Курц, Герман
Герман Курц (нем. Hermann Kurz; 30 ноября 1813, Ройтлинген, — 10 октября 1873, Тюбинген) — немецкий писатель и историк литературы. Отец писательницы Изольды Курц.
Учился в евангелической семинарии в Маульбронне, затем в Тюбингенской семинарии. Окончив курс в 1835 году, жил и работал как журналист и литератор в Штутгарте, Эсслингене, Кирххайме и наконец вновь в Тюбингене, где занял должность заведующего библиотекой Тюбингенского университета.
Дебютировал в печати в 1834 году сборником эпиграмм и некоторое время выступал преимущественно как поэт, переключившись на прозу уже в 1840-е годы. Первое и, как считалось многими, лучшее из его прозаический произведений — роман «Домашние годы Шиллера» (нем. Schillers Heimatsjahre; 1843, 2-е издание 1857), представляющий полную и исторически верную картину Вюртемберга рубежа XVIII—XIX веков в политическом, социальном и литературном отношениях. Шиллером — его очерком «Преступник из-за потерянной чести» — вдохновлён и роман «Der Sonnenwirt» (1856, 2-е издание 1862), где, как отмечала Энциклопедия Брокгауза и Ефрона, «характеры развиты с психологическим талантом».
Курцу принадлежит также множество художественных переводов: стихи Байрона, Вальтера Скотта и Томаса Мура, пьесы и новеллы Сервантеса, «Весёлые виндзорские кумушки» Шекспира, сочинения Шатобриана. Неоконченную поэму Готтфрида Страсбургского «Tristan und Isolde» он перевёл и снабдил окончанием. Полное собрание его сочинений появилось в 1874—1875 гг.
Напишите отзыв о статье "Курц, Герман"
Отрывок, характеризующий Курц, Герман
– Доложи князю и княжне, что мне ничего не известно было: я поступал по высшим приказаниям – вот…Он дал бумагу Алпатычу.
– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.
– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)
Народ беспокойно сновал по улицам.
Наложенные верхом возы с домашней посудой, стульями, шкафчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В соседнем доме Ферапонтова стояли повозки и, прощаясь, выли и приговаривали бабы. Дворняжка собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.
Алпатыч более поспешным шагом, чем он ходил обыкновенно, вошел во двор и прямо пошел под сарай к своим лошадям и повозке. Кучер спал; он разбудил его, велел закладывать и вошел в сени. В хозяйской горнице слышался детский плач, надрывающиеся рыдания женщины и гневный, хриплый крик Ферапонтова. Кухарка, как испуганная курица, встрепыхалась в сенях, как только вошел Алпатыч.
