Кухта, Мартин

Ма́ртин Ку́хта (белор. Марцін Кухта, лит. Martynas Kukta; 1875, Ковенская губерния ― 1941 или 1942) ― печатник, издатель книг на белорусском и литовском языках.

Биография

Происходил из многодетной крестьянской семьи. После учёбы в Санкт-Петербурге там же работал наборщиком и метранпажем. Скопив необходимую сумму, при поддержке Пятраса Вилейшиса основал небольшую типографию, в которой работал до 1904 года.

После снятия запрета на литовскую печать латинским шрифтом вернулся на родину и помог Пятрасу Вилейшису открыть в Вильне первую литовскую типографию, в которой печаталась газета «Вильняус жинёс» („Vilniaus žinios“). Мартин Кухта был её заведующим с 1904 по 1906 год.

В 1906 году основал собственную типографию с правом печатать книги на всех европейских языках. Первоначально типография располагалась в доме по улице Дворцовой, 4 (ныне улица Университето), в здании бывшего алумната. 10 ноября 1906 года из типографии Кухты вышел первый номер белорусской газеты «Наша ніва». В 1911 году типография Кухты была переведена на улицу Татарскую (ныне Тоторю).

Печатал произведения Франциска Богушевича, Максима Богдановича, Якуба Коласа, Тётки и других белорусских писателей, этнографические материалы, календари, сборники к газете «Наша ніва», ноты с белорусскими песнями и танцами и др.

В своём последнем стихотворении умирающий в Ялте Максим Богданович писал:

У краіне светлай, дзе я уміраю,
У белым доме ля сіняй бухты
Я не самотны, я кніжку маю
З друкарні пана Марціна Кухты.

перевод  

В стране светлой, где я умираю,
В белом доме у синей бухты
Я не одинок, я книжку имею
Из издательства пана Мартина Кухты.

Мартин Кухта выпускал запрещенные цензурой произведения («Скрипка белорусская» Гаврилы из Полоцка (Тётка), а также различные издания на польском языке. В виленской типографии Кухты до Первой мировой войны было отпечатано свыше 300 литовских книг и брошюр, здесь же печатались литовские периодические издания „Balsas“, „Lietuvis“, „Lietuvos aidas“, „Lietuvos žinios“, „Viltis“ («Вильтис») и другие газеты, а также журналы. За свою деятельность Мартин преследовался властями.

В 1918 году за публикацию Акта независимости Литвы Кукта был арестован немецкими оккупационными властями, а типография разгромлена. В декабре 1918 года в его типографии были отпечатаны первые литовские почтовые марки.

В 1924 году Мартин переехал в Каунас, куда вывез своё полиграфическое оборудование и где продолжал заниматься изданием книг и календарей до 1934 года.

В 2005 году в Вильнюсе была торжественно открыта мемориальная доска, посвященная Мартину Кухте.

Литература

• Летапіс беларускага друку. — Ч. 2. — Мн., 1929.
• Волк А. А., Ракович А. И. Книгоиздательское дело в Белоруссии: Ист. очерк. — Мн., 1977.

Ссылки

• [archive.svaboda.org/programs/brama/2003/12/20031213161331.asp Марцін Кухта] (белор.)
• [www.anykstenai.lt/asmenys/asm.php?id=194 Martynas KUKTA] (лит.)
• [libarts.basnet.by/view.php?dir=28 «Друкар беларускага слова Марцін Кухта»] виртуальная выставка на сайте ЦНБ НАН Беларуси

Отрывок, характеризующий Кухта, Мартин

– Да, как человек, всё как должно быть, и стал, и стал уговаривать, а ей бы надо занять его разговором до петухов; а она заробела; – только заробела и закрылась руками. Он ее и подхватил. Хорошо, что тут девушки прибежали…
– Ну, что пугать их! – сказала Пелагея Даниловна.
– Мамаша, ведь вы сами гадали… – сказала дочь.
– А как это в амбаре гадают? – спросила Соня.
– Да вот хоть бы теперь, пойдут к амбару, да и слушают. Что услышите: заколачивает, стучит – дурно, а пересыпает хлеб – это к добру; а то бывает…
– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?
Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.
«Дурак я, дурак! Чего ждал до сих пор?» подумал Николай и, сбежав на крыльцо, он обошел угол дома по той тропинке, которая вела к заднему крыльцу. Он знал, что здесь пойдет Соня. На половине дороги стояли сложенные сажени дров, на них был снег, от них падала тень; через них и с боку их, переплетаясь, падали тени старых голых лип на снег и дорожку. Дорожка вела к амбару. Рубленная стена амбара и крыша, покрытая снегом, как высеченная из какого то драгоценного камня, блестели в месячном свете. В саду треснуло дерево, и опять всё совершенно затихло. Грудь, казалось, дышала не воздухом, а какой то вечно молодой силой и радостью.
С девичьего крыльца застучали ноги по ступенькам, скрыпнуло звонко на последней, на которую был нанесен снег, и голос старой девушки сказал:
– Прямо, прямо, вот по дорожке, барышня. Только не оглядываться.
– Я не боюсь, – отвечал голос Сони, и по дорожке, по направлению к Николаю, завизжали, засвистели в тоненьких башмачках ножки Сони.
Соня шла закутавшись в шубку. Она была уже в двух шагах, когда увидала его; она увидала его тоже не таким, каким она знала и какого всегда немножко боялась. Он был в женском платье со спутанными волосами и с счастливой и новой для Сони улыбкой. Соня быстро подбежала к нему.
«Совсем другая, и всё та же», думал Николай, глядя на ее лицо, всё освещенное лунным светом. Он продел руки под шубку, прикрывавшую ее голову, обнял, прижал к себе и поцеловал в губы, над которыми были усы и от которых пахло жженой пробкой. Соня в самую середину губ поцеловала его и, выпростав маленькие руки, с обеих сторон взяла его за щеки.
– Соня!… Nicolas!… – только сказали они. Они подбежали к амбару и вернулись назад каждый с своего крыльца.