Ку (мифология)
Ку (Kū) — один из верховных богов в гавайской мифологии. Считался наряду с Кане и Лоно одним из богов, сотворивших мир. Также почитался как бог войны.[1]
Согласно представлениям древних гавайцев, принял участие в сотворении неба, земли и всех живых существ. Кроме того, преимущественно воспринимался как первая мужская созидающая сила, которая вместе с женской силой в лице божества Хина, почитались как духи-прародители неба и земли. Древние жители островов считали, что Ку главенствует над всеми мужскими божествами, а Хина — над всеми женскими.[2] Гавайцы также поклонялись Ку для хорошего урожая, улова рыбы, долгой жизни и процветания.[1]
Ку наделялся множеством эпитетов, которые позволяют его также причислять к богам развития, дождя и леса. Во время пребывания в 1778 году на острове Гавайи британского путешественника Джеймса Кука Ку почитался в качестве бога войны (его полное имя было Ку-каили-моку), которому приносили в качестве жертвоприношения живых людей.[1]
Напишите отзыв о статье "Ку (мифология)"
Примечания
- ↑ 1 2 3 Robert D. Craig. Dictionary of Polynesian mythology. — Greenwood Publishing Group, 1989. — С. 121. — 409 с. — ISBN 0313258902.
- ↑ Patricia Turner, Charles Russell Coulter. Dictionary of ancient deities. — Oxford University Press, 2001. — С. 277. — 608 с. — ISBN 0195145046.
См. также
- Туматауэнга — маорийский бог войны.
Отрывок, характеризующий Ку (мифология)
«Le grand marechal du palais se plaint vivement, – писал губернатор, – que malgre les defenses reiterees, les soldats continuent a faire leurs besoins dans toutes les cours et meme jusque sous les fenetres de l'Empereur».[«Обер церемониймейстер дворца сильно жалуется на то, что, несмотря на все запрещения, солдаты продолжают ходить на час во всех дворах и даже под окнами императора».]
Войско это, как распущенное стадо, топча под ногами тот корм, который мог бы спасти его от голодной смерти, распадалось и гибло с каждым днем лишнего пребывания в Москве.
Но оно не двигалось.
Оно побежало только тогда, когда его вдруг охватил панический страх, произведенный перехватами обозов по Смоленской дороге и Тарутинским сражением. Это же самое известие о Тарутинском сражении, неожиданно на смотру полученное Наполеоном, вызвало в нем желание наказать русских, как говорит Тьер, и он отдал приказание о выступлении, которого требовало все войско.
Убегая из Москвы, люди этого войска захватили с собой все, что было награблено. Наполеон тоже увозил с собой свой собственный tresor [сокровище]. Увидав обоз, загромождавший армию. Наполеон ужаснулся (как говорит Тьер). Но он, с своей опытностью войны, не велел сжечь всо лишние повозки, как он это сделал с повозками маршала, подходя к Москве, но он посмотрел на эти коляски и кареты, в которых ехали солдаты, и сказал, что это очень хорошо, что экипажи эти употребятся для провианта, больных и раненых.
Положение всего войска было подобно положению раненого животного, чувствующего свою погибель и не знающего, что оно делает. Изучать искусные маневры Наполеона и его войска и его цели со времени вступления в Москву и до уничтожения этого войска – все равно, что изучать значение предсмертных прыжков и судорог смертельно раненного животного. Очень часто раненое животное, заслышав шорох, бросается на выстрел на охотника, бежит вперед, назад и само ускоряет свой конец. То же самое делал Наполеон под давлением всего его войска. Шорох Тарутинского сражения спугнул зверя, и он бросился вперед на выстрел, добежал до охотника, вернулся назад, опять вперед, опять назад и, наконец, как всякий зверь, побежал назад, по самому невыгодному, опасному пути, но по знакомому, старому следу.
