Куркина, Раиса Семёновна
Поделись знанием:
Эту деятельность исторических лиц историки называют реакцией.
Описывая деятельность этих исторических лиц, бывших, по их мнению, причиною того, что они называют реакцией, историки строго осуждают их. Все известные люди того времени, от Александра и Наполеона до m me Stael, Фотия, Шеллинга, Фихте, Шатобриана и проч., проходят перед их строгим судом и оправдываются или осуждаются, смотря по тому, содействовали ли они прогрессу или реакции.
В России, по их описанию, в этот период времени тоже происходила реакция, и главным виновником этой реакции был Александр I – тот самый Александр I, который, по их же описаниям, был главным виновником либеральных начинаний своего царствования и спасения России.
В настоящей русской литературе, от гимназиста до ученого историка, нет человека, который не бросил бы своего камушка в Александра I за неправильные поступки его в этот период царствования.
«Он должен был поступить так то и так то. В таком случае он поступил хорошо, в таком дурно. Он прекрасно вел себя в начале царствования и во время 12 го года; но он поступил дурно, дав конституцию Польше, сделав Священный Союз, дав власть Аракчееву, поощряя Голицына и мистицизм, потом поощряя Шишкова и Фотия. Он сделал дурно, занимаясь фронтовой частью армии; он поступил дурно, раскассировав Семеновский полк, и т. д.».
Надо бы исписать десять листов для того, чтобы перечислить все те упреки, которые делают ему историки на основании того знания блага человечества, которым они обладают.
Что значат эти упреки?
Те самые поступки, за которые историки одобряют Александра I, – как то: либеральные начинания царствования, борьба с Наполеоном, твердость, выказанная им в 12 м году, и поход 13 го года, не вытекают ли из одних и тех же источников – условий крови, воспитания, жизни, сделавших личность Александра тем, чем она была, – из которых вытекают и те поступки, за которые историки порицают его, как то: Священный Союз, восстановление Польши, реакция 20 х годов?
В чем же состоит сущность этих упреков?
В том, что такое историческое лицо, как Александр I, лицо, стоявшее на высшей возможной ступени человеческой власти, как бы в фокусе ослепляющего света всех сосредоточивающихся на нем исторических лучей; лицо, подлежавшее тем сильнейшим в мире влияниям интриг, обманов, лести, самообольщения, которые неразлучны с властью; лицо, чувствовавшее на себе, всякую минуту своей жизни, ответственность за все совершавшееся в Европе, и лицо не выдуманное, а живое, как и каждый человек, с своими личными привычками, страстями, стремлениями к добру, красоте, истине, – что это лицо, пятьдесят лет тому назад, не то что не было добродетельно (за это историки не упрекают), а не имело тех воззрений на благо человечества, которые имеет теперь профессор, смолоду занимающийся наукой, то есть читанном книжек, лекций и списыванием этих книжек и лекций в одну тетрадку.
Но если даже предположить, что Александр I пятьдесят лет тому назад ошибался в своем воззрении на то, что есть благо народов, невольно должно предположить, что и историк, судящий Александра, точно так же по прошествии некоторого времени окажется несправедливым, в своем воззрении на то, что есть благо человечества. Предположение это тем более естественно и необходимо, что, следя за развитием истории, мы видим, что с каждым годом, с каждым новым писателем изменяется воззрение на то, что есть благо человечества; так что то, что казалось благом, через десять лет представляется злом; и наоборот. Мало того, одновременно мы находим в истории совершенно противоположные взгляды на то, что было зло и что было благо: одни данную Польше конституцию и Священный Союз ставят в заслугу, другие в укор Александру.
Про деятельность Александра и Наполеона нельзя сказать, чтобы она была полезна или вредна, ибо мы не можем сказать, для чего она полезна и для чего вредна. Если деятельность эта кому нибудь не нравится, то она не нравится ему только вследствие несовпадения ее с ограниченным пониманием его о том, что есть благо. Представляется ли мне благом сохранение в 12 м году дома моего отца в Москве, или слава русских войск, или процветание Петербургского и других университетов, или свобода Польши, или могущество России, или равновесие Европы, или известного рода европейское просвещение – прогресс, я должен признать, что деятельность всякого исторического лица имела, кроме этих целей, ещь другие, более общие и недоступные мне цели.
Но положим, что так называемая наука имеет возможность примирить все противоречия и имеет для исторических лиц и событий неизменное мерило хорошего и дурного.
Положим, что Александр мог сделать все иначе. Положим, что он мог, по предписанию тех, которые обвиняют его, тех, которые профессируют знание конечной цели движения человечества, распорядиться по той программе народности, свободы, равенства и прогресса (другой, кажется, нет), которую бы ему дали теперешние обвинители. Положим, что эта программа была бы возможна и составлена и что Александр действовал бы по ней. Что же сталось бы тогда с деятельностью всех тех людей, которые противодействовали тогдашнему направлению правительства, – с деятельностью, которая, по мнению историков, хороша и полезна? Деятельности бы этой не было; жизни бы не было; ничего бы не было.
Если допустить, что жизнь человеческая может управляться разумом, – то уничтожится возможность жизни.
Раиса Куркина | |
Место рождения: | |
---|---|
Профессия: | |
Годы активности: |
1955 — наст. время |
Награды: | |
IMDb: |
Раи́са Семёновна Ку́ркина (род. 7 октября 1927) — советская и российская актриса театра и кино. Заслуженная артистка РСФСР (1974).
Содержание
Биография
Родилась 7 октября 1927 года в Покровке[уточнить] Тульской области. С 1950 по 1952 гг. была студенткой Московского института востоковедения. В 1956 году окончила Высшее театральное училище имени Б. В. Щукина (курс В. К. Львовой). Снялась в более чем шестидесяти фильмах, первый — 1955 года. Бывшая жена известного режиссёра Владимира Мотыля.
Фильмография
- 1955 — Гость с Кубани — Екатерина Семёновна Горбань, знатная комбайнёрша с Кубани
- 1956 — Берёзы в степи — Мария
- 1957 — На острове Дальнем… — Даша Соколова
- 1958 — Пора таёжного подснежника — красноармеец Анна
- 1958 — Идиот — Аделаида Епанчина
- 1958 — Ваня — Клавдия
- 1959 — Спасённое поколение — Антонина Васильевна
- 1960 — Время летних отпусков — Светлана Ивановна Панышко
- 1960 — Тишина — Ольга
- 1961 — Наш общий друг — Лена Корниец
- 1962 — Павлуха — Зина
- 1962 — Дети Памира — врач
- 1963 — Живые и мёртвые — Баранова
- 1964 — Остров Колдун — Наталья Евгеньевна, мама Дани и Вали
- 1965 — Мечта моя — Мария
- 1965 — Западня — мисс Эрнита, вдова Генри
- 1967 — Тысяча окон — Нина Георгиевна
- 1967 — Ташкент — город хлебный — медсестра
- 1967 — Поиск — Галина
- 1969 — Семейное счастье (новелла «Нервы») — жена Ваксина
- 1969 — Белое солнце пустыни — Настасья, жена Верещагина
- 1970 — Когда расходится туман — Вера Николаевна, учёный-паразитолог, старший научный сотрудник
- 1970 — Возвращение «Святого Луки» — экскурсовод музея
- 1970 — Белорусский вокзал — вдова Лида Матвеева
- 1971 — Нюркина жизнь — Катерина, жена Михаила Антоновича
- 1973 — Чёрный принц — Нина Петровна Самохина
- 1973 — Товарищ генерал — Ирина Анатольевна Капитонова, жена генерала
- 1973 — Великие голодранцы — Параня, мать Касаткина
- 1974 — Птицы над городом — Марго (Маргарита Ивановна), соседка Вишняковых, машинистка в издательстве
- 1974 — Совесть — учительница Любовь Тимофеевна Колоскова, жена Колоскова
- 1974 — Стоянка — три часа — Марина
- 1974 — Фронт без флангов — Анна Андреевна Млынская, жена Млынского
- 1975 — Афоня — тётя Фрося, тётка Афони
- 1975 — Звезда пленительного счастья — Софья Александровна Раевская
- 1976 — Два капитана — Анна Степановна, жена Ивана Ивановича
- 1976 — Жизнь и смерть Фердинанда Люса — Лотта, секретарша Берга
- 1976 — Память земли — Настя
- 1976 — Стажёр — Вера Васильевна
- 1977 — Левый поворот — Екатерина Петровна
- 1977 — Мимино — судья (в титрах не указана)
- 1977 — Хлеб детства моего — мать Васьки
- 1978 — Голубка — жена Шарова
- 1978 — Лес, в который ты никогда не войдёшь — Вилена Фёдоровна
- 1979 — Дождь в чужом городе — Ганна Денисовна, администратор гостиницы
- 1979 — Сцены из семейной жизни — тётка Кати, поливает цветы
- 1980 — Мелодия на два голоса — Борисоглебская, мама Алёны
- 1980 — Мужество — мать Дины Ярцевой
- 1981 — Было у отца три сына — мать Светланы
- 1981 — Провинциальный роман — эпизод
- 1982 — Не могу сказать «прощай» — Надежда Ивановна, врач
- 1982 — Никто не заменит тебя — Валентина Ивановна, мать Ларисы
- 1982 — Слёзы капали — эпизод
- 1983 — Внезапный выброс — мать Сергея
- 1983 — Дублёр начинает действовать — Паршина, мать Ольги
- 1983 — Трое на шоссе — представитель санитарной комиссии
- 1984 — Благие намерения — Евдокия Петровна Салтыкова, стоматолог
- 1984 — Шанс — Елена Сергеевна, директор школьного музея
- 1985 — Картина — Антонина, жена генерала Фомина
- 1986 — К расследованию приступить — Марина Игнатьевна Царькова, жена Петра Царькова, бывшая балерина
- 1988 — Это было прошлым летом — мать Сергея
- 1988 — Чёрный коридор — жена Ечевина
- 2004 — МУР есть МУР — Алевтина Евгеньевна
Напишите отзыв о статье "Куркина, Раиса Семёновна"
Ссылки
Примечания
Отрывок, характеризующий Куркина, Раиса Семёновна
Историческое море, не как прежде, направлялось порывами от одного берега к другому: оно бурлило в глубине. Исторические лица, не как прежде, носились волнами от одного берега к другому; теперь они, казалось, кружились на одном месте. Исторические лица, прежде во главе войск отражавшие приказаниями войн, походов, сражений движение масс, теперь отражали бурлившее движение политическими и дипломатическими соображениями, законами, трактатами…Эту деятельность исторических лиц историки называют реакцией.
Описывая деятельность этих исторических лиц, бывших, по их мнению, причиною того, что они называют реакцией, историки строго осуждают их. Все известные люди того времени, от Александра и Наполеона до m me Stael, Фотия, Шеллинга, Фихте, Шатобриана и проч., проходят перед их строгим судом и оправдываются или осуждаются, смотря по тому, содействовали ли они прогрессу или реакции.
В России, по их описанию, в этот период времени тоже происходила реакция, и главным виновником этой реакции был Александр I – тот самый Александр I, который, по их же описаниям, был главным виновником либеральных начинаний своего царствования и спасения России.
В настоящей русской литературе, от гимназиста до ученого историка, нет человека, который не бросил бы своего камушка в Александра I за неправильные поступки его в этот период царствования.
«Он должен был поступить так то и так то. В таком случае он поступил хорошо, в таком дурно. Он прекрасно вел себя в начале царствования и во время 12 го года; но он поступил дурно, дав конституцию Польше, сделав Священный Союз, дав власть Аракчееву, поощряя Голицына и мистицизм, потом поощряя Шишкова и Фотия. Он сделал дурно, занимаясь фронтовой частью армии; он поступил дурно, раскассировав Семеновский полк, и т. д.».
Надо бы исписать десять листов для того, чтобы перечислить все те упреки, которые делают ему историки на основании того знания блага человечества, которым они обладают.
Что значат эти упреки?
Те самые поступки, за которые историки одобряют Александра I, – как то: либеральные начинания царствования, борьба с Наполеоном, твердость, выказанная им в 12 м году, и поход 13 го года, не вытекают ли из одних и тех же источников – условий крови, воспитания, жизни, сделавших личность Александра тем, чем она была, – из которых вытекают и те поступки, за которые историки порицают его, как то: Священный Союз, восстановление Польши, реакция 20 х годов?
В чем же состоит сущность этих упреков?
В том, что такое историческое лицо, как Александр I, лицо, стоявшее на высшей возможной ступени человеческой власти, как бы в фокусе ослепляющего света всех сосредоточивающихся на нем исторических лучей; лицо, подлежавшее тем сильнейшим в мире влияниям интриг, обманов, лести, самообольщения, которые неразлучны с властью; лицо, чувствовавшее на себе, всякую минуту своей жизни, ответственность за все совершавшееся в Европе, и лицо не выдуманное, а живое, как и каждый человек, с своими личными привычками, страстями, стремлениями к добру, красоте, истине, – что это лицо, пятьдесят лет тому назад, не то что не было добродетельно (за это историки не упрекают), а не имело тех воззрений на благо человечества, которые имеет теперь профессор, смолоду занимающийся наукой, то есть читанном книжек, лекций и списыванием этих книжек и лекций в одну тетрадку.
Но если даже предположить, что Александр I пятьдесят лет тому назад ошибался в своем воззрении на то, что есть благо народов, невольно должно предположить, что и историк, судящий Александра, точно так же по прошествии некоторого времени окажется несправедливым, в своем воззрении на то, что есть благо человечества. Предположение это тем более естественно и необходимо, что, следя за развитием истории, мы видим, что с каждым годом, с каждым новым писателем изменяется воззрение на то, что есть благо человечества; так что то, что казалось благом, через десять лет представляется злом; и наоборот. Мало того, одновременно мы находим в истории совершенно противоположные взгляды на то, что было зло и что было благо: одни данную Польше конституцию и Священный Союз ставят в заслугу, другие в укор Александру.
Про деятельность Александра и Наполеона нельзя сказать, чтобы она была полезна или вредна, ибо мы не можем сказать, для чего она полезна и для чего вредна. Если деятельность эта кому нибудь не нравится, то она не нравится ему только вследствие несовпадения ее с ограниченным пониманием его о том, что есть благо. Представляется ли мне благом сохранение в 12 м году дома моего отца в Москве, или слава русских войск, или процветание Петербургского и других университетов, или свобода Польши, или могущество России, или равновесие Европы, или известного рода европейское просвещение – прогресс, я должен признать, что деятельность всякого исторического лица имела, кроме этих целей, ещь другие, более общие и недоступные мне цели.
Но положим, что так называемая наука имеет возможность примирить все противоречия и имеет для исторических лиц и событий неизменное мерило хорошего и дурного.
Положим, что Александр мог сделать все иначе. Положим, что он мог, по предписанию тех, которые обвиняют его, тех, которые профессируют знание конечной цели движения человечества, распорядиться по той программе народности, свободы, равенства и прогресса (другой, кажется, нет), которую бы ему дали теперешние обвинители. Положим, что эта программа была бы возможна и составлена и что Александр действовал бы по ней. Что же сталось бы тогда с деятельностью всех тех людей, которые противодействовали тогдашнему направлению правительства, – с деятельностью, которая, по мнению историков, хороша и полезна? Деятельности бы этой не было; жизни бы не было; ничего бы не было.
Если допустить, что жизнь человеческая может управляться разумом, – то уничтожится возможность жизни.