Кутон, Жорж

Жорж Кутон

Georges Auguste Couthon

Жорж Огюст Куто́н (фр. Georges Auguste Couthon; 22 декабря 1755, Орсе (Пюи-де-Дом), Овернь — 28 июля 1794, Париж) — деятель Великой французской революции.

Биография

Был адвокатом в Оверни. Страдал параличом обеих ног. Сначала передвигался с помощью трости или двух костылей. После полного отказа ног передвигался в механическом кресле, которое приводилось в движение с помощью двух рукояток, приделанных к подлокотникам (зубчатая передача передавала движения на колёса). В настоящее время «Кресло Кутона» находится в музее.

В 1791 написал комедию «Обращённый аристократ», направленную на защиту конституционной монархии. Неудачная попытка Людовика XVI бежать из Парижа и его пленение изменили его взгляды: он предложил местному клубу послать Национальному собранию адрес о необходимости низложения короля.

Избранный в члены Законодательного собрания, Кутон с самого начала резко заявил о своих антимонархических воззрениях. В Конвенте он подал голос за казнь короля без апелляции к народу и без отсрочки. Здесь он сблизился с Робеспьером, влиянию которого и подчинился. В качестве члена Комитета общественного спасения он участвовал в военных операциях в восставшем Лионе, в котором затем был проконсулом, не приводя, однако, в исполнение декрета Конвента, по которому этот город должен был быть разрушен, и вообще отличаясь сравнительной умеренностью.

В период с 21 декабря 1793 года по 4 января 1794 года Кутон был председателем Конвента. По его инициативе был принят закон 10 июня 1794 года, дозволявший почти без суда гильотинировать всех подозрительных. Его речь, произнесённая в якобинском клубе, заключавшая в себе неопределённые указания на необходимость очистить Конвент от «четырёх или пяти негодяев», послужила одним из поводов к перевороту 9 термидора.На другой день Кутон сделал попытку заколоть себя кинжалом, что не спасло его от гильотины.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Ссылки

[vive-liberta.narod.ru/doc/couthon_disc.htm Ж. Кутон. Речи, выступления (от жерминаля до прериаля II года)]

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Отрывок, характеризующий Кутон, Жорж

Наташа вышла вместе с отцом и, как будто с трудом соображая что то, сначала пошла за ним, а потом побежала вниз.
На крыльце стоял Петя, занимавшийся вооружением людей, которые ехали из Москвы. На дворе все так же стояли заложенные подводы. Две из них были развязаны, и на одну из них влезал офицер, поддерживаемый денщиком.
– Ты знаешь за что? – спросил Петя Наташу (Наташа поняла, что Петя разумел: за что поссорились отец с матерью). Она не отвечала.
– За то, что папенька хотел отдать все подводы под ранепых, – сказал Петя. – Мне Васильич сказал. По моему…
– По моему, – вдруг закричала почти Наташа, обращая свое озлобленное лицо к Пете, – по моему, это такая гадость, такая мерзость, такая… я не знаю! Разве мы немцы какие нибудь?.. – Горло ее задрожало от судорожных рыданий, и она, боясь ослабеть и выпустить даром заряд своей злобы, повернулась и стремительно бросилась по лестнице. Берг сидел подле графини и родственно почтительно утешал ее. Граф с трубкой в руках ходил по комнате, когда Наташа, с изуродованным злобой лицом, как буря ворвалась в комнату и быстрыми шагами подошла к матери.
– Это гадость! Это мерзость! – закричала она. – Это не может быть, чтобы вы приказали.
Берг и графиня недоумевающе и испуганно смотрели на нее. Граф остановился у окна, прислушиваясь.
– Маменька, это нельзя; посмотрите, что на дворе! – закричала она. – Они остаются!..
– Что с тобой? Кто они? Что тебе надо?
– Раненые, вот кто! Это нельзя, маменька; это ни на что не похоже… Нет, маменька, голубушка, это не то, простите, пожалуйста, голубушка… Маменька, ну что нам то, что мы увезем, вы посмотрите только, что на дворе… Маменька!.. Это не может быть!..
Граф стоял у окна и, не поворачивая лица, слушал слова Наташи. Вдруг он засопел носом и приблизил свое лицо к окну.
Графиня взглянула на дочь, увидала ее пристыженное за мать лицо, увидала ее волнение, поняла, отчего муж теперь не оглядывался на нее, и с растерянным видом оглянулась вокруг себя.
– Ах, да делайте, как хотите! Разве я мешаю кому нибудь! – сказала она, еще не вдруг сдаваясь.
– Маменька, голубушка, простите меня!
Но графиня оттолкнула дочь и подошла к графу.
– Mon cher, ты распорядись, как надо… Я ведь не знаю этого, – сказала она, виновато опуская глаза.
– Яйца… яйца курицу учат… – сквозь счастливые слезы проговорил граф и обнял жену, которая рада была скрыть на его груди свое пристыженное лицо.
– Папенька, маменька! Можно распорядиться? Можно?.. – спрашивала Наташа. – Мы все таки возьмем все самое нужное… – говорила Наташа.
Граф утвердительно кивнул ей головой, и Наташа тем быстрым бегом, которым она бегивала в горелки, побежала по зале в переднюю и по лестнице на двор.
Люди собрались около Наташи и до тех пор не могли поверить тому странному приказанию, которое она передавала, пока сам граф именем своей жены не подтвердил приказания о том, чтобы отдавать все подводы под раненых, а сундуки сносить в кладовые. Поняв приказание, люди с радостью и хлопотливостью принялись за новое дело. Прислуге теперь это не только не казалось странным, но, напротив, казалось, что это не могло быть иначе, точно так же, как за четверть часа перед этим никому не только не казалось странным, что оставляют раненых, а берут вещи, но казалось, что не могло быть иначе.