Мория

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Кхазад-дум»)
Перейти к: навигация, поиск

Мория (синд. Moria, «чёрная бездна»; также Кхазад-Дум, Хадходронд и Фурунаргиан) — в легендариуме Дж. Р. Р. Толкина огромный подземный город в Мглистых горах Средиземья. Её обширная сеть туннелей включала глубокие шахты и огромные залы, соединённые переходами. В течение многих тысяч лет обитателями Мории являлись гномы-наугрим из династии Дурина (англ. Durin).





Этимология названия

По замыслу Толкина, первоначально Кхазад-Дум — город и одновременно центр гномьей промышленности — именовался также Хадходронд (на синдарине), Казаррондо (на нолдорине) и Фурунаргиан на вестроне (всеобщем языке). Все эти названия передавали один и тот же смысл — «копи гномов» (англ. Dwarrowdelf).

Слово Мориа в переводе с синдарина означает «чёрная бездна» или «чёрная яма» (от синдарского mor — «чёрный» и  — «провал, бездна, яма»[1].

Географическое положение

Наибольшая часть залов, переходов и шахт Мории географически располагалась примерно в центре Мглистых Гор, под системой из трёх горных вершин — Баразинбара (синд. Карадрас), Зирак-зигиля (синд. Келебдил) и Бундушатхура (синд. Фануидол), через которые пролегал перевал, известный как Багровые Ворота.

У подножия Карадраса находились Западные Врата Кхазад-Дума, выполненные гномами и зачарованные мастерами из эльфов-нолдор Гвайт-и-Мирдайн, которые во Вторую Эпоху основали своё королевство в Эрегионе. С другой стороны горного хребта открывались Восточные Врата, выходившие в долину Нандухирион (или Азанулбизар на языке гномов).

История основания

Этот город-государство был основан Дурином Бессмертным ещё в бессолнечную Эпоху Деревьев, за несколько тысяч лет до Пробуждения Людей. Изначально Дурин Первый жил под горой Гундабад на севере Мглистых гор. Путешествуя на юг, он достиг высокогорного озера, где увидел отражение звёзд в воде в виде короны, сверкающей над его головой. Приняв это как благоприятное знамение, Дурин впоследствии сделал это место своим новым домом. Он назвал это озеро Зеркальным или Келед Зарам, и оно оставалось почитаемым местом среди гномов — обитателей города, который он назвал Кхазад-Дум, ставший известным позже как Мория.

В Мории Дурин основал клан Длиннобородых — самый древний из семи кланов гномов, став королём Кхазад-Дума. Впоследствии шестерым из его потомков и наследников давали его имя, поскольку они были очень похожи на своего праотца. Их считали перевоплощениями Дурина Бессмертного.

В начале Второй Эпохи в Морию переселилось множество гномов из разрушенных в ходе Войны Гнева западных гномьих городов Ногрода и Белегоста, располагавшихся в западной части горного хребта Эред Луин. Гномы Кхазад-Дума тогда торговали, чтобы поддерживать дружбу с царством эльфов-нолдор Эрегионом, но эта дружба прекратилась после создания Сауроном Кольца Всевластья и разрушения эльфийского царства. Врата Кхазад-Дума были надолго закрыты, и Саурон так и не смог войти в это место.

Падение Кхазад-Дума

Главное богатство Мории состояло не в железе, серебре или золоте, а в драгоценном металле — мифриле, который был найден только здесь. В 1980 году Третьей Эпохи гномы, исчерпав более доступные мифриловые жилы, ушли на самые глубинные горизонты и невольно пробудили балрога, которого они назвали Погибелью Дурина, поскольку он убил короля Дурина VI в том же году и в следующем году — Наина Первого, его сына. Гномы оказались бессильными перед Погибелью Дурина и потому были вынуждены бежать из Кхазад-Дума. После этого Кхазад-Дум стал местом страха и зла, и именно тогда эльфы назвали его Мория (Чёрная Бездна).

Некоторое время спустя орки Мглистых Гор сделали Морию своим обиталищем, но в 2790 году Т. Э. бывший Король-Под-Горой Трор, потомок Дурина Бессмертного, опрометчиво попытался повторно занять свой наследственный дом. Он был убит предводителем местных гоблинов Азогом, и это убийство развязало войну гномов и орков, которая завершилась кровавым сражением в Азанулбизаре за восточными вратами Мории девять лет спустя. Гномы победили, но они понесли большие потери и не стали занимать Морию, не желая встречаться с Погибелью Дурина.

Несколько поколений позже Балин, который сопровождал хоббита Бильбо Бэггинса во время его знаменитого путешествия в Эребор, описанного в «Хоббите, или Туда и обратно», собрал новую группу гномов, чтобы снова попытаться восстановить древний город. Первоначально удача сопутствовала ему, но через несколько лет группа Балина была уничтожена орками и Погибелью Дурина; об их судьбе узнали лишь многие годы спустя.

Мория во время Войны Кольца

К концу Третьей Эпохи, во время событий, описываемых во «Властелине колец», Мория вновь стала местом страха и ужаса. Когда Фродо Бэггинс на пути из Ривенделла вместе с Братством Кольца были остановлены горным обвалом, они были вынуждены пройти через Морию. После многочисленных попыток подобрать пароль к Западным Вратам Мории двери удалось открыть словом «Друг», произнесённым на эльфийском.

В чертоге Мазарбул (Летописном) члены Братства обнаружили летопись Балина и узнали судьбу его неудачной экспедиции и гибелью Дурина. В тот же день они были атакованы группой орков. Маг-Истари Гэндальф Серый встретил демона на узком Морийском мосту около развалин Восточных ворот Мории, где они сразились один на один и во время поединка вместе сорвались с моста в Морийский ров. Остальная часть Братства, повинуясь приказу Гэндальфа, отступила по мосту.

Хотя и Гэндальф, и балрог пережили падение, они продолжили свой легендарный поединок на дне рва, поднимаясь от исконных глубин ниже Мории к одной из вершин горы, в конечном счёте уничтожив вершину легендарной Бесконечной Лестницы Кхазад-Дума.

Со смертью балрога для Длиннобородых наконец открылась возможность восстановить свою древнюю родину, и говорят, что Дурин VII — потомок Дурина Бессмертного наконец привёл свой народ назад, в их долгожданную древнюю родину, спустя несколько столетий после её разрушения, восстанавливая то, что осталось от некогда могущественного Кхазад-Дума.

Архитектурный стиль Мории

В изображениях художников Аллана Ли и Джона Хоува архитектура Мории представлена в романском стиле, с цилиндрическими колоннами и полукруглыми арками и сводами. В фильме Питера Джексона, чтобы зритель с первого взгляда мог отличить архитектуру гномов от архитектуры нуменорцев — Минас-Тирит представлен в романском стиле, а Мория — с преобладанием строгих геометрических форм, прямых линий и углов в 90, 45 и 135 градусовК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 4415 дней].

Напишите отзыв о статье "Мория"

Примечания

  1. [tolkiengateway.net/wiki/Moria Etymology of «Moria».], Tolkien Gateway


Отрывок, характеризующий Мория

– Наше дело исполнять свой долг, рубиться и не думать, вот и всё, – заключил он.
– И пить, – сказал один из офицеров, не желавший ссориться.
– Да, и пить, – подхватил Николай. – Эй ты! Еще бутылку! – крикнул он.



В 1808 году император Александр ездил в Эрфурт для нового свидания с императором Наполеоном, и в высшем Петербургском обществе много говорили о величии этого торжественного свидания.
В 1809 году близость двух властелинов мира, как называли Наполеона и Александра, дошла до того, что, когда Наполеон объявил в этом году войну Австрии, то русский корпус выступил за границу для содействия своему прежнему врагу Бонапарте против прежнего союзника, австрийского императора; до того, что в высшем свете говорили о возможности брака между Наполеоном и одной из сестер императора Александра. Но, кроме внешних политических соображений, в это время внимание русского общества с особенной живостью обращено было на внутренние преобразования, которые были производимы в это время во всех частях государственного управления.
Жизнь между тем, настоящая жизнь людей с своими существенными интересами здоровья, болезни, труда, отдыха, с своими интересами мысли, науки, поэзии, музыки, любви, дружбы, ненависти, страстей, шла как и всегда независимо и вне политической близости или вражды с Наполеоном Бонапарте, и вне всех возможных преобразований.
Князь Андрей безвыездно прожил два года в деревне. Все те предприятия по именьям, которые затеял у себя Пьер и не довел ни до какого результата, беспрестанно переходя от одного дела к другому, все эти предприятия, без выказыванья их кому бы то ни было и без заметного труда, были исполнены князем Андреем.
Он имел в высшей степени ту недостававшую Пьеру практическую цепкость, которая без размахов и усилий с его стороны давала движение делу.
Одно именье его в триста душ крестьян было перечислено в вольные хлебопашцы (это был один из первых примеров в России), в других барщина заменена оброком. В Богучарово была выписана на его счет ученая бабка для помощи родильницам, и священник за жалованье обучал детей крестьянских и дворовых грамоте.
Одну половину времени князь Андрей проводил в Лысых Горах с отцом и сыном, который был еще у нянек; другую половину времени в богучаровской обители, как называл отец его деревню. Несмотря на выказанное им Пьеру равнодушие ко всем внешним событиям мира, он усердно следил за ними, получал много книг, и к удивлению своему замечал, когда к нему или к отцу его приезжали люди свежие из Петербурга, из самого водоворота жизни, что эти люди, в знании всего совершающегося во внешней и внутренней политике, далеко отстали от него, сидящего безвыездно в деревне.
Кроме занятий по именьям, кроме общих занятий чтением самых разнообразных книг, князь Андрей занимался в это время критическим разбором наших двух последних несчастных кампаний и составлением проекта об изменении наших военных уставов и постановлений.
Весною 1809 года, князь Андрей поехал в рязанские именья своего сына, которого он был опекуном.
Пригреваемый весенним солнцем, он сидел в коляске, поглядывая на первую траву, первые листья березы и первые клубы белых весенних облаков, разбегавшихся по яркой синеве неба. Он ни о чем не думал, а весело и бессмысленно смотрел по сторонам.
Проехали перевоз, на котором он год тому назад говорил с Пьером. Проехали грязную деревню, гумны, зеленя, спуск, с оставшимся снегом у моста, подъём по размытой глине, полосы жнивья и зеленеющего кое где кустарника и въехали в березовый лес по обеим сторонам дороги. В лесу было почти жарко, ветру не слышно было. Береза вся обсеянная зелеными клейкими листьями, не шевелилась и из под прошлогодних листьев, поднимая их, вылезала зеленея первая трава и лиловые цветы. Рассыпанные кое где по березнику мелкие ели своей грубой вечной зеленью неприятно напоминали о зиме. Лошади зафыркали, въехав в лес и виднее запотели.
Лакей Петр что то сказал кучеру, кучер утвердительно ответил. Но видно Петру мало было сочувствования кучера: он повернулся на козлах к барину.
– Ваше сиятельство, лёгко как! – сказал он, почтительно улыбаясь.
– Что!
– Лёгко, ваше сиятельство.
«Что он говорит?» подумал князь Андрей. «Да, об весне верно, подумал он, оглядываясь по сторонам. И то зелено всё уже… как скоро! И береза, и черемуха, и ольха уж начинает… А дуб и не заметно. Да, вот он, дуб».
На краю дороги стоял дуб. Вероятно в десять раз старше берез, составлявших лес, он был в десять раз толще и в два раза выше каждой березы. Это был огромный в два обхвата дуб с обломанными, давно видно, суками и с обломанной корой, заросшей старыми болячками. С огромными своими неуклюжими, несимметрично растопыренными, корявыми руками и пальцами, он старым, сердитым и презрительным уродом стоял между улыбающимися березами. Только он один не хотел подчиняться обаянию весны и не хотел видеть ни весны, ни солнца.
«Весна, и любовь, и счастие!» – как будто говорил этот дуб, – «и как не надоест вам всё один и тот же глупый и бессмысленный обман. Всё одно и то же, и всё обман! Нет ни весны, ни солнца, ни счастия. Вон смотрите, сидят задавленные мертвые ели, всегда одинакие, и вон и я растопырил свои обломанные, ободранные пальцы, где ни выросли они – из спины, из боков; как выросли – так и стою, и не верю вашим надеждам и обманам».
Князь Андрей несколько раз оглянулся на этот дуб, проезжая по лесу, как будто он чего то ждал от него. Цветы и трава были и под дубом, но он всё так же, хмурясь, неподвижно, уродливо и упорно, стоял посреди их.
«Да, он прав, тысячу раз прав этот дуб, думал князь Андрей, пускай другие, молодые, вновь поддаются на этот обман, а мы знаем жизнь, – наша жизнь кончена!» Целый новый ряд мыслей безнадежных, но грустно приятных в связи с этим дубом, возник в душе князя Андрея. Во время этого путешествия он как будто вновь обдумал всю свою жизнь, и пришел к тому же прежнему успокоительному и безнадежному заключению, что ему начинать ничего было не надо, что он должен доживать свою жизнь, не делая зла, не тревожась и ничего не желая.


По опекунским делам рязанского именья, князю Андрею надо было видеться с уездным предводителем. Предводителем был граф Илья Андреич Ростов, и князь Андрей в середине мая поехал к нему.
Был уже жаркий период весны. Лес уже весь оделся, была пыль и было так жарко, что проезжая мимо воды, хотелось купаться.
Князь Андрей, невеселый и озабоченный соображениями о том, что и что ему нужно о делах спросить у предводителя, подъезжал по аллее сада к отрадненскому дому Ростовых. Вправо из за деревьев он услыхал женский, веселый крик, и увидал бегущую на перерез его коляски толпу девушек. Впереди других ближе, подбегала к коляске черноволосая, очень тоненькая, странно тоненькая, черноглазая девушка в желтом ситцевом платье, повязанная белым носовым платком, из под которого выбивались пряди расчесавшихся волос. Девушка что то кричала, но узнав чужого, не взглянув на него, со смехом побежала назад.
Князю Андрею вдруг стало от чего то больно. День был так хорош, солнце так ярко, кругом всё так весело; а эта тоненькая и хорошенькая девушка не знала и не хотела знать про его существование и была довольна, и счастлива какой то своей отдельной, – верно глупой – но веселой и счастливой жизнию. «Чему она так рада? о чем она думает! Не об уставе военном, не об устройстве рязанских оброчных. О чем она думает? И чем она счастлива?» невольно с любопытством спрашивал себя князь Андрей.