Курильская десантная операция

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Курильская операция (1945)»)
Перейти к: навигация, поиск
Курильская десантная операция 1945
Основной конфликт: Вторая мировая война

Посадка пехоты на морские суда.
Дата

18 августа — 1 сентября 1945 года

Место

Японская империя, Курильские острова

Итог

Победа Красной Армии, установление советского контроля над Курильскими островами.

Противники
СССР Японская империя
Командующие
А. Р. Гнечко

Д. Г. Пономарёв

Цуцуми Фусаки
Силы сторон
около 9 000 солдат[1] свыше 80 000 солдат[1]
Потери
1567 убитых и раненых 1018 убитых и раненых
50442 пленных
 
Советско-японская война
МаньчжурияЮжный СахалинСэйсинЮкиРасинКурилы

Курильская десантная операция (18 августа — 1 сентября 1945[2]) — десантная операция Вооружённых сил СССР против японских войск во время Второй мировой войны с целью овладения Курильскими островами. Является частью Советско-японской войны. Итогом операции стало занятие советскими войсками 56 островов Курильской гряды, общей площадью 10,5 тыс. км², которые позднее, в 1946 году, были включены в состав СССР[3].





Расстановка сил

СССР

  • 60 кораблей и судов
  • 2-й отдельный бомбардировочный полк морской авиации
  • батареи береговой артиллерии

Япония

План операции

К началу советско-японской войны на Курильских островах находилось более 80 000 человек японских войск, свыше 200 орудий, 60 танков. Аэродромы были рассчитаны на пребывание 600 самолётов, но почти все они были отозваны на Японские острова для борьбы с американскими войсками. Гарнизоны островов севернее Онекотана подчинялись командующему войсками на Северных Курилах генерал-лейтенанту Фусаки Цуцуми, а южнее Онекотана — командующему 5-м фронтом генерал-лейтенанту Киитиро Хигути (штаб на острове Хоккайдо).

Наиболее укреплённым являлся самый северный остров архипелага Шумшу, расположенный всего в 6,5 милях (около 12 километров) от южного побережья Камчатки. Там дислоцировались 73-я пехотная бригада 91-й пехотной дивизии, 31-й полк ПВО, крепостной артиллерийский полк, 11-й танковый полк (без одной роты), гарнизон военно-морской базы Катаока, аэродромная команда, отдельные подразделения. Глубина инженерных сооружений противодесантной обороны составляла 3-4 км, на острове насчитывалось 34 бетонных артиллерийских дота и 24 дзота, 310 закрытых пулемётных точек, многочисленные подземные укрытия войск и военного имущества глубиной до 50 метров. Большинство оборонительных сооружений были соединены подземными ходами в единую оборонительную систему. Гарнизон Шушму составлял 8500 человек, свыше 100 орудий всех систем, 60 танков. Все военные объекты были тщательно замаскированы, имелось большое количество ложных укреплений. Значительная часть этих укреплений советскому командованию известна не была. Гарнизон Шумшу мог быть усилен войсками с соседнего и также сильно укреплённого острова Парамушир (там находилось свыше 13000 войск)[4].

Успешные действия войск Красной Армии на острове Сахалин (см. Южно-Сахалинская операция (1945)), создали благоприятные условия для занятия Курильских островов. План операции — овладеть северными островами Большой Курильской гряды, в первую очередь островами Шумшу (яп. Сюмусю-то) и Парамушир (яп. Парамусиру), а в последующем — островом Онекотан (яп. Оннэкотан-то). 15 августа 1945 года главнокомандующий советскими войсками на Дальнем Востоке Маршал Советского Союза А. В. Василевский отдал приказ о проведении операции.

Замыслом советского командования предусматривалось внезапно высадить морской десант на северо-западе острова и нанести основной удар в направлении военно-морской базы Катаока, овладеть островом и использовать его в качестве плацдарма для последующей очистки от сил противника других островов гряды. Исходным пунктом операции был Петропавловск-Камчатский. Морские силы высадки десанта возглавлял командир Петропавловской военно-морской базы капитан 1-го ранга Дмитрий Григорьевич Пономарёв, командиром десанта был командир 101-й стрелковой дивизии генерал-майор П. И. Дьяков, непосредственным руководителем операции был командующий Камчатским оборонительным районом генерал-майор Алексей Романович Гнечко. Общее руководство десантной операцией номинально осуществлял командующий Тихоокеанским флотом адмирал Иван Степанович Юмашев, который всё это время находился во Владивостоке.

Решение на проведение Курильской операции: высадку десанта произвести в ночь на 18 августа в северной части Шумшу, между мысами Кокутан и Котомари; в случае отсутствия противодействия противника первому эшелону десанта на Шумшу второй эшелон высадить на Парамушир, в военно-морскую базу Касива. Высадка десанта предварялась артиллерийской подготовкой 130-мм береговой батареей с мыса Лопатка (южная оконечность Камчатки) и ударами авиации; непосредственное обеспечение высадки десанта возложено на корабельную артиллерию отряда артиллерийской поддержки и авиацию. Решение высаживать десант на необорудованное побережье, где японцы имели более слабую противодесантную оборону, а не в сильно укрепленную военно-морскую базу Катаока было вполне оправданно, хотя это и затрудняло выгрузку боевой техники.

Силы десанта в целом формировались из 101-й стрелковой дивизии Камчатского оборонительного района, входившего во 2-й Дальневосточный фронт: два усиленных стрелковых полка, артиллерийский полк, истребительный противотанковый дивизион, батальон морской пехоты, 60-й морской пограничный отряд. Всего — 8363 человека, 95 орудий, 123 миномёта, 120 тяжёлых и 372 лёгких пулемёта[5]. Десант был сведён в передовой отряд и два эшелона главных сил.

Корабельные силы: два сторожевых корабля («Дзержинский» и «Киров»), четыре тральщика, два катера-тральщика, минный заградитель «Охотск», плавбатарея, восемь сторожевых катеров, два торпедных катера, подводная лодка, 17 транспортных и 16 специальных десантных кораблей, полученных из США по ленд-лизу, 2 самоходные баржи — всего 64 единицы. Их свели в четыре отряда: отряд транспортов и высадочных средств (14 транспортов и 24 боевых корабля разных типов, в числе которых 15 десантных судов), отряд охранения (8 катеров), отряд траления (6 тральщиков и катеров-тральщиков) и отряд кораблей артиллерийской поддержки (сторожевые корабли «Киров», «Дзержинский», минный заградитель «Охотск»). Десант должна была поддерживать 128-я смешанная авиационная дивизия.

Десант на остров Шумшу

Выдвижение кораблей

Вечером 16 августа 1945 года командующий флотом отдал приказ приступить к выполнению десантной операции[6]. К 17 часам 17 августа корабли с десантом вышли в море из Петропавловска-Камчатского под прикрытием истребительной авиации и подводной лодки. Ночной поход осуществлялся в тумане.

Высадка 18 августа

В 2.38 18 августа советская береговая батарея с мыса Лопатка открыла огонь. В 4.22 началась высадка десанта. Перегруженные десантные суда останавливались далеко от кромки берега и десантники с тяжелым снаряжением вынуждены были добираться до берега вплавь под огнём. Многие при этом тонули.

К 9 часам 18 августа завершилась высадка первого эшелона основных сил десанта (138-й стрелковый полк, 3 артиллерийских дивизиона, рота противотанковых ружей), десант захватил две господствующие высоты. Затем противодействие японских войск резко возросло. Начались мощные контратаки, поддержанные танками. Бой принял исключительно ожесточённый характер, доходя до рукопашных схваток. Многие позиции и сопки по несколько раз переходили из рук в руки, тогда совершили свои подвиги старшина 1 статьи Н. А. Вилков и краснофлотец П. И. Ильичёв, закрывшие своими телами амбразуры японских дотов. Именно в этом бою обе стороны понесли подавляющую часть потерь. Японское командование непрерывно усиливало свои войска на Шумшу за счёт их переброски с Парамушира. Трудности десанта усугублялись выходом из строя большинства радиостанций, из-за чего временами терялось управление боем со стороны советского командования.

Во второй половине дня японцы предприняли решающую атаку, бросив в бой все свои танки. Ценой больших потерь они продвинулись вперёд, но сбросить десант в море не смогли. Основная часть танков была уничтожена гранатами и противотанковыми ружьями, затем по ним был наведён огонь корабельной артиллерии. Из 60 танков до 40 было уничтожено или повреждено (японцы признают потерю 27 танков), в бою погиб командир танкового полка. Но этот успех дался дорогой ценой — погибло около 200 десантников.

Японцы вели сильный артиллерийский огонь по подходившим к берегу кораблям с последующими эшелонами десанта и нанесли советскому флоту значительные потери. Были потоплены или уничтожены у берега 7 десантных судов (ДС-1, ДС-3, ДС-5, ДС-8, ДС-9, ДС-43, ДС-47)[7], 1 пограничный катер П-8 (погибло 5 членов экипажа и 6 ранено) и 2 малых катера, повреждены 7 десантных судов (ДС-2, ДС-4, ДС-7, ДС-10, ДС-48, ДС-49, ДС-50) и 1 транспорт. В их экипажах имелись значительные потери. Японская авиация также атаковала корабли, но без особого успеха (от близких разрывов бомб незначительные повреждения с ранениями 2-х членов экипажа получил сторожевой корабль «Киров»), при этом 2 самолёта были сбиты зенитным огнём.

С наступлением темноты бой продолжался, причем именно ночью советские войска достигли значительного успеха — противник не мог вести прицельный огонь, что способствовало успеху штурмовых групп, овладевших ночью сразу несколькими укрепленными пунктами. Также ночью был построен временный причал для приема новых кораблей с десантом и боеприпасами.

Действия советской авиации были затруднены из-за тумана, боевые вылеты совершались (почти 350 вылетов), но только по глубине японской обороны и по Парамуширу. К вечеру был высажен 2-й эшелон десанта — 373-й стрелковый полк, артиллерийский полк, рота морской пехоты. За день боя захвачено 250 пленных и 3 батареи противника.

Боевые действия 19 августа

Наступление десантных частей продолжалось с большими трудностями, но уже без такой степени ожесточённости, как накануне. Советские войска перешли к тактике последовательного подавления огневых точек противника массированным артиллерийским огнём. Потери войск резко снизились, но и темпы наступления — тоже. Около 18 часов командующий японскими войсками на Курильских островах прислал к командиру советского десанта П. И. Дьякову парламентёра с предложением начать переговоры о капитуляции. Боевые действия были приостановлены.

В этот день японский самолёт (иногда указывается — лётчик-камикадзе) в районе Шумшу потопил катер-тральщик КТ-152[7].

Боевые действия 20 августа

Отряд советских кораблей направился в военно-морскую базу Катаока на Шумшу, чтобы принять капитуляцию японского гарнизона, но подвергся артиллерийскому обстрелу с островов Шумшу и Парамушир. Получили попадания нескольких 75-мм снарядов минный заградитель «Охотск» (убито 3 и ранено 12 человек), сторожевой корабль «Киров» (ранено 2 члена экипажа). Корабли открыли ответный огонь и отошли в море. Командующий операцией в ответ приказал возобновить наступление на Шумшу и нанести бомбовые удары по Парамуширу. После массированной артподготовки десант продвинулся на 5-6 километров, после чего спешно прибыла новая японская делегация с согласием на капитуляцию.

Боевые действия 21 — 22 августа

Японское командование всячески затягивало переговоры и капитуляцию гарнизона на Шумшу. Ставка Верховного Главнокомандования приказала перебросить на Шумшу с Камчатки 2 стрелковых полка, к утру 23 августа занять Шумшу и начать высадку на Парамушире. Один советский самолёт произвёл демонстративную бомбардировку японских батарей на острове.

Капитуляция японских войск и занятие северных Курильских островов

23 августа командующий японскими войсками на северных Курильских островах генерал-лейтенант Фусаки Цуцуми принял условия капитуляции, отвёл войска в сборные пункты для сдачи в плен и сдался сам. Всего на Шумшу пленено (с учетом захваченных пленных в ходе боя) 1 генерал, 525 офицеров, 11700 солдат. Взято военное имущество — 40 пушек, 17 гаубиц, 9 зенитных орудий, 214 лёгких пулемётов, 123 тяжёлых пулемёта, 20 зенитных пулемётов, 7420 винтовок, несколько уцелевших танков, 7 самолётов.

Также 23 августа без сопротивления сдался мощный гарнизон острова Парамушир: около 8000 человек (74-я пехотная бригада 91-й пехотной дивизии, 18-й и 19-й мортирные дивизионы, рота 11-го танкового полка), до 50 орудий и 17 танков во главе с командиром 74-й пехотной бригады генерал-майором Ивао Сугино.

Сражение за Шумшу явилось единственной операцией советско-японской войны, в которой советская сторона понесла больше потерь убитыми и ранеными, чем противник: советские войска потеряли 416 убитыми, 123 пропавшими без вести (в основном утонувшие при высадке), 1028 ранеными, в целом — 1567 человек. В том числе потери Тихоокеанского флота составили 290 убитыми и пропавшими без вести, 384 — ранеными (в том числе экипажи кораблей — 134 убитыми и пропавшими без вести, 213 ранеными, батальон морской пехоты в бою за Шумшу — 156 убитыми и пропавшими без вести, 171 ранеными). Японцы потеряли убитыми и ранеными 1018 человек, из которых 369 — убитыми.

С 24 августа Тихоокеанский флот приступил к занятию остальных Курильских островов. Острова от Парамушира до Онекотана включительно занимались кораблями Камчатской военно-морской базы и Камчатского оборонительного района, участвовавшими в сражении за Шумшу. Перевозки производились в крайне неблагоприятных метеорологических условиях — при штормовой погоде и частых туманах. 24 августа на Парамушире были высажены 198-й стрелковый полк и 7-й отдельный батальон. 25 августа перед высаженными советскими войсками капитулировали без боя гарнизоны островов Анциферова (яп. Сиринки-то), Маканруши (яп. Маканруси-то), Онекотан, Матуа (яп. Мацува) (3 795 человек). Некоторые гарнизоны (например, с острова Симушир) японцы успели вывезти в Японию.

Всего на северных островах Курильской гряды было разоружено и пленено 30 442 японца, в том числе четыре генерала и 1280 офицеров. В качестве трофеев взято 20 108 винтовок, 923 пулемёта, 202 орудия, 101 миномёт и другое военное имущество.

Занятие южных Курильских островов

22 августа 1945 года Главнокомандующий Советскими войсками на Дальнем Востоке Маршал Советского Союза А. М. Василевский приказал командованию Тихоокеанского флота силами Северной Тихоокеанской флотилии (командующий вице-адмирал В. А. Андреев) совместно с командованием 2-го Дальневосточного фронта занять южные Курильские острова. Для этой операции были выделены 355-я стрелковая дивизия (командир полковник С. Г. Аббакумов) из 87-го стрелкового корпуса 16-й армии, 113-я стрелковая бригада и артиллерийский полк. Основные пункты высадки — Итуруп и Кунашир, затем — острова Малой Курильской гряды. Отряды кораблей с десантом должны были выходить из порта Отомари (ныне Корсаков) на Сахалине. Командиром десантной операции по занятию южных Курильских островов был назначен капитан 1-го ранга И. С. Леонов.

Первым был занят остров Уруп (яп. Уруппу). К нему вышел из Отомари 27 августа отряд кораблей в 2 тральщика с 2 стрелковыми ротами на борту (в целом 344 человека). После перехода в неблагоприятных погодных условиях 28 августа отряд прибыл к острову и принял капитуляцию главных сил японской 129-й пехотной бригады во главе с её командиром генерал-майором Нихо Сусуми.

Также 28 августа 2 тральщика с десантом (1079 человек) подошли к острову Итуруп (яп. Эторфу). Там капитулировали основные силы 89-й пехотной дивизии (13500 солдат и офицеров) во главе с её командиром генерал-лейтенантом Кэнносукэ Огавой (в некоторых источниках Кейто Угава). Любопытно, что утром того же дня был выслан воздушный десант в количестве 34 морских пехотинцев на двух самолётах типа «Каталина» с задачей захватить аэродром на Итурупе. Однако из-за плохой погоды самолёты приводнились в удалённых районах острова, десантники задачу не выполнили, заблудились и встретились с морским десантом только 1 сентября.

1 сентября несколько отрядов кораблей с десантом прибыли на остров Кунашир (яп. Кунасири): сначала 1 тральщик с стрелковой ротой на борту (147 человек), затем 2 десантных судна и 1 сторожевой корабль с 402 десантниками и 2 орудиями на борту, 2 транспорта, 2 тральщика и сторожевой корабль с 2479 десантниками и 27 орудиями, 3 транспорта и тральщик с 1300 бойцами и 14 орудиями. Японский гарнизон в 1250 человек капитулировал. Столь большие силы были выделены на Кунашир, так как там планировалось создание военно-морской базы и с него должны были действовать десанты по занятию соседних островов.

Также 1 сентября был занят остров Шикотан (яп. Сикотан). Минный заградитель «Гижига» и два тральщика доставили стрелковый батальон (830 человек, два орудия). Японский гарнизон — 4-я пехотная бригада и полевой артиллерийский дивизион, численностью 4800 солдат и офицеров под командованием генерал-майора Садасити Дои (в некоторых источниках Дзио Дой) капитулировал.

Уже в начале сентября советскими моряками были заняты морскими десантами остальные острова Малой Курильской гряды (яп. Хабомаи): 2 сентября — гарнизон острова Акиюри (ныне о. Анучина) (10 солдат), 3 сентября — гарнизоны островов Юри (ныне о. Юрий) (41 солдат, 1 офицер), Сибоцу (ныне о. Зелёный) (420 солдат и офицеров) и Тараку (ныне о. Полонского) (92 солдата и офицера), 4 сентября — гарнизон островов Тодо (ныне о-ва Лисьи) (свыше 100 человек).

Всего на южных Курилах перед советскими войсками капитулировали около 20000 японских солдат и офицеров. Боевых действий при этом не было. Имели место несколько мелких инцидентов с нарушениями условий капитуляции (эвакуация японских войск в Японию, бегство мирного японского населения на морских судах, уничтожение японцами своего вооружения и иного имущества). После боёв на Шумшу Тихоокеанский флот не понёс боевых потерь в районе Курильских островов.

Итог операции

Всего на Курильских островах было разоружено и пленено 50 442 японских солдат и офицеров, в их числе 4 генерала (ещё около 10000 человек японское командование успело эвакуировать в Японию), захвачено свыше 300 орудий и миномётов, около 1000 пулемётов, 217 автомашин и тягачей.

Изначально запланированная высадка на Хоккайдо была отменена по личному указанию И. В. Сталина.

Награды

Из числа участников высадки на Шумшу награждены орденами и медалями более 3000 человек. Девять человек удостоены звания Героев Советского Союза: командующий Камчатским оборонительным районом генерал-майор Гнечко Алексей Романович, командир Петропавловской военно-морской базы капитан 1 ранга Пономарёв Дмитрий Георгиевич, начальник штаба 302-го стрелкового полка майор Шутов Пётр Иванович, командир батальона морской пехоты майор Почтарёв Тимофей Алексеевич, старший инструктор политотдела 101-й стрелковой дивизии — замполит передового отряда десанта старший лейтенант Кот Василий Андреевич, командир стрелковой роты старший лейтенант Савушкин Степан Аверьянович (посмертно), боцман плавбазы «Север» старшина 1-й статьи Вилков Николай Александрович (посмертно), старшина-механик десантной баржи старшина 1-й статьи Сигов Василий Иванович, рулевой катера МО-253 краснофлотец Ильичёв Пётр Иванович (посмертно).

Были удостоены наград и ряд воинских частей. Так награждены орденами 101-я стрелковая дивизия, 138-й стрелковый полк, 373-й стрелковый полк, 302-й стрелковый полк, 279-й и 428-й артиллерийские полки, 888-й истребительный авиаполк, 903-й бомбардировочный авиаполк, сторожевые корабли «Дзержинский» и «Киров». Минный заградитель «Охотск» получил гвардейское звание.

В память о советских воинах, погибших в ходе операции, в городах Петропавловск-Камчатский и Южно-Сахалинск воздвигнуты памятники.

Изображения


Напишите отзыв о статье "Курильская десантная операция"

Примечания

  1. 1 2 Курильская операция 1945 // [archive.is/NCQLc Великая Отечественная война 1941—1945. Энциклопедия] / под ред. М. М. Козлова. — М.: Советская энциклопедия, 1985. — С. 391. — 500 000 экз.
  2. Советская Военная Энциклопедия в 8 томах. Том 4: «К-22» — «Линейный». — М.: Военное издательство, 1977.
    Официально датой окончания операции считается 1 сентября, фактически высадки на островах продолжались до 4 сентября.
  3. Российская академия наук. Институт географии РАН. Тихоокеанский институт географии ДВО РАН; Редкол.: Котляков В. М. (председатель), Бакланов П. Я., Комедчиков Н. Н. (гл. ред.) и др.; Отв. ред.-картограф Фёдорова Е. Я. Атлас Курильских островов. — М.; Владивосток: ИПЦ «ДИК», 2009. — 516 с.
  4. Верещага Е. М., Витер И. В. Камчатский оборонительный район // Верные долгу и Отечеству : материалы XXVII Крашенниковских чтений / Министерство культуры Камчатского края, Камчатская краевая научная библиотека им. С. П. Крашенинникова.— Петропавловск-Камчатский, 2010.— С. 11—29.>
  5. По силам десанта информация в ряде источников незначительно отличается друг от друга. Так, в работе А. Ж. Христофорова указано, что в десанте принимали участие 8 824 человека, 205 орудий и миномётов.
  6. 14 августа 1945 года, за два дня до приказа о начале операции, японское правительство заявило о согласии принять условия капитуляции. Тем не менее, на Курильских островах боевые действия продолжались до 23 августа.
  7. 1 2 Богатырёв С. В. Потери боевых кораблей и катеров ВМФ СССР в период Великой Отечественной войны 1941—1945 гг. Справочник. — Львов: ИПГ «Марина-Посейдон», 1994. — С. 37.

Ссылки

  • [www.ifmo.ru/newspaper/article.php?pid=102&id=567 Десант на Шумшу (18 августа 1945)]
  • [www.newizv.ru/society/2015-07-06/223249-nikto-ne-zabyt.html Никто не забыт. Курильский десант]

Источники

  • Курильская операция 1945 // [archive.is/NCQLc Великая Отечественная война 1941—1945. Энциклопедия] / под ред. М. М. Козлова. — М.: Советская энциклопедия, 1985. — С. 391. — 500 000 экз.
  • Краснознамённый Тихоокеанский флот.— М.: Воениздат, 1973.
  • Акшинский В. С. [rufort.info/library/akshinskiy/akshinskiy.html Курильский десант. — Петропавловск-Камчатский: Дальневосточное книжное издательство, 1984.]
  • Александров А. А. Великая победа на Дальнем Востоке. август 1945 года: от забайкалья до Кореи. — М.:Вече, 2004.
  • Багров В. Н. Победа на островах. Южно-Сахалинск, 1985.
  • Смирнов И. [flot.com/publications/books/shelf/tofvets/19.htm Морские десанты на южные Курилы.]
  • Стрельбицкий К. Б. Август 1945. Советско-японская война на море — Цена Победы. — М., 1996.
  • Славинский Б. Н. Советская оккупация Курильских островов (авг.-сент. 1945 г.): Докум. исслед. — М., 1993.
  • Славинский А. Б. Август 1945. // журнал «Танкомастер», 2005.— № 7.
  • Широкорад А. Б. Дальневосточный финал. — М.: АСТ; Транзиткнига, 2005.
  • Христофоров А. Ж. Морской Курильский десант//«Краеведческие записки». — Петропавловск-Камчатский, 1995. — выпуск 9. — Стр.23-48.
  • Статья об операции в журнале «Морской сборник», 1975.— № 9.
  • Великая Отечественная. День за днём. // «Морской сборник», 1995.— № 8.

Отрывок, характеризующий Курильская десантная операция

– А нам с тобой пора, брат, бросить эти любезности, – продолжал Долохов, как будто он находил особенное удовольствие говорить об этом предмете, раздражавшем Денисова. – Ну этого ты зачем взял к себе? – сказал он, покачивая головой. – Затем, что тебе его жалко? Ведь мы знаем эти твои расписки. Ты пошлешь их сто человек, а придут тридцать. Помрут с голоду или побьют. Так не все ли равно их и не брать?
Эсаул, щуря светлые глаза, одобрительно кивал головой.
– Это все г'авно, тут Рассуждать нечего. Я на свою душу взять не хочу. Ты говог'ишь – помг'ут. Ну, хог'ошо. Только бы не от меня.
Долохов засмеялся.
– Кто же им не велел меня двадцать раз поймать? А ведь поймают – меня и тебя, с твоим рыцарством, все равно на осинку. – Он помолчал. – Однако надо дело делать. Послать моего казака с вьюком! У меня два французских мундира. Что ж, едем со мной? – спросил он у Пети.
– Я? Да, да, непременно, – покраснев почти до слез, вскрикнул Петя, взглядывая на Денисова.
Опять в то время, как Долохов заспорил с Денисовым о том, что надо делать с пленными, Петя почувствовал неловкость и торопливость; но опять не успел понять хорошенько того, о чем они говорили. «Ежели так думают большие, известные, стало быть, так надо, стало быть, это хорошо, – думал он. – А главное, надо, чтобы Денисов не смел думать, что я послушаюсь его, что он может мной командовать. Непременно поеду с Долоховым во французский лагерь. Он может, и я могу».
На все убеждения Денисова не ездить Петя отвечал, что он тоже привык все делать аккуратно, а не наобум Лазаря, и что он об опасности себе никогда не думает.
– Потому что, – согласитесь сами, – если не знать верно, сколько там, от этого зависит жизнь, может быть, сотен, а тут мы одни, и потом мне очень этого хочется, и непременно, непременно поеду, вы уж меня не удержите, – говорил он, – только хуже будет…


Одевшись в французские шинели и кивера, Петя с Долоховым поехали на ту просеку, с которой Денисов смотрел на лагерь, и, выехав из леса в совершенной темноте, спустились в лощину. Съехав вниз, Долохов велел сопровождавшим его казакам дожидаться тут и поехал крупной рысью по дороге к мосту. Петя, замирая от волнения, ехал с ним рядом.
– Если попадемся, я живым не отдамся, у меня пистолет, – прошептал Петя.
– Не говори по русски, – быстрым шепотом сказал Долохов, и в ту же минуту в темноте послышался оклик: «Qui vive?» [Кто идет?] и звон ружья.
Кровь бросилась в лицо Пети, и он схватился за пистолет.
– Lanciers du sixieme, [Уланы шестого полка.] – проговорил Долохов, не укорачивая и не прибавляя хода лошади. Черная фигура часового стояла на мосту.
– Mot d'ordre? [Отзыв?] – Долохов придержал лошадь и поехал шагом.
– Dites donc, le colonel Gerard est ici? [Скажи, здесь ли полковник Жерар?] – сказал он.
– Mot d'ordre! – не отвечая, сказал часовой, загораживая дорогу.
– Quand un officier fait sa ronde, les sentinelles ne demandent pas le mot d'ordre… – крикнул Долохов, вдруг вспыхнув, наезжая лошадью на часового. – Je vous demande si le colonel est ici? [Когда офицер объезжает цепь, часовые не спрашивают отзыва… Я спрашиваю, тут ли полковник?]
И, не дожидаясь ответа от посторонившегося часового, Долохов шагом поехал в гору.
Заметив черную тень человека, переходящего через дорогу, Долохов остановил этого человека и спросил, где командир и офицеры? Человек этот, с мешком на плече, солдат, остановился, близко подошел к лошади Долохова, дотрогиваясь до нее рукою, и просто и дружелюбно рассказал, что командир и офицеры были выше на горе, с правой стороны, на дворе фермы (так он называл господскую усадьбу).
Проехав по дороге, с обеих сторон которой звучал от костров французский говор, Долохов повернул во двор господского дома. Проехав в ворота, он слез с лошади и подошел к большому пылавшему костру, вокруг которого, громко разговаривая, сидело несколько человек. В котелке с краю варилось что то, и солдат в колпаке и синей шинели, стоя на коленях, ярко освещенный огнем, мешал в нем шомполом.
– Oh, c'est un dur a cuire, [С этим чертом не сладишь.] – говорил один из офицеров, сидевших в тени с противоположной стороны костра.
– Il les fera marcher les lapins… [Он их проберет…] – со смехом сказал другой. Оба замолкли, вглядываясь в темноту на звук шагов Долохова и Пети, подходивших к костру с своими лошадьми.
– Bonjour, messieurs! [Здравствуйте, господа!] – громко, отчетливо выговорил Долохов.
Офицеры зашевелились в тени костра, и один, высокий офицер с длинной шеей, обойдя огонь, подошел к Долохову.
– C'est vous, Clement? – сказал он. – D'ou, diable… [Это вы, Клеман? Откуда, черт…] – но он не докончил, узнав свою ошибку, и, слегка нахмурившись, как с незнакомым, поздоровался с Долоховым, спрашивая его, чем он может служить. Долохов рассказал, что он с товарищем догонял свой полк, и спросил, обращаясь ко всем вообще, не знали ли офицеры чего нибудь о шестом полку. Никто ничего не знал; и Пете показалось, что офицеры враждебно и подозрительно стали осматривать его и Долохова. Несколько секунд все молчали.
– Si vous comptez sur la soupe du soir, vous venez trop tard, [Если вы рассчитываете на ужин, то вы опоздали.] – сказал с сдержанным смехом голос из за костра.
Долохов отвечал, что они сыты и что им надо в ночь же ехать дальше.
Он отдал лошадей солдату, мешавшему в котелке, и на корточках присел у костра рядом с офицером с длинной шеей. Офицер этот, не спуская глаз, смотрел на Долохова и переспросил его еще раз: какого он был полка? Долохов не отвечал, как будто не слыхал вопроса, и, закуривая коротенькую французскую трубку, которую он достал из кармана, спрашивал офицеров о том, в какой степени безопасна дорога от казаков впереди их.
– Les brigands sont partout, [Эти разбойники везде.] – отвечал офицер из за костра.
Долохов сказал, что казаки страшны только для таких отсталых, как он с товарищем, но что на большие отряды казаки, вероятно, не смеют нападать, прибавил он вопросительно. Никто ничего не ответил.
«Ну, теперь он уедет», – всякую минуту думал Петя, стоя перед костром и слушая его разговор.
Но Долохов начал опять прекратившийся разговор и прямо стал расспрашивать, сколько у них людей в батальоне, сколько батальонов, сколько пленных. Спрашивая про пленных русских, которые были при их отряде, Долохов сказал:
– La vilaine affaire de trainer ces cadavres apres soi. Vaudrait mieux fusiller cette canaille, [Скверное дело таскать за собой эти трупы. Лучше бы расстрелять эту сволочь.] – и громко засмеялся таким странным смехом, что Пете показалось, французы сейчас узнают обман, и он невольно отступил на шаг от костра. Никто не ответил на слова и смех Долохова, и французский офицер, которого не видно было (он лежал, укутавшись шинелью), приподнялся и прошептал что то товарищу. Долохов встал и кликнул солдата с лошадьми.
«Подадут или нет лошадей?» – думал Петя, невольно приближаясь к Долохову.
Лошадей подали.
– Bonjour, messieurs, [Здесь: прощайте, господа.] – сказал Долохов.
Петя хотел сказать bonsoir [добрый вечер] и не мог договорить слова. Офицеры что то шепотом говорили между собою. Долохов долго садился на лошадь, которая не стояла; потом шагом поехал из ворот. Петя ехал подле него, желая и не смея оглянуться, чтоб увидать, бегут или не бегут за ними французы.
Выехав на дорогу, Долохов поехал не назад в поле, а вдоль по деревне. В одном месте он остановился, прислушиваясь.
– Слышишь? – сказал он.
Петя узнал звуки русских голосов, увидал у костров темные фигуры русских пленных. Спустившись вниз к мосту, Петя с Долоховым проехали часового, который, ни слова не сказав, мрачно ходил по мосту, и выехали в лощину, где дожидались казаки.
– Ну, теперь прощай. Скажи Денисову, что на заре, по первому выстрелу, – сказал Долохов и хотел ехать, но Петя схватился за него рукою.
– Нет! – вскрикнул он, – вы такой герой. Ах, как хорошо! Как отлично! Как я вас люблю.
– Хорошо, хорошо, – сказал Долохов, но Петя не отпускал его, и в темноте Долохов рассмотрел, что Петя нагибался к нему. Он хотел поцеловаться. Долохов поцеловал его, засмеялся и, повернув лошадь, скрылся в темноте.

Х
Вернувшись к караулке, Петя застал Денисова в сенях. Денисов в волнении, беспокойстве и досаде на себя, что отпустил Петю, ожидал его.
– Слава богу! – крикнул он. – Ну, слава богу! – повторял он, слушая восторженный рассказ Пети. – И чег'т тебя возьми, из за тебя не спал! – проговорил Денисов. – Ну, слава богу, тепег'ь ложись спать. Еще вздг'емнем до утг'а.
– Да… Нет, – сказал Петя. – Мне еще не хочется спать. Да я и себя знаю, ежели засну, так уж кончено. И потом я привык не спать перед сражением.
Петя посидел несколько времени в избе, радостно вспоминая подробности своей поездки и живо представляя себе то, что будет завтра. Потом, заметив, что Денисов заснул, он встал и пошел на двор.
На дворе еще было совсем темно. Дождик прошел, но капли еще падали с деревьев. Вблизи от караулки виднелись черные фигуры казачьих шалашей и связанных вместе лошадей. За избушкой чернелись две фуры, у которых стояли лошади, и в овраге краснелся догоравший огонь. Казаки и гусары не все спали: кое где слышались, вместе с звуком падающих капель и близкого звука жевания лошадей, негромкие, как бы шепчущиеся голоса.
Петя вышел из сеней, огляделся в темноте и подошел к фурам. Под фурами храпел кто то, и вокруг них стояли, жуя овес, оседланные лошади. В темноте Петя узнал свою лошадь, которую он называл Карабахом, хотя она была малороссийская лошадь, и подошел к ней.
– Ну, Карабах, завтра послужим, – сказал он, нюхая ее ноздри и целуя ее.
– Что, барин, не спите? – сказал казак, сидевший под фурой.
– Нет; а… Лихачев, кажется, тебя звать? Ведь я сейчас только приехал. Мы ездили к французам. – И Петя подробно рассказал казаку не только свою поездку, но и то, почему он ездил и почему он считает, что лучше рисковать своей жизнью, чем делать наобум Лазаря.
– Что же, соснули бы, – сказал казак.
– Нет, я привык, – отвечал Петя. – А что, у вас кремни в пистолетах не обились? Я привез с собою. Не нужно ли? Ты возьми.
Казак высунулся из под фуры, чтобы поближе рассмотреть Петю.
– Оттого, что я привык все делать аккуратно, – сказал Петя. – Иные так, кое как, не приготовятся, потом и жалеют. Я так не люблю.
– Это точно, – сказал казак.
– Да еще вот что, пожалуйста, голубчик, наточи мне саблю; затупи… (но Петя боялся солгать) она никогда отточена не была. Можно это сделать?
– Отчего ж, можно.
Лихачев встал, порылся в вьюках, и Петя скоро услыхал воинственный звук стали о брусок. Он влез на фуру и сел на край ее. Казак под фурой точил саблю.
– А что же, спят молодцы? – сказал Петя.
– Кто спит, а кто так вот.
– Ну, а мальчик что?
– Весенний то? Он там, в сенцах, завалился. Со страху спится. Уж рад то был.
Долго после этого Петя молчал, прислушиваясь к звукам. В темноте послышались шаги и показалась черная фигура.
– Что точишь? – спросил человек, подходя к фуре.
– А вот барину наточить саблю.
– Хорошее дело, – сказал человек, который показался Пете гусаром. – У вас, что ли, чашка осталась?
– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.
«Ах, да, ведь это я во сне, – качнувшись наперед, сказал себе Петя. – Это у меня в ушах. А может быть, это моя музыка. Ну, опять. Валяй моя музыка! Ну!..»
Он закрыл глаза. И с разных сторон, как будто издалека, затрепетали звуки, стали слаживаться, разбегаться, сливаться, и опять все соединилось в тот же сладкий и торжественный гимн. «Ах, это прелесть что такое! Сколько хочу и как хочу», – сказал себе Петя. Он попробовал руководить этим огромным хором инструментов.
«Ну, тише, тише, замирайте теперь. – И звуки слушались его. – Ну, теперь полнее, веселее. Еще, еще радостнее. – И из неизвестной глубины поднимались усиливающиеся, торжественные звуки. – Ну, голоса, приставайте!» – приказал Петя. И сначала издалека послышались голоса мужские, потом женские. Голоса росли, росли в равномерном торжественном усилии. Пете страшно и радостно было внимать их необычайной красоте.
С торжественным победным маршем сливалась песня, и капли капали, и вжиг, жиг, жиг… свистела сабля, и опять подрались и заржали лошади, не нарушая хора, а входя в него.
Петя не знал, как долго это продолжалось: он наслаждался, все время удивлялся своему наслаждению и жалел, что некому сообщить его. Его разбудил ласковый голос Лихачева.
– Готово, ваше благородие, надвое хранцуза распластаете.
Петя очнулся.
– Уж светает, право, светает! – вскрикнул он.
Невидные прежде лошади стали видны до хвостов, и сквозь оголенные ветки виднелся водянистый свет. Петя встряхнулся, вскочил, достал из кармана целковый и дал Лихачеву, махнув, попробовал шашку и положил ее в ножны. Казаки отвязывали лошадей и подтягивали подпруги.
– Вот и командир, – сказал Лихачев. Из караулки вышел Денисов и, окликнув Петю, приказал собираться.


Быстро в полутьме разобрали лошадей, подтянули подпруги и разобрались по командам. Денисов стоял у караулки, отдавая последние приказания. Пехота партии, шлепая сотней ног, прошла вперед по дороге и быстро скрылась между деревьев в предрассветном тумане. Эсаул что то приказывал казакам. Петя держал свою лошадь в поводу, с нетерпением ожидая приказания садиться. Обмытое холодной водой, лицо его, в особенности глаза горели огнем, озноб пробегал по спине, и во всем теле что то быстро и равномерно дрожало.
– Ну, готово у вас все? – сказал Денисов. – Давай лошадей.
Лошадей подали. Денисов рассердился на казака за то, что подпруги были слабы, и, разбранив его, сел. Петя взялся за стремя. Лошадь, по привычке, хотела куснуть его за ногу, но Петя, не чувствуя своей тяжести, быстро вскочил в седло и, оглядываясь на тронувшихся сзади в темноте гусар, подъехал к Денисову.
– Василий Федорович, вы мне поручите что нибудь? Пожалуйста… ради бога… – сказал он. Денисов, казалось, забыл про существование Пети. Он оглянулся на него.
– Об одном тебя пг'ошу, – сказал он строго, – слушаться меня и никуда не соваться.
Во все время переезда Денисов ни слова не говорил больше с Петей и ехал молча. Когда подъехали к опушке леса, в поле заметно уже стало светлеть. Денисов поговорил что то шепотом с эсаулом, и казаки стали проезжать мимо Пети и Денисова. Когда они все проехали, Денисов тронул свою лошадь и поехал под гору. Садясь на зады и скользя, лошади спускались с своими седоками в лощину. Петя ехал рядом с Денисовым. Дрожь во всем его теле все усиливалась. Становилось все светлее и светлее, только туман скрывал отдаленные предметы. Съехав вниз и оглянувшись назад, Денисов кивнул головой казаку, стоявшему подле него.
– Сигнал! – проговорил он.
Казак поднял руку, раздался выстрел. И в то же мгновение послышался топот впереди поскакавших лошадей, крики с разных сторон и еще выстрелы.
В то же мгновение, как раздались первые звуки топота и крика, Петя, ударив свою лошадь и выпустив поводья, не слушая Денисова, кричавшего на него, поскакал вперед. Пете показалось, что вдруг совершенно, как середь дня, ярко рассвело в ту минуту, как послышался выстрел. Он подскакал к мосту. Впереди по дороге скакали казаки. На мосту он столкнулся с отставшим казаком и поскакал дальше. Впереди какие то люди, – должно быть, это были французы, – бежали с правой стороны дороги на левую. Один упал в грязь под ногами Петиной лошади.
У одной избы столпились казаки, что то делая. Из середины толпы послышался страшный крик. Петя подскакал к этой толпе, и первое, что он увидал, было бледное, с трясущейся нижней челюстью лицо француза, державшегося за древко направленной на него пики.
– Ура!.. Ребята… наши… – прокричал Петя и, дав поводья разгорячившейся лошади, поскакал вперед по улице.
Впереди слышны были выстрелы. Казаки, гусары и русские оборванные пленные, бежавшие с обеих сторон дороги, все громко и нескладно кричали что то. Молодцеватый, без шапки, с красным нахмуренным лицом, француз в синей шинели отбивался штыком от гусаров. Когда Петя подскакал, француз уже упал. Опять опоздал, мелькнуло в голове Пети, и он поскакал туда, откуда слышались частые выстрелы. Выстрелы раздавались на дворе того барского дома, на котором он был вчера ночью с Долоховым. Французы засели там за плетнем в густом, заросшем кустами саду и стреляли по казакам, столпившимся у ворот. Подъезжая к воротам, Петя в пороховом дыму увидал Долохова с бледным, зеленоватым лицом, кричавшего что то людям. «В объезд! Пехоту подождать!» – кричал он, в то время как Петя подъехал к нему.
– Подождать?.. Ураааа!.. – закричал Петя и, не медля ни одной минуты, поскакал к тому месту, откуда слышались выстрелы и где гуще был пороховой дым. Послышался залп, провизжали пустые и во что то шлепнувшие пули. Казаки и Долохов вскакали вслед за Петей в ворота дома. Французы в колеблющемся густом дыме одни бросали оружие и выбегали из кустов навстречу казакам, другие бежали под гору к пруду. Петя скакал на своей лошади вдоль по барскому двору и, вместо того чтобы держать поводья, странно и быстро махал обеими руками и все дальше и дальше сбивался с седла на одну сторону. Лошадь, набежав на тлевший в утреннем свето костер, уперлась, и Петя тяжело упал на мокрую землю. Казаки видели, как быстро задергались его руки и ноги, несмотря на то, что голова его не шевелилась. Пуля пробила ему голову.
Переговоривши с старшим французским офицером, который вышел к нему из за дома с платком на шпаге и объявил, что они сдаются, Долохов слез с лошади и подошел к неподвижно, с раскинутыми руками, лежавшему Пете.
– Готов, – сказал он, нахмурившись, и пошел в ворота навстречу ехавшему к нему Денисову.
– Убит?! – вскрикнул Денисов, увидав еще издалека то знакомое ему, несомненно безжизненное положение, в котором лежало тело Пети.
– Готов, – повторил Долохов, как будто выговаривание этого слова доставляло ему удовольствие, и быстро пошел к пленным, которых окружили спешившиеся казаки. – Брать не будем! – крикнул он Денисову.
Денисов не отвечал; он подъехал к Пете, слез с лошади и дрожащими руками повернул к себе запачканное кровью и грязью, уже побледневшее лицо Пети.
«Я привык что нибудь сладкое. Отличный изюм, берите весь», – вспомнилось ему. И казаки с удивлением оглянулись на звуки, похожие на собачий лай, с которыми Денисов быстро отвернулся, подошел к плетню и схватился за него.
В числе отбитых Денисовым и Долоховым русских пленных был Пьер Безухов.


О той партии пленных, в которой был Пьер, во время всего своего движения от Москвы, не было от французского начальства никакого нового распоряжения. Партия эта 22 го октября находилась уже не с теми войсками и обозами, с которыми она вышла из Москвы. Половина обоза с сухарями, который шел за ними первые переходы, была отбита казаками, другая половина уехала вперед; пеших кавалеристов, которые шли впереди, не было ни одного больше; они все исчезли. Артиллерия, которая первые переходы виднелась впереди, заменилась теперь огромным обозом маршала Жюно, конвоируемого вестфальцами. Сзади пленных ехал обоз кавалерийских вещей.
От Вязьмы французские войска, прежде шедшие тремя колоннами, шли теперь одной кучей. Те признаки беспорядка, которые заметил Пьер на первом привале из Москвы, теперь дошли до последней степени.
Дорога, по которой они шли, с обеих сторон была уложена мертвыми лошадьми; оборванные люди, отсталые от разных команд, беспрестанно переменяясь, то присоединялись, то опять отставали от шедшей колонны.
Несколько раз во время похода бывали фальшивые тревоги, и солдаты конвоя поднимали ружья, стреляли и бежали стремглав, давя друг друга, но потом опять собирались и бранили друг друга за напрасный страх.
Эти три сборища, шедшие вместе, – кавалерийское депо, депо пленных и обоз Жюно, – все еще составляли что то отдельное и цельное, хотя и то, и другое, и третье быстро таяло.
В депо, в котором было сто двадцать повозок сначала, теперь оставалось не больше шестидесяти; остальные были отбиты или брошены. Из обоза Жюно тоже было оставлено и отбито несколько повозок. Три повозки были разграблены набежавшими отсталыми солдатами из корпуса Даву. Из разговоров немцев Пьер слышал, что к этому обозу ставили караул больше, чем к пленным, и что один из их товарищей, солдат немец, был расстрелян по приказанию самого маршала за то, что у солдата нашли серебряную ложку, принадлежавшую маршалу.
Больше же всего из этих трех сборищ растаяло депо пленных. Из трехсот тридцати человек, вышедших из Москвы, теперь оставалось меньше ста. Пленные еще более, чем седла кавалерийского депо и чем обоз Жюно, тяготили конвоирующих солдат. Седла и ложки Жюно, они понимали, что могли для чего нибудь пригодиться, но для чего было голодным и холодным солдатам конвоя стоять на карауле и стеречь таких же холодных и голодных русских, которые мерли и отставали дорогой, которых было велено пристреливать, – это было не только непонятно, но и противно. И конвойные, как бы боясь в том горестном положении, в котором они сами находились, не отдаться бывшему в них чувству жалости к пленным и тем ухудшить свое положение, особенно мрачно и строго обращались с ними.