Куэрво, Руфино

Руфино Куэрво-и-Баррето Rufino Cuervo y Barreto
президент Новой Гранады
14 августа 1847 — 14 декабря 1847
Предшественник:	Томас Сиприано де Москера
Преемник:	Томас Сиприано де Москера

У этого человека испанская фамилия; здесь Куэрво — фамилия отца, а Баррето — фамилия матери.

Руфино Куэрво-и-Баррето (исп. Rufino Cuervo y Barreto, 28 июля 1801 — 21 ноября 1853) — колумбийский политик, юрист и журналист.

Биография

Родился в 1801 году в Тибирите. Окончил Университет-дель-Росарио в Боготе, получил степень доктора гражданского и канонического права. Впоследствии стал чиновником в министерстве финансов, а потом — парламентарием.

Во время президентства Педро Эррана был министром финансов и послом в Эквадоре. На президентских выборах 1845 года стал третьим, но так как Конгресс был не обязан утверждать кандидатов именно в соответствии с абсолютным результатом, то президентом стал Томас Москера, а Руфин Куэрво стал при нём вице-президентом. Будучи вице-президентом, Куэрво в отсутствии Москеры несколько раз исполнял обязанности президента страны.

В 1849 году вновь участвовал в президентских выборах и опять стал третьим.

Отрывок, характеризующий Куэрво, Руфино

– Как, как это? – обратилась к нему Анна Павловна, возбуждая молчание для услышания mot, которое она уже знала.
И Билибин повторил следующие подлинные слова дипломатической депеши, им составленной:
– L'Empereur renvoie les drapeaux Autrichiens, – сказал Билибин, – drapeaux amis et egares qu'il a trouve hors de la route, [Император отсылает австрийские знамена, дружеские и заблудшиеся знамена, которые он нашел вне настоящей дороги.] – докончил Билибин, распуская кожу.
– Charmant, charmant, [Прелестно, прелестно,] – сказал князь Василий.
– C'est la route de Varsovie peut etre, [Это варшавская дорога, может быть.] – громко и неожиданно сказал князь Ипполит. Все оглянулись на него, не понимая того, что он хотел сказать этим. Князь Ипполит тоже с веселым удивлением оглядывался вокруг себя. Он так же, как и другие, не понимал того, что значили сказанные им слова. Он во время своей дипломатической карьеры не раз замечал, что таким образом сказанные вдруг слова оказывались очень остроумны, и он на всякий случай сказал эти слова, первые пришедшие ему на язык. «Может, выйдет очень хорошо, – думал он, – а ежели не выйдет, они там сумеют это устроить». Действительно, в то время как воцарилось неловкое молчание, вошло то недостаточно патриотическое лицо, которого ждала для обращения Анна Павловна, и она, улыбаясь и погрозив пальцем Ипполиту, пригласила князя Василия к столу, и, поднося ему две свечи и рукопись, попросила его начать. Все замолкло.
– Всемилостивейший государь император! – строго провозгласил князь Василий и оглянул публику, как будто спрашивая, не имеет ли кто сказать что нибудь против этого. Но никто ничего не сказал. – «Первопрестольный град Москва, Новый Иерусалим, приемлет Христа своего, – вдруг ударил он на слове своего, – яко мать во объятия усердных сынов своих, и сквозь возникающую мглу, провидя блистательную славу твоея державы, поет в восторге: «Осанна, благословен грядый!» – Князь Василий плачущим голосом произнес эти последние слова.