Куч-Бихар (княжество)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Куч-Бихар или Куч-Бехар (бенг. কোচবিহার Kocbihār; хинди कूचबिहार; англ. Koch Bihar) — небольшое княжество в восточной Индии, существовавшее с 1586 по 1949 годы, управлялось раджами. В настоящее время на территории княжества находится округ Куч-Бихар в составе штата Западная Бенгалия, столица — город Куч-Бихар. Куч-Бихар находится к югу от Гималайского хребта, к западу от реки Брахмапутра, примыкает к Бутану. Княжество Куч-Бихар соседствовало с Бенгалом и с Ахомом. На эту территорию претендовал Бутан, и вёл несколько войн с Британской Индией.

Куч-Бихар образовался в результате распада царства Камата, в котором правила династия Куч после смерти царя Нара Нараяна в 1586 году. Восточную часть царства Куч-Хаджо занял Ахом. Куч-Бихар образовался в западной части царства и был формально независимым, однако имел статус вассального царства Империи Моголов, потом — стал вассалом Бутана, а потом вошёл в Британскую Индию. В 1949 вошёл в Индию как округ в штате Западная Бенгалия.





Доминирование Империи Моголов (1587—1680)

Во время правления Акбара царство Камата распалось, в то время как Империя Великих Моголов резко расширила свои владения. Камата попала в зависимость от моголов, потеряв территорию[1].

Первым правителем Куч-Битхара стал Лакшми Нараян (1587—1621), сын Нара Нараяна. Его правление считают слабым, он потерял значительную часть территории, уступив могольскому генералу Али Кули-хану, в результате он попал в зависимость от моголов, которые обеспечили ему защиту от соседей. Следующий могольский император Джахангир атаковал Бихар и занял большую территорию, включая Трипуру и Манипур. Лакшми Нараян поехал в Делии смог добиться гарантий на существенно уменьшенные владения. Вернувшись, он основал свою столицу в деревне Атхарокотха.

Лакшми Нараян покровительствовал наукам и культуре. Он частично восстановил храм Шивы в Майнагуре. Под влиянием Мадхавдеба он сделал вайшнавизм государственной религией.

Его сын Бир Нараян (1621—1626) не смог принудить Бутан платить дань. Он построил школы для детей знати и поддерживал учёных.

Следующий правитель, его сын Пран Нараян (1626—1665) жил в мире до 1657 года, пока не возникла междоусобица за трон моголов между Аурангзебом и его братьями. Пран Нараян вторгся в Бенгал, занял Гхорагхат, оплот моголов до 1658 года, а в 1661 занял Дакку. Однако к этому времени Аурангзеб усилился, собрал силы и вторгая в Бихар и Ассам. Пран Нараян скрылся в горах и ещё три года вёл партизанскую войну. В 1664 году он заключил договор с могольским генералом Шаеста-ханом. За время своего правления он расширил владения Бихара, присоединив на юге Таджхат Бахарбанд Паргана, Басакпур на востоке, и Бхатгаон с Морангом на востоке. Пран Нараян восстановил храмы в Банешваре, Шандесваре и Камтесвари, для завершения строительства храма Джалпеш в Майнагуре он выписал архитекторов из Дели, однако так и не завершил строительства. Он построил широкие дороги и мосты и благоустроил столицу.

Следующий правитель Мадан Нараян (1665—1680) занял трон после короткой междоусобицы со своими братьями. Однако назир Махи Нараян, советник его отца, смог на некоторое время отнять у него трон, и после жестокой схватки Махи Нараян бежал в Бутан. Мадан Нараян провёл картирование страны и перепись землевладений. В 1666 году он выступил вместе с моголами в войне против Ассама.

Доминирование Бутана (1680—1772)

За событиями в Бихаре наблюдали бутанцы, которые видели ослабление могольской власти и готовились занять страну[2].

После смерти Мадан Нараяна не осталось непосредственных наследников. Сыновья назира Махи Нараяна (который короткое время был на троне и бежал в Бутан) в сопровождении бутанской армии вторглись в Куч-Бихар.

Райкут Байкунтхапура, дальний представитель царской семьи, послал войска, вынудил бутанцев отступить и возвёл на трон Басудев Нараяна (1680—1682), брата Мадан Нараяна, и смог установить мир. Однако через два года Сыновья назира Махи Нараяна опять в сопровождении бутанских войск атаковали Бихар, заняли дворец и расправились с семьёй правителя. Басудев Нараян был убит. Райкат снова послал войска и победил в жестоком сражении на реке Мансай. На трон был возведён Махендра Нараян (1682—1693), пятилетний внук Пран Нараяна.

За это время государство резко ослабло, местные правители стали игнорировать бихарскую власть, предпочитая прямую зависимость от моголов или от правителя Дакки Ибрагим-хана. Райкаты перестали проявлять лояльность, моголы решили организовать карательный поход на Куч-Бихар. Не имея выбора, Махендра Нараян заключил пакт с бывшим противником Яджна Нараяном, сыном бежавшего в Бутан назира, и назначил его своим назиром. Яджна Нараян атаковал моголов при поддержке бутанских войск у Патграма, но снова потерпел поражение. Моголы заняли Патграм, Бода и восточную Паргану.

Махендра Нараян умер в возрасте 16 лет. Так как на этом основная линия династии прекратилась, на престол вступил Руп Нараян (1693—1714), внук назира Махи Нараяна, опиравшегося на Бутан. Он был сильным и популярным правителем. Однако он потерпел поражение, атаковав Могол Фаудхара из Рангпура. В результате поражения он потерял существенную территорию (Карджихар, Какина, Фатехпур Чакла), а потом потерял и другие земли, оставив себе только три Чаклы. Он переместил столицу из Атхарокотха в Гуриахати, к востоку от реки Торса, там он построил великолепный храм Шри Мадан Мохан Тхакур.

Упендра Нараян (1714—1763) не имел детей, он даровал высокие полномочия своему приёмному сыну Деена Нараяну. Деена Нараян встретился с Моголом Фаудхаром из Рангпура и согласился вернуться в зависимость от моголов в обмен на поддержку Али-хана в деле занятия трона. Али-хан ввёл войска в Куч-Бехар, но его остановили объединённые силы Бихара и Бутана, и он бежал в Рангпур. Воспользовавшись ситуацией, бутанцы заняли северные регионы Куч-Бихара. Позже вторая жена Упендра Нараяна даровала ему сына. Дебендра Нараян (1763—1765) взошёл на трон в четыре года, в это время в стране наступил хаос. Бутанцы продвинулись ещё дальше в северных округах страны, а бутанский посол в столице стал фактически управлять страной. Малолетний махараджа был убит брамином в возрасти шести лет.

12 августа 1765 года Британская Ост-Индская компания завладела Бенгалом. Махараджа Куч-Бихара теперь должен был платить аренду за владение уездами (чаклами) Бода, Патграм, Панга и другими землями.

После убийства малолетнего махараджи бутанский король (Друк Деси) послал войска для ареста главаря заговорщиков Раджгуру Рамананда Госвами. На престол был возведён Дхайрджендра Нараян (1765—1770), двоюродный брат Дебендры. Однако он оставался марионеткой Бутана, фактически страной правил бутанский посол Пенсутхма. Бутан взял под контроль территории Джалпесвар, Мандас, Джалаш, Лакшмипур, Сантарабари, Марагхат и Бхолка. В это время разразился большой голод. Двор погряз в интригах и заговорах. Махараджа Дхайрджендра Нараян был арестован Друк Деси и направлен в бутанскую столицу Пунакха. На престол был возведён Раджендра Нараян (1770—1772) и был не более чем марионеточным правителем, умер вскоре от лихорадки.

Раджендра Нараян не имел наследников. Бутанцы попытались взять всю страну под прямой контроль, но двор взбунтовался, и на престол был возведён Дхарендра Нараян (1772—1775). Посол Пенсутхма бежал в Бутан, и король Бутана послал войска в Куч-Бихар. После нескольких сражений бутанцы снова овладели страной и возвели на престол малолетнего махараджу, который скоро умер, и бутанцы смогли взять страну под контроль, опираясь на войска в ключевых районах. Позднее независимость Куч-Бихара смог восстановить Руман Сингх.

Под контролем Британской Ост-Индской компании

Махараджа Дхарендра Нараян обращался к англичанам с просьбой о помощи взамен на высокие выплаты. Однако губернатор Уоррен Хастингс отказался от предложения, но выдвинул условия арендной платы в обмен на защиту и признания зависимости от англичан. Британцы послали войска из Калькутты в Рангпур, которые соединились с Куч-Бихарскими силами. После нескольких острых столкновений с бутанскими войсками англичане заняли столицу и в 1772 году двинулись в южный Бутан.

Чтобы избежать ведение военных действий в неизведанной горной местности, 25 апреля 1774 года британцы заключили мирный договор с Бутаном, по которому бутанцы отказывались от прав на Куч-Бихар, возвращаясь к границам 1730 года. Британцы оставляли небольшой гарнизон, отходя с основной армией в Рангпур. Дхайрджендра Нараян, осознав, что он не приобрёл независимость, а перешёл в зависимость от англичан, отрекся от трона в пользу Дхарендра Нараяна, который правил до 1775 года и умер, Дхайрджендра Нараян снова вернулся на трон (1775—1783).

Вплоть до 1949 года Куч-Бихар оставался полунезависимым государством под британским протекторатом[3].

Далее страной правили Харендра Нараян (1783—1839), Шивендра Нараян (1839—1847) и Нарендра Нараян (1847—1863).

В составе Британской Индии

Когда Ост-Индская компания была расформирована, территория оказалась под прямым управлением Британской империи. Куч-Бихар пользовался статусом вассального государства. Находясь недалеко от Калькутты, он снискал расположение англичан, которые вложили средства в модернизацию инфраструктуры и экономики, а местная аристократия была введена в официальные круги Британской империи и в лондонское общество.

Ньипендра Нараян (правил 1863—1911) прошёл обучение в Лондоне и прощёл обучение по юридическим наукам в колледже в Калькутте. Он участвовал в светской жизни в Лондоне и был приглашён на юбилей королевы Виктории. Он умер в 1932 году.

Раджарджендра Нараян правил с 1911 по 1913 год.

Джитендра Нараян правил с 1913 по 1922 год, учился в Англии.

Махараджа Джагаддипендра Нараян правил с 1922 по 1970 годы. Учился в Англии, участвовал в войне в Индийской Армии. Его сыновья сохраняли формально трон до 1992 года, до 2009 род возглавляла Гаятри Деви. После этого род Куч-Бихарских раджей прекратился.

Напишите отзыв о статье "Куч-Бихар (княжество)"

Примечания

  1. [www.coochbehar.gov.in/Htmfiles/history_book.html Cooch Behar Government: Royal History : Book of Facts and Events C1-C2 p9]
  2. [www.coochbehar.gov.in/Htmfiles/history_book.html Cooch Behar Government: Royal History : Book of Facts and Events C2 p10 — C3 p11]
  3. [www.coochbehar.gov.in/Htmfiles/history_book.html Cooch Behar Government: Royal History : Book of Facts and Events C3 p11 — C6]


Отрывок, характеризующий Куч-Бихар (княжество)


3 го марта во всех комнатах Английского клуба стоял стон разговаривающих голосов и, как пчелы на весеннем пролете, сновали взад и вперед, сидели, стояли, сходились и расходились, в мундирах, фраках и еще кое кто в пудре и кафтанах, члены и гости клуба. Пудренные, в чулках и башмаках ливрейные лакеи стояли у каждой двери и напряженно старались уловить каждое движение гостей и членов клуба, чтобы предложить свои услуги. Большинство присутствовавших были старые, почтенные люди с широкими, самоуверенными лицами, толстыми пальцами, твердыми движениями и голосами. Этого рода гости и члены сидели по известным, привычным местам и сходились в известных, привычных кружках. Малая часть присутствовавших состояла из случайных гостей – преимущественно молодежи, в числе которой были Денисов, Ростов и Долохов, который был опять семеновским офицером. На лицах молодежи, особенно военной, было выражение того чувства презрительной почтительности к старикам, которое как будто говорит старому поколению: уважать и почитать вас мы готовы, но помните, что всё таки за нами будущность.
Несвицкий был тут же, как старый член клуба. Пьер, по приказанию жены отпустивший волоса, снявший очки и одетый по модному, но с грустным и унылым видом, ходил по залам. Его, как и везде, окружала атмосфера людей, преклонявшихся перед его богатством, и он с привычкой царствования и рассеянной презрительностью обращался с ними.
По годам он бы должен был быть с молодыми, по богатству и связям он был членом кружков старых, почтенных гостей, и потому он переходил от одного кружка к другому.
Старики из самых значительных составляли центр кружков, к которым почтительно приближались даже незнакомые, чтобы послушать известных людей. Большие кружки составлялись около графа Ростопчина, Валуева и Нарышкина. Ростопчин рассказывал про то, как русские были смяты бежавшими австрийцами и должны были штыком прокладывать себе дорогу сквозь беглецов.
Валуев конфиденциально рассказывал, что Уваров был прислан из Петербурга, для того чтобы узнать мнение москвичей об Аустерлице.
В третьем кружке Нарышкин говорил о заседании австрийского военного совета, в котором Суворов закричал петухом в ответ на глупость австрийских генералов. Шиншин, стоявший тут же, хотел пошутить, сказав, что Кутузов, видно, и этому нетрудному искусству – кричать по петушиному – не мог выучиться у Суворова; но старички строго посмотрели на шутника, давая ему тем чувствовать, что здесь и в нынешний день так неприлично было говорить про Кутузова.
Граф Илья Андреич Ростов, озабоченно, торопливо похаживал в своих мягких сапогах из столовой в гостиную, поспешно и совершенно одинаково здороваясь с важными и неважными лицами, которых он всех знал, и изредка отыскивая глазами своего стройного молодца сына, радостно останавливал на нем свой взгляд и подмигивал ему. Молодой Ростов стоял у окна с Долоховым, с которым он недавно познакомился, и знакомством которого он дорожил. Старый граф подошел к ним и пожал руку Долохову.
– Ко мне милости прошу, вот ты с моим молодцом знаком… вместе там, вместе геройствовали… A! Василий Игнатьич… здорово старый, – обратился он к проходившему старичку, но не успел еще договорить приветствия, как всё зашевелилось, и прибежавший лакей, с испуганным лицом, доложил: пожаловали!
Раздались звонки; старшины бросились вперед; разбросанные в разных комнатах гости, как встряхнутая рожь на лопате, столпились в одну кучу и остановились в большой гостиной у дверей залы.
В дверях передней показался Багратион, без шляпы и шпаги, которые он, по клубному обычаю, оставил у швейцара. Он был не в смушковом картузе с нагайкой через плечо, как видел его Ростов в ночь накануне Аустерлицкого сражения, а в новом узком мундире с русскими и иностранными орденами и с георгиевской звездой на левой стороне груди. Он видимо сейчас, перед обедом, подстриг волосы и бакенбарды, что невыгодно изменяло его физиономию. На лице его было что то наивно праздничное, дававшее, в соединении с его твердыми, мужественными чертами, даже несколько комическое выражение его лицу. Беклешов и Федор Петрович Уваров, приехавшие с ним вместе, остановились в дверях, желая, чтобы он, как главный гость, прошел вперед их. Багратион смешался, не желая воспользоваться их учтивостью; произошла остановка в дверях, и наконец Багратион всё таки прошел вперед. Он шел, не зная куда девать руки, застенчиво и неловко, по паркету приемной: ему привычнее и легче было ходить под пулями по вспаханному полю, как он шел перед Курским полком в Шенграбене. Старшины встретили его у первой двери, сказав ему несколько слов о радости видеть столь дорогого гостя, и недождавшись его ответа, как бы завладев им, окружили его и повели в гостиную. В дверях гостиной не было возможности пройти от столпившихся членов и гостей, давивших друг друга и через плечи друг друга старавшихся, как редкого зверя, рассмотреть Багратиона. Граф Илья Андреич, энергичнее всех, смеясь и приговаривая: – пусти, mon cher, пусти, пусти, – протолкал толпу, провел гостей в гостиную и посадил на средний диван. Тузы, почетнейшие члены клуба, обступили вновь прибывших. Граф Илья Андреич, проталкиваясь опять через толпу, вышел из гостиной и с другим старшиной через минуту явился, неся большое серебряное блюдо, которое он поднес князю Багратиону. На блюде лежали сочиненные и напечатанные в честь героя стихи. Багратион, увидав блюдо, испуганно оглянулся, как бы отыскивая помощи. Но во всех глазах было требование того, чтобы он покорился. Чувствуя себя в их власти, Багратион решительно, обеими руками, взял блюдо и сердито, укоризненно посмотрел на графа, подносившего его. Кто то услужливо вынул из рук Багратиона блюдо (а то бы он, казалось, намерен был держать его так до вечера и так итти к столу) и обратил его внимание на стихи. «Ну и прочту», как будто сказал Багратион и устремив усталые глаза на бумагу, стал читать с сосредоточенным и серьезным видом. Сам сочинитель взял стихи и стал читать. Князь Багратион склонил голову и слушал.
«Славь Александра век
И охраняй нам Тита на престоле,
Будь купно страшный вождь и добрый человек,
Рифей в отечестве а Цесарь в бранном поле.
Да счастливый Наполеон,
Познав чрез опыты, каков Багратион,
Не смеет утруждать Алкидов русских боле…»
Но еще он не кончил стихов, как громогласный дворецкий провозгласил: «Кушанье готово!» Дверь отворилась, загремел из столовой польский: «Гром победы раздавайся, веселися храбрый росс», и граф Илья Андреич, сердито посмотрев на автора, продолжавшего читать стихи, раскланялся перед Багратионом. Все встали, чувствуя, что обед был важнее стихов, и опять Багратион впереди всех пошел к столу. На первом месте, между двух Александров – Беклешова и Нарышкина, что тоже имело значение по отношению к имени государя, посадили Багратиона: 300 человек разместились в столовой по чинам и важности, кто поважнее, поближе к чествуемому гостю: так же естественно, как вода разливается туда глубже, где местность ниже.
Перед самым обедом граф Илья Андреич представил князю своего сына. Багратион, узнав его, сказал несколько нескладных, неловких слов, как и все слова, которые он говорил в этот день. Граф Илья Андреич радостно и гордо оглядывал всех в то время, как Багратион говорил с его сыном.
Николай Ростов с Денисовым и новым знакомцем Долоховым сели вместе почти на середине стола. Напротив них сел Пьер рядом с князем Несвицким. Граф Илья Андреич сидел напротив Багратиона с другими старшинами и угащивал князя, олицетворяя в себе московское радушие.
Труды его не пропали даром. Обеды его, постный и скоромный, были великолепны, но совершенно спокоен он всё таки не мог быть до конца обеда. Он подмигивал буфетчику, шопотом приказывал лакеям, и не без волнения ожидал каждого, знакомого ему блюда. Всё было прекрасно. На втором блюде, вместе с исполинской стерлядью (увидав которую, Илья Андреич покраснел от радости и застенчивости), уже лакеи стали хлопать пробками и наливать шампанское. После рыбы, которая произвела некоторое впечатление, граф Илья Андреич переглянулся с другими старшинами. – «Много тостов будет, пора начинать!» – шепнул он и взяв бокал в руки – встал. Все замолкли и ожидали, что он скажет.
– Здоровье государя императора! – крикнул он, и в ту же минуту добрые глаза его увлажились слезами радости и восторга. В ту же минуту заиграли: «Гром победы раздавайся».Все встали с своих мест и закричали ура! и Багратион закричал ура! тем же голосом, каким он кричал на Шенграбенском поле. Восторженный голос молодого Ростова был слышен из за всех 300 голосов. Он чуть не плакал. – Здоровье государя императора, – кричал он, – ура! – Выпив залпом свой бокал, он бросил его на пол. Многие последовали его примеру. И долго продолжались громкие крики. Когда замолкли голоса, лакеи подобрали разбитую посуду, и все стали усаживаться, и улыбаясь своему крику переговариваться. Граф Илья Андреич поднялся опять, взглянул на записочку, лежавшую подле его тарелки и провозгласил тост за здоровье героя нашей последней кампании, князя Петра Ивановича Багратиона и опять голубые глаза графа увлажились слезами. Ура! опять закричали голоса 300 гостей, и вместо музыки послышались певчие, певшие кантату сочинения Павла Ивановича Кутузова.
«Тщетны россам все препоны,
Храбрость есть побед залог,
Есть у нас Багратионы,
Будут все враги у ног» и т.д.
Только что кончили певчие, как последовали новые и новые тосты, при которых всё больше и больше расчувствовался граф Илья Андреич, и еще больше билось посуды, и еще больше кричалось. Пили за здоровье Беклешова, Нарышкина, Уварова, Долгорукова, Апраксина, Валуева, за здоровье старшин, за здоровье распорядителя, за здоровье всех членов клуба, за здоровье всех гостей клуба и наконец отдельно за здоровье учредителя обеда графа Ильи Андреича. При этом тосте граф вынул платок и, закрыв им лицо, совершенно расплакался.


Пьер сидел против Долохова и Николая Ростова. Он много и жадно ел и много пил, как и всегда. Но те, которые его знали коротко, видели, что в нем произошла в нынешний день какая то большая перемена. Он молчал всё время обеда и, щурясь и морщась, глядел кругом себя или остановив глаза, с видом совершенной рассеянности, потирал пальцем переносицу. Лицо его было уныло и мрачно. Он, казалось, не видел и не слышал ничего, происходящего вокруг него, и думал о чем то одном, тяжелом и неразрешенном.