Курута, Дмитрий Дмитриевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Дмитрий Дмитриевич Курута

Портрет Д.Д. Куруты
работы[1] Джорджа Доу. Военная галерея Зимнего Дворца, Государственный Эрмитаж (Санкт-Петербург)
Дата рождения

1769(1769)

Место рождения

Константинополь

Дата смерти

13 марта 1833(1833-03-13)

Принадлежность

Российская империя Российская империя

Род войск

Пехота

Годы службы

1787 — 1833

Звание

генерал от инфантерии

Сражения/войны

Отечественная война 1812 года,
Война шестой коалиции

Граф (с 1826) Дмитрий Дмитриевич Курута (1769—1833) — друг детства и доверенное лицо великого князя Константина Павловича. Благодаря протекции последнего сделал впечатляющую карьеру, дослужился до чина генерала от инфантерии.



Биография

Происходил из греческого рода, рос вместе с великим князем Константином Павловичем, которому в соответствии с так называемым греческим проектом Екатерины II — возрождением Византийской империи — отводилась роль её будущего правителя, в связи с чем его товарищами по детским играм должны были быть греки. Образование получил в так называемом Корпусе чужестранных единоверцев, фактически — в греческой гимназии. В 1787 году, получив звание подпоручика, был записан на службу в Санкт-Петербургский гренадерский полк и определён продолжать обучение великого князя греческому языку. В 1789 году был по собственному желанию переведён на службу во флот в звании мичмана. Участвовал в боевых действиях против шведов, в том числе в сражении у острова Гогланд, в котором хорошо себя проявил и получил под командование галеру «Кронверк», отличившись в сражении против шведского гребного флота 28 июня. В 1794 году находился в составе посольской миссии Голенищева-Кутузова в Константинополь в качестве инженерного офицера, по возвращении на родину сначала командовал фрегатом «Автроиль», крейсировал около шведских берегов. С 1800 года руководил строительством по берегам Финского залива маяков и сигнальных станций, а затем до 1803 года командовал эскадрой ялов.

8 марта 1803 года был определён в свиту великого князя по квартирмейстерской части, переименованной в подполк. В 1805—1807 годах участвовал в боевых действиях против французов: в частности, в 1805 году сражался под Аустерлицем, получив за это сражение орден Св. Владимира 4-й степени с бантом, а в 1806—1807 годах воевал в Пруссии. 20 января 1808 года за храбрость, проявленную в Гейльсборгском сражении, был повышен в звании до полковника. В 1809 году удостоился ордена св. Георгия 4-й степени. 19 июля 1810 года получил назначение флигель-адъютантом великого князя, в период с 1810 по 1811 года одновременно с этой должностью возглавлял Дворянский полк.

На момент начала в 1812 году Отечественной войны состоял обер-квартирмейстером 5-го резервного (гвардейского) корпуса, входившего в состав 1-й Западной армии. Участвовал в Бородинской битве и сражении под Красным. 25 декабря 1812 года за проявленные в этих сражениях отличия получил звание генерал-майора. В 1813—1814 годах участвовал в большинстве сражений заграничного похода русской армии: под Бауценом, Дрезденом, Кульмом, в так называемой Битве народов под Лейпцигом, а также под Фер-Шампенуазом и в боях, предшествовавших взятию Парижа, в 1814 году, получив несколько как русских, так и иностранных орденов. В 1815 году, возвратившись в Россию, возглавил Главный штаб Великого Князя Константина Павловича в Варшаве, став главнокомандующим польскими войсками, VI (литовским) корпусом и русским гвардейским отрядом. 6 ноября того же года, сохраняя эту должность, стал также директором 2-го кадетского корпуса и шефом Дворянского полка. 24 сентября 1816 года получил повышение до генерал-лейтенанта, в 25 июня 1828 года — до генерала от инфантерии.

22 августа 1826 года был в знак признания различных заслуг возведён в графское достоинство Российской империи. В 1831 году участвовал в подавлении польского мятежа, сражался при Вавре, Грохове и Остроленке. Получив затем приказ преследовать Гелгуда, он отправился с отдельным отрядом в Литву, где, соединившись с отрядами генерала барона Сакена и князя Хилкова, преследовал неприятеля, разбил его под Вильной и вытеснил в Пруссию. 7 августа 1831 года получил за успешный разгром восстания орден Св. Георгия 3-го класса

В воздаяние отличнаго мужества и храбрости, оказанных в сражении против польских мятежников 7 июня под городом Вильною на Панарских высотах.
11 июня 1832 года вошёл в состав Военного совета. В 1836 году получил орден Св. Андрея Первозванного. Умер в 1838 году бездетным, был погребён в Стрельне на кладбище Спасо-Преображенской церкви.

Деятельность, личные качества и степень влияния Куруты на великого князя Константина разными современниками и историками оценивались по-разному.

Награды

Напишите отзыв о статье "Курута, Дмитрий Дмитриевич"

Примечания

  1. Государственный Эрмитаж. Западноевропейская живопись. Каталог / под ред. В. Ф. Левинсона-Лессинга; ред. А. Е. Кроль, К. М. Семенова. — 2-е издание, переработанное и дополненное. — Л.: Искусство, 1981. — Т. 2. — С. 253, кат.№ 8041. — 360 с.

Литература

Ссылки

  • [www.runivers.ru/doc/patriotic_war/1812/participants/detail.php?ID=436167 Курута Дмитрий Дмитриевич] на сайте «Руниверс»

Отрывок, характеризующий Курута, Дмитрий Дмитриевич

– Это не может быть! – сказал князь Андрей, – это было бы слишком гадко.
– Qui vivra verra, [Поживем, увидим,] – сказал Билибин, распуская опять кожу в знак окончания разговора.
Когда князь Андрей пришел в приготовленную для него комнату и в чистом белье лег на пуховики и душистые гретые подушки, – он почувствовал, что то сражение, о котором он привез известие, было далеко, далеко от него. Прусский союз, измена Австрии, новое торжество Бонапарта, выход и парад, и прием императора Франца на завтра занимали его.
Он закрыл глаза, но в то же мгновение в ушах его затрещала канонада, пальба, стук колес экипажа, и вот опять спускаются с горы растянутые ниткой мушкатеры, и французы стреляют, и он чувствует, как содрогается его сердце, и он выезжает вперед рядом с Шмитом, и пули весело свистят вокруг него, и он испытывает то чувство удесятеренной радости жизни, какого он не испытывал с самого детства.
Он пробудился…
«Да, всё это было!…» сказал он, счастливо, детски улыбаясь сам себе, и заснул крепким, молодым сном.


На другой день он проснулся поздно. Возобновляя впечатления прошедшего, он вспомнил прежде всего то, что нынче надо представляться императору Францу, вспомнил военного министра, учтивого австрийского флигель адъютанта, Билибина и разговор вчерашнего вечера. Одевшись в полную парадную форму, которой он уже давно не надевал, для поездки во дворец, он, свежий, оживленный и красивый, с подвязанною рукой, вошел в кабинет Билибина. В кабинете находились четыре господина дипломатического корпуса. С князем Ипполитом Курагиным, который был секретарем посольства, Болконский был знаком; с другими его познакомил Билибин.
Господа, бывавшие у Билибина, светские, молодые, богатые и веселые люди, составляли и в Вене и здесь отдельный кружок, который Билибин, бывший главой этого кружка, называл наши, les nфtres. В кружке этом, состоявшем почти исключительно из дипломатов, видимо, были свои, не имеющие ничего общего с войной и политикой, интересы высшего света, отношений к некоторым женщинам и канцелярской стороны службы. Эти господа, повидимому, охотно, как своего (честь, которую они делали немногим), приняли в свой кружок князя Андрея. Из учтивости, и как предмет для вступления в разговор, ему сделали несколько вопросов об армии и сражении, и разговор опять рассыпался на непоследовательные, веселые шутки и пересуды.
– Но особенно хорошо, – говорил один, рассказывая неудачу товарища дипломата, – особенно хорошо то, что канцлер прямо сказал ему, что назначение его в Лондон есть повышение, и чтоб он так и смотрел на это. Видите вы его фигуру при этом?…
– Но что всего хуже, господа, я вам выдаю Курагина: человек в несчастии, и этим то пользуется этот Дон Жуан, этот ужасный человек!
Князь Ипполит лежал в вольтеровском кресле, положив ноги через ручку. Он засмеялся.
– Parlez moi de ca, [Ну ка, ну ка,] – сказал он.
– О, Дон Жуан! О, змея! – послышались голоса.
– Вы не знаете, Болконский, – обратился Билибин к князю Андрею, – что все ужасы французской армии (я чуть было не сказал – русской армии) – ничто в сравнении с тем, что наделал между женщинами этот человек.
– La femme est la compagne de l'homme, [Женщина – подруга мужчины,] – произнес князь Ипполит и стал смотреть в лорнет на свои поднятые ноги.
Билибин и наши расхохотались, глядя в глаза Ипполиту. Князь Андрей видел, что этот Ипполит, которого он (должно было признаться) почти ревновал к своей жене, был шутом в этом обществе.
– Нет, я должен вас угостить Курагиным, – сказал Билибин тихо Болконскому. – Он прелестен, когда рассуждает о политике, надо видеть эту важность.
Он подсел к Ипполиту и, собрав на лбу свои складки, завел с ним разговор о политике. Князь Андрей и другие обступили обоих.
– Le cabinet de Berlin ne peut pas exprimer un sentiment d'alliance, – начал Ипполит, значительно оглядывая всех, – sans exprimer… comme dans sa derieniere note… vous comprenez… vous comprenez… et puis si sa Majeste l'Empereur ne deroge pas au principe de notre alliance… [Берлинский кабинет не может выразить свое мнение о союзе, не выражая… как в своей последней ноте… вы понимаете… вы понимаете… впрочем, если его величество император не изменит сущности нашего союза…]
– Attendez, je n'ai pas fini… – сказал он князю Андрею, хватая его за руку. – Je suppose que l'intervention sera plus forte que la non intervention. Et… – Он помолчал. – On ne pourra pas imputer a la fin de non recevoir notre depeche du 28 novembre. Voila comment tout cela finira. [Подождите, я не кончил. Я думаю, что вмешательство будет прочнее чем невмешательство И… Невозможно считать дело оконченным непринятием нашей депеши от 28 ноября. Чем то всё это кончится.]
И он отпустил руку Болконского, показывая тем, что теперь он совсем кончил.
– Demosthenes, je te reconnais au caillou que tu as cache dans ta bouche d'or! [Демосфен, я узнаю тебя по камешку, который ты скрываешь в своих золотых устах!] – сказал Билибин, y которого шапка волос подвинулась на голове от удовольствия.
Все засмеялись. Ипполит смеялся громче всех. Он, видимо, страдал, задыхался, но не мог удержаться от дикого смеха, растягивающего его всегда неподвижное лицо.
– Ну вот что, господа, – сказал Билибин, – Болконский мой гость в доме и здесь в Брюнне, и я хочу его угостить, сколько могу, всеми радостями здешней жизни. Ежели бы мы были в Брюнне, это было бы легко; но здесь, dans ce vilain trou morave [в этой скверной моравской дыре], это труднее, и я прошу у всех вас помощи. Il faut lui faire les honneurs de Brunn. [Надо ему показать Брюнн.] Вы возьмите на себя театр, я – общество, вы, Ипполит, разумеется, – женщин.
– Надо ему показать Амели, прелесть! – сказал один из наших, целуя кончики пальцев.
– Вообще этого кровожадного солдата, – сказал Билибин, – надо обратить к более человеколюбивым взглядам.
– Едва ли я воспользуюсь вашим гостеприимством, господа, и теперь мне пора ехать, – взглядывая на часы, сказал Болконский.
– Куда?
– К императору.
– О! о! о!
– Ну, до свидания, Болконский! До свидания, князь; приезжайте же обедать раньше, – пocлшaлиcь голоса. – Мы беремся за вас.
– Старайтесь как можно более расхваливать порядок в доставлении провианта и маршрутов, когда будете говорить с императором, – сказал Билибин, провожая до передней Болконского.
– И желал бы хвалить, но не могу, сколько знаю, – улыбаясь отвечал Болконский.
– Ну, вообще как можно больше говорите. Его страсть – аудиенции; а говорить сам он не любит и не умеет, как увидите.


На выходе император Франц только пристально вгляделся в лицо князя Андрея, стоявшего в назначенном месте между австрийскими офицерами, и кивнул ему своей длинной головой. Но после выхода вчерашний флигель адъютант с учтивостью передал Болконскому желание императора дать ему аудиенцию.
Император Франц принял его, стоя посредине комнаты. Перед тем как начинать разговор, князя Андрея поразило то, что император как будто смешался, не зная, что сказать, и покраснел.
– Скажите, когда началось сражение? – спросил он поспешно.