Куртии
Куртии (греч. Κύρτιοι, лат. Cyrtii) — упоминаемое в античных источниках воинственное племя, живущее в горных районах Атропатены.
Впервые о куртиях, как о наемниках восставшего против Селевкидской империи мидийского сатрапа Молона, сообщает Полибий. Согласно ему они славились как искусные пращники. Позже куртии участвовали в битве при Магнезии на стороне Селевкидов. Страбон сообщает, что они были кочевниками и разбойниками, живущими в горах Атропатены[1], и были одной расы вместе с мардами и другими жителями Армении[2].
Согласно энциклопедии Ираника куртии вероятно являются предками современных курдов[1]. В. Минорский, указывая на сообщения Страбона о куртиях, считает, что «курд» в древности был общим термином означающим «кочевник». Г. Асатрян считает, что куртии не были единым этнолингвистическим племенем, но группой кочевых племен разного происхождения, и представляют автохтонное неиндоевропейское население, обитавшее в регионе до иранской миграции[3]. Он также считает название куртиев наиболее вероятной версией происхождения этнонима «курд», отвергая при этом соматическую преемственность между куртиями и курдами[2]. Согласно Даниелу Поттсу, даже если куртии изначально были ираноязычными, нет оснований полагать что они оставались таковыми в ходе истории[3].
Напишите отзыв о статье "Куртии"
Примечания
- ↑ 1 2 [www.iranicaonline.org/articles/cyrtians-gk Cyrtians] — статья из Encyclopædia Iranica
- ↑ 1 2 G. Asatrian [ia700505.us.archive.org/14/items/ProlegomenaToTheStudyOfTheKurds/Asatrian_kurds.pdf Prolegomena to the Study of the Kurds]. Iran and the Caucasus. Vol 13. 2009. стр. 1-58
- ↑ 1 2 D. T. Potts [books.google.vn/books?id=8c3QAgAAQBAJ Nomadism in Iran: From Antiquity to the Modern Era] Oxford University Press, 2014. стр. 111—112
Отрывок, характеризующий Куртии
– Вот так, так! Это так!Пьер хотел сказать, что он не прочь ни от пожертвований ни деньгами, ни мужиками, ни собой, но что надо бы знать состояние дел, чтобы помогать ему, но он не мог говорить. Много голосов кричало и говорило вместе, так что Илья Андреич не успевал кивать всем; и группа увеличивалась, распадалась, опять сходилась и двинулась вся, гудя говором, в большую залу, к большому столу. Пьеру не только не удавалось говорить, но его грубо перебивали, отталкивали, отворачивались от него, как от общего врага. Это не оттого происходило, что недовольны были смыслом его речи, – ее и забыли после большого количества речей, последовавших за ней, – но для одушевления толпы нужно было иметь ощутительный предмет любви и ощутительный предмет ненависти. Пьер сделался последним. Много ораторов говорило после оживленного дворянина, и все говорили в том же тоне. Многие говорили прекрасно и оригинально.
Издатель Русского вестника Глинка, которого узнали («писатель, писатель! – послышалось в толпе), сказал, что ад должно отражать адом, что он видел ребенка, улыбающегося при блеске молнии и при раскатах грома, но что мы не будем этим ребенком.
– Да, да, при раскатах грома! – повторяли одобрительно в задних рядах.
Толпа подошла к большому столу, у которого, в мундирах, в лентах, седые, плешивые, сидели семидесятилетние вельможи старики, которых почти всех, по домам с шутами и в клубах за бостоном, видал Пьер. Толпа подошла к столу, не переставая гудеть. Один за другим, и иногда два вместе, прижатые сзади к высоким спинкам стульев налегающею толпой, говорили ораторы. Стоявшие сзади замечали, чего не досказал говоривший оратор, и торопились сказать это пропущенное. Другие, в этой жаре и тесноте, шарили в своей голове, не найдется ли какая мысль, и торопились говорить ее. Знакомые Пьеру старички вельможи сидели и оглядывались то на того, то на другого, и выражение большей части из них говорило только, что им очень жарко. Пьер, однако, чувствовал себя взволнованным, и общее чувство желания показать, что нам всё нипочем, выражавшееся больше в звуках и выражениях лиц, чем в смысле речей, сообщалось и ему. Он не отрекся от своих мыслей, но чувствовал себя в чем то виноватым и желал оправдаться.
