях до самой своей смерти. Он один сказал, что потеря Москвы не есть потеря России. Он в ответ Лористону на предложение о мире отвечал, что мира не может быть, потому что такова воля народа; он один во время отступления французов говорил, что все наши маневры не нужны, что все сделается само собой лучше, чем мы того желаем, что неприятелю надо дать золотой мост, что ни Тарутинское, ни Вяземское, ни Красненское сражения не нужны, что с чем нибудь надо прийти на границу, что за десять французов он не отдаст одного русского.
И он один, этот придворный человек, как нам изображают его, человек, который лжет Аракчееву с целью угодить государю, – он один, этот придворный человек, в Вильне, тем заслуживая немилость государя, говорит, что дальнейшая война за границей вредна и бесполезна.
Но одни слова не доказали бы, что он тогда понимал значение события. Действия его – все без малейшего отступления, все были направлены к одной и той же цели, выражающейся в трех действиях: 1) напрячь все свои силы для столкновения с французами, 2) победить их и 3) изгнать из России, облегчая, насколько возможно, бедствия народа и войска.
Он, тот медлитель Кутузов, которого девиз есть терпение и время, враг решительных действий, он дает Бородинское сражение, облекая приготовления к нему в беспримерную торжественность. Он, тот Кутузов, который в Аустерлицком сражении, прежде начала его, говорит, что оно будет проиграно, в Бородине, несмотря на уверения генералов о том, что сражение проиграно, несмотря на неслыханный в истории пример того, что после выигранного сражения войско должно отступать, он один, в противность всем, до самой смерти утверждает, что Бородинское сражение – победа. Он один во все время отступления настаивает на том, чтобы не давать сражений, которые теперь бесполезны, не начинать новой войны и не переходить границ России.
Теперь понять значение события, если только не прилагать к деятельности масс целей, которые были в голове десятка людей, легко, так как все событие с его последствиями лежит перед нами.
Но каким образом тогда этот старый человек, один, в противность мнения всех, мог угадать, так верно угадал тогда значение народного смысла события, что ни разу во всю свою деятельность не изменил ему?
Источник этой необычайной силы прозрения в смысл совершающихся явлений лежал в том народном чувстве, которое он носил в себе во всей чистоте и силе его.
Только признание в нем этого чувства заставило народ такими странными путями из в немилости находящегося старика выбрать его против воли царя в представители народной войны. И только это чувство поставило его на ту высшую человеческую высоту, с которой он, главнокомандующий, направлял все свои силы не на то, чтоб убивать и истреблять людей, а на то, чтобы спасать и жалеть их.
Простая, скромная и потому истинно величественная фигура эта не могла улечься в ту лживую форму европейского героя, мнимо управляющего людьми, которую придумала история.
Для лакея не может быть великого человека, потому что у лакея свое понятие о величии.
5 ноября был первый день так называемого Красненского сражения. Перед вечером, когда уже после многих споров и ошибок генералов, зашедших не туда, куда надо; после рассылок адъютантов с противуприказаниями, когда уже стало ясно, что неприятель везде бежит и сражения не может быть и не будет, Кутузов выехал из Красного и поехал в Доброе, куда была переведена в нынешний день главная квартира.
День был ясный, морозный. Кутузов с огромной свитой недовольных им, шушукающихся за ним генералов, верхом на своей жирной белой лошадке ехал к Доброму. По всей дороге толпились, отогреваясь у костров, партии взятых нынешний день французских пленных (их взято было в этот день семь тысяч). Недалеко от Доброго огромная толпа оборванных, обвязанных и укутанных чем попало пленных гудела говором, стоя на дороге подле длинного ряда отпряженных французских орудий. При приближении главнокомандующего говор замолк, и все глаза уставились на Кутузова, который в своей белой с красным околышем шапке и ватной шинели, горбом сидевшей на его сутуловатых плечах, медленно подвигался по дороге. Один из генералов докладывал Кутузову, где взяты орудия и пленные.
Кутузов, казалось, чем то озабочен и не слышал слов генерала. Он недовольно щурился и внимательно и пристально вглядывался в те фигуры пленных, которые представляли особенно жалкий вид. Большая часть лиц французских солдат были изуродованы отмороженными носами и щеками, и почти у всех были красные, распухшие и гноившиеся глаза.
Одна кучка французов стояла близко у дороги, и два солдата – лицо одного из них было покрыто болячками – разрывали руками кусок сырого мяса. Что то было страшное и животное в том беглом взгляде, который они бросили на проезжавших, и в том злобном выражении, с которым солдат с болячками, взглянув на Кутузова, тотчас же отвернулся и продолжал свое дело.
Кутузов долго внимательно поглядел на этих двух солдат; еще более сморщившись, он прищурил глаза и раздумчиво покачал головой. В другом месте он заметил русского солдата, который, смеясь и трепля по плечу француза, что то ласково говорил ему. Кутузов опять с тем же выражением покачал головой.
– Что ты говоришь? Что? – спросил он у генерала, продолжавшего докладывать и обращавшего внимание главнокомандующего на французские взятые знамена, стоявшие перед фронтом Преображенского полка.
– А, знамена! – сказал Кутузов, видимо с трудом отрываясь от предмета, занимавшего его мысли. Он рассеянно оглянулся. Тысячи глаз со всех сторон, ожидая его сло ва, смотрели на него.
Перед Преображенским полком он остановился, тяжело вздохнул и закрыл глаза. Кто то из свиты махнул, чтобы державшие знамена солдаты подошли и поставили их древками знамен вокруг главнокомандующего. Кутузов помолчал несколько секунд и, видимо неохотно, подчиняясь необходимости своего положения, поднял голову и начал говорить. Толпы офицеров окружили его. Он внимательным взглядом обвел кружок офицеров, узнав некоторых из них.
– Благодарю всех! – сказал он, обращаясь к солдатам и опять к офицерам. В тишине, воцарившейся вокруг него, отчетливо слышны были его медленно выговариваемые слова. – Благодарю всех за трудную и верную службу. Победа совершенная, и Россия не забудет вас. Вам слава вовеки! – Он помолчал, оглядываясь.
– Нагни, нагни ему голову то, – сказал он солдату, державшему французского орла и нечаянно опустившему его перед знаменем преображенцев. – Пониже, пониже, так то вот. Ура! ребята, – быстрым движением подбородка обратись к солдатам, проговорил он.
– Ура ра ра! – заревели тысячи голосов. Пока кричали солдаты, Кутузов, согнувшись на седле, склонил голову, и глаз его засветился кротким, как будто насмешливым, блеском.
– Вот что, братцы, – сказал он, когда замолкли голоса…
И вдруг голос и выражение лица его изменились: перестал говорить главнокомандующий, а заговорил простой, старый человек, очевидно что то самое нужное желавший сообщить теперь своим товарищам.
В толпе офицеров и в рядах солдат произошло движение, чтобы яснее слышать то, что он скажет теперь.
– А вот что, братцы. Я знаю, трудно вам, да что же делать! Потерпите; недолго осталось. Выпроводим гостей, отдохнем тогда. За службу вашу вас царь не забудет. Вам трудно, да все же вы дома; а они – видите, до чего они дошли, – сказал он, указывая на пленных. – Хуже нищих последних. Пока они были сильны, мы себя не жалели, а теперь их и пожалеть можно. Тоже и они люди. Так, ребята?
Он смотрел вокруг себя, и в упорных, почтительно недоумевающих, устремленных на него взглядах он читал сочувствие своим словам: лицо его становилось все светлее и светлее от старческой кроткой улыбки, звездами морщившейся в углах губ и глаз. Он помолчал и как бы в недоумении опустил голову.
– А и то сказать, кто же их к нам звал? Поделом им, м… и… в г…. – вдруг сказал он, подняв голову. И, взмахнув нагайкой, он галопом, в первый раз во всю кампанию, поехал прочь от радостно хохотавших и ревевших ура, расстроивавших ряды солдат.
Слова, сказанные Кутузовым, едва ли были поняты войсками. Никто не сумел бы передать содержания сначала торжественной и под конец простодушно стариковской речи фельдмаршала; но сердечный смысл этой речи не только был понят, но то самое, то самое чувство величественного торжества в соединении с жалостью к врагам и сознанием своей правоты, выраженное этим, именно этим стариковским, добродушным ругательством, – это самое (чувство лежало в душе каждого солдата и выразилось радостным, долго не умолкавшим криком. Когда после этого один из генералов с вопросом о том, не прикажет ли главнокомандующий приехать коляске, обратился к нему, Кутузов, отвечая, неожиданно всхлипнул, видимо находясь в сильном волнении.
8 го ноября последний день Красненских сражений; уже смерклось, когда войска пришли на место ночлега. Весь день был тихий, морозный, с падающим легким, редким снегом; к вечеру стало выясняться. Сквозь снежинки виднелось черно лиловое звездное небо, и мороз стал усиливаться.
Мушкатерский полк, вышедший из Тарутина в числе трех тысяч, теперь, в числе девятисот человек, пришел одним из первых на назначенное место ночлега, в деревне на большой дороге. Квартиргеры, встретившие полк, объявили, что все избы заняты больными и мертвыми французами, кавалеристами и штабами. Была только одна изба для полкового командира.
Полковой командир подъехал к своей избе. Полк прошел деревню и у крайних изб на дороге поставил ружья в козлы.
Как огромное, многочленное животное, полк принялся за работу устройства своего логовища и пищи. Одна часть солдат разбрелась, по колено в снегу, в березовый лес, бывший вправо от деревни, и тотчас же послышались в лесу стук топоров, тесаков, треск ломающихся сучьев и веселые голоса; другая часть возилась около центра полковых повозок и лошадей, поставленных в кучку, доставая котлы, сухари и задавая корм лошадям; третья часть рассыпалась в деревне, устраивая помещения штабным, выбирая мертвые тела французов, лежавшие по избам, и растаскивая доски, сухие дрова и солому с крыш для костров и плетни для защиты.
Человек пятнадцать солдат за избами, с края деревни, с веселым криком раскачивали высокий плетень сарая, с которого снята уже была крыша.
– Ну, ну, разом, налегни! – кричали голоса, и в темноте ночи раскачивалось с морозным треском огромное, запорошенное снегом полотно плетня. Чаще и чаще трещали нижние колья, и, наконец, плетень завалился вместе с солдатами, напиравшими на него. Послышался громкий грубо радостный крик и хохот.
– Берись по двое! рочаг подавай сюда! вот так то. Куда лезешь то?
– Ну, разом… Да стой, ребята!.. С накрика!
Все замолкли, и негромкий, бархатно приятный голос запел песню. В конце третьей строфы, враз с окончанием последнего звука, двадцать голосов дружно вскрикнули: «Уууу! Идет! Разом! Навались, детки!..» Но, несмотря на дружные усилия, плетень мало тронулся, и в установившемся молчании слышалось тяжелое пыхтенье.
– Эй вы, шестой роты! Черти, дьяволы! Подсоби… тоже мы пригодимся.
Шестой роты человек двадцать, шедшие в деревню, присоединились к тащившим; и плетень, саженей в пять длины и в сажень ширины, изогнувшись, надавя и режа плечи пыхтевших солдат, двинулся вперед по улице деревни.
– Иди, что ли… Падай, эка… Чего стал? То то… Веселые, безобразные ругательства не замолкали.
– Вы чего? – вдруг послышался начальственный голос солдата, набежавшего на несущих.
– Господа тут; в избе сам анарал, а вы, черти, дьяволы, матершинники. Я вас! – крикнул фельдфебель и с размаху ударил в спину первого подвернувшегося солдата. – Разве тихо нельзя?
Солдаты замолкли. Солдат, которого ударил фельдфебель, стал, покряхтывая, обтирать лицо, которое он в кровь разодрал, наткнувшись на плетень.
– Вишь, черт, дерется как! Аж всю морду раскровянил, – сказал он робким шепотом, когда отошел фельдфебель.
– Али не любишь? – сказал смеющийся голос; и, умеряя звуки голосов, солдаты пошли дальше. Выбравшись за деревню, они опять заговорили так же громко, пересыпая разговор теми же бесцельными ругательствами.
В избе, мимо которой проходили солдаты, собралось высшее начальство, и за чаем шел оживленный разговор о прошедшем дне и предполагаемых маневрах будущего. Предполагалось сделать фланговый марш влево, отрезать вице короля и захватить его.
Когда солдаты притащили плетень, уже с разных сторон разгорались костры кухонь. Трещали дрова, таял снег, и черные тени солдат туда и сюда сновали по всему занятому, притоптанному в снегу, пространству.
Топоры, тесаки работали со всех сторон. Все делалось без всякого приказания. Тащились дрова про запас ночи, пригораживались шалашики начальству, варились котелки, справлялись ружья и амуниция.
Притащенный плетень осьмою ротой поставлен полукругом со стороны севера, подперт сошками, и перед ним разложен костер. Пробили зарю, сделали расчет, поужинали и разместились на ночь у костров – кто чиня обувь, кто куря трубку, кто, донага раздетый, выпаривая вшей.
Казалось бы, что в тех, почти невообразимо тяжелых условиях существования, в которых находились в то время русские солдаты, – без теплых сапог, без полушубков, без крыши над головой, в снегу при 18° мороза, без полного даже количества провианта, не всегда поспевавшего за армией, – казалось, солдаты должны бы были представлять самое печальное и унылое зрелище.
Напротив, никогда, в самых лучших материальных условиях, войско не представляло более веселого, оживленного зрелища. Это происходило оттого, что каждый день выбрасывалось из войска все то, что начинало унывать или слабеть. Все, что было физически и нравственно слабого, давно уже осталось назади: оставался один цвет войска – по силе духа и тела.
К осьмой роте, пригородившей плетень, собралось больше всего народа. Два фельдфебеля присели к ним, и костер их пылал ярче других. Они требовали за право сиденья под плетнем приношения дров.
– Эй, Макеев, что ж ты …. запропал или тебя волки съели? Неси дров то, – кричал один краснорожий рыжий солдат, щурившийся и мигавший от дыма, но не отодвигавшийся от огня. – Поди хоть ты, ворона, неси дров, – обратился этот солдат к другому. Рыжий был не унтер офицер и не ефрейтор, но был здоровый солдат, и потому повелевал теми, которые были слабее его. Худенький, маленький, с вострым носиком солдат, которого назвали вороной, покорно встал и пошел было исполнять приказание, но в это время в свет костра вступила уже тонкая красивая фигура молодого солдата, несшего беремя дров.
– Давай сюда. Во важно то!
Дрова наломали, надавили, поддули ртами и полами шинелей, и пламя зашипело и затрещало. Солдаты, придвинувшись, закурили трубки. Молодой, красивый солдат, который притащил дрова, подперся руками в бока и стал быстро и ловко топотать озябшими ногами на месте.
– Ах, маменька, холодная роса, да хороша, да в мушкатера… – припевал он, как будто икая на каждом слоге песни.
– Эй, подметки отлетят! – крикнул рыжий, заметив, что у плясуна болталась подметка. – Экой яд плясать!
Плясун остановился, оторвал болтавшуюся кожу и бросил в огонь.
– И то, брат, – сказал он; и, сев, достал из ранца обрывок французского синего сукна и стал обвертывать им ногу. – С пару зашлись, – прибавил он, вытягивая ноги к огню.
– Скоро новые отпустят. Говорят, перебьем до копца, тогда всем по двойному товару.
– А вишь, сукин сын Петров, отстал таки, – сказал фельдфебель.
– Я его давно замечал, – сказал другой.
– Да что, солдатенок…
– А в третьей роте, сказывали, за вчерашний день девять человек недосчитали.
– Да, вот суди, как ноги зазнобишь, куда пойдешь?
– Э, пустое болтать! – сказал фельдфебель.
– Али и тебе хочется того же? – сказал старый солдат, с упреком обращаясь к тому, который сказал, что ноги зазнобил.
– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.
Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.
– Что? Не будешь? – насмешливо подмигнув, сказал один солдат, обращаясь к Рамбалю.
– Э, дурак! Что врешь нескладно! То то мужик, право, мужик, – послышались с разных сторон упреки пошутившему солдату. Рамбаля окружили, подняли двое на руки, перехватившись ими, и понесли в избу. Рамбаль обнял шеи солдат и, когда его понесли, жалобно заговорил:
– Oh, nies braves, oh, mes bons, mes bons amis! Voila des hommes! oh, mes braves, mes bons amis! [О молодцы! О мои добрые, добрые друзья! Вот люди! О мои добрые друзья!] – и, как ребенок, головой склонился на плечо одному солдату.
Между тем Морель сидел на лучшем месте, окруженный солдатами.
Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.
– Ну ка, ну ка, научи, как? Я живо перейму. Как?.. – говорил шутник песенник, которого обнимал Морель.
Vive Henri Quatre,
Vive ce roi vaillanti –
[Да здравствует Генрих Четвертый!
Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.
Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.
Назади была верная погибель; впереди была надежда. Корабли были сожжены; не было другого спасения, кроме совокупного бегства, и на это совокупное бегство были устремлены все силы французов.
Чем дальше бежали французы, чем жальче были их остатки, в особенности после Березины, на которую, вследствие петербургского плана, возлагались особенные надежды, тем сильнее разгорались страсти русских начальников, обвинявших друг друга и в особенности Кутузова. Полагая, что неудача Березинского петербургского плана будет отнесена к нему, недовольство им, презрение к нему и подтрунивание над ним выражались сильнее и сильнее. Подтрунивание и презрение, само собой разумеется, выражалось в почтительной форме, в той форме, в которой Кутузов не мог и спросить, в чем и за что его обвиняют. С ним не говорили серьезно; докладывая ему и спрашивая его разрешения, делали вид исполнения печального обряда, а за спиной его подмигивали и на каждом шагу старались его обманывать.
Всеми этими людьми, именно потому, что они не могли понимать его, было признано, что со стариком говорить нечего; что он никогда не поймет всего глубокомыслия их планов; что он будет отвечать свои фразы (им казалось, что это только фразы) о золотом мосте, о том, что за границу нельзя прийти с толпой бродяг, и т. п. Это всё они уже слышали от него. И все, что он говорил: например, то, что надо подождать провиант, что люди без сапог, все это было так просто, а все, что они предлагали, было так сложно и умно, что очевидно было для них, что он был глуп и стар, а они были не властные, гениальные полководцы.
В особенности после соединения армий блестящего адмирала и героя Петербурга Витгенштейна это настроение и штабная сплетня дошли до высших пределов. Кутузов видел это и, вздыхая, пожимал только плечами. Только один раз, после Березины, он рассердился и написал Бенигсену, доносившему отдельно государю, следующее письмо:
«По причине болезненных ваших припадков, извольте, ваше высокопревосходительство, с получения сего, отправиться в Калугу, где и ожидайте дальнейшего повеления и назначения от его императорского величества».
Но вслед за отсылкой Бенигсена к армии приехал великий князь Константин Павлович, делавший начало кампании и удаленный из армии Кутузовым. Теперь великий князь, приехав к армии, сообщил Кутузову о неудовольствии государя императора за слабые успехи наших войск и за медленность движения. Государь император сам на днях намеревался прибыть к армии.
Старый человек, столь же опытный в придворном деле, как и в военном, тот Кутузов, который в августе того же года был выбран главнокомандующим против воли государя, тот, который удалил наследника и великого князя из армии, тот, который своей властью, в противность воле государя, предписал оставление Москвы, этот Кутузов теперь тотчас же понял, что время его кончено, что роль его сыграна и что этой мнимой власти у него уже нет больше. И не по одним придворным отношениям он понял это. С одной стороны, он видел, что военное дело, то, в котором он играл свою роль, – кончено, и чувствовал, что его призвание исполнено. С другой стороны, он в то же самое время стал чувствовать физическую усталость в своем старом теле и необходимость физического отдыха.
29 ноября Кутузов въехал в Вильно – в свою добрую Вильну, как он говорил. Два раза в свою службу Кутузов был в Вильне губернатором. В богатой уцелевшей Вильне, кроме удобств жизни, которых так давно уже он был лишен, Кутузов нашел старых друзей и воспоминания. И он, вдруг отвернувшись от всех военных и государственных забот, погрузился в ровную, привычную жизнь настолько, насколько ему давали покоя страсти, кипевшие вокруг него, как будто все, что совершалось теперь и имело совершиться в историческом мире, нисколько его не касалось.
Чичагов, один из самых страстных отрезывателей и опрокидывателей, Чичагов, который хотел сначала сделать диверсию в Грецию, а потом в Варшаву, но никак не хотел идти туда, куда ему было велено, Чичагов, известный своею смелостью речи с государем, Чичагов, считавший Кутузова собою облагодетельствованным, потому что, когда он был послан в 11 м году для заключения мира с Турцией помимо Кутузова, он, убедившись, что мир уже заключен, признал перед государем, что заслуга заключения мира принадлежит Кутузову; этот то Чичагов первый встретил Кутузова в Вильне у замка, в котором должен был остановиться Кутузов. Чичагов в флотском вицмундире, с кортиком, держа фуражку под мышкой, подал Кутузову строевой рапорт и ключи от города. То презрительно почтительное отношение молодежи к выжившему из ума старику выражалось в высшей степени во всем обращении Чичагова, знавшего уже обвинения, взводимые на Кутузова.
Разговаривая с Чичаговым, Кутузов, между прочим, сказал ему, что отбитые у него в Борисове экипажи с посудою целы и будут возвращены ему.
– C'est pour me dire que je n'ai pas sur quoi manger… Je puis au contraire vous fournir de tout dans le cas meme ou vous voudriez donner des diners, [Вы хотите мне сказать, что мне не на чем есть. Напротив, могу вам служить всем, даже если бы вы захотели давать обеды.] – вспыхнув, проговорил Чичагов, каждым словом своим желавший доказать свою правоту и потому предполагавший, что и Кутузов был озабочен этим самым. Кутузов улыбнулся своей тонкой, проницательной улыбкой и, пожав плечами, отвечал: – Ce n'est que pour vous dire ce que je vous dis. [Я хочу сказать только то, что говорю.]
В Вильне Кутузов, в противность воле государя, остановил большую часть войск. Кутузов, как говорили его приближенные, необыкновенно опустился и физически ослабел в это свое пребывание в Вильне. Он неохотно занимался делами по армии, предоставляя все своим генералам и, ожидая государя, предавался рассеянной жизни.
Выехав с своей свитой – графом Толстым, князем Волконским, Аракчеевым и другими, 7 го декабря из Петербурга, государь 11 го декабря приехал в Вильну и в дорожных санях прямо подъехал к замку. У замка, несмотря на сильный мороз, стояло человек сто генералов и штабных офицеров в полной парадной форме и почетный караул Семеновского полка.
Курьер, подскакавший к замку на потной тройке, впереди государя, прокричал: «Едет!» Коновницын бросился в сени доложить Кутузову, дожидавшемуся в маленькой швейцарской комнатке.
Через минуту толстая большая фигура старика, в полной парадной форме, со всеми регалиями, покрывавшими грудь, и подтянутым шарфом брюхом, перекачиваясь, вышла на крыльцо. Кутузов надел шляпу по фронту, взял в руки перчатки и бочком, с трудом переступая вниз ступеней, сошел с них и взял в руку приготовленный для подачи государю рапорт.
Беготня, шепот, еще отчаянно пролетевшая тройка, и все глаза устремились на подскакивающие сани, в которых уже видны были фигуры государя и Волконского.
Все это по пятидесятилетней привычке физически тревожно подействовало на старого генерала; он озабоченно торопливо ощупал себя, поправил шляпу и враз, в ту минуту как государь, выйдя из саней, поднял к нему глаза, подбодрившись и вытянувшись, подал рапорт и стал говорить своим мерным, заискивающим голосом.
Государь быстрым взглядом окинул Кутузова с головы до ног, на мгновенье нахмурился, но тотчас же, преодолев себя, подошел и, расставив руки, обнял старого генерала. Опять по старому, привычному впечатлению и по отношению к задушевной мысли его, объятие это, как и обыкновенно, подействовало на Кутузова: он всхлипнул.
Государь поздоровался с офицерами, с Семеновским караулом и, пожав еще раз за руку старика, пошел с ним в замок.
Оставшись наедине с фельдмаршалом, государь высказал ему свое неудовольствие за медленность преследования, за ошибки в Красном и на Березине и сообщил свои соображения о будущем походе за границу. Кутузов не делал ни возражений, ни замечаний. То самое покорное и бессмысленное выражение, с которым он, семь лет тому назад, выслушивал приказания государя на Аустерлицком поле, установилось теперь на его лице.
Когда Кутузов вышел из кабинета и своей тяжелой, ныряющей походкой, опустив голову, пошел по зале, чей то голос остановил его.
– Ваша светлость, – сказал кто то.
Кутузов поднял голову и долго смотрел в глаза графу Толстому, который, с какой то маленькою вещицей на серебряном блюде, стоял перед ним. Кутузов, казалось, не понимал, чего от него хотели.
Вдруг он как будто вспомнил: чуть заметная улыбка мелькнула на его пухлом лице, и он, низко, почтительно наклонившись, взял предмет, лежавший на блюде. Это был Георгий 1 й степени.
На другой день были у фельдмаршала обед и бал, которые государь удостоил своим присутствием. Кутузову пожалован Георгий 1 й степени; государь оказывал ему высочайшие почести; но неудовольствие государя против фельдмаршала было известно каждому. Соблюдалось приличие, и государь показывал первый пример этого; но все знали, что старик виноват и никуда не годится. Когда на бале Кутузов, по старой екатерининской привычке, при входе государя в бальную залу велел к ногам его повергнуть взятые знамена, государь неприятно поморщился и проговорил слова, в которых некоторые слышали: «старый комедиант».
Неудовольствие государя против Кутузова усилилось в Вильне в особенности потому, что Кутузов, очевидно, не хотел или не мог понимать значение предстоящей кампании.
Когда на другой день утром государь сказал собравшимся у него офицерам: «Вы спасли не одну Россию; вы спасли Европу», – все уже тогда поняли, что война не кончена.
Один Кутузов не хотел понимать этого и открыто говорил свое мнение о том, что новая война не может улучшить положение и увеличить славу России, а только может ухудшить ее положение и уменьшить ту высшую степень славы, на которой, по его мнению, теперь стояла Россия. Он старался доказать государю невозможность набрания новых войск; говорил о тяжелом положении населений, о возможности неудач и т. п.
При таком настроении фельдмаршал, естественно, представлялся только помехой и тормозом предстоящей войны.
Для избежания столкновений со стариком сам собою нашелся выход, состоящий в том, чтобы, как в Аустерлице и как в начале кампании при Барклае, вынуть из под главнокомандующего, не тревожа его, не объявляя ему о том, ту почву власти, на которой он стоял, и перенести ее к самому государю.
С этою целью понемногу переформировался штаб, и вся существенная сила штаба Кутузова была уничтожена и перенесена к государю. Толь, Коновницын, Ермолов – получили другие назначения. Все громко говорили, что фельдмаршал стал очень слаб и расстроен здоровьем.
Ему надо было быть слабым здоровьем, для того чтобы передать свое место тому, кто заступал его. И действительно, здоровье его было слабо.
Как естественно, и просто, и постепенно явился Кутузов из Турции в казенную палату Петербурга собирать ополчение и потом в армию, именно тогда, когда он был необходим, точно так же естественно, постепенно и просто теперь, когда роль Кутузова была сыграна, на место его явился новый, требовавшийся деятель.
Война 1812 го года, кроме своего дорогого русскому сердцу народного значения, должна была иметь другое – европейское.
За движением народов с запада на восток должно было последовать движение народов с востока на запад, и для этой новой войны нужен был новый деятель, имеющий другие, чем Кутузов, свойства, взгляды, движимый другими побуждениями.
Александр Первый для движения народов с востока на запад и для восстановления границ народов был так же необходим, как необходим был Кутузов для спасения и славы России.
Кутузов не понимал того, что значило Европа, равновесие, Наполеон. Он не мог понимать этого. Представителю русского народа, после того как враг был уничтожен, Россия освобождена и поставлена на высшую степень своей славы, русскому человеку, как русскому, делать больше было нечего. Представителю народной войны ничего не оставалось, кроме смерти. И он умер.
Пьер, как это большею частью бывает, почувствовал всю тяжесть физических лишений и напряжений, испытанных в плену, только тогда, когда эти напряжения и лишения кончились. После своего освобождения из плена он приехал в Орел и на третий день своего приезда, в то время как он собрался в Киев, заболел и пролежал больным в Орле три месяца; с ним сделалась, как говорили доктора, желчная горячка. Несмотря на то, что доктора лечили его, пускали кровь и давали пить лекарства, он все таки выздоровел.
Все, что было с Пьером со времени освобождения и до болезни, не оставило в нем почти никакого впечатления. Он помнил только серую, мрачную, то дождливую, то снежную погоду, внутреннюю физическую тоску, боль в ногах, в боку; помнил общее впечатление несчастий, страданий людей; помнил тревожившее его любопытство офицеров, генералов, расспрашивавших его, свои хлопоты о том, чтобы найти экипаж и лошадей, и, главное, помнил свою неспособность мысли и чувства в то время. В день своего освобождения он видел труп Пети Ростова. В тот же день он узнал, что князь Андрей был жив более месяца после Бородинского сражения и только недавно умер в Ярославле, в доме Ростовых. И в тот же день Денисов, сообщивший эту новость Пьеру, между разговором упомянул о смерти Элен, предполагая, что Пьеру это уже давно известно. Все это Пьеру казалось тогда только странно. Он чувствовал, что не может понять значения всех этих известий. Он тогда торопился только поскорее, поскорее уехать из этих мест, где люди убивали друг друга, в какое нибудь тихое убежище и там опомниться, отдохнуть и обдумать все то странное и новое, что он узнал за это время. Но как только он приехал в Орел, он заболел. Проснувшись от своей болезни, Пьер увидал вокруг себя своих двух людей, приехавших из Москвы, – Терентия и Ваську, и старшую княжну, которая, живя в Ельце, в имении Пьера, и узнав о его освобождении и болезни, приехала к нему, чтобы ходить за ним.
Во время своего выздоровления Пьер только понемногу отвыкал от сделавшихся привычными ему впечатлений последних месяцев и привыкал к тому, что его никто никуда не погонит завтра, что теплую постель его никто не отнимет и что у него наверное будет обед, и чай, и ужин. Но во сне он еще долго видел себя все в тех же условиях плена. Так же понемногу Пьер понимал те новости, которые он узнал после своего выхода из плена: смерть князя Андрея, смерть жены, уничтожение французов.
Радостное чувство свободы – той полной, неотъемлемой, присущей человеку свободы, сознание которой он в первый раз испытал на первом привале, при выходе из Москвы, наполняло душу Пьера во время его выздоровления. Он удивлялся тому, что эта внутренняя свобода, независимая от внешних обстоятельств, теперь как будто с излишком, с роскошью обставлялась и внешней свободой. Он был один в чужом городе, без знакомых. Никто от него ничего не требовал; никуда его не посылали. Все, что ему хотелось, было у него; вечно мучившей его прежде мысли о жене больше не было, так как и ее уже не было.
– Ах, как хорошо! Как славно! – говорил он себе, когда ему подвигали чисто накрытый стол с душистым бульоном, или когда он на ночь ложился на мягкую чистую постель, или когда ему вспоминалось, что жены и французов нет больше. – Ах, как хорошо, как славно! – И по старой привычке он делал себе вопрос: ну, а потом что? что я буду делать? И тотчас же он отвечал себе: ничего. Буду жить. Ах, как славно!
То самое, чем он прежде мучился, чего он искал постоянно, цели жизни, теперь для него не существовало. Эта искомая цель жизни теперь не случайно не существовала для него только в настоящую минуту, но он чувствовал, что ее нет и не может быть. И это то отсутствие цели давало ему то полное, радостное сознание свободы, которое в это время составляло его счастие.
Он не мог иметь цели, потому что он теперь имел веру, – не веру в какие нибудь правила, или слова, или мысли, но веру в живого, всегда ощущаемого бога. Прежде он искал его в целях, которые он ставил себе. Это искание цели было только искание бога; и вдруг он узнал в своем плену не словами, не рассуждениями, но непосредственным чувством то, что ему давно уж говорила нянюшка: что бог вот он, тут, везде. Он в плену узнал, что бог в Каратаеве более велик, бесконечен и непостижим, чем в признаваемом масонами Архитектоне вселенной. Он испытывал чувство человека, нашедшего искомое у себя под ногами, тогда как он напрягал зрение, глядя далеко от себя. Он всю жизнь свою смотрел туда куда то, поверх голов окружающих людей, а надо было не напрягать глаз, а только смотреть перед собой.
Он не умел видеть прежде великого, непостижимого и бесконечного ни в чем. Он только чувствовал, что оно должно быть где то, и искал его. Во всем близком, понятном он видел одно ограниченное, мелкое, житейское, бессмысленное. Он вооружался умственной зрительной трубой и смотрел в даль, туда, где это мелкое, житейское, скрываясь в тумане дали, казалось ему великим и бесконечным оттого только, что оно было неясно видимо. Таким ему представлялась европейская жизнь, политика, масонство, философия, филантропия. Но и тогда, в те минуты, которые он считал своей слабостью, ум его проникал и в эту даль, и там он видел то же мелкое, житейское, бессмысленное. Теперь же он выучился видеть великое, вечное и бесконечное во всем, и потому естественно, чтобы видеть его, чтобы наслаждаться его созерцанием, он бросил трубу, в которую смотрел до сих пор через головы людей, и радостно созерцал вокруг себя вечно изменяющуюся, вечно великую, непостижимую и бесконечную жизнь. И чем ближе он смотрел, тем больше он был спокоен и счастлив. Прежде разрушавший все его умственные постройки страшный вопрос: зачем? теперь для него не существовал. Теперь на этот вопрос – зачем? в душе его всегда готов был простой ответ: затем, что есть бог, тот бог, без воли которого не спадет волос с головы человека.
Пьер почти не изменился в своих внешних приемах. На вид он был точно таким же, каким он был прежде. Так же, как и прежде, он был рассеян и казался занятым не тем, что было перед глазами, а чем то своим, особенным. Разница между прежним и теперешним его состоянием состояла в том, что прежде, когда он забывал то, что было перед ним, то, что ему говорили, он, страдальчески сморщивши лоб, как будто пытался и не мог разглядеть чего то, далеко отстоящего от него. Теперь он так же забывал то, что ему говорили, и то, что было перед ним; но теперь с чуть заметной, как будто насмешливой, улыбкой он всматривался в то самое, что было перед ним, вслушивался в то, что ему говорили, хотя очевидно видел и слышал что то совсем другое. Прежде он казался хотя и добрым человеком, но несчастным; и потому невольно люди отдалялись от него. Теперь улыбка радости жизни постоянно играла около его рта, и в глазах его светилось участие к людям – вопрос: довольны ли они так же, как и он? И людям приятно было в его присутствии.
Прежде он много говорил, горячился, когда говорил, и мало слушал; теперь он редко увлекался разговором и умел слушать так, что люди охотно высказывали ему свои самые задушевные тайны.
Княжна, никогда не любившая Пьера и питавшая к нему особенно враждебное чувство с тех пор, как после смерти старого графа она чувствовала себя обязанной Пьеру, к досаде и удивлению своему, после короткого пребывания в Орле, куда она приехала с намерением доказать Пьеру, что, несмотря на его неблагодарность, она считает своим долгом ходить за ним, княжна скоро почувствовала, что она его любит. Пьер ничем не заискивал расположения княжны. Он только с любопытством рассматривал ее. Прежде княжна чувствовала, что в его взгляде на нее были равнодушие и насмешка, и она, как и перед другими людьми, сжималась перед ним и выставляла только свою боевую сторону жизни; теперь, напротив, она чувствовала, что он как будто докапывался до самых задушевных сторон ее жизни; и она сначала с недоверием, а потом с благодарностью выказывала ему затаенные добрые стороны своего характера.
Самый хитрый человек не мог бы искуснее вкрасться в доверие княжны, вызывая ее воспоминания лучшего времени молодости и выказывая к ним сочувствие. А между тем вся хитрость Пьера состояла только в том, что он искал своего удовольствия, вызывая в озлобленной, cyхой и по своему гордой княжне человеческие чувства.
– Да, он очень, очень добрый человек, когда находится под влиянием не дурных людей, а таких людей, как я, – говорила себе княжна.
Перемена, происшедшая в Пьере, была замечена по своему и его слугами – Терентием и Васькой. Они находили, что он много попростел. Терентий часто, раздев барина, с сапогами и платьем в руке, пожелав покойной ночи, медлил уходить, ожидая, не вступит ли барин в разговор. И большею частью Пьер останавливал Терентия, замечая, что ему хочется поговорить.
– Ну, так скажи мне… да как же вы доставали себе еду? – спрашивал он. И Терентий начинал рассказ о московском разорении, о покойном графе и долго стоял с платьем, рассказывая, а иногда слушая рассказы Пьера, и, с приятным сознанием близости к себе барина и дружелюбия к нему, уходил в переднюю.
Доктор, лечивший Пьера и навещавший его каждый день, несмотря на то, что, по обязанности докторов, считал своим долгом иметь вид человека, каждая минута которого драгоценна для страждущего человечества, засиживался часами у Пьера, рассказывая свои любимые истории и наблюдения над нравами больных вообще и в особенности дам.
– Да, вот с таким человеком поговорить приятно, не то, что у нас, в провинции, – говорил он.
В Орле жило несколько пленных французских офицеров, и доктор привел одного из них, молодого итальянского офицера.
Офицер этот стал ходить к Пьеру, и княжна смеялась над теми нежными чувствами, которые выражал итальянец к Пьеру.
Итальянец, видимо, был счастлив только тогда, когда он мог приходить к Пьеру и разговаривать и рассказывать ему про свое прошедшее, про свою домашнюю жизнь, про свою любовь и изливать ему свое негодование на французов, и в особенности на Наполеона.
– Ежели все русские хотя немного похожи на вас, – говорил он Пьеру, – c'est un sacrilege que de faire la guerre a un peuple comme le votre. [Это кощунство – воевать с таким народом, как вы.] Вы, пострадавшие столько от французов, вы даже злобы не имеете против них.
И страстную любовь итальянца Пьер теперь заслужил только тем, что он вызывал в нем лучшие стороны его души и любовался ими.
Последнее время пребывания Пьера в Орле к нему приехал его старый знакомый масон – граф Вилларский, – тот самый, который вводил его в ложу в 1807 году. Вилларский был женат на богатой русской, имевшей большие имения в Орловской губернии, и занимал в городе временное место по продовольственной части.
Узнав, что Безухов в Орле, Вилларский, хотя и никогда не был коротко знаком с ним, приехал к нему с теми заявлениями дружбы и близости, которые выражают обыкновенно друг другу люди, встречаясь в пустыне. Вилларский скучал в Орле и был счастлив, встретив человека одного с собой круга и с одинаковыми, как он полагал, интересами.
Но, к удивлению своему, Вилларский заметил скоро, что Пьер очень отстал от настоящей жизни и впал, как он сам с собою определял Пьера, в апатию и эгоизм.
– Vous vous encroutez, mon cher, [Вы запускаетесь, мой милый.] – говорил он ему. Несмотря на то, Вилларскому было теперь приятнее с Пьером, чем прежде, и он каждый день бывал у него. Пьеру же, глядя на Вилларского и слушая его теперь, странно и невероятно было думать, что он сам очень недавно был такой же.
Вилларский был женат, семейный человек, занятый и делами имения жены, и службой, и семьей. Он считал, что все эти занятия суть помеха в жизни и что все они презренны, потому что имеют целью личное благо его и семьи. Военные, административные, политические, масонские соображения постоянно поглощали его внимание. И Пьер, не стараясь изменить его взгляд, не осуждая его, с своей теперь постоянно тихой, радостной насмешкой, любовался на это странное, столь знакомое ему явление.
В отношениях своих с Вилларским, с княжною, с доктором, со всеми людьми, с которыми он встречался теперь, в Пьере была новая черта, заслуживавшая ему расположение всех людей: это признание возможности каждого человека думать, чувствовать и смотреть на вещи по своему; признание невозможности словами разубедить человека. Эта законная особенность каждого человека, которая прежде волновала и раздражала Пьера, теперь составляла основу участия и интереса, которые он принимал в людях. Различие, иногда совершенное противоречие взглядов людей с своею жизнью и между собою, радовало Пьера и вызывало в нем насмешливую и кроткую улыбку.
В практических делах Пьер неожиданно теперь почувствовал, что у него был центр тяжести, которого не было прежде. Прежде каждый денежный вопрос, в особенности просьбы о деньгах, которым он, как очень богатый человек, подвергался очень часто, приводили его в безвыходные волнения и недоуменья. «Дать или не дать?» – спрашивал он себя. «У меня есть, а ему нужно. Но другому еще нужнее. Кому нужнее? А может быть, оба обманщики?» И из всех этих предположений он прежде не находил никакого выхода и давал всем, пока было что давать. Точно в таком же недоуменье он находился прежде при каждом вопросе, касающемся его состояния, когда один говорил, что надо поступить так, а другой – иначе.
Теперь, к удивлению своему, он нашел, что во всех этих вопросах не было более сомнений и недоумений. В нем теперь явился судья, по каким то неизвестным ему самому законам решавший, что было нужно и чего не нужно делать.
Он был так же, как прежде, равнодушен к денежным делам; но теперь он несомненно знал, что должно сделать и чего не должно. Первым приложением этого нового судьи была для него просьба пленного французского полковника, пришедшего к нему, много рассказывавшего о своих подвигах и под конец заявившего почти требование о том, чтобы Пьер дал ему четыре тысячи франков для отсылки жене и детям. Пьер без малейшего труда и напряжения отказал ему, удивляясь впоследствии, как было просто и легко то, что прежде казалось неразрешимо трудным. Вместе с тем тут же, отказывая полковнику, он решил, что необходимо употребить хитрость для того, чтобы, уезжая из Орла, заставить итальянского офицера взять денег, в которых он, видимо, нуждался. Новым доказательством для Пьера его утвердившегося взгляда на практические дела было его решение вопроса о долгах жены и о возобновлении или невозобновлении московских домов и дач.
В Орел приезжал к нему его главный управляющий, и с ним Пьер сделал общий счет своих изменявшихся доходов. Пожар Москвы стоил Пьеру, по учету главно управляющего, около двух миллионов.
Главноуправляющий, в утешение этих потерь, представил Пьеру расчет о том, что, несмотря на эти потери, доходы его не только не уменьшатся, но увеличатся, если он откажется от уплаты долгов, оставшихся после графини, к чему он не может быть обязан, и если он не будет возобновлять московских домов и подмосковной, которые стоили ежегодно восемьдесят тысяч и ничего не приносили.
– Да, да, это правда, – сказал Пьер, весело улыбаясь. – Да, да, мне ничего этого не нужно. Я от разоренья стал гораздо богаче.
Но в январе приехал Савельич из Москвы, рассказал про положение Москвы, про смету, которую ему сделал архитектор для возобновления дома и подмосковной, говоря про это, как про дело решенное. В это же время Пьер получил письмо от князя Василия и других знакомых из Петербурга. В письмах говорилось о долгах жены. И Пьер решил, что столь понравившийся ему план управляющего был неверен и что ему надо ехать в Петербург покончить дела жены и строиться в Москве. Зачем было это надо, он не знал; но он знал несомненно, что это надо. Доходы его вследствие этого решения уменьшались на три четверти. Но это было надо; он это чувствовал.
Вилларский ехал в Москву, и они условились ехать вместе.
Пьер испытывал во все время своего выздоровления в Орле чувство радости, свободы, жизни; но когда он, во время своего путешествия, очутился на вольном свете, увидал сотни новых лиц, чувство это еще более усилилось. Он все время путешествия испытывал радость школьника на вакации. Все лица: ямщик, смотритель, мужики на дороге или в деревне – все имели для него новый смысл. Присутствие и замечания Вилларского, постоянно жаловавшегося на бедность, отсталость от Европы, невежество России, только возвышали радость Пьера. Там, где Вилларский видел мертвенность, Пьер видел необычайную могучую силу жизненности, ту силу, которая в снегу, на этом пространстве, поддерживала жизнь этого целого, особенного и единого народа. Он не противоречил Вилларскому и, как будто соглашаясь с ним (так как притворное согласие было кратчайшее средство обойти рассуждения, из которых ничего не могло выйти), радостно улыбался, слушая его.
Так же, как трудно объяснить, для чего, куда спешат муравьи из раскиданной кочки, одни прочь из кочки, таща соринки, яйца и мертвые тела, другие назад в кочку – для чего они сталкиваются, догоняют друг друга, дерутся, – так же трудно было бы объяснить причины, заставлявшие русских людей после выхода французов толпиться в том месте, которое прежде называлось Москвою. Но так же, как, глядя на рассыпанных вокруг разоренной кочки муравьев, несмотря на полное уничтожение кочки, видно по цепкости, энергии, по бесчисленности копышущихся насекомых, что разорено все, кроме чего то неразрушимого, невещественного, составляющего всю силу кочки, – так же и Москва, в октябре месяце, несмотря на то, что не было ни начальства, ни церквей, ни святынь, ни богатств, ни домов, была та же Москва, какою она была в августе. Все было разрушено, кроме чего то невещественного, но могущественного и неразрушимого.
Побуждения людей, стремящихся со всех сторон в Москву после ее очищения от врага, были самые разнообразные, личные, и в первое время большей частью – дикие, животные. Одно только побуждение было общее всем – это стремление туда, в то место, которое прежде называлось Москвой, для приложения там своей деятельности.
Через неделю в Москве уже было пятнадцать тысяч жителей, через две было двадцать пять тысяч и т. д. Все возвышаясь и возвышаясь, число это к осени 1813 года дошло до цифры, превосходящей население 12 го года.
Первые русские люди, которые вступили в Москву, были казаки отряда Винцингероде, мужики из соседних деревень и бежавшие из Москвы и скрывавшиеся в ее окрестностях жители. Вступившие в разоренную Москву русские, застав ее разграбленною, стали тоже грабить. Они продолжали то, что делали французы. Обозы мужиков приезжали в Москву с тем, чтобы увозить по деревням все, что было брошено по разоренным московским домам и улицам. Казаки увозили, что могли, в свои ставки; хозяева домов забирали все то, что они находили и других домах, и переносили к себе под предлогом, что это была их собственность.
Но за первыми грабителями приезжали другие, третьи, и грабеж с каждым днем, по мере увеличения грабителей, становился труднее и труднее и принимал более определенные формы.
Французы застали Москву хотя и пустою, но со всеми формами органически правильно жившего города, с его различными отправлениями торговли, ремесел, роскоши, государственного управления, религии. Формы эти были безжизненны, но они еще существовали. Были ряды, лавки, магазины, лабазы, базары – большинство с товарами; были фабрики, ремесленные заведения; были дворцы, богатые дома, наполненные предметами роскоши; были больницы, остроги, присутственные места, церкви, соборы. Чем долее оставались французы, тем более уничтожались эти формы городской жизни, и под конец все слилось в одно нераздельное, безжизненное поле грабежа.
Грабеж французов, чем больше он продолжался, тем больше разрушал богатства Москвы и силы грабителей. Грабеж русских, с которого началось занятие русскими столицы, чем дольше он продолжался, чем больше было в нем участников, тем быстрее восстановлял он богатство Москвы и правильную жизнь города.
Кроме грабителей, народ самый разнообразный, влекомый – кто любопытством, кто долгом службы, кто расчетом, – домовладельцы, духовенство, высшие и низшие чиновники, торговцы, ремесленники, мужики – с разных сторон, как кровь к сердцу, – приливали к Москве.
Через неделю уже мужики, приезжавшие с пустыми подводами, для того чтоб увозить вещи, были останавливаемы начальством и принуждаемы к тому, чтобы вывозить мертвые тела из города. Другие мужики, прослышав про неудачу товарищей, приезжали в город с хлебом, овсом, сеном, сбивая цену друг другу до цены ниже прежней. Артели плотников, надеясь на дорогие заработки, каждый день входили в Москву, и со всех сторон рубились новые, чинились погорелые дома. Купцы в балаганах открывали торговлю. Харчевни, постоялые дворы устраивались в обгорелых домах. Духовенство возобновило службу во многих не погоревших церквах. Жертвователи приносили разграбленные церковные вещи. Чиновники прилаживали свои столы с сукном и шкафы с бумагами в маленьких комнатах. Высшее начальство и полиция распоряжались раздачею оставшегося после французов добра. Хозяева тех домов, в которых было много оставлено свезенных из других домов вещей, жаловались на несправедливость своза всех вещей в Грановитую палату; другие настаивали на том, что французы из разных домов свезли вещи в одно место, и оттого несправедливо отдавать хозяину дома те вещи, которые у него найдены. Бранили полицию; подкупали ее; писали вдесятеро сметы на погоревшие казенные вещи; требовали вспомоществований. Граф Растопчин писал свои прокламации.
В конце января Пьер приехал в Москву и поселился в уцелевшем флигеле. Он съездил к графу Растопчину, к некоторым знакомым, вернувшимся в Москву, и собирался на третий день ехать в Петербург. Все торжествовали победу; все кипело жизнью в разоренной и оживающей столице. Пьеру все были рады; все желали видеть его, и все расспрашивали его про то, что он видел. Пьер чувствовал себя особенно дружелюбно расположенным ко всем людям, которых он встречал; но невольно теперь он держал себя со всеми людьми настороже, так, чтобы не связать себя чем нибудь. Он на все вопросы, которые ему делали, – важные или самые ничтожные, – отвечал одинаково неопределенно; спрашивали ли у него: где он будет жить? будет ли он строиться? когда он едет в Петербург и возьмется ли свезти ящичек? – он отвечал: да, может быть, я думаю, и т. д.
О Ростовых он слышал, что они в Костроме, и мысль о Наташе редко приходила ему. Ежели она и приходила, то только как приятное воспоминание давно прошедшего. Он чувствовал себя не только свободным от житейских условий, но и от этого чувства, которое он, как ему казалось, умышленно напустил на себя.
На третий день своего приезда в Москву он узнал от Друбецких, что княжна Марья в Москве. Смерть, страдания, последние дни князя Андрея часто занимали Пьера и теперь с новой живостью пришли ему в голову. Узнав за обедом, что княжна Марья в Москве и живет в своем не сгоревшем доме на Вздвиженке, он в тот же вечер поехал к ней.
Дорогой к княжне Марье Пьер не переставая думал о князе Андрее, о своей дружбе с ним, о различных с ним встречах и в особенности о последней в Бородине.
«Неужели он умер в том злобном настроении, в котором он был тогда? Неужели не открылось ему перед смертью объяснение жизни?» – думал Пьер. Он вспомнил о Каратаеве, о его смерти и невольно стал сравнивать этих двух людей, столь различных и вместе с тем столь похожих по любви, которую он имел к обоим, и потому, что оба жили и оба умерли.
В самом серьезном расположении духа Пьер подъехал к дому старого князя. Дом этот уцелел. В нем видны были следы разрушения, но характер дома был тот же. Встретивший Пьера старый официант с строгим лицом, как будто желая дать почувствовать гостю, что отсутствие князя не нарушает порядка дома, сказал, что княжна изволили пройти в свои комнаты и принимают по воскресеньям.
– Доложи; может быть, примут, – сказал Пьер.
– Слушаю с, – отвечал официант, – пожалуйте в портретную.
Через несколько минут к Пьеру вышли официант и Десаль. Десаль от имени княжны передал Пьеру, что она очень рада видеть его и просит, если он извинит ее за бесцеремонность, войти наверх, в ее комнаты.
В невысокой комнатке, освещенной одной свечой, сидела княжна и еще кто то с нею, в черном платье. Пьер помнил, что при княжне всегда были компаньонки. Кто такие и какие они, эти компаньонки, Пьер не знал и не помнил. «Это одна из компаньонок», – подумал он, взглянув на даму в черном платье.
Княжна быстро встала ему навстречу и протянула руку.
– Да, – сказала она, всматриваясь в его изменившееся лицо, после того как он поцеловал ее руку, – вот как мы с вами встречаемся. Он и последнее время часто говорил про вас, – сказала она, переводя свои глаза с Пьера на компаньонку с застенчивостью, которая на мгновение поразила Пьера.
– Я так была рада, узнав о вашем спасенье. Это было единственное радостное известие, которое мы получили с давнего времени. – Опять еще беспокойнее княжна оглянулась на компаньонку и хотела что то сказать; но Пьер перебил ее.
– Вы можете себе представить, что я ничего не знал про него, – сказал он. – Я считал его убитым. Все, что я узнал, я узнал от других, через третьи руки. Я знаю только, что он попал к Ростовым… Какая судьба!
Пьер говорил быстро, оживленно. Он взглянул раз на лицо компаньонки, увидал внимательно ласково любопытный взгляд, устремленный на него, и, как это часто бывает во время разговора, он почему то почувствовал, что эта компаньонка в черном платье – милое, доброе, славное существо, которое не помешает его задушевному разговору с княжной Марьей.
Но когда он сказал последние слова о Ростовых, замешательство в лице княжны Марьи выразилось еще сильнее. Она опять перебежала глазами с лица Пьера на лицо дамы в черном платье и сказала:
– Вы не узнаете разве?
Пьер взглянул еще раз на бледное, тонкое, с черными глазами и странным ртом, лицо компаньонки. Что то родное, давно забытое и больше чем милое смотрело на него из этих внимательных глаз.
«Но нет, это не может быть, – подумал он. – Это строгое, худое и бледное, постаревшее лицо? Это не может быть она. Это только воспоминание того». Но в это время княжна Марья сказала: «Наташа». И лицо, с внимательными глазами, с трудом, с усилием, как отворяется заржавелая дверь, – улыбнулось, и из этой растворенной двери вдруг пахнуло и обдало Пьера тем давно забытым счастием, о котором, в особенности теперь, он не думал. Пахнуло, охватило и поглотило его всего. Когда она улыбнулась, уже не могло быть сомнений: это была Наташа, и он любил ее.
В первую же минуту Пьер невольно и ей, и княжне Марье, и, главное, самому себе сказал неизвестную ему самому тайну. Он покраснел радостно и страдальчески болезненно. Он хотел скрыть свое волнение. Но чем больше он хотел скрыть его, тем яснее – яснее, чем самыми определенными словами, – он себе, и ей, и княжне Марье говорил, что он любит ее.
«Нет, это так, от неожиданности», – подумал Пьер. Но только что он хотел продолжать начатый разговор с княжной Марьей, он опять взглянул на Наташу, и еще сильнейшая краска покрыла его лицо, и еще сильнейшее волнение радости и страха охватило его душу. Он запутался в словах и остановился на середине речи.
Пьер не заметил Наташи, потому что он никак не ожидал видеть ее тут, но он не узнал ее потому, что происшедшая в ней, с тех пор как он не видал ее, перемена была огромна. Она похудела и побледнела. Но не это делало ее неузнаваемой: ее нельзя было узнать в первую минуту, как он вошел, потому что на этом лице, в глазах которого прежде всегда светилась затаенная улыбка радости жизни, теперь, когда он вошел и в первый раз взглянул на нее, не было и тени улыбки; были одни глаза, внимательные, добрые и печально вопросительные.
Смущение Пьера не отразилось на Наташе смущением, но только удовольствием, чуть заметно осветившим все ее лицо.
– Она приехала гостить ко мне, – сказала княжна Марья. – Граф и графиня будут на днях. Графиня в ужасном положении. Но Наташе самой нужно было видеть доктора. Ее насильно отослали со мной.
– Да, есть ли семья без своего горя? – сказал Пьер, обращаясь к Наташе. – Вы знаете, что это было в тот самый день, как нас освободили. Я видел его. Какой был прелестный мальчик.
Наташа смотрела на него, и в ответ на его слова только больше открылись и засветились ее глаза.
– Что можно сказать или подумать в утешенье? – сказал Пьер. – Ничего. Зачем было умирать такому славному, полному жизни мальчику?
– Да, в наше время трудно жить бы было без веры… – сказала княжна Марья.
– Да, да. Вот это истинная правда, – поспешно перебил Пьер.
– Отчего? – спросила Наташа, внимательно глядя в глаза Пьеру.
– Как отчего? – сказала княжна Марья. – Одна мысль о том, что ждет там…
Наташа, не дослушав княжны Марьи, опять вопросительно поглядела на Пьера.
– И оттого, – продолжал Пьер, – что только тот человек, который верит в то, что есть бог, управляющий нами, может перенести такую потерю, как ее и… ваша, – сказал Пьер.
Наташа раскрыла уже рот, желая сказать что то, но вдруг остановилась. Пьер поспешил отвернуться от нее и обратился опять к княжне Марье с вопросом о последних днях жизни своего друга. Смущение Пьера теперь почти исчезло; но вместе с тем он чувствовал, что исчезла вся его прежняя свобода. Он чувствовал, что над каждым его словом, действием теперь есть судья, суд, который дороже ему суда всех людей в мире. Он говорил теперь и вместе с своими словами соображал то впечатление, которое производили его слова на Наташу. Он не говорил нарочно того, что бы могло понравиться ей; но, что бы он ни говорил, он с ее точки зрения судил себя.
Княжна Марья неохотно, как это всегда бывает, начала рассказывать про то положение, в котором она застала князя Андрея. Но вопросы Пьера, его оживленно беспокойный взгляд, его дрожащее от волнения лицо понемногу заставили ее вдаться в подробности, которые она боялась для самой себя возобновлять в воображенье.
– Да, да, так, так… – говорил Пьер, нагнувшись вперед всем телом над княжной Марьей и жадно вслушиваясь в ее рассказ. – Да, да; так он успокоился? смягчился? Он так всеми силами души всегда искал одного; быть вполне хорошим, что он не мог бояться смерти. Недостатки, которые были в нем, – если они были, – происходили не от него. Так он смягчился? – говорил Пьер. – Какое счастье, что он свиделся с вами, – сказал он Наташе, вдруг обращаясь к ней и глядя на нее полными слез глазами.
Лицо Наташи вздрогнуло. Она нахмурилась и на мгновенье опустила глаза. С минуту она колебалась: говорить или не говорить?
– Да, это было счастье, – сказала она тихим грудным голосом, – для меня наверное это было счастье. – Она помолчала. – И он… он… он говорил, что он желал этого, в ту минуту, как я пришла к нему… – Голос Наташи оборвался. Она покраснела, сжала руки на коленах и вдруг, видимо сделав усилие над собой, подняла голову и быстро начала говорить:
– Мы ничего не знали, когда ехали из Москвы. Я не смела спросить про него. И вдруг Соня сказала мне, что он с нами. Я ничего не думала, не могла представить себе, в каком он положении; мне только надо было видеть его, быть с ним, – говорила она, дрожа и задыхаясь. И, не давая перебивать себя, она рассказала то, чего она еще никогда, никому не рассказывала: все то, что она пережила в те три недели их путешествия и жизни в Ярославль.
Пьер слушал ее с раскрытым ртом и не спуская с нее своих глаз, полных слезами. Слушая ее, он не думал ни о князе Андрее, ни о смерти, ни о том, что она рассказывала. Он слушал ее и только жалел ее за то страдание, которое она испытывала теперь, рассказывая.
Княжна, сморщившись от желания удержать слезы, сидела подле Наташи и слушала в первый раз историю этих последних дней любви своего брата с Наташей.
Этот мучительный и радостный рассказ, видимо, был необходим для Наташи.
Она говорила, перемешивая ничтожнейшие подробности с задушевнейшими тайнами, и, казалось, никогда не могла кончить. Несколько раз она повторяла то же самое.
За дверью послышался голос Десаля, спрашивавшего, можно ли Николушке войти проститься.
– Да вот и все, все… – сказала Наташа. Она быстро встала, в то время как входил Николушка, и почти побежала к двери, стукнулась головой о дверь, прикрытую портьерой, и с стоном не то боли, не то печали вырвалась из комнаты.
Пьер смотрел на дверь, в которую она вышла, и не понимал, отчего он вдруг один остался во всем мире.
Княжна Марья вызвала его из рассеянности, обратив его внимание на племянника, который вошел в комнату.
Лицо Николушки, похожее на отца, в минуту душевного размягчения, в котором Пьер теперь находился, так на него подействовало, что он, поцеловав Николушку, поспешно встал и, достав платок, отошел к окну. Он хотел проститься с княжной Марьей, но она удержала его.
– Нет, мы с Наташей не спим иногда до третьего часа; пожалуйста, посидите. Я велю дать ужинать. Подите вниз; мы сейчас придем.
Прежде чем Пьер вышел, княжна сказала ему:
– Это в первый раз она так говорила о нем.
Пьера провели в освещенную большую столовую; через несколько минут послышались шаги, и княжна с Наташей вошли в комнату. Наташа была спокойна, хотя строгое, без улыбки, выражение теперь опять установилось на ее лице. Княжна Марья, Наташа и Пьер одинаково испытывали то чувство неловкости, которое следует обыкновенно за оконченным серьезным и задушевным разговором. Продолжать прежний разговор невозможно; говорить о пустяках – совестно, а молчать неприятно, потому что хочется говорить, а этим молчанием как будто притворяешься. Они молча подошли к столу. Официанты отодвинули и пододвинули стулья. Пьер развернул холодную салфетку и, решившись прервать молчание, взглянул на Наташу и княжну Марью. Обе, очевидно, в то же время решились на то же: у обеих в глазах светилось довольство жизнью и признание того, что, кроме горя, есть и радости.
– Вы пьете водку, граф? – сказала княжна Марья, и эти слова вдруг разогнали тени прошедшего.
– Расскажите же про себя, – сказала княжна Марья. – Про вас рассказывают такие невероятные чудеса.
– Да, – с своей, теперь привычной, улыбкой кроткой насмешки отвечал Пьер. – Мне самому даже рассказывают про такие чудеса, каких я и во сне не видел. Марья Абрамовна приглашала меня к себе и все рассказывала мне, что со мной случилось, или должно было случиться. Степан Степаныч тоже научил меня, как мне надо рассказывать. Вообще я заметил, что быть интересным человеком очень покойно (я теперь интересный человек); меня зовут и мне рассказывают.
Категории:
- Кандидаты философских наук
- Кандидаты богословия
- Кавалеры ордена преподобного Сергия Радонежского III степени
- Кавалеры ордена УПЦ преподобного Нестора Летописца
- Персоналии по алфавиту
- Учёные по алфавиту
- Публицисты России
- Православные миссионеры
- Родившиеся в Москве
- Философы России
- Богословы России
- Диаконы Русской православной церкви
- Православные богословы
- Выпускники философского факультета МГУ
- Преподаватели Российского православного университета святого Иоанна Богослова
- Московская духовная академия
- Андрей Кураев
