Куратов, Иван Алексеевич

Иван Алексеевич Куратов
коми Куратов Ӧльӧш Вань
Дата рождения:	6 (18) июля 1839(1839-07-18)
Место рождения:	село Кебра, Усть-Сысольский уезд, Вологодская губерния, Российская империя
Дата смерти:	17 (29) ноября 1875(1875-11-29) (36 лет)
Место смерти:	Верный, Семиреченская область
Гражданство:	Российская империя Российская империя
Род деятельности:	поэт, лингвист и переводчик
Язык произведений:	коми

Ива́н Алексе́евич Кура́тов (коми Куратов Ӧльӧш Вань; 6 (18) июля 1839 — 17 (29) ноября 1875) — основоположник литературы коми, лингвист, переводчик, поэт коми.

Биография

Иван Куратов родился в с. Кебра Усть-Сысольского уезда Вологодской губернии (ныне с. Куратово Сысольского района Республики Коми) в семье дьякона.

1854 — окончил Яренское духовное училище.

1854—1860 — Учился в Вологодской духовной семинарии, где впервые проявилось его поэтическое дарование. Цель жизни была определена в стихотворении «Жизнь человека» (1857), — «Дать счастье родному народу». Центральное место в поэзии Куратова занимают философские и социально-политические взгляды, заметно окрашенные национальным (коми) самосознанием.

1861—1865 — Учительствовал в Усть-Сысольске. Жил в двухэтажном деревянном доме (снесён), ныне на этом месте (ул. Орджоникидзе 10) в современном жилом доме (на первом этаже) располагается Литературно-мемориальный музей И. А. Куратова.

Заметное место в творчестве поэта занимают переводы с русского: И. А. Крылова, А. С. Пушкина, А. В. Кольцова; а также зарубежных классиков мировой литературы.

Уделял большое внимание изучению коми-зырянского языка. Написал грамматику коми языка. Параллельно исследовал грамматику удмуртского и марийского языков.

Переехал в Казань, где недолгое время работал полковым аудитором.

С 1866 года жил в Средней Азии. Умер в г. Верном (ныне г. Алма-Ата) в 1875 году.

Память

• 2 октября 2009 года в Национальном театре оперы и балета республики Коми состоялась премьера оперы «Куратов», музыка Сергея Носкова на либретто Альберта Ванеева и Сергея Носкова.
• В 1989 году была выпущена почтовая марка СССР, посвященная Куратову.

Библиография

• «Сочинения»: Художественные произведения, т. 1, Сыктывкар, 1939; Лингвистические работы, т. 2, Сыктывкар, 1939.
• «Бöрйöм гижöдъяс», Сыктывкар, 1951;
• «Бöрйöм гижöдъяс» в рус. пер. [Послесл. А. Федоровой], М., 1958.
• «Коми напевы» : [Стихотворения]. — Сыктывкар : Коми кн. изд-во, 1985.
• «Ты бесконечна, жизнь» : [Заметки публицистика]. — Сыктывкар : Коми кн. изд-во, 1988.
• «Ой, жизнь ты, жизнь…» : [Стихотворения и поэмы]. — Сыктывкар: Коми кн. изд-во, 1999.
• «Моя муза не продажна» : [Избранные стихи]. Эском, 2007.

Литература

• Ивлев Н. П. Куратов в Казахстане. — Сыктывкар: Коми книжное издательство, 1981.
• Муравьёв В. Б. Первые песни. — М.: Детская литература, 1968. — 160 с.

Ссылки

• [www.tomovl.ru/komi/kyratov.htm Иван Куратов]
• Куратов Иван Алексеевич — статья из Большой советской энциклопедии.
• [www.emc.komi.com/03/10/131.htm Куратов Иван Алексеевич]
• [www.youtube.com/user/sergenoskov Видео-фрагменты из оперы «Куратов»]
• [sergeinoskov.ucoz.ru/index/muzykalnye_video/0-16 Видео-отрывки из оперы «Куратов», съемка с премьеры]
• [sergeinoskov.ucoz.ru/index/opery/0-8 Фрагменты музыки из оперы «Куратов» на сайте композитора Сергея Носкова]

Отрывок, характеризующий Куратов, Иван Алексеевич

– Уехали, батюшка. Вчерашнего числа в вечерни изволили уехать, – ласково сказала Мавра Кузмипишна.
Молодой офицер, стоя в калитке, как бы в нерешительности войти или не войти ему, пощелкал языком.
– Ах, какая досада!.. – проговорил он. – Мне бы вчера… Ах, как жалко!..
Мавра Кузминишна между тем внимательно и сочувственно разглядывала знакомые ей черты ростовской породы в лице молодого человека, и изорванную шинель, и стоптанные сапоги, которые были на нем.
– Вам зачем же графа надо было? – спросила она.
– Да уж… что делать! – с досадой проговорил офицер и взялся за калитку, как бы намереваясь уйти. Он опять остановился в нерешительности.
– Видите ли? – вдруг сказал он. – Я родственник графу, и он всегда очень добр был ко мне. Так вот, видите ли (он с доброй и веселой улыбкой посмотрел на свой плащ и сапоги), и обносился, и денег ничего нет; так я хотел попросить графа…
Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.


В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
– Шабаш! – крикнул он повелительно. – Драка, ребята! – И он, не переставая засучивать рукав, вышел на крыльцо.
Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.
Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом: