Курелла, Альфред

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Альфред Курелла
нем. Alfred Kurella<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">1967 год</td></tr>

депутат Народной палаты ГДР
1958 — 12 июня 1975
кандидат в члены Политбюро СЕПГ
16 июля 1958 — 21 января 1963
 
Рождение: 2 мая 1895(1895-05-02)
Бриг, королевство Пруссия, Германская империя
Смерть: 12 июня 1975(1975-06-12) (80 лет)
Берлин, ГДР
Место погребения: Центральное кладбище Фридрихсфельде, Берлин
Супруга: Валентина Николаевна Сорокоумовская
Партия: Коммунистическая партия Германии; ВКП(б); СЕПГ
Образование: Мюнхенская школа прикладного искусства
Учёная степень: доктор философии
Деятельность: прозаик, переводчик
 
Военная служба
Годы службы: 1941-1945
Принадлежность: СССР СССР
Род войск: ГПУ РККА
Звание: не установлено
 
Награды:

Альфред Куре́лла (нем. Alfred Kurella; 2 мая 1895, Бжег, Германская империя — 12 июня 1975, Берлин, ГДР) — немецкий писатель, переводчик и деятель СЕПГ.





Биография

Родился в семье психиатра. С 1910 года участвовал в молодёжном движении, позднее став ответственным редактором журнала Freideutsche Jugend. Окончив гимназию, поступил в мюнхенскую школу прикладного искусства, где изучал живопись и графику. После начала Первой мировой войны пошёл на фронт добровольцем, но через некоторое время был демобилизован по состоянию здоровья и с 1916 года работал домашним учителем, также сотрудничая в левобуржуазных газетах Лейпцига и Дрездена.

В 1918 году был одним из организаторов мюнхенского отделения Союза свободной социалистической молодёжи. В том же году вступил в КПГ. В 1919 году, приехав в Москву как курьер КПГ, встречался с Лениным. Участвовал в создании Коммунистического интернационала молодёжи (КИМ) и в 1920 году был избран в секретариат Исполкома КИМа. В 1921 году одновременно возглавил отделения Исполкома КИМа в Москве и Берлине. С 1920 года также входил в состав Бюро ЦК комсомола. В 1924—1929 годах состоял в ВКП(б).

В 1924—1926 годах руководил юношеской школой Коминтерна и школой Французской коммунистической партии в Бобиньи. В 1926—1928 годах — заместитель заведующего агитпропом Исполкома Коминтерна. В те же годы женился на Валентине Сорокоумовской, происходившей из семейства знаменитых русских меховщиков (впоследствии известной переводчице).

В 1928 году назначен заведующим отделом изобразительного искусства Наркомпроса РСФСР, одновременно став редактором «Комсомольской правды». В том же году в № 4 журнала «Октябрь» вышла статья Леопольда Авербаха «К задачам пролетарской литературы: против антипсихологизма т. Курелла», послужившая одним из оснований для обвинения Куреллы в ультралевых формалистских ошибках. В 1929 году вернулся в Германию, где занимался литературной деятельностью, а также активно работал в КПГ. В 1931 году преподавал в Марксистской рабочей школе, а также побывал в научной командировке в Италии. В 1932—1934 годах являлся секретарём «Интернационального комитета борьбы против фашизма и войны» и главным редактором его печатного органа «Le Front Mondiale».

В 1933 году книга Куреллы «Муссолини без маски» («Mussolini ohne Maske») оказалась среди книг, сожженных нацистами.

В 1934—1935 годах работал в Москве секретарём Георгия Димитрова. В 1935—1937 годах руководил научно-библиографическим отделом Государственной библиотеки иностранной литературы. В 1937 году получил советское гражданство. Тогда же в Москве был расстрелян его младший брат, журналист Генрих Курелла.

В 1941—1945 годах работал в Седьмом управлении Главного политического управления РККА, в частности, возглавлял различные фронтовые газеты. В декабре 1942 — январе 1943 года руководил пропагандистскими мероприятиями, проводимыми с целью капитуляции немецких войск, окружённых под Великими Луками. В 1943 году разработал проект манифеста национального комитета «Свободная Германия» и стал заместителем главного редактора газеты «Freies Deutschland».

С 1946 года поселился в абхазском селе Псху, где посвятил себя живописи и скульптуре. Также занимался литературой, редактированием и переводами (в частности, переводил Чернышевского, Добролюбова и Герцена); кроме этого, активно занимался альпинизмом и горным туризмом. В 1948 году попросил разрешить ему отъезд в Германию. В СЕПГ по этому поводу разгорелись споры, и, несмотря на то, что в 1949 году Вальтер Ульбрихт написал в Москву о желательности возвращения Куреллы, Йоганнес Р. Бехер и Вильгельм Пик всеми силами тормозили решение данного вопроса. В итоге было принято решение — поскольку благодаря своему положению Курелла имел допуск к секретной информации госбезопасности и Коминтерна, выпустить его в Германию по истечении пятилетнего срока, когда эта информация достаточно устареет.

9 февраля 1954 года Курелла переехал в ГДР, где вступил в СЕПГ, и карьера его резко пошла вверх. В 1955—1957 годах — директор открытого в Лейпциге Литературного института. Занимал руководящие должности в Академии художеств, Союзе писателей ГДР и Культурном союзе. В 1957—1963 годах возглавлял комиссию по культуре Политбюро ЦК СЕПГ. В 1958 году был избран в Народную палату, а также стал кандидатом в члены Политбюро (до 1963 года). С 1963 года входил в состав комиссии по идеологии Политбюро ЦК СЕПГ.

На всех этих постах Курелла участвовал в культурно-политической деятельности СЕПГ, играя одну из главных ролей в насаждении в ГДР социалистического реализма. Назвал Франца Кафку «отцом Пражской весны» в негативном смысле, что надолго определило отношение к австрийскому писателю в странах социалистического лагеря. В 1961 году награждён орденом Карла Маркса. В 1968 году Йенский университет имени Фридриха Шиллера присудил ему степень доктора философии за работу «Своё и чужое». В 1969 году получил звание лауреата Национальной премии, а в 1970 году — лауреата премии по культуре ОСНП и ССНМ. Тогда же награждён золотой памятной пряжкой ордена Заслуг перед Отечеством.

Занимался переводческой деятельностью. Перевёл произведения И. С. Тургенева, Т. Г. Шевченко, Аркадия Кулешова, Луи Арагона, Назыма Хикмета, киргизский эпос «Манас» и армянский «Давид Сасунский».

В 1969 году по мотивам его воспоминаний был снят художественный фильм «На пути к Ленину» совместного производства СССР и ГДР.

Урна с прахом Куреллы захоронена в Мемориале социалистов на Центральном кладбище Фридрихсфельде в Лихтенберге.

В честь Куреллы назван перевал через Главный Кавказский хребет из долины реки Кизгыч к истоку реки Чхалта, который он прошёл и описал первым.

Сочинения

  • Wandervogel Lautenbuch, 1913.
  • Gründung und Aufbau der Kommunistischen Jugendinternationale, 1929.
  • Mussolini ohne Maske, 1931.
  • Wo liegt Madrid?, 1939.
  • Ich lebe in Moskau, 1947.
  • Die Gronauer Akten, 1954.
  • Der Mensch als Schöpfer seiner selbst, 1958.
  • Zwischendurch. Verstreute Essays, 1961.
  • Kleiner Stein im großen Spiel (в русском переводе — «Пешка в большой игре»), 1961.
  • Dimitroff kontra Göring (в русском переводе — «Димитров против Геринга»), 1964.
  • Unterwegs zu Lenin, 1967.
  • Das Eigene und das Fremde. Neue Beiträge zum Sozialistischen Humanismus (в русском переводе — «Своё и чужое»), 1968.
  • Der ganze Mensch: Reden, 1969.

Напишите отзыв о статье "Курелла, Альфред"

Литература

  • Weber H., Herbst A. Deutsche Kommunisten. Biographisches Handbuch 1918 bis 1945. — Berlin: Karl Dietz Verlag, 2004. — S. 429—430. — ISBN 3-320-02044-7.

Ссылки

  • [dic.academic.ru/dic.nsf/bse/101199/Курелла Большая советская энциклопедия]
  • [www.mountain.ru/mkk/pers/kurella.shtml Курелла Альфред (1895-1975)]. Mountain.RU. Проверено 5 апреля 2013.
  • [www.stiftung-aufarbeitung.de/service_wegweiser/www2.php?ID=1610 Kurella, Alfred]

Отрывок, характеризующий Курелла, Альфред

– Да что ж, до первого дела…
– Там видно будет.
Опять они помолчали.
– Ты заходи, коли что нужно, все в штабе помогут… – сказал Жерков.
Долохов усмехнулся.
– Ты лучше не беспокойся. Мне что нужно, я просить не стану, сам возьму.
– Да что ж, я так…
– Ну, и я так.
– Прощай.
– Будь здоров…
… и высоко, и далеко,
На родиму сторону…
Жерков тронул шпорами лошадь, которая раза три, горячась, перебила ногами, не зная, с какой начать, справилась и поскакала, обгоняя роту и догоняя коляску, тоже в такт песни.


Возвратившись со смотра, Кутузов, сопутствуемый австрийским генералом, прошел в свой кабинет и, кликнув адъютанта, приказал подать себе некоторые бумаги, относившиеся до состояния приходивших войск, и письма, полученные от эрцгерцога Фердинанда, начальствовавшего передовою армией. Князь Андрей Болконский с требуемыми бумагами вошел в кабинет главнокомандующего. Перед разложенным на столе планом сидели Кутузов и австрийский член гофкригсрата.
– А… – сказал Кутузов, оглядываясь на Болконского, как будто этим словом приглашая адъютанта подождать, и продолжал по французски начатый разговор.
– Я только говорю одно, генерал, – говорил Кутузов с приятным изяществом выражений и интонации, заставлявшим вслушиваться в каждое неторопливо сказанное слово. Видно было, что Кутузов и сам с удовольствием слушал себя. – Я только одно говорю, генерал, что ежели бы дело зависело от моего личного желания, то воля его величества императора Франца давно была бы исполнена. Я давно уже присоединился бы к эрцгерцогу. И верьте моей чести, что для меня лично передать высшее начальство армией более меня сведущему и искусному генералу, какими так обильна Австрия, и сложить с себя всю эту тяжкую ответственность для меня лично было бы отрадой. Но обстоятельства бывают сильнее нас, генерал.
И Кутузов улыбнулся с таким выражением, как будто он говорил: «Вы имеете полное право не верить мне, и даже мне совершенно всё равно, верите ли вы мне или нет, но вы не имеете повода сказать мне это. И в этом то всё дело».
Австрийский генерал имел недовольный вид, но не мог не в том же тоне отвечать Кутузову.
– Напротив, – сказал он ворчливым и сердитым тоном, так противоречившим лестному значению произносимых слов, – напротив, участие вашего превосходительства в общем деле высоко ценится его величеством; но мы полагаем, что настоящее замедление лишает славные русские войска и их главнокомандующих тех лавров, которые они привыкли пожинать в битвах, – закончил он видимо приготовленную фразу.
Кутузов поклонился, не изменяя улыбки.
– А я так убежден и, основываясь на последнем письме, которым почтил меня его высочество эрцгерцог Фердинанд, предполагаю, что австрийские войска, под начальством столь искусного помощника, каков генерал Мак, теперь уже одержали решительную победу и не нуждаются более в нашей помощи, – сказал Кутузов.
Генерал нахмурился. Хотя и не было положительных известий о поражении австрийцев, но было слишком много обстоятельств, подтверждавших общие невыгодные слухи; и потому предположение Кутузова о победе австрийцев было весьма похоже на насмешку. Но Кутузов кротко улыбался, всё с тем же выражением, которое говорило, что он имеет право предполагать это. Действительно, последнее письмо, полученное им из армии Мака, извещало его о победе и о самом выгодном стратегическом положении армии.
– Дай ка сюда это письмо, – сказал Кутузов, обращаясь к князю Андрею. – Вот изволите видеть. – И Кутузов, с насмешливою улыбкой на концах губ, прочел по немецки австрийскому генералу следующее место из письма эрцгерцога Фердинанда: «Wir haben vollkommen zusammengehaltene Krafte, nahe an 70 000 Mann, um den Feind, wenn er den Lech passirte, angreifen und schlagen zu konnen. Wir konnen, da wir Meister von Ulm sind, den Vortheil, auch von beiden Uferien der Donau Meister zu bleiben, nicht verlieren; mithin auch jeden Augenblick, wenn der Feind den Lech nicht passirte, die Donau ubersetzen, uns auf seine Communikations Linie werfen, die Donau unterhalb repassiren und dem Feinde, wenn er sich gegen unsere treue Allirte mit ganzer Macht wenden wollte, seine Absicht alabald vereitelien. Wir werden auf solche Weise den Zeitpunkt, wo die Kaiserlich Ruseische Armee ausgerustet sein wird, muthig entgegenharren, und sodann leicht gemeinschaftlich die Moglichkeit finden, dem Feinde das Schicksal zuzubereiten, so er verdient». [Мы имеем вполне сосредоточенные силы, около 70 000 человек, так что мы можем атаковать и разбить неприятеля в случае переправы его через Лех. Так как мы уже владеем Ульмом, то мы можем удерживать за собою выгоду командования обоими берегами Дуная, стало быть, ежеминутно, в случае если неприятель не перейдет через Лех, переправиться через Дунай, броситься на его коммуникационную линию, ниже перейти обратно Дунай и неприятелю, если он вздумает обратить всю свою силу на наших верных союзников, не дать исполнить его намерение. Таким образом мы будем бодро ожидать времени, когда императорская российская армия совсем изготовится, и затем вместе легко найдем возможность уготовить неприятелю участь, коей он заслуживает».]
Кутузов тяжело вздохнул, окончив этот период, и внимательно и ласково посмотрел на члена гофкригсрата.
– Но вы знаете, ваше превосходительство, мудрое правило, предписывающее предполагать худшее, – сказал австрийский генерал, видимо желая покончить с шутками и приступить к делу.
Он невольно оглянулся на адъютанта.
– Извините, генерал, – перебил его Кутузов и тоже поворотился к князю Андрею. – Вот что, мой любезный, возьми ты все донесения от наших лазутчиков у Козловского. Вот два письма от графа Ностица, вот письмо от его высочества эрцгерцога Фердинанда, вот еще, – сказал он, подавая ему несколько бумаг. – И из всего этого чистенько, на французском языке, составь mеmorandum, записочку, для видимости всех тех известий, которые мы о действиях австрийской армии имели. Ну, так то, и представь его превосходительству.
Князь Андрей наклонил голову в знак того, что понял с первых слов не только то, что было сказано, но и то, что желал бы сказать ему Кутузов. Он собрал бумаги, и, отдав общий поклон, тихо шагая по ковру, вышел в приемную.
Несмотря на то, что еще не много времени прошло с тех пор, как князь Андрей оставил Россию, он много изменился за это время. В выражении его лица, в движениях, в походке почти не было заметно прежнего притворства, усталости и лени; он имел вид человека, не имеющего времени думать о впечатлении, какое он производит на других, и занятого делом приятным и интересным. Лицо его выражало больше довольства собой и окружающими; улыбка и взгляд его были веселее и привлекательнее.
Кутузов, которого он догнал еще в Польше, принял его очень ласково, обещал ему не забывать его, отличал от других адъютантов, брал с собою в Вену и давал более серьезные поручения. Из Вены Кутузов писал своему старому товарищу, отцу князя Андрея:
«Ваш сын, – писал он, – надежду подает быть офицером, из ряду выходящим по своим занятиям, твердости и исполнительности. Я считаю себя счастливым, имея под рукой такого подчиненного».
В штабе Кутузова, между товарищами сослуживцами и вообще в армии князь Андрей, так же как и в петербургском обществе, имел две совершенно противоположные репутации.
Одни, меньшая часть, признавали князя Андрея чем то особенным от себя и от всех других людей, ожидали от него больших успехов, слушали его, восхищались им и подражали ему; и с этими людьми князь Андрей был прост и приятен. Другие, большинство, не любили князя Андрея, считали его надутым, холодным и неприятным человеком. Но с этими людьми князь Андрей умел поставить себя так, что его уважали и даже боялись.
Выйдя в приемную из кабинета Кутузова, князь Андрей с бумагами подошел к товарищу,дежурному адъютанту Козловскому, который с книгой сидел у окна.
– Ну, что, князь? – спросил Козловский.
– Приказано составить записку, почему нейдем вперед.
– А почему?
Князь Андрей пожал плечами.
– Нет известия от Мака? – спросил Козловский.
– Нет.
– Ежели бы правда, что он разбит, так пришло бы известие.
– Вероятно, – сказал князь Андрей и направился к выходной двери; но в то же время навстречу ему, хлопнув дверью, быстро вошел в приемную высокий, очевидно приезжий, австрийский генерал в сюртуке, с повязанною черным платком головой и с орденом Марии Терезии на шее. Князь Андрей остановился.
– Генерал аншеф Кутузов? – быстро проговорил приезжий генерал с резким немецким выговором, оглядываясь на обе стороны и без остановки проходя к двери кабинета.
– Генерал аншеф занят, – сказал Козловский, торопливо подходя к неизвестному генералу и загораживая ему дорогу от двери. – Как прикажете доложить?
Неизвестный генерал презрительно оглянулся сверху вниз на невысокого ростом Козловского, как будто удивляясь, что его могут не знать.
– Генерал аншеф занят, – спокойно повторил Козловский.