Куц, Владимир Петрович

</table>

Влади́мир Петро́вич Куц (7 февраля 1927, село Алексино, Тростянецкий район, Сумская область, УССР — 16 августа 1975, Москва, СССР) — прославленный советский легкоатлет, стайер. Заслуженный мастер спорта СССР (1954).

Биография

Участник Великой Отечественной войны, Владимир Куц начал бегать в 1945 году будучи матросом Балтийского флота (территории Эстонии и арендная территория Порккала-Удд, Финляндия).

По-настоящему спортивная карьера Куца началась в 1951 году под руководством опытного тренера Леонида Хоменкова. Выступал за СКА и ЦДКА/ЦДСА.

В 1953 году Куц впервые завоёвывает звание чемпиона СССР. Чемпион Европы 1954 в беге на 5 000 м. Многократный рекордсмен мира в беге на 5 000 м и 10 000 м (1954—1957 годы). Десятикратный чемпион СССР.

Олимпийские игры 1956 в Мельбурне

В 1956 году на Олимпийских играх в Мельбурне 29-летний Владимир Куц выиграл обе стайерские дистанции.

Основным противником Куца на «десятке» был британский бегун Гордон Пири. Незадолго до Олимпиады Пири отобрал у Куца мировой рекорд в беге на 10 000 метров, причём тогда он обыграл Владимира рывком на самом финише. Куц учёл ошибки и тщательно подготовился к противостоянию с британцем. Во время бега на 10 000 метров Владимир предложил тактику «рваного бега», постоянно ускоряя и замедляя темп. В результате противник пришёл к финишу только восьмым и совершенно измотанным, а Куц финишировал первым с новым олимпийским рекордом 28.45,6 сек. По легенде, Пири так вспоминал о том беге:

Он убил меня своей быстротой и сменой темпа. Он слишком хорош для меня. Я бы никогда не смог бежать так быстро. Я никогда не смог бы побить Владимира Куца. Мне не надо было бежать десять тысяч метров.

В беге на 5000 метров Куц также победил с новым олимпийским рекордом — 13.39,6 сек. На закрытии Олимпиады Владимиру Куцу выпала честь быть знаменосцем сборной СССР. Награждён орденом Ленина, медалью «Ветеран труда» и другими медалями.

«Бег легендарного русского стайера Владимира Куца сделал для сближения народов гораздо больше, чем корпус самых искусных дипломатов»

— из австралийской прессы 1956 г.

После спортивной карьеры

Последний мировой рекорд Куца на 5000 метров — 13.35,0 сек, установленный в 1957 году, продержался восемь лет.

Спортивная карьера Владимира Куца закончилась быстро, в 1959 году из-за серьёзных проблем со здоровьем он был вынужден покинуть дорожку и перейти на тренерскую работу. Известно, что Куц серьёзно страдал от последствий своей беговой карьеры, у него была обнаружена проницаемость капилляров, а в 1972 году он пережил инсульт. Болезни в прошлом знаменитого спортсмена усугублялись хроническим алкоголизмом.

Владимир Куц умер 16 августа 1975 года, предположительно покончив жизнь самоубийством, так как перед смертью принял повышенную дозу снотворного и запил лекарство водкой.

Память

Похоронен на Преображенском кладбище Москвы.

Выступления на соревнованиях

Владимир Куц
Общая информация
Полное имя	Владимир Петрович Куц
Дата и место рождения	село Алексино, Тростянецкий район (Сумская область), УССР
Рост	172 см
Вес	65 кг
Клуб	СКА, ЦСКА
Тренеры	Л. Хоменков, А. Чикин, Г. Никифоров
Спортивная карьера	1951—1959
Личные рекорды
800 м	1.56 (1957)
5000 м	13.35,0 (1957) WR*
10 000 м	28.30,4 (1956) WR*
Часовой бег	17,0607 (1951)
3000 м с/п	9.48,2 (1951)
Международные медали
Олимпийские игры Золото Мельбурн 1956 5000 м Золото Мельбурн 1956 10 000 м Чемпионаты Европы Золото Берн 1954 5000 м Государственные награды Почётные спортивные звания
Последнее обновление: 17 августа 2012</small>

Международные соревнования

Год	Соревнования	Город	Место	Дистанция	Результат	Дата
1953	Студенческие игры	Бухарест	II	5000 м	14.04,0
			II	10 000 м	29.41,4
1954	Чемпионат Европы	Берн	I	5000 м	13.56,6 WR*
1956	Летние Олимпийские игры	Мельбурн	I	5 000 м	13.39,6
			I	10 000 м	28.45,6

Чемпионаты СССР

Год	Город	Дистанция	Результат	Дата	Место
1952	Ленинград	5000 м		24—30 августа	6
		10000 м		24—30 августа	7
1953	Москва	5000 м	14.02,2	23—25 августа	I
		10000 м	29.49,4	23—25 августа	I
1954	Киев	5000 м	14.15,0	13—16 сентября	I
		10000 м	29.21,4	12 сентября	I
1955	Тбилиси	5000 м	14.08,6	13—17 ноября	I
		10000 м	29.47,0	13—17 ноября	I
1956	Москва	5000 м	13.42,2	6—16 августа	I
		10000 м	28.57,8	5 августа	I
1957	Москва	5000 м	13.48,6	2 сентября	I
		10000 м	29.10,0	31 августа	II
		кросс 8 км	23.36,4	27 октября	I
1958	Таллин	5000 м		19 июля	8

Рекорды Владимира Куца

Мировые

Дистанция	Время	Город	Дата
3 мили	13.31,4	Будапешт	19—20.9.1953
3 мили	13.27,4	Будапешт	1953
3 мили	13.27,0	Лондон	13.10.1954
3 мили	13.26,4		1955
5 000 метров	13.56,6	Берн	29.8.1954
5000 метров	13.51,2	Прага	23.10.1954
5000 метров	13.46,8	Белград	18.9.1955
5000 метров	13.35,0	Рим	13.10.1957
10 000 метров	28.30,4	Москва	11.9.1956

Всесоюзные (не являющиеся мировыми)

Дистанция	Время	Город	Дата
3000 метров		Будапешт	19—20.9.1953
3000 метров	8.11,8	Упсала	11.10.1953
3000 метров	8.05,8	Турку	июль 1954
3000 метров	8.02,6	Загреб	24.9.1955
3000 метров	повторил	Осло	май/июнь 1956
5000 метров	13.51,8	Лондон	13.10.1954
5000 метров	13.39,6	Берген	19.6.1956
5000 метров	13.39,6	Мельбурн	28.11.1956
5000 метров	13.38,0	Прага	13.10.1957
10 000 метров	29.21,4	Киев	12.9.1954
10 000 метров	29.06,2	Львов	26.8.1955
10 000 метров	28.59,2	Бухарест	3.10.1955
10 000 метров	28.57,8	Москва	5.8.1956

Олимпийские рекорды

Дистанция	Время	Дата
5000 метров	14.06,6 (повторил)	23.11.1956
5000 метров	13.39,6	28.11.1956
10 000 метров	28.45,6	23.11.1956

Литература

• Болотников П. Г. Главы 4—7 // Последний круг. — М.: «Молодая гвардия», 1975. — 208 с. — (Спорт и личность).
• Куц В. П. От новичка до мастера спорта. — М.: Воениздат, 1962.
• Куц В. П. Повесть о беге. — М.: Молодая гвардия, 1964. — 272 с.
• Теннов В. П. Моряк с Балтики. — М.: «Физкультура и спорт», 1987. — 191 с.
• В. Кардашов. Советские олимпийцы // ЖЗЛ : Сб.. — М.: Молодая гвардия, 1980. — Т. 4 (600). — С. 110—164.
• [www.novayagazeta.ru/data/2003/26/36.html БЕГ ЗА РОДИНУ БОСЯКОМ] // Новая газета. — М., 2003. — № 26, 14.04.

Ссылки

• [www.sports-reference.com/olympics/athletes/ku/volodymyr-kuts-1.html Куц, Владимир Петрович] — олимпийская статистика на сайте Sports-Reference.com (англ.)

Отрывок, характеризующий Куц, Владимир Петрович

– Потушат небось.
– Кому тушить то? – послышался голос Данилы Терентьича, молчавшего до сих пор. Голос его был спокоен и медлителен. – Москва и есть, братцы, – сказал он, – она матушка белока… – Голос его оборвался, и он вдруг старчески всхлипнул. И как будто только этого ждали все, чтобы понять то значение, которое имело для них это видневшееся зарево. Послышались вздохи, слова молитвы и всхлипывание старого графского камердинера.


Камердинер, вернувшись, доложил графу, что горит Москва. Граф надел халат и вышел посмотреть. С ним вместе вышла и не раздевавшаяся еще Соня, и madame Schoss. Наташа и графиня одни оставались в комнате. (Пети не было больше с семейством; он пошел вперед с своим полком, шедшим к Троице.)
Графиня заплакала, услыхавши весть о пожаре Москвы. Наташа, бледная, с остановившимися глазами, сидевшая под образами на лавке (на том самом месте, на которое она села приехавши), не обратила никакого внимания на слова отца. Она прислушивалась к неумолкаемому стону адъютанта, слышному через три дома.
– Ах, какой ужас! – сказала, со двора возвративись, иззябшая и испуганная Соня. – Я думаю, вся Москва сгорит, ужасное зарево! Наташа, посмотри теперь, отсюда из окошка видно, – сказала она сестре, видимо, желая чем нибудь развлечь ее. Но Наташа посмотрела на нее, как бы не понимая того, что у ней спрашивали, и опять уставилась глазами в угол печи. Наташа находилась в этом состоянии столбняка с нынешнего утра, с того самого времени, как Соня, к удивлению и досаде графини, непонятно для чего, нашла нужным объявить Наташе о ране князя Андрея и о его присутствии с ними в поезде. Графиня рассердилась на Соню, как она редко сердилась. Соня плакала и просила прощенья и теперь, как бы стараясь загладить свою вину, не переставая ухаживала за сестрой.
– Посмотри, Наташа, как ужасно горит, – сказала Соня.
– Что горит? – спросила Наташа. – Ах, да, Москва.
И как бы для того, чтобы не обидеть Сони отказом и отделаться от нее, она подвинула голову к окну, поглядела так, что, очевидно, не могла ничего видеть, и опять села в свое прежнее положение.
– Да ты не видела?
– Нет, право, я видела, – умоляющим о спокойствии голосом сказала она.
И графине и Соне понятно было, что Москва, пожар Москвы, что бы то ни было, конечно, не могло иметь значения для Наташи.
Граф опять пошел за перегородку и лег. Графиня подошла к Наташе, дотронулась перевернутой рукой до ее головы, как это она делала, когда дочь ее бывала больна, потом дотронулась до ее лба губами, как бы для того, чтобы узнать, есть ли жар, и поцеловала ее.
– Ты озябла. Ты вся дрожишь. Ты бы ложилась, – сказала она.
– Ложиться? Да, хорошо, я лягу. Я сейчас лягу, – сказала Наташа.
С тех пор как Наташе в нынешнее утро сказали о том, что князь Андрей тяжело ранен и едет с ними, она только в первую минуту много спрашивала о том, куда? как? опасно ли он ранен? и можно ли ей видеть его? Но после того как ей сказали, что видеть его ей нельзя, что он ранен тяжело, но что жизнь его не в опасности, она, очевидно, не поверив тому, что ей говорили, но убедившись, что сколько бы она ни говорила, ей будут отвечать одно и то же, перестала спрашивать и говорить. Всю дорогу с большими глазами, которые так знала и которых выражения так боялась графиня, Наташа сидела неподвижно в углу кареты и так же сидела теперь на лавке, на которую села. Что то она задумывала, что то она решала или уже решила в своем уме теперь, – это знала графиня, но что это такое было, она не знала, и это то страшило и мучило ее.
– Наташа, разденься, голубушка, ложись на мою постель. (Только графине одной была постелена постель на кровати; m me Schoss и обе барышни должны были спать на полу на сене.)
– Нет, мама, я лягу тут, на полу, – сердито сказала Наташа, подошла к окну и отворила его. Стон адъютанта из открытого окна послышался явственнее. Она высунула голову в сырой воздух ночи, и графиня видела, как тонкие плечи ее тряслись от рыданий и бились о раму. Наташа знала, что стонал не князь Андрей. Она знала, что князь Андрей лежал в той же связи, где они были, в другой избе через сени; но этот страшный неумолкавший стон заставил зарыдать ее. Графиня переглянулась с Соней.
– Ложись, голубушка, ложись, мой дружок, – сказала графиня, слегка дотрогиваясь рукой до плеча Наташи. – Ну, ложись же.
– Ах, да… Я сейчас, сейчас лягу, – сказала Наташа, поспешно раздеваясь и обрывая завязки юбок. Скинув платье и надев кофту, она, подвернув ноги, села на приготовленную на полу постель и, перекинув через плечо наперед свою недлинную тонкую косу, стала переплетать ее. Тонкие длинные привычные пальцы быстро, ловко разбирали, плели, завязывали косу. Голова Наташи привычным жестом поворачивалась то в одну, то в другую сторону, но глаза, лихорадочно открытые, неподвижно смотрели прямо. Когда ночной костюм был окончен, Наташа тихо опустилась на простыню, постланную на сено с края от двери.
– Наташа, ты в середину ляг, – сказала Соня.
– Нет, я тут, – проговорила Наташа. – Да ложитесь же, – прибавила она с досадой. И она зарылась лицом в подушку.
Графиня, m me Schoss и Соня поспешно разделись и легли. Одна лампадка осталась в комнате. Но на дворе светлело от пожара Малых Мытищ за две версты, и гудели пьяные крики народа в кабаке, который разбили мамоновские казаки, на перекоске, на улице, и все слышался неумолкаемый стон адъютанта.
Долго прислушивалась Наташа к внутренним и внешним звукам, доносившимся до нее, и не шевелилась. Она слышала сначала молитву и вздохи матери, трещание под ней ее кровати, знакомый с свистом храп m me Schoss, тихое дыханье Сони. Потом графиня окликнула Наташу. Наташа не отвечала ей.
– Кажется, спит, мама, – тихо отвечала Соня. Графиня, помолчав немного, окликнула еще раз, но уже никто ей не откликнулся.
Скоро после этого Наташа услышала ровное дыхание матери. Наташа не шевелилась, несмотря на то, что ее маленькая босая нога, выбившись из под одеяла, зябла на голом полу.
Как бы празднуя победу над всеми, в щели закричал сверчок. Пропел петух далеко, откликнулись близкие. В кабаке затихли крики, только слышался тот же стой адъютанта. Наташа приподнялась.
– Соня? ты спишь? Мама? – прошептала она. Никто не ответил. Наташа медленно и осторожно встала, перекрестилась и ступила осторожно узкой и гибкой босой ступней на грязный холодный пол. Скрипнула половица. Она, быстро перебирая ногами, пробежала, как котенок, несколько шагов и взялась за холодную скобку двери.
Ей казалось, что то тяжелое, равномерно ударяя, стучит во все стены избы: это билось ее замиравшее от страха, от ужаса и любви разрывающееся сердце.
Она отворила дверь, перешагнула порог и ступила на сырую, холодную землю сеней. Обхвативший холод освежил ее. Она ощупала босой ногой спящего человека, перешагнула через него и отворила дверь в избу, где лежал князь Андрей. В избе этой было темно. В заднем углу у кровати, на которой лежало что то, на лавке стояла нагоревшая большим грибом сальная свечка.
Наташа с утра еще, когда ей сказали про рану и присутствие князя Андрея, решила, что она должна видеть его. Она не знала, для чего это должно было, но она знала, что свидание будет мучительно, и тем более она была убеждена, что оно было необходимо.
Весь день она жила только надеждой того, что ночью она уввдит его. Но теперь, когда наступила эта минута, на нее нашел ужас того, что она увидит. Как он был изуродован? Что оставалось от него? Такой ли он был, какой был этот неумолкавший стон адъютанта? Да, он был такой. Он был в ее воображении олицетворение этого ужасного стона. Когда она увидала неясную массу в углу и приняла его поднятые под одеялом колени за его плечи, она представила себе какое то ужасное тело и в ужасе остановилась. Но непреодолимая сила влекла ее вперед. Она осторожно ступила один шаг, другой и очутилась на середине небольшой загроможденной избы. В избе под образами лежал на лавках другой человек (это был Тимохин), и на полу лежали еще два какие то человека (это были доктор и камердинер).
Камердинер приподнялся и прошептал что то. Тимохин, страдая от боли в раненой ноге, не спал и во все глаза смотрел на странное явление девушки в бедой рубашке, кофте и вечном чепчике. Сонные и испуганные слова камердинера; «Чего вам, зачем?» – только заставили скорее Наташу подойти и тому, что лежало в углу. Как ни страшно, ни непохоже на человеческое было это тело, она должна была его видеть. Она миновала камердинера: нагоревший гриб свечки свалился, и она ясно увидала лежащего с выпростанными руками на одеяле князя Андрея, такого, каким она его всегда видела.
Он был таков же, как всегда; но воспаленный цвет его лица, блестящие глаза, устремленные восторженно на нее, а в особенности нежная детская шея, выступавшая из отложенного воротника рубашки, давали ему особый, невинный, ребяческий вид, которого, однако, она никогда не видала в князе Андрее. Она подошла к нему и быстрым, гибким, молодым движением стала на колени.
Он улыбнулся и протянул ей руку.


Для князя Андрея прошло семь дней с того времени, как он очнулся на перевязочном пункте Бородинского поля. Все это время он находился почти в постояниом беспамятстве. Горячечное состояние и воспаление кишок, которые были повреждены, по мнению доктора, ехавшего с раненым, должны были унести его. Но на седьмой день он с удовольствием съел ломоть хлеба с чаем, и доктор заметил, что общий жар уменьшился. Князь Андрей поутру пришел в сознание. Первую ночь после выезда из Москвы было довольно тепло, и князь Андрей был оставлен для ночлега в коляске; но в Мытищах раненый сам потребовал, чтобы его вынесли и чтобы ему дали чаю. Боль, причиненная ему переноской в избу, заставила князя Андрея громко стонать и потерять опять сознание. Когда его уложили на походной кровати, он долго лежал с закрытыми глазами без движения. Потом он открыл их и тихо прошептал: «Что же чаю?» Памятливость эта к мелким подробностям жизни поразила доктора. Он пощупал пульс и, к удивлению и неудовольствию своему, заметил, что пульс был лучше. К неудовольствию своему это заметил доктор потому, что он по опыту своему был убежден, что жить князь Андрей не может и что ежели он не умрет теперь, то он только с большими страданиями умрет несколько времени после. С князем Андреем везли присоединившегося к ним в Москве майора его полка Тимохина с красным носиком, раненного в ногу в том же Бородинском сражении. При них ехал доктор, камердинер князя, его кучер и два денщика.
Князю Андрею дали чаю. Он жадно пил, лихорадочными глазами глядя вперед себя на дверь, как бы стараясь что то понять и припомнить.
– Не хочу больше. Тимохин тут? – спросил он. Тимохин подполз к нему по лавке.
– Я здесь, ваше сиятельство.
– Как рана?
– Моя то с? Ничего. Вот вы то? – Князь Андрей опять задумался, как будто припоминая что то.
– Нельзя ли достать книгу? – сказал он.
– Какую книгу?
– Евангелие! У меня нет.
Доктор обещался достать и стал расспрашивать князя о том, что он чувствует. Князь Андрей неохотно, но разумно отвечал на все вопросы доктора и потом сказал, что ему надо бы подложить валик, а то неловко и очень больно. Доктор и камердинер подняли шинель, которою он был накрыт, и, морщась от тяжкого запаха гнилого мяса, распространявшегося от раны, стали рассматривать это страшное место. Доктор чем то очень остался недоволен, что то иначе переделал, перевернул раненого так, что тот опять застонал и от боли во время поворачивания опять потерял сознание и стал бредить. Он все говорил о том, чтобы ему достали поскорее эту книгу и подложили бы ее туда.